К соседям за яблоками

скачать книгу бесплатно


В мае с нетерпением ждали школьных каникул, но выходных ждали с еще большим нетерпением. В теплые майские дни все перемены проводили на школьном дворе, а после школы долго играли на улице, хотя домашнее задание никто не отменял. Но зато в выходные даже яркое майское солнце не могло заставить подняться с кровати пораньше. Желание как следует выспаться побеждало тягу к развлечениям. Главное, чтобы тебя никто не тревожил. К счастью, взрослые это прекрасно понимали и в детскую в выходные по утрам не заходили. Сонька любила поспать дольше, чем Паша, что давало Паше возможность почитать любимые книжки, лежа в кровати, когда никто не отвлекал. А когда Сонька просыпалась, они вместе вставали и шли на кухню посмотреть, что там можно съесть.

В одно майское воскресное утро Паша, как всегда, проснулся раньше Соньки и потянулся за своим любимым Марком Твеном. Вдруг раздался сильный стук в дверь, и Паша услышал, как его друг Вовка громко протараторил за дверью:

– Паш, Паш! Пошли! Бабушка хлеба напекла.

У Паши было много друзей в округе, но самыми близкими были Вовка, чей дом находился по левую сторону от Пашиного, и Димка, который жил на параллельной улице. В школе у Паши тоже было много друзей и лучшим другом был Генка, который часто приходил в гости. Но о Димке и Генке потом. А в это утро Паша вмиг подскочил с кровати, натянул брюки и побежал открывать дверь.

Вовкина бабушка пекла такой вкусный хлеб, что одна только мысль о нем наполняла рот слюной. Когда-то давно Вовкин отец соорудил глиняную печь у себя во дворе специально для того, чтобы печь хлеб, да и другие мучные изделия. Когда на улице стояла теплая и сухая погода, Вовкина бабушка разводила хлебную опару, рано утром растапливала древесиной печь и выпекала хлеб. Древесина придавала особый аромат хлебу, запах которого распространялся на всю округу, вызывая аппетит не только у детей, но и у взрослых. В магазине такого вкусного хлеба ни за что не купишь. Вовкина бабушка обычно пекла по воскресеньям, и в такие хлебные дни Вовка часто приглашал друга отведать бабушкиного хлеба.

Паша открыл Вовке дверь. Отца в доме не было. Наверное, возится в сарае, мелькнула у Паши мысль.

– Сейчас, подожди, я только обуюсь.

Паша побежал обратно в детскую. Сонька сидела на кровати и потирала сонные глаза.

– Кто пришел, Паш? – спросила она, еще не проснувшись как следует.

Паша хотел было сказать «не твое дело», но ему совестно стало, и он буркнул:

– Я к Вовке.

И тут Сонька жалобным голосом пропела:

– А можно и я с тобой?

Такой неожиданный вопрос смутил Пашу. Никогда раньше она не просила взять ее с собой на хлебный пир. А тут взяла и спросила ни с того ни с сего. Что же делать? С одной стороны, ему неудобно просить у друга за сестру. Вовка все-таки был Пашиным другом, а не Сонькиным, и приглашал он только Пашу. Но, с другой стороны, Сонька так жалостливо смотрела на Пашу, что оставлять ее дома одну у него просто совести не хватило.

– Подожди! – он наказал Соньке. – Я у Вовки спрошу.

– Вов, – Паша начал издалека, – знаешь, я обещал Соньке, что мы с утра что-нибудь поделаем вместе. Она жалуется, что я редко с ней играю по выходным. Я обожаю твой хлеб, но обещание Соньке я должен выполнить. Ты уж прости. Давай в другой раз?

На что Вовка просто ответил:

– Так в чем дело? Пусть с нами идет. Если ты сам не возражаешь, конечно.

Паша заулыбался во весь рот и побежал за Сонькой.

