Затянувшаяся рыбалка

Приползай к нам на Холм! Мы будем тебе рады! – помахала ему Маша. Затем крикнула через плечо сидевшей впереди Тоськи: – Марат, а он меня понимает?

Но Марат то ли проигнорировал ее вопрос, то ли попросту не услышал, слишком глубоко погрузившись в собственные мысли. Лишь казимирка недовольно поморщилась и поковыряла пальцем в ухе, заложенном от Марийкиного крика.

После встречи со Старым Ло Дук то и дело замечал следы непривычного оживления, какого ранее никогда в горах не было. И связано оно было с появлением в окрестностях большого количества людей. Впрочем, с самими людьми путники пока не встречались. Вернее сказать, не встречались с живыми людьми. А вот их останки в виде свеже-обглоданных костей попались на глаза не раз. Если не считать тех двух бедолаг, которых переваривал Старый Ло, большой отец периодически указывал Марату то на разбросанные по поляне обглоданные львом кости человека и карвана, то на остатки пиршества гигантской обезьяны, которую росы называли черным татем. Один раз Марат и сам углядел Татя, обгладывающего человеческий труп. Заметив путников, тот поспешил убраться с глаз долой, не забыв прихватить добычу.

А потом и вовсе вышли на дорогу, протоптанную несколькими сотнями пар ног людей и карванов. Такого количества человеческих следов в горах отродясь не бывало. Остановившись, Дук озадаченно чесал левой рукой затылок, а правой живот. Игнорируя вопросы девушек о причине остановки, Марат спустился на землю по привязанной к рогу Грома веревке и тоже с интересом изучал следы.

В принципе жителей гор мало волновал тот факт, что лесное зверье получает такую лакомую пищу. Мир так устроен, что для продолжения жизни одним приходится поедать других. Но вот что заставило сняться с места и отправиться невесть куда сразу такое большое количество людей? Окрестное зверье вело себя спокойно. Да и большой отец Дук обладал чутьем, которому позавидует иной зверь. И никакой приближающейся беды, типа пожара или землетрясения он не ощущал. Дук привык ведать обо всем, что творится в ближайших горах, и потому непонятное поведение такого множества людей его беспокоило.

Догадайся Марат объяснить девушкам причину остановки, и те наверняка сразу сообразили бы, что это за люди прошли здесь, и какая нужда заставила их отправиться в путь в таком количестве. Но воспитанник горных великанов не снизошел до объяснений, а сами девушки не способны были разглядеть следы на каменистой почве.

Дук решил пройти по следам, чтобы разобраться в непонятном. Так как следы шли примерно в том же направлении, куда двигались путники, Марату пришлось смириться с некоторой задержкой.

Вскоре в ложбине между двух пологих склонов снова обнаружились останки карванов и следы захоронения. Здесь люди уже не стали пищей для горных хищников, а были погребены сородичами. Но кто их убил? Ни один обитающий в горах зверь не нападет на такое количество людей. Будь он даже крайне голоден.

Пусть Марату и казалось, что движутся они медленно, но все равно Гром и Дук за день успевали пробежать такое расстояние, на преодоление которого обремененному обозом казимирскому войску требовалось несколько дней. И вот, в конце второго дня путники достигли рощи гледичий. Но еще на подходе к ней они поняли, что впереди произошло нечто, закончившееся печально для людей. Во-первых, На довольно ограниченной территории встретились сразу несколько крупных хищников разных видов, которые никогда не терпели близкого соседства конкурентов. А тут сразу несколько видов кошачьих – и семейство львов, и тигр, и лесной кот. В кустах промелькнули крупные волки, которые в это время уже должны разбиться на пары и не отходить далеко от логова. И даже встретился вовсе уж редкий в местных горах прямоходящий мохнатый ящер бурун. И все эти твари едва волочили ноги из-за свисающих почти до земли животов. Даже кот смог забраться только на самую нижнюю ветвь разлапистой сосны и лежал там, свесив лапы и тяжело дыша.

Когда приблизились к роще гледичий, то поразились обилию более мелких падальщиков. В том числе и пернатых. Под кронами и в ветвях колючих деревьев тявканье, писк, свист и карканье сливались в невообразимый гвалт.

