скачать книгу бесплатно
– Горошек грузили. – Ответила та. – А потом я смотрела на пальцы.
…Они познакомились странно. Полянская кипятила воду для капучино, когда с ней стал разговаривать чайник. Полянская не особенно удивилась. Это могло быть следствием чего угодно – от теплового удара до трёхдневной комы от отравления, полученного в результате случайной дегустации секрета шеф-повара. Надо сказать, что, как и любая женщина двадцати лет, Полянская вообще ничему не удивлялась, потому что уже знала об этом мире всё и весьма от него устала. Но потом она узнала, что её сменщица Гнатюк тоже слышала, как чайник иногда странно ругается. Через чайник Полянская договорилась с Пиратом о встрече, и с тех пор каждый вечер они собирались вместе на берегу и водили дружеские беседы.
А ещё приходила Обезьяна. Она была не только инструментом заработка фотографа Лебедько, но и его тайным ангелом-хранителем. Каждый вечер, когда он диагоналями приходил домой, переведя в исполинскую печень все переводы «СберОнлайн» от благодарных воронежских матерей за фотоснимок с «Какааая обезьяяяянка Трофим не трогай руками вдруг заразная!!!» и плашмя падал на сизый матрац, Обезьяна аккуратно снимала с его ног сбитые остроносые туфли и выкладывала на видное место паспорт. Надо сказать, что это было трогательно, но достаточно глупо. Снятая обувь и невредимый паспорт держали Лебедько в твёрдой уверенности, что он умеет пить.
…Обезьяна спрыгнула с шелковицы и, побегав по Полянской, удобно улеглась на её острых коленях.
– О чём сегодня поговорим? – спросил Пират.
– Об Олеге из хостела, – предложила Полянская. Олег был претендентом на новый курортный роман.
– И что тебе в нём не нравится?
– Он рыжий.
– А-А!!! – спросила Обезьяна.
– Что значит «и что»?! Рыжие – они ж как хамелеоны! В жару они красные, в мороз – синие… Два месяца в году только, блять, естественного цвета – в мае и сентябре!
– А-АА!!!
– Не, с Игорем точно всё. – Отрезала Полянская.
– А этот-то чем не угодил?
– Он некрасиво смеётся. Разевает рот как пеликан. Туда, блин, баржа войдёт, ещё и место останется.
– Клянусь богом, ты сдохнешь, облепленная кошками!
– Лучше кошками, чем пеликаном!
– А-АА!!!
– Вот именно.
…Так они могли сидеть до утра, и Полянская совершенно не чувствовала себя уставшей. Может быть потому, что в обществе друзей она не напрягалась быть не собой. Очень ценное преимущество общества друзей.
И каждое утро у них был свой ритуал. Полянская засовывала голову в лицо Пирата, и он её глазами любовался восходом, вдыхал её носом утренний бриз, чувствовал её губами морскую соль.
– Достаточно. – вздыхал Пират. – Обезьяна, отведи меня на бульвар. Скоро повыползают мочекаменные из пансионата.
И все расходились по своим рабочим местам, а Обезьяна бежала хлестать Лебедько по небритым щам, чтобы тот снова продолжил щёлкать экзальтированных карапузов.
…Однажды вечером Полянская пришла на посиделки в таинственном настроении, что-то пряча за спиной.
– Что это ты там прячешь, разрази меня гром?! – Спросил Пират, греясь у костра, заботливо разведенного Обезьяной.
– Теперь ты сможешь всегда смотреть на восход. – Ответила Полянская и протянула Пирату его лицо. Накануне тайна вещающего чайника была ею случайно разгадана. Всё дело было не в нём, а в подставке, на которую официантка ставила кипячёное сырьё для капучино. Подставка, отлипнув от эмалированного дна, грохнулась оземь и перевернулась – и на Полянскую с пола уставился выпиленный лобзиком лик Джонни Деппа. У курортного художника было своё оригинальное видение голливудской звезды, поэтому лицо Джонни выглядело скорее как предсмертная маска жертвы химатаки. Но это, несомненно, был он.
Полянская аккуратно вставила лицо в Пирата. Тот с треском открыл глаза, немного повредив налёт жира и копоти. Посмотрел на Полянскую, окинул взглядом море и звёзды.
– А-АА!!
– Ну и что, зато своё! – Ответила Обезьяне Полянская.
Пират молча снял лицо и бросил его в костёр.
– Нафига ты это сделал?! Ты больше никогда не увидишь мир своими глазами!
– Но тогда я больше не увижу другие миры.
– Какие миры?
– Вариации этого, только другими глазами. Тех, кто вставляет свои лица в моё.
– Я думала, тебе противно, что в твоей голове чужие хари!
– Вовсе нет. Наоборот, я познаю его и знаю куда больше о нём с помощью других. Оказывается, мир может быть ярким, когда идёт дождь. Или тусклым и серым в солнечный день. Холодным в нестерпимую жару и спокойным в распоясавшийся ветер. Иногда я вижу красоту там, где её, казалось бы, нет. Я наблюдаю ужас и чудовищность в том, что привыкли считать идеалом. Это моё сокровище.