Они громко и весело разговаривали, пока переходили из одного двора в другой. Вовка завел друзей на кухню, где на столе лежали свежеиспеченные круглые булки хлеба, издавая такой аромат, что у Паши закружилась голова от предвкушения хрустящей корочки во рту.

Вовка хозяйским взглядом обвел булки и спросил:

– Ну, какую ломать?

Паша ткнул пальцем в самую маленькую и самую поджаренную. Вовка тут же разломил ее пополам, а потом еще на несколько кусков. Он достал из шкафа маленькое блюдце и налил в него душистого подсолнечного масла. Сахар уже стоял в сахарнице на столе. Они втроем уселись за стол и принялись есть еще теплый хлеб, макая его сначала в масло, а потом в сахар. Все жмурились от удовольствия и улыбались, пережевывая каждый кусочек. Ели молча: не до разговоров пока.

Когда Паша приходил в гости к Вовке, его часто приглашали обедать вместе со всеми. Вовкина бабушка была главным поваром в семье, и ничего вкуснее ее блюд Паше не доводилось есть. Мясо и овощи тушились под густым ароматным соусом, в который бабушка щедро насыпала разных специй. У Паши дома такое не готовили. Паша обожал то, чем кормила их его собственная бабушка, но Вовкина бабушка была просто чародейка в приготовлении всех этих изумительных блюд.

Вовкину семью уважали, потому что все ее члены были приветливые, щедрые и всегда проявляли заботу о соседях, если у тех было что-то неладно. Старались помочь чем могли. Отец Вовки и вся родня по отцовской линии были греки. Вовкина бабушка говорила по-русски с сильным акцентом, к которому все давно привыкли. Она ходила в греческом балахоне и носила на голове платок, который по лбу был обшит мелкими монетками. Странно было, что никакого металлического звука эти монеты не издавали, когда она вертела головой. Кожа бабушки была темной, будто загорелой, и лицо покрывали глубокие морщины. Казалось, что старуха была очень древней, но она так бодро и быстро двигалась по дому и огороду, выполняя любую работу, что не каждый молодой мог бы так справиться. С Вовкой она разговаривала только на своем языке, и Паша, конечно, ничего не понимал.

Как-то раз, когда Пашу пригласили в очередной раз пообедать с семьей Вовки, Паша за столом обратился к другу:

– Вов, научи меня греческому. Мне так хочется знать хоть несколько фраз.

Отец Вовки, сидевший напротив Паши, улыбнулся и объяснил, что в их семье говорят не на греческом, а на турецком языке.

Пашу это очень удивило.

– Как же так? Все на улице думают, что вы греки.

– Да, мы так называемые греки-урумы. Мы греки, но говорим по-турецки. Давным-давно наши предки переселились на Кавказ из Турции – вот мы и говорим по-турецки.

Паша вспомнил, как отец рассказывал о староверах, о том, что в давние времена они переселились на Кавказ, спасаясь от преследований.

– Так вы староверы? Как Бирюковы? – спросил он отца Вовки.

Вовкин отец с удивлением посмотрел на Пашу и сказал:

– Нет, мы не староверы. Мы обычные православные. Хотя переселились из мусульманской страны, Турции. Турки – мусульмане, а мы – христиане, как греки в Греции или как православные русские. Но мы не староверы.

– А почему вы переселились?

Вовкин отец задумался. По его лицу было видно, что он хотел что-то сказать, но не знал, как объяснить. Наконец он посмотрел на Пашу и заговорил:

– Нам, турецким грекам, пришлось бежать из Турции из-за гонений. В книгах вы, наверное, читаете, что на протяжении всей истории человечества идет борьба добрых людей со злыми, жестокими людьми. Но всегда, и почти как в сказках, добро побеждает зло и простым людям возвращают мир.

