скачать книгу бесплатно
– Ты вызывающе себя ведешь, потому что тебе больно. Я знаю, ты ко мне испытываешь теплые чувства. Зна-ю! Воспринимаю эти твои инсинуации не как личное оскорбление, а как крик о помощи.
– Иди в жопу, – устало произнес Вик.
– Понятно. Чего тут непонятного – все понятно. Если тебе понадобится мое участие, ты знаешь, как меня найти.
– Дай поцелую!
– Вик, иди поспи.
– Ты не уедешь?
– Я всегда буду рядом. А сегодня мы совсем близко, на одном острове, – сказала Орлет, помогая ему встать.
– Я очень далеко, Мойра. Хочу быть очень далеко.
– Как ее зовут?
– Она взрослая. Взрослая женщина. Вы, взрослые бабы, такие сложные! Я заметил, как только у вас появляются дети, сразу все меняется. Где та легкость? Куда она, мать ее, девается?
– А-а-а-а-а, – протянула Орлет, взяв Вика под руку, – по-твоему, дети появляются только у женщин? Пойдем, Вик. Тебе нужно отдохнуть. Мы потом с тобой побеседуем. Меня эта тема очень интересует.
– Я не буду с тобой разговаривать. Разговаривай с Адамовым. Слушай, точно! Поговори с ним. Тебе скажу – больше никому. Я ведь убить его хотел.
– Ага. А заодно и всех, кто рядом.
– Я не шучу сейчас. Я вообще никогда не шучу.
– Знаю.
Орлет довела Ганнибала до дверей виллы и тихонько подтолкнула ко входу.
**Конечно, я знала. Я знала, что Вик не шутит. Он часто прикалывался, смешил всех. И это смешное было правдой. Такой очевидной правдой, такой узнаваемой, что было ужасно смешно. Порой до слез. А по поводу убийства Адамова – это тоже не было шуткой. Это то, что Вик чувствовал тогда. Да. Я могу рассказать. Но это будет не очень… странно будет. Ладно, я не стану себя контролировать. Я попробую… Треснувшая кожа, сухая, раскаленная, стонущая. Тысячи тонких иголок, впиваясь и вворачиваясь, медленно прочищают себе дорогу, разрывая сосуды и причиняя тянущуюся длинным шлейфом боль. Огромный поверженный зверь, весь в кровоточащих ранах, с запекшейся, слипшейся кровью в поблекшей шерсти. Сердце, разрезаемое на кусочки тупым ржавым ножом… вот это. Он чувствовал это. И я чувствовала то же. Несоответствие. Несогласие с тем, что происходит. Внутреннее сопротивление при внешней покорности. Я не знаю, как у него хватало сил на то, чтобы просто жить.**
– Такая загадочная.
– Такой внимательный, – наконец-то, такой внимательный! – Пока, Вик. Иди.
Ганнибал не сопротивлялся. На ватных ногах, согнув спину, уходил мужчина, часть ее жизни, часть ее ментального поля. Один, как отражение внутренних процессов чего-то большего, происходящего в отдельно взятой стране, в отдельно взятом человеческом сообществе. Я не могу этого не замечать. Не могу. Мы прогнили и сдулись. Среди нас нет героев. И даже те, кто мог бы противостоять этой нами же рожденной, пакостной, разлагающей, предпочитают быть поглощенными ею. Пока не поздно, пока нас всех по одному не затянуло в эту яму, нужно ее зарыть. Зарыть и отыскать путь.
Глава 7
– Из «Аэростар» звонят. Уже не в первый раз.
– Велено ни с кем не соединять.
– Это что у тебя, вино?
– Велено в технику енту засунуть.
– Опять обольщать будут?
– Велено особо не распространяться.