Огонь доел Джонни Деппа, навсегда закрыв эту тему.
…Конец августа выжег зелень и покрыл медью даже вечнобелых алкоголиков. Ночи стали вязкими, чёрной ртутью обволакивая клокочущее фейерверками жерло Курорта. Настала пора возвращаться Полянской в родной Ростов. Последний раз она выслушала комплименты посетителей по поводу вкусных пельменей. Последний раз, что пельмени как дохлые медузы – от их жён. Последний раз в году налюбовавшись изящностью своих напедикюренных пальцев, она зашагала на последнюю встречу с курортным другом. Ну и Обезьяной, конечно.
– А-АА!!!
– Я тоже буду скучать, мохнатая дрянь…
– Как там Славик? – спросил Пират.
– Нету больше в моей жизни Славика.
– А-АА!!!
– Да, нравился. Пока я не узнала, что он толкиенист.
– Это плохо?
– Это дебилизм. Он хотел мне приклеить эльфийские уши перед… перед сном.
Полянской показалось, что Пират улыбнулся.
– Хочешь совет? – Спросил он Полянскую.
– Валяй, хули.
– Посмотри мне в лицо.
Полянская пожала плечами и заглянула за лицевой пиратский проём – туда, где за тонким слоем фанеры виднелось море.
– Что ты видишь?
– Чайка срёт на камень.
– Вот в этом-то и твоя проблема. Ты видишь чайку.
– А не надо было? Господи, что ж она ела?!
– Ты предаёшь ей слишком большое значение. Из-за этой… как её, дьявол…
– А-АА!!!
– Точно, спасибо, Обезьяна, из-за перспективы. Чайка кажется тебе слишком большой и значимой. Хотя на самом деле чайка – ничто в сравнении со всем остальным, на что ты не обращаешь внимания.
Полянская пригляделась – и действительно, за неунимающейся чайкой она увидела здоровенную луну, приветственно выложившую золотую дорожку прямо к ногам Полянской, и уходящую очень далеко, за горизонт и дальше, в небе, переходящую в Млечный Путь, по которому летели наперегонки яркие точки спутников. Полянская даже не заметила, как чайка сорвалась с камня и, шумно хлопая крыльями, растворилась в чёрном дёгте августовской ночи.
– Научись смотреть сквозь лица, Полянская. И отделять значимое от незначительного говна.
…Вернувшись в Ростов, Полянская быстро забыла своих курортных друзей. Фанерные пираты и вредные обезьяны не имеют привычки заводить е-мэйлы и переписываться в Ватсапе. Из её жизни исчезли курортные романы, уступив место сексу. Хотя секс – это тот же курортный роман, только в Ростове.
…Поправив зелёную кепку и поставив красный телефон на беззвучный режим, Полянская лицемерно пригласила кого-нибудь к свободной кассе. Здоровенный лоб, распихнув подслеповатых хипстеров, навис над Полянской мускулистым мысом.
– Супербургер, наггетсы и колу, мля.
Полянская посмотрела на него и задёргала глазом.
У лба не было лица. Там был маленький полосатый котёнок, дрожащий под серым косым дождём. Котёнок жалобно мяукнул и прижался к кирпичной стене. Полянская улыбнулась.
– Чо смешного, мля?! – Котёнок оскалился и вздыбил шерсть, имитируя тигра, отчего стал ещё смешнее и одновременно жалостливее.
– Кис-кис-ки… Извините. – Произнесла Полянская и выбила чек.
…С тех пор она стала видеть сквозь лица. За лицами умников она видела стеллажи недочитанных книг с кучей вырванных страниц, то ли непонятых, то ли непринятых. Она видела Хаос в причесанных перфекционистах, ядерные взрывы в неприметных «серых мышах», огромные стальные колонны в маленьких плачущих женщинах. И эту свою суперсилу грех было не использовать в личных целях.
Поэтому Полянская очень удачно вышла замуж. И, разумеется, через год развелась. Просто ей очень понравились его клоуны. Они были очень смешные и уморительно шутили. Но со временем их шутки приелись, а новых они не придумали. А когда они ушли, осталась лишь пустая арена с ворохом жухлых опилок.
… – Ролл Цезарь с курицей ииииии…. – Парень в майке «Марвел» задумчиво почесал рыжую голову и заметно покраснел. – Американо. Маленький. В смысле американо маленький.
– Ща. В смысле чёт ещё тебе.. Вам? – Бесцветно спросила Полянская и вдруг добавила. – Давай поженимся?
Лицо клиента стало синим, но Полянская даже этого не заметила. Она смотрела на море, облизывающее белый коралловый песок. Там, за синим веснушчатым лицом было столько тепла и света, что Полянская не поверила – такого не бывает. Не бывает таких изумрудных мангровых рощ, не бывает такого золотого солнца, не обжигающего, но согревающего. В интернетах нет экзотических картинок такой сочности, хоть годами их фотошопь. И вместе с тем это выглядело так естественно, так уютно и одновременно масштабно… Лёгкий порыв ветра разом сдул с Полянской наработанный годами налёт цинизма и напускной социопатии.