Димкины мечты

Паша и Димка дружили давно, хотя Димка и был старше Паши на целых три года. Почти все школьные каникулы мальчики играли вместе, часто с Вовкой, а иногда вдвоем. У Димы, как и у Паши, был только отец, а матери не было. В семье ему объяснили, что она умерла при родах, поэтому, в отличие от Паши, он матери совсем не знал. У Димы были живы и бабушка и дедушка по отцу, а со стороны матери все умерли. Семья Димы жила в просторном двухэтажном доме с большим садом и красивой беседкой в саду, какой у Паши и других друзей не было. В беседке летом мальчики устраивали шахматные турниры. Димка обожал играть в шахматы, и унаследовал он эту страсть от отца. Семен Иванович, или просто дядя Сеня, отец Димки, был отличным шахматистом, победителем краевых соревнований. Он-то и учил шахматной игре и сына, и его друзей. Паша сам неплохо играл в шахматы, но Димку он никак не мог победить.

У Димки почему-то не хватало половины левого уха. Паша и хотел бы знать почему, но стеснялся спросить. Не хотел друга обидеть. И правильно. Если Димка захочет, то сам расскажет. Кто-то в округе пустил злую сплетню, что у Димки оторвали пол-уха якобы за то, что он в чужой сад залез наворовать яблок. Но Паша знал: чего-чего, а в чужие сады и огороды Димка не лазил, в отличие от других ребят. Так что историю про ухо точно сочинили злые языки. Паша уважал Димку не только потому, что тот был старше, но и потому, что Димка всегда был по-взрослому справедлив и защищал ребят помладше от хулиганских выходок задиристых мальчишек.

Потеря матерей в раннем возрасте сблизила двух мальчиков. Дима, конечно же, расспрашивал отца о своей маме, и скудные отцовские ответы разжигали его фантазию о том, какой она была в жизни.

– Отец мне сказал, что мама отлично играла в шахматы, – Дима как-то завел разговор о своей матери с Пашей, и в голосе его звучала гордость. – Отец сказал, что, когда они познакомились, она играла даже лучше, чем он. Они познакомились, еще когда он служил в армии: играли друг с другом в шахматы. Она не раз выигрывала, – с улыбкой рассказывал Дима. – Отец говорит, что сначала он был очень расстроен из-за этого, но потом смирился. Он понял, что она была просто сильнее в шахматах.

– А сейчас твой отец – чемпион края.

Паша решил сказать что-нибудь хорошее о достоинствах Димкиного отца, которых, по мнению Паши, было много. Лучше него учителя по шахматам вообще не найти.

Дима кивнул головой в знак согласия, но продолжил говорить о матери:

– А еще отец рассказывал, как однажды она побила в шахматах весь батальон его армейских друзей. Ничего себе! – Димка улыбался во весь рот, представляя тот шахматный матч, когда его молодая мама поражала одного соперника за другим.

Чувство соперничества передалось и Паше, и он скороговоркой проговорил:

– А моя мама здорово плавала. Она научила меня нырять в карьере. Вода там как лед, и я помню, что сначала боялся нырять в холодную воду, но потом ничего, привык.

Паша мало говорил о своей матери, особенно с друзьями. Даже с Димой он о ней не говорил. Сейчас просто само собой вырвалось о купании в озере у карьера. Ему вспомнились летние походы с мамой на маленькое озеро на окраине города. Сонька в коляске, а он всегда бежал впереди. Отец пропадал на работе, поэтому чаще ходили без него. Вода на озере, которое называли карьером, была ледяной. Мама объясняла, что это из-за холодных источников, которые питали озеро. В жаркие летние дни, когда они втроем приходили к карьеру, мама сразу раздевалась до купальника и ныряла с головой в воду. Она долго не всплывала, и у Паши от паники, что она никогда не вынырнет, выступали на глазах слезы. А потом, совсем неожиданно, она появлялась сбоку и опрыскивала их с Сонькой ледяной водой. Аж дух захватывало! Потом мама научила его плавать и нырять. Теперь, когда они ходили летом с друзьями купаться, он сразу с разбегу нырял в ледяную воду. Все поражались, как он это может. Остальные долго стояли по колено в воде, никак не решаясь окунуться.