В ожидании Адамова Орлет ходила по саду и впитывала его жадно и с наслаждением…
**Нет, мне бы не хотелось сейчас.**
Она касалась ладонями коры деревьев, прислушиваясь, как отзовутся в ней их голоса…
**Да. Я заключила соглашение. Я помню. Но мне бы не хотелось… Да! Я боюсь? Все верно, я боюсь. И мне больно… Хорошо, хорошо сейчас я возьму себя в руки. Руки в ноги? Ноги в голову? Нет, нет. Это просто шутка. Дурацкая… Сейчас…
Я думаю, уже понятно, что я не люблю вспоминать прошлое?
Не люблю, но оно само. Само вспоминается. Такие настойчивые и властные воспоминания. Шагают строем, яркие, громкие, я тут же сдаюсь. Частенько это красочные приветы из детства. Сильные, эмоциональные вихри. Понимаешь? И одно самое настойчивое. Про сад.
Про сад и бабушку. Лет до пяти я с ней жила. Потом мама меня забрала, и мы уехали. Бабушка почти никогда не улыбалась. У бабушки – сад и я: и то и другое ее тяготит. И за садом, и за мной надо ухаживать. Бабушка героически все это проделывает, но ни то ни другое не приносит ей радости. Я не знаю, почему. Она вечно всем недовольна. Суровые поджатые губы, сдвинутые в переносице брови и руки с синими вздутыми венами. Бабушка строга.
Строга к себе, ко мне и к саду. Она не позволяет ему зарастать – для того, «чтобы в саду могла гулять Орлет». Это единственное место, где мне разрешено гулять. В моем распоряжении было все. Все, ровно до высоченного забора с калиткой. Калитка – граница. За калитку – ни-ни. А там-другое: интересное, неизведанное, запретное.
И я гуляла по саду.
Одна.
Иногда слышала смех и голоса других детей. Из-за забора. Любопытно было страшно. И всегда хотелось узнать: какой он, этот закалиточный мир? Между досками забора щели имелись, я туда свой любопытный нос и засовывала. Нравилось мне рассматривать, сантиметр за сантиметром. И каждый раз что-то новенькое обнаруживала.
Тянуло меня туда.
Очень.
Пятилетний ребенок, полный доверия к миру. А еще за калиткой гора. Вернее, заброшенная выработанная шахта, мечтающая стать горой. Заманчивая такая, обещает приключения. Я столько всего с этой горой в главной роли напридумывала тогда. А еще было дерево. Абрикос. Возле горы рос. У бабушки такого не было… И как-то я решилась… Я… я бы не хотела это вспоминать. Это слишком… слишком. Да. Я понимаю. Может быть, я буду как будто как бы не о себе? В третьем лице. Так легче. Проще…**
Маленькая ручка открывает калитку – перед ней большой теплый поток, ковром расстилается под ее босыми ножками.
Продолжение сада. По крайней мере она так думает. Стрекочут кузнечики, порхают бабочки, трава, почти ростом с нее, шепчет свои заклинания. Вдруг из травы – рука: знакомая, такого же человека, как она, маленького соседа по даче. Приятное веснушчатое лицо, улыбается, протягивает ягоды.
– Привет! Малины хочешь? Держи!
Из одной ладошки в другую переваливаются сочные ягоды.
– Сладкая, правда? Я знаю, где такой навалом. Айда со мной, сгоняем по-быстрому? В заброшенном доме была? Нет? Щас я тебе все покажу. Там привидения. Малину охраняют. А тебя Орлет зовут? Прикольное имя. Какой абрикос? Щас у тебя вообще челюсть вся отвалится. Знаешь, сколько малины в сарае? Ведро! Даже два ведра! Вот, сюда. Да входи ты, чего встала-то? Смотрите, кого я вам привел…
Несколько незнакомых мальчишеских глаз. Улыбаются. Она улыбается им в ответ.
– Абрикос! Я пойду… – шепчут губы малышки. А в голове колокольчик – надрывно! Шаг к выходу – дверь закрыта.
– Ребя, щас концерт будет! Трусы снимай! Позырим, чего у тебя там. Держи ее!
Страх, разрастаясь, поглощает теплое доверие. Истошный визг…
– Дура! Немчура проклятая! Кусаться? А давайте ее в сарае закроем?
