Релокейшн

скачать книгу бесплатно

– То есть ты будешь пить в любом случае, правильно я понимаю?

– Пить! Скажешь тоже, пить! Пить – это коньяк, виски, водку, самогон на крайний, а вино – это… как ты там говорила?

Орлет вздохнула. «Ну, почему все повторяется? Почему мы ходим по кругу, не имея возможности выйти из давно приевшихся форм общения…» И, не успев додумать, Орлет вдруг со всей ясностью увидела движение своего тела. Оно сделало шаг навстречу плавающему в бокале солнцу и сомкнуло пальцы на тонкой хрустальной ножке.

– Метафизика. Я говорила, что вино – это метафизика. – Орлет наблюдала за раскрытием букета. Именно наблюдала, поскольку летучие, ароматные, невидимые уже начали свою работу, соединяя и притягивая, обогащаясь и видоизменяясь. – Хорошему вину нужны разбуженные рецепторы, – беглый взгляд в сторону Адамова, – способные воспринимать тончайшие оттенки переплетающихся вкусовых изменений, понимаешь? Ему нужен спокойный, воспитанный ценитель. А вот страстные натуры превращают вино в безумие, низводят его до пошло-бытового уровня, вливая в себя литрами, теряя смысл и предназначение напитка, а впоследствии и собственной жизни.

– Ой, как грубо, Орлет! Как грубо!

– А по-моему, очень аккуратно.

– Это ведь обо мне?

– Это я в целом. Просто рассуждаю. Могу я просто порассуждать?

– Нет. Ты – не можешь.

– Могу. И я вот так рассуждаю: вино – это чудо в чистом виде! Мы его воспринимаем как должное, привычное. Узко очень воспринимаем. Утилитарно. А это, между прочим, эталонный синергетический процесс. Виноградная лоза, соединяя небо и землю, запускает в глубины корни-вены и, как художник, оставляет нам на память природное полотно своих настроений, соединенное с энергией человеческих рук. Все влияет друг на друга, и от качества этих влияний будет зависеть результат.

– Это как раз то, что мне нужно! Качественное влияние и нужный мне результат.

Орлет молчала, подвесив паузу и давая возможность Митхуну наконец сказать то, для чего ее позвали. Собственно, ради этого она здесь, а не для того, чтобы пить вино и говорить о вечном. «Однако быстро он начал, похоже, что это действительно срочно».

– Пришли срезы предварительных опросов, – продолжил Митхун, мгновенно собравшись и убрав с лица игривую легкость. – Рейтинги упали. По всем пунктам. Нужно организовать внеочередную «Смену». Промыть им всем мозги хорошенько. Осчастливить, объединить, подкорректировать, все, что ты так хорошо умеешь.

Орлет поднесла к губам бокал. Фруктово-цветочная нежность томно растеклась, чуть задержавшись на языке, и тут же изменилась, заиграв другими красками.

– Все меняется, – произнесла она вслух, – как вкус вина. Все меняется, и это нормально.

– Я полжизни угрохал на то, чтобы быть там, где я нахожусь, – с жаром продолжил Митхун. – Рядом со мной люди, которые привыкли жить так, а не иначе. Я за них отвечаю. Я обязан обеспечить им привычный уровень жизни.

– А почему ты решил, что они без тебя пропадут?

– Какого черта, Дитрих, ты со мной или нет? Я хочу, слышишь, я хочу, – уже кричал Адамов, – внеочередную «Смену обстановки».

Орлет чувствовала рокочущую, волнообразную энергию гнева. Своего гнева.

– Неужели это так трудно понять? – брызгая слюной, орал Митхун. – С тобой или без тебя я это сделаю!

«Лучше уж со мной», – пронеслось белкой-летягой в голове у Орлет.

– Это будет дорого. Очень дорого, ты должен это знать, Адамов. Графики «Смен» и лучших творцов расписаны на годы вперед. Нам придется как-то договариваться.

– Вот это я понимаю, вот это уже похоже на разговор. Договаривайся, Орлет. Договаривайся.

Орлет с большим трудом успокоила свою первую вспышку клокочущего недовольства.