Постепенно Паша с Димкой перешли на разговор о будущем, о мечте, кем стать. Оба любили книги, особенно о приключениях, о путешествиях в заморские края, о мореплавателях и пиратах.

– Я стану моряком, – мечтал Димка. – Хочу на Южном полюсе побывать, в Антарктиде. Это вообще край земли!

Мальчики часто устраивали морские бои в мутном обмельчавшем Кумчике, побеждая «пиратов» на диких островах, которыми служили зацепившиеся за каменистое дно коряги.

Однажды Паша приметил новый ремень на Димкиных брюках.

– Отцовский? – спросил он, кивнув на ремень.

Димка был высокий и тощий, и вечно брюки на нем свисали мешком, поэтому ему всегда приходилось придерживать их ремнем. В этот раз на нем был солдатский ремень, и на бляхе блестела пятиконечная звезда. Ремень был на зависть.

– Отец подарил на день рождения, – с гордостью заявил Димка. – Это его армейский ремень. Теперь у него милицейский ремень, а этот он мне подарил.

Димка гордился своим отцом. Отец работал в милиции и дослужился до звания старшего лейтенанта. В округе все уважали Димкиного отца за дружелюбие, услужливость, вежливость по отношению ко всем, независимо от возраста или положения, и за готовность оказать помощь, даже если она не входила в полномочия сотрудника милиции. Димкины друзья с большой охотой обучались у дяди Сени шахматной игре, и не только потому, что хотели уметь мастерски играть, но и потому, что часто после уроков шахматной игры он принимался рассказывать о своей работе, о преступлениях или грабежах, которые успели предотвратить, о разных ЧП и вообще о приключениях из милицейской жизни. Короче, с дядей Сеней скучно не было.

Димка больше всего боялся, если отец в один прекрасный день узнает о ребячьих набегах на сады соседей. Стыда не оберешься! По этой причине он не принимал участие в фруктовых экспедициях, просто наотрез отказывался, даже несмотря на то, что ходил вечно голодный. Следует сказать, что его отлично кормили дома, но из-за высокого роста ему все время хотелось есть. Паше же немного досадно было, что Димка не соблазнялся соседскими фруктами. Что ему стоит при его росте протянуть руку и сорвать? Но, с другой стороны, Паша понимал, что, попадись Димка с ворованными яблоками или грушами, его отцу Семену позора не пережить. По этой причине Паша не брался уговаривать Димку залезть в чей-нибудь сад.

Росла черешня у соседей

У Гриневых в саду не было черешни. У всех соседей была, а у них нет. И конечно же, из всех фруктов-ягод Паша с Сонькой больше всего на свете любили черешню. Как нарочно, у соседей черешня росла прямо на виду и, когда вызревала, дразнила своими спелыми плодами красной, розовой и желтой окраски. Черешня блестела на солнце за высокими заборами, и добраться до нее было невозможно. К тому же за этими заборами бегали злые псы, охраняя сады, поэтому лезть на забор, чтобы нарвать черешни, воришки и не осмелились бы: псы поднимут такой лай, что спрятаться не успеешь от глаз бдительных хозяев.

Но в жизни всегда бывают исключения, которые служат исполнением какого-то сокровенного желания. Вот и в жизни наших героев было такое исключение. Скрытая от посторонних глаз за забором, сооруженным вдоль берега реки Кумчик, росла черешня стариков Макарыча и Доры. Ветки черешни, густо усыпанные в июне темно-красными плодами, заманчиво свисали через забор, и, забравшись на него, достать их можно было без особых усилий.