Слезы по лицу горошинами сами выпрыгивают без остановки. Интересно, как это со стороны – как капли дождика? Дверь с грохотом закрылась. Темный, диковатый сарай. Малышка стоит в перекрестии солнечных лучей. Они прорезают полумрак, просачиваясь сквозь доски. Пахнет сеном. Кулачки сжимаются. Она кричит, но голоса не слышно. Кричит сильнее – ни единого звука! Вообще ничего. Ни воздуха, ни птиц, ни мух, ни лучей. Глаза закрываются, подкашиваются ноги. Глухой удар маленького тельца о земляной пол. Чьи-то руки сжимают горло: большие, холодные. И где-то далеко-далеко ее бабушка читает молитву при свете маленькой лампадки. Строгое морщинистое лицо шепчет непонятное «Господи, помилуй».
– Господи, помилуй. Господи… – беззвучно повторяют перепачканные малиной губы девочки. «Господи, помилуй» – как последняя надежда. Руки сильнее сдавливают горло – и неожиданно исчезают. Глаза закрыты, но в сарай постепенно возвращаются звуки. Картинка меняется. Запах сена, земли и лилий. Лилий? Лилий из бабушкиного сада. Маленькие ароматные частички, встраиваясь в друг друга, создают благоуханный ручей. Он журчит, волнуется, ударяется о доски сарая и находит слабое место. Теперь Орлет знает – там можно выбраться. Нужно следовать за душистым проводником. Но глаза не открываются. Еще двое. Два ребенка! Оба заперты. Она чувствует их страх. Внутри рождается желание помочь, но запах лилий настойчив, венком обвил голову. Глаза открыты, девочка встает и безошибочно отодвигает в сторону одну из досок, которая держится на одном гвозде.
Вечер.
Последние лучи солнца краснеют за горизонтом. Бабушка будет ругать. Может даже хворостиной по попе достанется. Точно достанется – вон как темно! «Как же я люблю ее. Как люблю…»
**Ну вот… кажется, получилось. Не получилось только бабушке сказать. Сказать, что я ее люблю.**
Глава 8
– И че? Она ему не дала?
– Кажись, нет.
– Не может быть. Она что, дура, что ли? Не до пенсии же ей по сцене скакать?
– А ничего, что у него жена?
– Да какая, блин, разница? Никого это не останавливает. Вон, видишь тетку? Тоже, небось, на охоту вышла.
– Орлет, чириканьем наслаждаешься? – рядом с ней стоял Адамов. Свежее отдохнувшее лицо, слегка тронутое солнцем, синий пронзительный взгляд и секретное оружие – две пупсовые ямочки на щеках. В полной амуниции парень, видать, чего-то очень надо.
– Здравствуй, Митхун, – жестко и по-деловому начала Орлет, не давая возможности Адамовскому обаянию связать себя по рукам и ногам. У меня были другие планы на сегодняшний день. И мне не нравится то, что здесь происходит. То, что происходило ночью, мне не нравится вдвойне.
– Ну-ну-ну, не надо так горячиться. Ты же замнешь это недоразумение?
– Вот знаешь, что меня больше всего радует? То, что ты понимаешь, что надо замять. Значит, осознаешь неправильность произошедшего. Ну, поведай, что людям запомнилось больше всего, и я буду думать. Ты же провел опрос приглашенных? Сам, небось, ничего не помнишь, как всегда?
– Наш выход на сцену, естественно! – Митхун сделал эффектную паузу, в которой его лицо приобрело восторженно-игривое выражение, а затем добавил: – Голыми!
– То есть… совсем?
– Не, ну пальмовые листья на нас имелись. Жарко было. Наверное, ты не дала команды нагнетатели вырубить.
– Наверное, ты слишком много выпил, – Орлет бесстрастно рассматривала Адамова. – Раздевайся.
– В смысле?
– Я тоже хочу на тебя посмотреть. По работе.
– Что, прям здесь?
– Правильно ли я поняла, что твое недоразумение нужно замять как можно быстрее? Сейчас замну. Если ты мне подойдешь. Для моей идеи.