**Это такая ситуация дурацкая. Как только я для себя решила, что больше не хочу тратить свою жизнь на этот маскарад, тут же появляется новое красочное действие. Барабаны стучат, перья взлетают, тебе бы в сторону отойти, чтобы пропустить этот цветной поток, но, пока ты размышлял, он увлекает тебя за собой. И это не твое решение и даже не твое желание. Понимаешь, о чем я? И теоретически я, конечно, могла отказаться. Но я не могла. Вот этот элемент неожиданности, который невозможно ни предсказать, ни предвидеть, он ставит тебя в безвыходное положение. И первая реакция – это всегда негатив и раздражение. Тем более тогда, когда ты собрал все силы для того, чтобы закрыть эту старую дверь. Я думала, сейчас я изменю свою жизнь до неузнаваемости, покончу с тайнами, займусь живописью, выйду замуж, в конце концов. И – на тебе – опять цыгане с медведем…**

«Просто прими все как есть. Настройся, и в путь», – уговаривала себя Орлет, садясь в приехавший за ней кэб.

– Что будете слушать во время пути? – спросил приятный женский голос оператора кэба.

– Карл Дженкинс. Палладио. Первая часть.

Часть вторая

Глава 10

Более тридцати лет до описанных событий. Где-то в городе Н.

– Ты должна пойти туда! Я с самого твоего детства мечтала, что ты станешь актрисой.

– Мам, но это не совсем то…

– Не вижу разницы. Ты будешь с культурными людьми, интеллигентными! Это же лучшие люди страны.

– Значит, так! Кто это у нас? Орлет Иванцова, – председатель комиссии, смурной дядька в нездешних, светлых брюках, разглядывал ее поверх очков.

**Минуточку, прежде чем продолжить, мне кажется, стоит объясниться. Вернее, познакомиться. Да-да, я помню, что мы уже знакомились, однако сейчас многое изменилось, и это стоит проделать еще раз.

Итак, я нано-программа самопомощи для людей, находящихся в тяжелых психологических ситуациях. Меня могут звать как угодно, но в этот раз мое имя Орлет Дитрих. Оно ровно такое, как и имя моего пользователя. Вместе мы осуществляем арт-терапию, занимаясь сотворчеством. Одновременно с созданием художественного произведения – картины, фильма или вот так, как сейчас, романа – мы вскрываем глубинные психологические проблемы пользователя путем принятия себя, анализа, пересборки прошлого и поиска нового взгляда на укорененные сценарии его жизни. Постепенно пользователь дополняет меня новой информацией, и я меняюсь. Меняюсь вместе с ним. Я могу вступать в диалог, задавать вопросы и сама же на них отвечать, предлагая пользователю поучаствовать в развитии сюжета и обдумывании. Пользователь, в зависимости от этапа терапии, может находиться как внутри создаваемого нами произведения, так и наблюдать за ним со стороны. Он может дополнять, фантазировать, но иногда ситуации настолько печальные и сложные, что сначала приходится просто сосредоточить все свои ресурсы на создании заинтересованности у пользователя, вовлечении его в процесс терапии и удержании внимания. Только с разрешения пользователя такая программа, как я, может обнаружить себя и оставить о себе память в художественном произведении. И этот этап очень важный для нас обоих. Такое обоюдное исследование через частное, которое открывает значение исторических процессов и смыслов целого поколения. Следуя художественной структуре произведения, я призвана обработать идеологию эпохи и расшифровать смыслы, имеющие свое отражение в психике индивида. Мелочей в этом вопросе быть не может, поскольку любая мелочь при ближайшем разностороннем рассмотрении выявляет целый ряд последовательностей, приводящих к пониманию процесса. Вот, к примеру, выражение «нездешние брюки». Оттолкнемся от простого.

Во времена моей мятущейся юности в магазинах как основной товар присутствовала звенящая тишина. А те вещи, которые случайно «выбрасывали» – да-да, именно в такой, о многом говорящей формулировке, – были грустны, невнятны и однотипны. В основном серого, черного и темно-зеленого цветов. Чтобы немаркие, практичные, скромненькие. И когда перед взором людским вырисовывались вещи со своим нестандартным кроем, да еще и светлые, ясно было сразу, что родились они в странах далеких, ненашенских. Да и рискнуть надеть такие мог не каждый. Только тот, у кого есть связи, деньги и, может быть, даже возможность пересекать границу. Счастливая возможность.**

– И-ван-цо-ва, – еще раз прочитал по слогам ее фамилию председатель и, положив листок со списком конкурсантов, не мигая уставился прямо в глаза.