Ни Дук, ни Гром не могли зайти в рощу. Их рост не позволял им двигаться под кронами, а огромные шипы надежно пресекали желание продираться сквозь ветви. Да и поранить ноги об опавшие сухие ветви желания не возникало. Потому далее отправился один Марат. Вернувшись, он рассказал о десятках разодранных человеческих и карваньих тел, о брошенных повозках, о разбросанном имуществе. Марат принес несколько больших ножей, добротный лук и пару колчанов со стрелами. Продемонстрировав трофеи Дуку, он изъявил желание наведаться в рощу на обратном пути, ибо там осталось еще много такого добра.

Но большого отца волновало другое. Судя по рассказу воспитанника, тот не обнаружил следов того, кто мог устроить такое побоище. Мысль о том, что все окрестные хищники объединились для нападения на большое количество людей, не могла даже прийти в голову гиганта. Понятно, что все эти твари лишь воспользовались уже, так сказать, накрытым столом. Разве что, некоторые из них отлавливали разбежавшихся одиночек. Не сами же люди вдруг ни с того, ни с сего начали убивать друг друга…

– Чем он недоволен? – обратила внимание на бурчание Дука Маша.

– Большой отец Дук недоволен тем, что в горах появилось слишком много пищи, – пояснил Марат.

– Разве плохо, когда много пищи? – удивилась девушка, не подумав поинтересоваться, о какой пище идет речь.

Воспитанник великанов посмотрел на нее, как на неразумную, но все же пояснил:

– Если будет много пищи, выживет много больных и слабых животных. Они дадут такое же больное и слабое потомство. Потом больные смешают кровь со здоровыми, и новое потомство уже все будет больным.

Задумавшись над жестокой реальностью, Маша не нашлась, что ответить. Но тут Дук снова пророкотал что-то Марату, и тот во второй раз отправился в колючую рощу. На этот раз следопыт отсутствовал гораздо дольше и вернулся уже в сумерках. Он сообщил, что погибли не все люди. Судя по следам, достаточно большое количество все же покинуло рощу.

Порокотав между собой на непонятном девушкам языке, Дук и Марат отправились выбирать место для ночлега.

На следующий день, обогнув рощу гледичий по неприметной горной тропе, путники вышли к спуску к предгорьям. Все опасные участки остались позади. Теперь можно было двигаться достаточно быстро, и не увяжись с ними Няшик, возможно они вышли бы к озеру уже к полудню. Однако лосенок не мог бежать с такой же скоростью, с которой перемещались Гром и Дук. Хотя конечно за ним не угнался бы ни один даже самый быстроногий карван. К тому же Няшик все настойчивее тыкался мордой в Машину ногу, требуя, чтобы та наконец-то пересела на него. Ведь ему так нравилось катать эту зеленоглазую наездницу. Тем более, что пораненная нога давно зажила, каменистые тропы остались позади, и бежать по пологим склонам было так приятно. Что касается сбруи, так привыкший к ней Няшик еще в горном обиталище великанов ревностно охранял ее, встревоженно мыча всякий раз, когда к ней подходил другой лосенок. Понятно, что при отправлении в поход, сбрую пришлось нацепить на него. Так как кроме Тоськи никто в данном деле не соображал, то сия забота легла на ее плечи. Впрочем, казимирка и не возражала. Ей даже нравилось чувствовать себя полезной. Особенно когда эту полезность осознавал Марат, который всякий раз внимательно наблюдал, как ловко она снимала сбрую после остановки на ночь, и так же ловко надевала ее на лосенка утром.

И вот, осознав, что вскоре предстоит встреча с друзьями, Маша решила появится как можно эффектнее. Конечно, приехать верхом на огромном Громе тоже было не плохо. Но на сохатом исполине она сидела не одна. Да и седоков почти не было видно за чудовищными рогами. Знай, Маша язык Дука, она могла бы попросить его посадить ее на плечо. Тоже было бы не плохо приветливо помахать друзьям с плеча, покрытого шерстью человекообразного гиганта. Но рокочущего языка горных великанов девушка не знала, а просить передать просьбу Марата, не было желания. Оставалось одно – вернуться в седло к Няшику. Все равно всегда такая приветливая Тоська последние дни стала какая-то не разговорчивая, и даже иной раз раздражительная. Маша не могла понять причину такой перемены в поведении казимирки, и потому лишний раз к ней не обращалась. А ехать молча, уткнувшись в спину подруги, было не выносимо. Лучше уж общаться с Няшиком.