…Я встретил их недавно в парке. Они шли рука об руку – он по мокрой асфальту, она – босиком по коралловому песку, и море лазурными языками волн слизывало её следы. Море, в котором пальцы кажутся безумно красивыми.
АКТЁР
– …Сатанюк не режиссёр. Просто никто. – Постановил актёр Данилов, отхлебнув вина из залапанного бокала. – Ты видел первую серию его «Нелюбимых Богом»? Это… это рвотный рефлекс с первого кадра! Просто торжество безвкусицы! Пир рукожопства! Абсолютное непонимание профессии!
– Я там снимался… – Отозвался актёр Берко.
– Да. Да. Ты там очень хорош. Просто потрясающ. Один только и тянешь это уныло говно.
– Благодарю покоррррно…
С барной стойки сорвалась заснувшая было официантка и спикировала к их столику.
– Извините, мы закрываемся… – что в переводе с официантского на русский означало «Убирайтесь прочь, сраные ублюдки, не забыв оставить намёк на чаевые. Хотя бы раз, сука!!!».
– Я расплачусь. – Сказал Берко, и Данилову тут же расхотелось в туалет.
Оба выползли из ночного кафе в потрескавшейся подбрюшине здания театра. Такси поглотило тело Берко и понесло в новую квартиру. Оставшийся «ждать свою машину» Данилов закурил тонкую сигарету и глянул на часы – до закрытия метро оставалось еще полчаса.
– Алё, Сатанюк?… Ты в городе? А, дома… А что ж так – пятница же! Завтра рано кастинг? Я помню, да. Конечно выучил, чего там учить. – Данилов вяло помахал свёртком листов с распечатанной сценой. – А? Да не, я просто нарвался тут на эту бездарь Берко, еле отделался. Буэнос ночас, мон шер!
Данилов неспешно направил свои зауженные брюки в сторону «Пушкинской». Вино (бокал купленного и два литра принесенного за пазухой и распитого втайне от официантов) разогрело в груди собственное величие, отчего последнее увеличилось в размерах и перевело Данилова из просто актёров в великолепные. Ещё бы! Он пересмотрел всего Бергмана и фон Триера! За свои неполные 27 он уже примерил на себя образы трёх курьеров, девятерых жертв трудно распутываемых убийств и даже одного Станислава – фельдшера нелегального абортария с двумя страницами текста! А что Берко? Саранский ТЮЗ – вот его уровень. Ему просто повезло с пронырой-агентом. И с фамилией на «Б», отчего и находится в самом начале каталога «Кинопоиска». И соглашается на всякие высеры Сатанюка. Будут, будут еще роли! Просто пока не везёт. То химии с актрисой нет (хотя какая Хохлачевская актриса, я вас умоляю!), то продюсер «его не увидел» (Господи, да ты закончил цирковое училище, какой ты профессионал?!), то…
– Братан, а где тут метро? – Окликнул Данилова кто-то.
– Под землёй. – Огрызнулся актёрище Данилов, которому помешали купаться в Океане Несправедливости. Кто-то, кто приехал в столицу на выходные по путёвке Челябинского Тракторного Завода, даниловский статус не оценил. И чётким ударом рабоче-крестьянского кулака благословил артиста на принудительный отдых меж двумя мусорными баками. Тяжёлый занавес нокаута бархатно опустился между Даниловым и реальностью…
… – Эй… Ты жив?
Данилин открыл глаза. В лунном свете между баками он разглядел маленькое мохнатое нечто, сидящее на его впалой груди. Данилин проморгался, разогнав серебристых посленокаутовых фей, и тут же захотел вернуть их обратно: нечто оказалось худой облезлой крысой. И что самое отвратительное – вполне себе живой.
– Жив. – Констатировала крыса и спрыгнула на разбросанные по асфальту листы сценария. – Этот текст… Ты что, актёр?
– Именно! – Надменно ответил Данилов.
– Какая-то детективная история, судя по всему… – Крыса в прямом смысле пробежалась по тексту, поводила по строчкам розовым носом. – Господи, ну и дерьмище! И это сейчас снимают?
– Да что ты в этом понимаешь? – Возмутился Данилов.
– Я живу под театром!
– А-а-а-а-а. Ну тогда конечно, извини, беру свои слова обратно. Не хочешь открыть продюсерские курсы? – Съязвил Данилов. Но крыса его уже не слушала.
– Сцена вообще не дышит… Никакой разницы в состояниях между интро и финалом. Бог мой, а реплики! Реплики! Будто роботы беседуют с попугаями! И на кого ты пробуешься?
– На опера Живалюка.
– Поняяяятно. Хочешь, помогу тебе вжиться в роль?
– Это каким образом?
– На вот волшебную… – Крыса стала рыться в своём меху. – Волшебную… Да где ж она, мать… Ай, пофигу.
Зверёк подобрал с земли кем-то выброшенный конфетный фантик:
– …Волшебный фант. Держи. Бери-бери. А теперь сожми, так, нормально его пожмякай.