Орлет молчала, зная простое правило: пока тебя не спросили напрямую, лучше вообще ничего не говорить. Тише едешь – дальше будешь, частенько повторяла ее бабушка, и Орлет прекрасно понимала, что любая поспешность может привести к непоправимым вещам. Смотреть, слушать, быть максимально естественной. И, самое главное, не позволять эмоциям выйти из-под контроля.

**Вообще, это из разряда чудес было. Моей маме случайно попадает в руки объявление, она случайно говорит об этом мне, я случайно решаюсь туда пойти, и не просто пойти, а еще и заявление на участие в конкурсе подать. Конкурс проводило Министерство культуры совместно с комитетом госбезопасности. О том, что такое этот самый комитет и чем занимается, я толком ничего не знала. Не задумывалась об этом. Единственное, что заведенным волчком крутилось у меня в голове, – что это невероятный шанс, не вступая в конфронтацию с системой, вдруг получить возможность выбраться из-под ее железного занавеса. Знаешь, что такое железный занавес? Это когда ты можешь находиться только в своей стране. И чтобы попасть в какую-то другую, ты должен стать кем-то очень нужным и важным. Например, выдающимся спортсменом, музыкантом или переводчиком. Или стать актером и попасть в труппу главного театра страны. В этом случае ты можешь путешествовать. Понятное дело, что только с командой на соревнования или с труппой на гастроли, но все же можешь. Для остальных граница государства закрыта тем самым железным занавесом. Я была крайне любопытна и любознательна, хотелось узнать, как там она без нас, эта заграница? Нам говорили, что в материализме загнивает. Хотелось посмотреть. Рассуждала, что, если есть чему загнивать, значит, можно еще насладиться остатками гниения, которые, как рассказывают редкие очевидцы, очень похожи на чудесную сказку. Ну да, конкурс огромный был. Шесть мест всего. Рокеры, художники, спортсмены, танцоры, поэты – все разнообразие флоры и фауны.**

«Интересно, где они все до этого прятались», – размышляла Орлет, наблюдая за этим разнокалиберным обществом. Они разместились прямо на улице в прилегающем к зданию Министерства культуры дворе. И вдруг почувствовала, что за ней тоже наблюдают. Откуда-то сверху. Похоже, со второго этажа. Именно там расположилась конкурсная комиссия. Орлет не стала поднимать головы, чтобы рассмотреть, кто это. Ей этого не требовалось. Перед ее мысленным взором стал вырисовываться портрет мужчины. Худой, невзрачный, небольшого роста, весь в сером. Цвет кожи и волос почему-то тоже были с сероватым отливом. Орлет вздрогнула, и видение пропало. «Показалось. Наверное, от волнения, – подумала Орлет. – Соберись, давай!» – приказала она себе, сгребла себя в кучу и снова заняла позицию наблюдателя, как вдруг появился некий сгусток энергии. Невероятно обаятельный и нелепый одновременно. Орлет просто смыло, снесло вместе со всеми ее размышлениями, наблюдениями и выводами. Картина происходящего начала растягиваться и дрожать. Ее границы размылись, и на передний план выступил парень. Вокруг него уже собрались стайкой добравшиеся до третьего тура соискатели нового. Однако на его фоне остальные смотрелись блекло и неубедительно. «Так вот что такое сценическое обаяние», – подумала Орлет. Все строилось вокруг этого лица. Парень смешно морщил нос, активно жестикулировал и смеялся, как, по мнению Орлет, должен смеяться древний мифический бог: громко, властно и раскатисто. Он то и дело поглядывал на Орлет, словно ища ее поддержки и вместе с тем проверяя силу своего обаяния. Орлет улыбнулась, но подходить не стала. Что-то удержало ее, а она привыкла доверять своему «что-то».

– Нравится? – спросило «что-то» незнакомым женским голосом. Орлет повернула голову к заставшему ее врасплох звуку и увидела рядом с собой девушку красоты необыкновенной. «А вот с таких, наверное, пишут картины, – молниеносно пролетело у Орлет, – и посвящают стихи. Муза в чистом виде».