В общем, идя навстречу не столько желанию пришелицы, сколько постоянным требованиям самого лосенка, Дук согласился, чтобы Маша пересела на спину Няшика и последние часы пути проехала на искренне обрадовавшемся четвероногом друге.

Однако вышли путники не к Холму. Держась небольшой каменистой речушки, они миновали густой подлесок. А дальше, за остатками пока еще не вырубленной лещины Маша узнала верхушки трех сосен, под которыми находились могилы родителей Марата. От осознания того, что скоро увидится с дорогими сердцу людьми, душа девушки переполнилась восторженными эмоциями.

– Ур-ра-а! Приехали! Не сдержавшись, закричала она. И словно поддавшись восторгу наездницы, Няшик игриво подпрыгнул, покосился на Машу, дабы убедиться, что та не свалилась от его неожиданного взбрыка, и радостно понесся вперед.

Гром укоризненно всхрапнул, но продолжил двигаться степенным шагом. Дук неодобрительно покачал головой и что-то пророкотал, соглашаясь с рогатым исполином.

Непрошенные гости

Первую весть о приближающихся казимирах жителям Холма принес одинокий карван, выбежавший из леса. Почуяв людское жилье животное, жалобно крича, немедленно побежало к нему.

– Это еще что за явление? – удивилась Зоя. Она с девушками собирала зелень к ужину на разбитых на склонах грядках.

– Казимиры! – громко закричала узнавшая низкорослого казимирского карвана Оксана.

Все девушки кроме Зои мгновенно схватили всегда имеющиеся под рукой луки. Наложив выдернутые из заплечных колчанов стрелы, они загородили собой пришелицу и, зорко вглядываясь в изрядно прореженный подлесок на опушке, начали пятиться к крепостным воротам.

А из ворот уже выбегали вооруженные рогатинами мужчины. На стене тоже засуетились люди.

Однако из леса никто не показался. Лишь жалобно кричавший малорослый карван наконец добежал до вышедших вперед росов и, не обращая внимания на оружие в их руках, тыкался мордой то к одному, то к другому. Он будто бы жаловался на выпавшие, на его долю невзгоды и укорял людей за то, что они оставили его одного в полных опасностей горах.

– Братцы, смотрите, у него в стремени сапог застрял, – указал Славий.

– А то не нога: – опасливо поинтересовался Ефрем. – Может, какая зверюга всадника откусила…

– Да нет, – Славий выдернул сапог из стремени и заглянул в него, – ноги тут нет.

– Значит, где-то она осталось, – логично рассудил один из прибежавших вместе с близнецами росов.

Карвана отвели в крепость. Кроме него в этот день никаких незваных гостей не появилось. Животина же была представлена на экспертный совет Круга. Осмотрев карвана и ощупав упряжь, все пришли к единодушному мнению, что он может принадлежать только казимирам. А значит, наихудшие прогнозы сбывались, и следовало ждать появления орды захватчиков. Однако и факт появления карвана без всадника вселял кое-какие надежды. Ведь пустой сапог в стремени говорил о том, что казимир либо выпал из седла, либо был выхвачен из него неведомым монстром. Хорошо бы, если такая же участь постигла и остальных интервентов. И тут же следовало новое опасение, а что за монстр выхватил казимира из седла? Что если это кто-то гораздо крупнее Малыша? А не придет ли он полакомиться человечинкой на Холм?

В любом случае решили усилить бдительность и на ближайшие дни прекратить выходы заготовщиков дерева для строительства. От охоты тоже пришлось отказаться. Благо копченого и вяленого мяса было заготовлено с достатком. А в леднике хватало свежей кабанятины. С избытком имелось и рыбы. Однако запас, как известно, никому еще не помешал. Потому рыбакам было разрешено выходить к берегу, но быть на чеку, и в случае предупреждающего сигнала старшинской дудки, немедленно бросать снасти и бежать в крепость.