– А-а-а-а-а-а-а, у тебя уже есть идея? Все, все, не спрашиваю, раздеваюсь. Не, Орлет, ну что, серьезно, что ли? Это со стороны будет выглядеть очень трешово.
– Кто это сейчас со мной разговаривает? Тот парень, который две ночи подряд бегал борзым оленем, выбивая копытцем алмазы?
Когда к беседке в сопровождении робота-сервировщика подошел Итон Вэй, его взору была представлена, как говорится, картина маслом. Раздетый до трусов босс описывал круги вокруг квадрата беседки, а Орлет, скрестив руки на груди, внимательно за ним наблюдала. В одной руке Адамов держал дымящуюся сигарету, другую залихватски упер в бок. Высокий, статный, слегка располневший, но не потерявший при этом невероятной уверенности в собственной привлекательности, Адамов до невозможности был харизматичен. «Актер, великий актер, страшная штука, если сценой для такого таланта является жизнь», – думала Орлет, наблюдая за Митхуном, виртуозно держащим в напряженном внимании подошедшего Вэя. Итон, видимо почувствовав, что за ним наблюдают, кашлянул для приличия и невозмутимо спросил:
– В каком стиле стол сервировать?
– Без разницы, – отмахнулась от него Орлет, – они все хороши.
Ей ли не знать? Месяц бессонных ночей по дизайнерскому наполнению робота-сервировщика.
– Может, тогда экостиль? Чтобы поддержать ваш перфоманс? – спросил Итон, подмигнув. – Или тропики – тоже неплохо зайдет.
– Так, я не понял, – Адамов выбросил сигарету, которую тут же на лету поймал крошечный дрон-пчела, и упер руки в боки, – это ты на Маугли намекаешь?
– Давай Версаль, Итон, – примиряюще вставила Орлет. – А этому дискоболу халатик пусть доставят. Все-таки за стол с обнаженным торсом не садятся.
Вэй кивнул, сосредоточенно поколдовал над неизвестно откуда выехавшей панелью управления и запустил программу сервировки. Это было отдельное шоу, к которому Орлет, несмотря на свою посвященность, до сих пор относилась как к чуду.
**Да… Я в детстве частенько так играла. Бабушкин теплый платок расстилала, усаживала невидимых друзей, ну, типа скатерть-самобранка. Угощала всех, чем только пожелают. Детство голодное было, в магазинах тишь и пустота. А если и появлялось что-то – очереди, как паучьи сети, да и просто денег не было. Отец по своей натуре игрок. Упорно играл в карты – упорно проигрывал. Приходил домой пустой, пьяный, без энергии и денег, по кусочкам отнимая здоровье у себя и мамы. А мою фантазийную самобранку никто у меня отнять не мог. Бабушкин платок и моя фантазия…**
Белая скатерть, серебро канделябров, посуда в кремовых тонах, расписанная вручную золотым вьющимся орнаментом. Удивительная ваза с чудными ангелочками, в которой покоились коротко срезанные пудровые розы. Словом, изыски в романтической оболочке под прекрасную музыку. Вот что может примирить людей хотя бы на время, так это красота. Орлет, Митхун, Итон затаив дыхание наблюдали этот спектакль, поддержанный программой объемной анимации. Казалось, ни одно душевное беспокойство не отягощало их пребывание в этом уголке вселенной. Простые вещи. Тарелки, вилки, салфетки. Что здесь может удивлять? И все же самая простая вещь, доведенная до степени искусства, несет в себе уже другой смысловой код. А когда эти вещи выстроены в определенную логическую последовательность, появляется ключ для понимания этого кода. Ключ, способный расшифровать отражение сложной божественной мысли в этом простом материальном воплощении… Вот уж действительно, смотреть на это можно бесконечно. Действие не останавливалось.
Адамов, пользуясь паузой с сервировщиком, экстренно соображал, как же лучше подкатить к Орлет и как-нибудь ненавязчиво предложить внеочередную «Смену обстановки». Вторую за этот год.