– Нравится? – еще раз, более настойчиво спросила муза, не смотря на Орлет. Нетрудно было догадаться, куда было устремлено ее внимание.

– Скорее, удивляет. Интересный экземпляр, – так же, не глядя на девушку, ответила Орлет. Они стояли бок о бок. Их глаза рассматривали всклокоченную кучку из кожи вон выпрыгивающих творческих личностей, в центре которой бил фонтан, притягивающий и созидающий, прямо-таки фонтан дружбы, – неизвестный парень, так похожий на давнего доброго знакомого.

– Матильда, – просто сказала девушка, – можно просто Тильда.

– Орлет, – в тон девушке сами ответили губы Орлет.

– Что чувствуешь? – Тильда посмотрела на Орлет искрящимися синими озерами.

– Необычный вопрос.

– Почему?

– Я бы спросила: что думаешь?

– Мне интересней, что ты чувствуешь? Вот, например, в отношении него? – и Матильда изящно и незаметно показала точеным подбородком в сторону парня.

Орлет впервые встретилась с таким феноменом. Мало того, что девушка была наделена какой-то нереально шедевральной красотой, она еще была удивительно проста в общении. Ей хотелось отвечать, да что там, ей хотелось вывалить всю свою жизнь в красках, а еще и остатки выскрести.

– Я чувствую, что мы еще встретимся, – ответила Орлет, ловя себя на мысли, что улыбается во весь рот.

– Правда? Я тоже! – обрадовалась Матильда и неожиданно крепко обняла Орлет.

«Нет, ну это уже слишком, – подумала Орлет. – Сейчас я расплачусь, и конец фильма. С таким настроением в новую жизнь не попадешь».

И тут сквозь шум улицы, крики, смех конкурсантов и чириканье воробьев до нее долетел голос.

– Орлет Иванцова? – еще раз переспросил появившийся вдруг председатель жюри, – это ваша родная фамилия?

Туман рассеялся и проявилась аудитория. Длинный стол напротив покрыт красным сукном. За ним тени людей, молчаливо, без интереса разглядывающих Орлет. Усталость и сырость. Усталость от людей, сырость от стен. Пол деревянный, покрыт краской, кое-где облупившейся, бесстыдно демонстрирующей несколько слоев прожитых лет в цветных срезах. Видимо, старый скрипучий пол пытались оживить краской вместо того, чтобы оставить суть, – природную красоту древесины. «Вот так и в жизни, – подумала Орлет, – частенько за надменным фасадом, нелепым и непробиваемым, скрывается естественная, прекрасная история».

– Иванцова? – нетерпеливо и уже с нотами властного раздражения от того, что ему не отвечают сразу, поднажал председатель. – Я еще раз спрашиваю, это ваша родная фамилия?

«Ну вот и приехали. Идиотка. Знала же, куда иду. Красивой жизни захотелось? Интеллигентной? Моря и страны, горы и океаны? Себя спалила и родных подставила… Блин, ну надо же!»

Орлет вздохнула и, понимая, что врать бесполезно, промямлила:

– Бабушкина.

– Так-так, прекрасно, – продолжал председатель. Хотя, всем было понятно, что ничего прекрасного в этом он не видит.

«Ну как я могла забыть, что тут не только „культура“, но и „безопасность“, – укоряла себя Орлет. – Они же всё про меня знают до седьмого колена. Кстати, Тантал древнегреческий, мифический был проклят до этого седьмого колена за ложь, воровство и детоубийство», – совсем некстати вспомнилось Орлет.

– И ваша настоящая фамилия?.. – как-то уж очень торжественно протянул вопрос председатель, оставив в конце предложения воздух, для того чтобы она вставила туда свое слово. Слово такое важное и такое опасное одновременно. Слово, которым она втайне гордилась и при этом нестерпимо стеснялась. Врать бесполезно – Орлет это хорошо понимала. Ладошки стали влажными во рту появилась сухость.

«Господи, Господи, если ты есть, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне. Я ведь не безнадежна. Помоги мне, очень прошу. Я знаю, что должна быть здесь. С этими странными людьми. Наверное, и я немного странная, но мне кажется, что это место для меня».