Кумчик протекал с запада на восток параллельно Речному переулку. С каждого конца переулка было по мосту. С тыльного, западного, конца переулок упирался в железнодорожную насыпь рядом с железнодорожным мостом. Жизнь жителей переулка сопровождал стук колес поездов, бегущих на север их огромной страны, возбуждая желание и у взрослых, и у детей отправиться в дальнее путешествие. С восточной стороны Речной переулок примыкал к главной улице, поднимаясь по склону ко второму мосту через Кумчик. Текущая с запада река изгибом обходила усадьбу Макарыча и Доры, выскакивая из зарослей крутого берега рядом с забором, где река встречалась с переулком и тут же сворачивала к мосту на главной улице. У берега, с правой стороны забора, рос большой куст бузины, очень удачно, по мнению Паши, скрывающий дерево с черешней. А еще правее от бузины, где сходились Кумчик и переулок, был крутой спуск в реку, по которому мальчишки сбегали к воде, когда играли в морские игры.

О черешне знали только те, кто заходил в реку, так как со стороны переулка дерево видно не было. Летом река сильно высыхала, и Паша с Димкой часто играли в пиратов, стоя по колено в воде. Паша давно приметил эту черешню и, когда она выспевала, лазил за ней со своей сестрой. Димку черешня не волновала, так как у них в саду было аж два дерева. Другим друзьям Паша о черешне Макарыча не рассказывал, чтобы не подать идею. У большинства росла своя черешня, но Паша знал: поохотиться друзья захотят не столько ради желания поесть ягод, сколько ради развлечения. А на всех черешни не хватит. Так что эти походы с сестрой оставались их тайной.

Макарыч и Дора жили одни в просторном и довольно обшарпанном доме. Много лет назад Макарыча парализовало, и теперь или он передвигался в коляске сам, или же Дора его толкала с места на место. У стариков был сын, но за два года до описываемых событий он получил назначение на восток страны и уехал работать туда с женой и дочкой. Приезжал навестить старых родителей только по большим праздникам и всегда уговаривал их переехать к нему. Старики сами настояли, чтобы он поехал за хорошей работой, отговорившись тем, что они вполне могут справиться без него, а уезжать с родины им совсем не хотелось.

У стариков был огромный сад, и, помимо черешни, там росло много других фруктовых деревьев. Но сад был запущен, так как ухаживать за ним у Доры не было сил, ну а Макарыч в коляске, конечно, не мог. Собак у Доры с Макарычем не было, да и вообще создавалось впечатление, что старики и не очень-то заботились о фруктовых деревьях и о черешне над рекой, потому что ее плоды в конце сезона высыхали прямо на ветках, не сорванные. Но зато Дора разводила грядки за домом и выращивала на них редиску, лук и всякую зелень. Весной и летом старуха возилась на своих грядках весь день, и того, что она выращивала, хватало не только им на еду, но и на продажу на городском рынке. Дора получала жалкие гроши за проданное, но ее это мало беспокоило. Ей просто было приятно, что зелень покупали с большой охотой, так как она вкладывала в труд всю душу.

Вообще, каждое лето со всех окрестностей Горска на городской рынок съезжались частные торговцы, в основном старики, как Дора. Те, кто помоложе, не располагали временем копаться в огороде, а старикам это занятие доставляло огромное удовольствие. В рыночные дни хозяева огородов вставали чуть свет и шли собирать с грядок все, что там поспевало, для продажи на рынке. Зелень: петрушку, укроп, зеленый лук – связывали в пучки приблизительно одного размера, а редиску еще и промывали в корытце, чтобы смыть комки грязи, прилипшей к розовым головкам. Потом все это аккуратно складывали в тележки и везли на рынок. Только и слышно было ранним утром, как скрипели колеса на бугристых тротуарах города. Вот и Дора, дождавшись очередного урожая и сложив аккуратно связанные овощи и зелень в клеенчатую тележку, тащила ее за собой добрых километра два на рынок.