Итон, наблюдая, как оживает на тарелках трехмерная анимация с крошечными человечками, никак не мог отогнать от себя мысль о кофе, который просила его принести Дитрих. Что это вообще такое с ним было?
Воздух дрожал от вопросов, соединяясь единым дыханием. Каждый думал о своем, посылая в пространство запросы о волнующем. И во всей этой невидимой палитре чувств на передний план восклицательным знаком выдвинулся внутренний голос Орлет.
**Я не могла понять, что с ним происходит. Мы редко встречались. Раз в год он заказывал «Смену обстановки», презентацию или нейропсихологическую разработку и пропадал до следующего года. Да, я слышала и о его разводах, новой очередной любви… И про взятки, и про то, как он подставляет партнеров и как не держит слово. Конечно, если бы на его месте был кто-то другой, я бы знала, как реагировать. Дверь на огромный амбарный замок, на гвоздь табличку «Приходите завтра». Я, вообще-то, не доверяю персонажам, вот так вот мотающимся от женщины к женщине. Они незрелые. Инфантильные. Ну а чего? Если человек не готов работать над отношениями между двумя людьми, о каком эффективном руководстве большой компанией может идти речь? Ну правда, если ты со своей жизнью разобраться не можешь, как ты организуешь работу в еще более сложной структуре? Так я думала. Однако в отношении Адамова у меня закрывались глаза. Я понимаю, почему. Да. Понимаю. Дружба. Она находила возможным оправдывать, поддерживать и даже помогать. Как бы это сказать… я не могла отделить себя от него. Я понимаю, что он давно существует вне труппы. Спектакль одного актера. Ему требуется массовка. Для выполнения самых абсурдных задач и приказов. Куда угодно, срочно, немедленно, без вопросов, с энтузиазмом. Массовка, подкормленная и посаженная, как на иглу, на «Смены обстановки». Они жаждут его внимания и с легкостью выполняют в честь своего героя акробатические этюды, замешанные на поте и крови. Ему не нужна дружба. Мне? Мне – очень…**
Адамов прекрасно знал, чего хочет. Он хотел власти. Этой пьянящей свободы, этой раболепной любви, вседозволенности. Одной для одного! Внеочередная «Смена обстановки» была нужна ему как воздух. Необходимо накачать не успевших подумать, избавиться от сомневающихся, устроить показательное выступление, чтобы другим не повадно было. Если не любовь, то страх. Страх – инструмент действенный и, самое главное, результативный. «Если Орлет сказать всю правду, – размышлял Митхун, завязывая пояс шелкового халата, – участвовать она в этом не будет, слишком щепетильна. А для привлечения новой компании у меня просто нет времени, поэтому будем работать с тем, кто есть». Действие не останавливалось.
Итон бросал едва заметные взгляды то на Адамова, то на Орлет. «Интересно, что между ними? Что может связывать таких абсолютно разных людей?» – думал он, но при этом ни на минуту не переставал контролировать ситуацию. Ловко подхватил только что открытую сервировщиком бутылку вина и уже собирался налить в бокалы, но не успел. Адамов очутился рядом, уверенным жестом выхватил из рук бутылку и, лукаво подмигнув, показал Итону глазами его направление. Вэй все понял. Ему не нужно было намекать дважды, он вообще был очень понятливый. Другие рядом с Адамовым просто не выдерживали.
Глава 9
– Тут такое дело… жена Адамова, она много раз звонила, и эти, – как их? – Бей… бей… Блин, как их там? Аэробей-воробей! Во!
– Очень смешно. Давно премии не лишали?
– Да ты чего? Я просто передал, что его искали.
– А я просто спрашиваю, тебе больше заняться нечем?
Адамов не смотрел на то, что делали его руки. Они щедро плеснули в два бокала, подхватили их за тонкие ножки и, колыхая солнечными бликами, понесли, несли, несли…
– Вино-о-о? – насмешливо протянула Орлет. – Два бокала? Тебе и мне?
– Да, ладно! Если не хочешь, давай Итона вернем.