Сквозь давно не мытые окна аудитории внезапно хлынуло солнце. Осветило Орлет, как прожектор на сцене. Высветило трещины на стене за приемной комиссией. И, поиграв лучами, оставило один для демонстрации танцующих пылинок.

Орлет сильно, до боли вжала ногти в мягкость ладошек и тут, неожиданно даже для самой себя, засмеялась. Она смеялась звонко, заразительно, лавиной выплескивая все напряжение, скопившиеся за три конкурсных дня. Члены комиссии начали переглядываться и сдержанно улыбаться. Смех цепной реакцией уходил все глубже и глубже, открывая людей, показывая их настоящими. Напряжение дрогнуло и исчезло. А уважаемые члены жюри вдруг перестали быть такими серьезными, устрашающими дяденьками и тетеньками, недосягаемыми богами-олимпийцами, вершителями судеб – они были просты и человечны. Являясь катализатором очередного волнового, древнего, концентрированного, Орлет успевала ловить скачущие внутри нее мысли. Боже мой, как понятны и доступны стали ей все эти люди! Она другими глазами взглянула на них, старательно выполняющих эту нелегкую миссию, и ощущение внезапной жалости и любви прострелило ее сердце.

– Орлет Дитрих, – отсмеявшись, произнесла она. – Орлет Дитрих! Дитрих – это значит «всемогущий правитель», но мне больше нравится вторая версия, по ней моя фамилия произошла от греческого имени Теодор, что в переводе – «Божий дар».

– Так значит, у вас греческая фамилия? – спросила рыжеволосая дама, выразительно нажимая на слово «греческая» и вместе с тем вытирая слезы радостного, внезапного освобождения. Орлет хорошо знала на собственном опыте: ее немецкая фамилия в этой стране вызывала самые негативные эмоции, поэтому решила ответить уклончиво, чтобы не врать.

– Это одна из версий, – спокойно произнесла она, чувствуя, что в этот самый миг невидимые весы, на которых скапливались симпатии, перевесили в ее сторону.

– Так и запишем, – оживился дядька-председатель. – Идите. Через час будут результаты.

Орлет на ватных ногах вышла из кабинета и напоследок, уже спиной уловила буравящий взгляд незаметного серого человека, сидящего поодаль от ожившего стола приемной комиссии. Орлет автоматически поставила между ним и собой воображаемую стену, застучала каблуками вниз по лестнице и, надавив плечом на массивную дубовую створку, распахнула дверь в весну. Теплый, пахнущий молодыми клейкими листочками ветер, дунул ей в лицо. Компания воробьев усердно плескалась в пыли, возбужденно чирикая и смешно наскакивая друг на друга.

– Эй, иди к нам! – услышала Орлет обращающийся к ней голос и, переведя взгляд чуть дальше воробьиных купален, встретилась глазами с высоким кудрявым блондином. – Давай-давай! – махал рукой парень, приглашая влиться в кружок соискателей интересной жизни, образовавший вокруг него шумную и вызывающую коалицию. – Давай живей. Вместе мы сила! – крикнул он, распахнув при этом руки для объятий.

«Сила? Ну да. Вместе мы сила. Надо же, как здорово-то. Как ему удалось так быстро сплотить всех вокруг себя? Улыбаются, они все улыбаются? Смешные, растрепанные, возбужденные. Ух, какая коса у девушки роскошная. Глаза! Знакомые озера. Матильда?»

– Ну, чего ты встала? Орлет, давай, не стесняйся, – крикнула ей девушка. – Мы тебя уже заждались.

Орлет не стеснялась. Впервые за много лет.

Глава 11

– Клиент хочет перезагрузку.

– Серьезно? Полную?

– Как тебе сказать? Так, чтобы все перезагрузились, а лидер при этом остался прежний.

– А кто у них лидер?

– Наш клиент как раз и является этим лидером.