Ребята Речного переулка всегда обходились уважительно со стариками, особенно с прикованным к коляске Макарычем, который часто сидел у калитки и наблюдал за спокойной жизнью переулка. Макарыч был разговорчив, не без юмора, и Паша с Сонькой иногда останавливались, чтобы поболтать со стариком, что в общем-то им было интересно. Но, несмотря на дружелюбное отношение к Макарычу, ребята никак не могли одолеть в себе соблазн полакомиться его черешней. Более того, они знали, что Макарычу ни за что не поймать воришек, даже если бы он их и увидел на своем дереве. Куда инвалиду в коляске?

Из-за черешенных набегов дети отлично знали распорядок дня Макарыча и Доры. В теплую погоду Дора вывозила Макарыча в коляске два раза в день – утром, приблизительно на час, и после обеда, часа в три-четыре. А в теплые летние вечера Дора с Макарычем выбирались на улицу после ужина. Дора садилась на лавочку и заводила беседу с соседями, тоже вышедшими подышать свежим воздухом и поговорить о том о сем. Макарыч требовал поставить коляску лицом к тротуару, чтобы переброситься парой слов и с прохожими. Вообще, любимое времяпровождение Макарыча было наблюдать за жизнью переулка, сидя в коляске перед своей калиткой. Когда кто-нибудь из соседей проходил мимо, Макарыч приветствовал их наклоном головы. А если мимо пробегал кто-нибудь из соседских ребят, он вытаскивал из верхнего кармана рубашки конфету в яркой обертке и заманивал таким манером жертву в свои, что называется, старческие сети. Затем, пообещав еще одну конфету вдобавок, он начинал расспрашивать пленника о последних событиях в переулке, о слухах – кто с кем поссорился, чей старый пес околел, чья сестра выходит замуж и так далее. Так что Паша с Соней отлично знали, что самым подходящим временем для набегов на стариковскую черешню было раннее утро, когда на улице еще безлюдно и Макарычу там делать нечего.

Черешня начинала созревать в середине июня, и в один прекрасный июньский день Паша объявил сестре:

– Сонь! Я заглянул сегодня за куст бузины у реки посмотреть на черешню Макарыча. По-моему, она поспела. Слазим?

Сонька возилась с котом Васькой, пытаясь усадить его себе на колени. Кот не слушался и соскакивал с колен. Хвастаясь, занудным голосом она промямлила:

– Тоня меня угостила сегодня утром своей черешней. Желтой. Я больше всего желтую люблю.

Тоня жила через дорогу от дома Гриневых, и дерево черешни с желтыми яркими плодами было видно из окна их собственной комнаты. Черешня росла им на зависть рядом с большим абрикосовым деревом.

– Ну и подавись своей черешней, – в раздражении отпарировал Паша, – я и без тебя обойдусь.

В это утро Паша был в гостях у Вовки. У Вовки, как и у Димки, в саду росло два огромных дерева, усеянных красной спелой черешней. Но никто из Вовкиных домашних не предложил Паше угоститься. Поэтому желание полакомиться черешней Макарыча возросло вдвойне, а то и втройне.

Сонька же в ответ на злобный тон брата заныла:

– Ну я же не говорю, что с тобой не полезу.

– Ладно, – Паша метнул гневный взгляд в сторону сестры. – Но ни слова никому!

Он знал, что она и так никому говорить ничего не станет, но все равно пригрозил на всякий случай.

– Полезем в пятницу, – деловым тоном стал строить планы Паша. – Папка рано в пятницу уходит, так что, как уйдет, можно сразу же полезть.

Задача заполучить черешню Макарыча была выполнима, но не совсем проста. Сначала нужно было забраться по крутому берегу Кумчика к забору, где росла черешня, потом залезть на забор и поудобнее на нем устроиться, чтобы одной рукой гнуть ветки, а другой срывать ягоды. Забор был не очень высокий, поэтому труд был по силам. К счастью, ветки черешни были гибкими, в отличие, например, от яблонь, поэтому добыча всегда была обильной для брата с сестрой. Рвали черешню в спешке, чтобы никто не успел поймать. Сидеть и наслаждаться ягодой времени не было. Хотя Паша и не верил в слух о Димкином ухе, дети все-таки боялись, что им надерут уши, если поймают. А может, и оторвут за воровство. Кто его знает?