***

Казимиры появились через день. Их приближение заметил дозор, посланный за золотоносный овраг. Засвистели дудки, созывая остальные дозоры.

– Если казимиры идут действительно по Машкиной наводке, то они полагают встретить здесь только троих, – задумчиво проговорил Сергей, стоя на стене рядом с Потапом. – А если так, то не готовы встретить вооруженное сопротивление.

– Придется им обмануться в своих ожиданиях, – усмехнулся Потап.

– Да я это к чему сказал-то, – повернулся к старшему росу попаданец, – если все владеющие луками бойцы сделают неожиданный наскок на врага, то могут урезать его количество на полсотни человек.

Стоявшие рядом росы уставились на парня.

Ты предлагаешь, начать их убивать даже не узнав, зачем они явились? – удивленно вопросил Потап. – А ежели казимиры явились с миром? А мы, не спрося, стрелами? Нет, брат. Росы никого не убьют первыми.

– Я о мирных гостях как-то не подумал, – смутился Сергей. – Мы же последнее время все к войне готовились…

–Мы готовились не к войне, а защитить свою землю, коей теперь считаем и Холм, – поправил его зверобой. – И защищать нам ее придется не столько от людей, сколько от иных хищных тварей. А с людьми, будет на то воля Вестника, лучше договориться миром. Даже если это казимиры…

Казимиры вышли из леса только к концу дня. Дневное светило к тому времени уже коснулось краем поверхности озера, и его свет не позволял не прошеным гостям, как следует рассмотреть построенную на холме крепость. Зато из крепости хорошо рассмотрели довольно потрепанный вид пришельцев.

Как и докладывали дозорные, казимиров было примерно полторы сотни. Лишь менее половины из них сидели верхом на карванах. Из пеших особо выделялись несколько десятков человек и вовсе уж в оборванных одеждах. Впрочем, те тряпки и одеждой-то назвать было нельзя. Просто какие-то лохмотья, кое-как прикрывающие тело. Сами оборванцы выглядели под стать своей одежке – худые, грязные, с не стриженными всклокоченными шевелюрами и бородами. Лица прочих казимиров тоже покрывала изрядная щетина. Ее даже уже можно назвать бородой, однако было понятно, что еще несколько дней назад их украшали только по-казимирски вислые усы.

Но один пришелец и сегодня выделялся гладко выбритым подбородком. Да и усы у него не свисали как у всех, а витыми стрелками топорщились в стороны, словно у жука-свистопляса. Отличался он так же высокой каракулевой шапкой и, самое главное, настоящей подзорной трубой, в которую рассматривал крепость, гордо сидя на карване.

Еще росы насчитали семь груженых телег. Особый интерес вызвал груз одной из них. Ее тащили сразу четыре карвана. На ней был явно какой-то разобранный механизм.

– Катапульта, – заявил Сергей, разглядев особенно длинную деталь с похожим на ложку расширением на одном конце. Покосившись на Потапа, с невеселой усмешкой добавил: – Вот вам и аргумент для мирных переговоров.

Пришлось объяснять росам, что такое катапульта. Информация их не обрадовала.

А тем временем казимиры рассредоточивались вдоль опушки. Основная часть их устало расположилась под отдельно стоявшими деревьями. Было заметно, что пришельцы стараются держаться дальше от стены леса. Но и особо на открытое пространство не выходят. Может, не желают дать возможность обитателям Холма как следует рассмотреть свое войско. Суетливо засновали бородатые оборванцы. Задымили костры. Лишь казимир в высокой шапке продолжал рассматривать крепость в подзорную трубу. Рядом с ним постоянно находился десяток всадников. Вот от них отделились трое и, размахивая серой тряпкой на рогатине, поскакали вверх по склону.

Не доезжая полсотни шагов до ворот, парламентеры остановились. Потап спустился со стены и выехал к ним навстречу в сопровождении сыновей.