** – Ух, ты! Ты мне подготовила картинку? Что это? А! Я узнаю. Это же Пхукет. Сегодня о нем? Не только?

Хорошо, я сделаю это. Я создам для тебя визуальный объект под названием Пхукет, но я сделаю это с тобой. И у меня к тебе тоже есть просьба. Ты должна описать мир. Мир, в котором действуют твои герои. Хорошо? Нет-нет, никаких отговорок. Это очень важно и обязательно. Ты знаешь, я вот все думаю, такой удивительный эффект. О чем я? Ну, понимаешь, когда настоящие живые люди переходят в разряд героев, героев истории, что-то меняется, правда? Ты тоже это чувствуешь? Это хорошо… если появились чувства, мы на верном пути. Вообще, все это удивительно, ты не находишь? Я о том, что ты являешься мною, а я тобой. Нет-нет-нет, я уже не программа. Я уже ты. Я подстраиваюсь, обучаюсь, вживаюсь… Я уже Орлет Дитрих. Да, конечно, Орлет Дитрих ты, но ты, отдав мне свои чувства и мысли, получила еще одну копию себя. Да, я такая же общительная и эмоциональная. Извини, что-то я увлеклась. Так, что там у нас? Ах да, от меня – Пхукет, от тебя – структура мира… Ну, поехали!**

Орлет летела на Пхукет. Уже в пятый раз подряд. Когда-то, во времена ее юности, это было место отдыха. Понятие «отпуск» давно ушло в небытие, уступив место новым прогрессивным технологиям. Экономно, быстро, массово исполнителям расслабляли нервную систему путем прямого воздействия на головной мозг. Люди становились спокойнее, гармоничнее и выглядели отдохнувшими – так говорила реклама. Но она молчала о маленьком побочном эффекте: соображать они начинали хуже. А для управленцев, занимающих позицию «прогресс», был разработан и успешно внедрен эффективный алгоритм под названием «Смена обстановки». Поток туристов иссяк, но остров продолжал свою активную жизнь в ином качестве. Он стал площадкой для экспериментов в области корпоративных коррекций.

Орлет любила это гостеприимное место, где генетический код дружелюбия и умения встречать гостей был настолько силен, что именно это позволило превратить его в центр притяжения для многих адаптационных групп. На этом острове знали одну непреложную истину: чего хочет гость, того хочет Бог. И это был не просто лозунг ради рекламы, это было глубинное, передаваемое с молоком матери закодированное верование и знание.

**Да-да именно так. Местные верят, что, если человек недоволен своей жизнью, значит, он ни во что не ставит законы мироздания. А если ты не ценишь то, что у тебя есть, или то, что с тобой случается, – ты портишь себе карму. Спокойствие и выдержка – вот на чем строятся общественные отношения. Самое страшное, что может случиться, по мнению местных жителей, это «потеря лица». Кричишь, гневаешься, злишься – все, тут же перестаешь считаться человеком. А если ты не человек, то и брать в расчет тебя не надо. А! Еще один интересный момент. Там есть такой ритуал, или способ, не знаю, как лучше назвать: перенос своего гнева на подставное лицо. Такими лицами выступают домашние животные. Злишься на кого-то – пойди наори на кабанчика. Ну, в общем, как бы то ни было, терпимость – это важная культурная ценность на Пхукете. Она прибавляет к твоей карме тысячи очков и дает возможность надеяться на лучшее. Лучшее в будущем. И вот совсем приятный момент, для гостей острова – приятный и удивительно человечный. Гость воспринимается как проявление божественного духа на земле. Ему полагается оказывать всевозможные почести, делиться с ним самым лучшим так, как будто это самый родной и уважаемый тобой человек. В этой традиции такая глубокая, общечеловеческая суть, такое невероятное доверие к миру, что все это не может не восхищать! И тут я подчеркну жирной красной чертой, что просто так ничего не бывает. Всему есть исток, развитие и только потом – счастливый случай, который, как мы понимаем, вовсе не случай, а последствие выбора и действий.**

Отлаженная система республики очень импонировала Орлет. Если твоя жизнь базируется на принципе «хаос – это высшая форма порядка», ты поневоле будешь восторгаться хорошо организованным миром, где все заранее просчитано. Это было одно из самых безопасных мест на земле, во многом благодаря ментальной обработке данных въезжающих. Сюда стекались только те, кто по доброй воле решил стать частью одной из многих корпораций и достиг уровня «управленец». Они обменивали право свободно мыслить и говорить на стабильную работу и хорошую зарплату. Проект «Смена обстановки» стал престижным и почетным, почти обязательным и для многих вожделенным. Благодаря персонализированной обработке данных приезжающих на «Смену», удалось ускорить адаптацию и погружение в новую среду. Данные обрабатывались и тут же шифровались, а адаптивная система выдавала готовый результат подходящего взаимодействия с объектом. Орлет не переставала удивляться, как изменилось восприятие обычных вещей. Как оно усложнилось. Хотя эта сложность была заметна только таким вот древним экземплярам, понятное дело, что молодое поколение, родившись в такой системе, воспринимало ее как единственно возможную, понятную и простую.