Нарвать черешни хотелось побольше, чтобы потом сесть где-нибудь в тихом местечке и спокойно наесться до отвала. Поэтому Паша брал какую-нибудь старую майку, затыкал ее в брюки и туго затягивал ремнем, а потом ссыпал в нее наворованную черешню. После в укромном местечке уже своего сада Паша высыпал черешню на газету и дети принимались за обе щеки наворачивать плоды их немалых усилий. Косточки от черешни летели через изгородь в огород их соседа Волчанского: детям доставляло удовольствие сделать ему какую-нибудь пакость, так как пакостей от самого Волчанского его соседям приходилось терпеть немало.

Вот только бабушка всегда ругала за фруктовые пятна на Пашиной майке или Сонькином платье. Она строгим голосом отчитывала:

– Знаю я, откуда эти пятна. Вам не стыдно? Рано или поздно вы попадетесь, голубчики. Вам это даром не пройдет. Вам что, мало своих фруктов в саду?

Но пока детям везло – их никто не поймал. По правде, они больше всего боялись отца: если тот узнает, им серьезно влетит. И бабушка знала, что именно отца они боятся, поэтому грозила:

– Вот погодите, отец узнает – и будет вам беда.

Взрослые в переулке подозревали о проделках своих детей, но если соседи не приходили жаловаться, то детям эти проказы сходили с рук.

Охота за черешней

Накануне экспедиции к берегу реки Паша с Сонькой украдкой вытащили из платяного шкафа старую Пашину майку и старенькое Сонькино платье и положили вещи под подушки, чтобы не тратить время с утра на поиски подходящей одежды. Сонька уже выросла из платья в горошек, но для похода за черешней оно вполне годилось. Засыпа?ли с трудом, так как были возбуждены и волновались о завтрашнем дне.

Утром, как только отец скрылся за калиткой, дети вскочили с кроватей и быстро натянули на себя старенькую одежду. О завтраке не могло быть и речи, когда их ожидало изобилие черешни. Они выглянули из-за калитки, чтобы убедиться, что на улице никого нет. Легкий туман навис над переулком, что придало им смелости: в тумане, может, не заметят.

– Кажется, спокойно, – прошептал Паша.

Дом Макарыча и Доры на противоположной стороне переулка был крайним в ряду выбеленных одноэтажных особнячков, стоящих или за высокими заборами, или за низким штакетником. Воришкам нужно было пересечь дорогу и немного пробежать, чтобы добраться до куста бузины у склона реки. Расстояние было небольшим, но как его преодолеть незамеченным, больше всего беспокоило Пашу. Паше казалось, как это всегда бывает в подобных ситуациях, что из-за занавесей соседских окон на него смотрит не одна пара глаз.

Не успел Паша скомандовать: «Пошли!», как из калитки Вовкиного дома вышла Вовкина мать и направилась в сторону главной улицы, а значит, пойдет и мимо их дома. Дети нырнули обратно во двор и притаились за забором в ожидании, пока она не скроется из виду. Прошла минута-другая. Паша опять высунул голову из калитки и немного подождал. Вроде бы тихо. Он дал Соньке сигнал, и, перебежав через дорогу, они рысцой потрусили по другой стороне переулка по направлению к реке. Теперь расстояние казалось бесконечным. Страх, что в любой момент воришек увидят и потащат на расправу, не оставлял Пашу. Его сердце билось так быстро, что казалось, вот-вот выскочит. Сонька не отставала. Она тяжело пыхтела за Пашиной спиной, как труба паровоза, и один раз споткнулась, но не упала.