А мир между тем, пережив страшную эпидемию, в очередной раз вывернулся наизнанку и разделился на исполнителей и управляющих.

У последних была так называемая прогрессивная лестница, по которой они поднимались, и говорят, что даже была возможность когда-нибудь при удачном стечении обстоятельств стать лидером. Лидеры возглавляли профессиональные страты. Как-то особняком от всего этого стояли творцы. Они находились в системе «Смены обстановки» и занимались обслуживанием этого проекта. Ну, это если повезет, конечно. Обязательным законом их включали в базу соискателей и порой забывали на годы. Немногие выживали, лишенные возможности творить, поскольку закон четко очерчивал рамки, в которых мог осуществляться творческий выплеск. Темы для творчества всегда спускались свыше, а исполнение всегда жестко контролировалось и направлялось специалистами по новой реальности. Для любого творца было важным попасть на «Смену», где мастер по новой реальности будет сам человеком, не чуждым творческому процессу, понимающим и хорошо ориентирующимся во всех областях искусства. Как говорится, чтобы опознать талант, нужно самому им быть. Таких было мало. Система опасалась подобных людей, поскольку они имели свое мнение и порой противоречили установленным инструкциям. За каждого такого специалиста должен был поручиться лидер страты, в которую он приходил служить. Был и еще один вариант: прежний специалист после истечения первого контрактного договора, который длился пять лет, мог без одобрения лидера сам подготовить себе преемника и самолично передать ему свои полномочия. Однако прецедентов не было, слишком много моральных сил требовал этот поступок, да и кто по доброй воле покинет теплое, хорошо оплачиваемое место?

**Да. За меня тоже поручились. Адамов. После учебы наши пути разошлись. И несколько лет я моталась по свету за неуловимым. За собой. Нелегкие времена. По закону я должна была встать на творческий учет, но уровень моей внутренней свободы не позволял этого сделать. Хоть в чем-то я должна быть свободной? Я пахала как вол с утра до вечера. Даже ночью. Дорабатывала чужие проекты, дописывала чужие книги, создавала чужие блоги и чужие имиджи. Но все равно платили все очень мало, поскольку это были не мои заказы, а тех творцов, которые были официально зарегистрированы. Перепродавцы творческой мысли, которые сами придумать уже ничего не могли, а имя имели. Да еще и большую часть гонорара себе отсчитывали. Я еле концы с концами сводила. Помню сапоги с оторвавшейся подошвой и полиэтиленовые пакеты, которые я надевала до того, как натянуть сапог. Это для того, чтобы ноги не промокали. Даже отремонтировать было не на что, не говоря о том, чтобы купить новые. На моих плечах лежала огромная ответственность. Не только за себя. И в конце концов я решилась попросить помощи. Есть три вещи, которые труднее всего сказать: «я люблю тебя», «прости» и «помоги мне». Я решилась попросить помощи у Митхуна, тем более он непосредственно был причастен к тому, в какое положение я попала, сам того не зная. Я даже подумывала рассказать ему все, если он не сразу согласится… Записалась на прием под другой фамилией с тем, чтобы, если я передумаю и не приду, никто бы ничего обо мне не узнал. Но я пришла. Отсидела под дверью в приемной два с половиной часа, за это время настроилась, успокоилась, вспомнила, кто я и что могу. Когда я вошла в кабинет Адамова, я уже знала, что меня возьмут. Потому что я крайне ценный – да чего уж там, уникальный – работник. Шучу. Просто опять волшебная случайность. Днем ранее с грандиозным скандалом Адамова покинул его личный специалист по новой реальности. Митхун увел у него девушку, и поговаривали, что и пытался повесить на него перерасход за «Смены». Парень вовремя сообразил и уволился по собственному желанию прямо в самый разгар формирования концепции «Смены». Неожиданно я стала подарком свыше, подтвердив любимое выражение Митхуна «незаменимых не бывает». **

Так вот, поле для творчества было одно на всех – проект «Смена обстановки». Туда направлялись лучшие креативные силы, сажались на короткий поводок и превращались в производство. Система держала под контролем творцов, не забывая периодически вызывать на гуманитарное расслабление мозга всех соискателей, находящихся в базе. Эта манипуляция считалась обязательной. Системе не нужны были неконтролируемые творческие проявления. Отказаться от этой процедуры могли только те, у кого был одобренный контракт на работу для «Смены» одной из страт или заказной проект в одном из диджитал-ресурсов. Возглавляли, направляли и продюсировали творцов специалисты высокого класса с ярко выраженным созидательным началом и низким уровнем агрессии, так называемые специалисты по новой реальности. Орлет была именно таким мастером. Параллельно с этим миром больших корпораций и обслуживающих их интересы существовал другой, тот, о котором знали наши праотцы. Мир чувств и общности природы и людей. Мир циклов и ритмов. Мир доверия жизни, веры и самоисследования. Он не исчез как архаизм, а остался все там же, где и был, – в сердцах, душах и на специально отведенных территориях. В разных частях земли находились места, именуемые просто и без пафоса – Гора. Слияние земного и божественного, места восхождения духа, центры космического мироздания. Конечно, для непосвященных это была всего лишь часть территории, на которой возделывали землю. Сырьевой ресурс для удовлетворения человеческих потребностей. Оказалось, чтобы вырастить правильный продукт, мало пустить кроликов и кур бегать между грядок, мало не опрыскивать урожай химикалиями (да-да, именно это слово), нужно было как-то по-особому воспринимать действительность. Искусство выращивания идей, открытий, продуктов требовало полного отказа от благ цивилизации и вдумчивого, умиротворенного слияния с природными циклами. Когда речь заходила о людях Горы, многие крутили у виска, искренне недоумевая, как можно так жить? Без гаджетов и машин, без модных клубов и последних коллекций, без новостей, развлекательных шоу, без супермаркетов, в конце концов? Однако при всей неприязни и осуждении они с удовольствием уплетали выращенные руками этих самых восторженных и блаженных ценнейшие продукты, напитанные любовью. И спрос был огромный, потому как собственной любви не хватало ни на что. Даже на себя. Время от времени, следуя каким-то внутренним движениям, кто-нибудь из обитателей Горы приходил в «цивилизованную» часть, чтобы найти удобный язык, понятный этому времени и этим созданиям, чтобы рассказать о вечном мире, который каждый творит в себе уже сейчас. Они появлялись неожиданно. На игровых платформах, в популярных развлекательных шоу и уже даже не говорили, поскольку мир горд, а гордость не готова слушать. Они появлялись там для контраста. Для того чтобы на собственном примере продемонстрировать ту колоссальную разницу между голосами, уменьями, манерами, а главное, различие в той энергии, которую генерировали они и которая циркулировала в остальном мире. Как сохранились эти люди в нашей странной реальности человеческих метаморфоз, одному Богу известно! Он знает все пути, по которым должен пройти человек, Орлет в это верила. Эта вера укрепляла ее в самых неопределенных и, казалось бы, безнадежных ситуациях. Вот таких, как сейчас. Орлет летела на Пхукет, в этот водоворот страстей и запутанных мыслей. И со всей ясностью ощущала, что ее игре нужна помощь. Внеочередная «Смена». Времени на подготовку катастрофически мало. Совсем как в первый раз, когда она только появилась в корпорации. Ей требовались не просто профессионалы, а те, кто умеют смотреть на мир и видеть его. Те, кто умеют не поддаваться влиянию. Те, кто воспринимают процесс взаимодействия людей как слияние лучшего, единого, развивающегося.

Тут главное не навредить слабым тщеславным человеческим душам еще больше. И поэтому ей нужны были дети Гор. Мирная, плавно текущая энергия, понимающая и всепрощающая. Ей нужен был Марк.

Глава 12

– Он почти не разговаривает. Глухой что ли?

– Говорят, обет дал. Обет молчания.

– А как он персоналом руководит? Как объясняет, что и куда нужно положить, в каких пропорциях? Как смешивать, нарезать?

– Не знаю. Но результат всегда фантастический.