– Владетельный пан и почетный делегат Верхней Палаты Королевского Сейма Эдмонд Поросяцкий передает вам свою волю, – начал казимир, державший рогатину с тряпкой, когда росы остановились перед ними. Говорил он по-росски, но с явным акцентом. – Отныне и навеки земли на семь дней пути вокруг переходят под руку владетельного пана. Вам же надлежит встретить пана, как своего господина, и присягнуть ему на вечную верность. Пан Эдмонд Поросяцкий готов проявить милость к своим новым подданным и позволить вам подготовиться к встрече своего господина. Но ежели с первыми лучами солнца он не увидит у своего шатра ваши склоненные головы, а ворота городища не будут гостеприимно распахнуты, то всех жителей ждет та же участь, что постигла неразумных москалей, вздумавших напасть на королевское войско. Такова воля владетельного пана и Делегата Верхней Палаты Королевского Сейма.

Не дожидаясь ответа росов, казимир развернул своего низкорослого карвана и погнал его прочь. Его сопровождающие последовали за ним. Но сперва один из них бросил к ногам росов мешок, внутри которого угадывались какие-то круглые предметы, формой и размерами напоминавшие капустные кочаны. Вот только смердело от мешка, словно от мертвечины.

Кивнув Славию, чтобы тот поднял мешок, Потап тоже развернул карвана. За воротами их ждали все жители Холма, за исключением тех, кто нес стражу на стене.

Морщась от смрада, Славий развязал мешок и вывалил содержимое под ноги соплеменникам. С глухим стуком на землю упали и раскатились отрубленные человеческие головы. Росы замерли в немом ужасе. Сомлевшая от кошмарного зрелища Зоя со стоном опустилась на землю. Сергей тут же подхватил супругу на руки и понес в дом. Охая и постоянно оглядываясь, его сопроводила одна из девушек. Девушка осталась с Зоей, а парень вернулся назад. Головы к тому времени уже собрали и прикрыли принесенной кем-то волчьей шкурой.

Всего голов было пять. Принадлежали они парням, которые ушли вместе с Михаилом. Соплеменники узнали Бурелома, Крута, Мерилу, Кирилла и Дурилу.

Живущие в диком мире люди привыкли к жертвам среди соплеменников, случалось видеть и разорванные когтями и клыками лесных зверей человеческие тела. Но чтобы люди вели себя подобно дикому зверью…

Потап смотрел в сторону все еще открытых крепостных ворот. За ними в уже сгущающихся сумерках, словно глаза чудовищных тварей плясали огни казимирских костров. И глаза зверобоя, отражающие огни костров, светились не свойственной ранее ненавистью.

– Ты получишь ответ до рассвета, владетельный пан, – тихо произнес он. Но его слова услышали все находившиеся рядом соплеменники. И их руки крепко сжали древки рогатин и рукояти сабель.

Достойный финал казимирского похода

Злость душила пана Поросяцкого. Он даже пожелтел от яростного чувства. Ставшие желтыми белки глаз расчертили налившиеся кровью прожилки. Он ненавидел все и вся за позорно испачканные последние красные штаны, за испытанный им дикий страх, за все постигшие в этом походе неудачи. Ненавидел оставшихся в благополучной столице троих делегатов во главе с председателем Сейма. Ненавидел и троих погибших коллег, гибели которых изначально радовался. Но ведь могли бы они погибнуть и на обратном пути, чтобы не оставлять на нем весь груз ответственности в самом начале… Ненавидел свалившуюся как снег на голову зеленоглазую москальку, нарушившую спокойный уклад казимирского королевства. Ненавидел семейство пана Дзенько. Дай Вестник заточенным в замковом подземелье Вадиму и Фриде дожить до его возвращения, и он сделает все, чтобы они пожалели об этом! А еще пан делегат ненавидел походных смердов. Это ж надо такому случиться! В то время, когда почти половину войска словно дойная карваниха языком слизнула, из полсотни походных смердов погиб всего десяток! Да и то, двоих он лично зарубил от злости. Но более всего Эдмонд ненавидел устраивающих подлые засады москалей! Дай Вестник ему добраться до москальских селений, и он прикажет повесить всех взрослых дикарей мужского пола рядом с их же жилищами, дабы остальные навеки запомнили, что бывает с теми, кто пойдет против воли Эдмонда Поросяцкого, и вознесли ему хвалу, за то, что оставил жизни им лично.

Впрочем, идти с остатками войска в Росскую равнину пан Поросяцкий не собирался. Ни его моральный дух, ни моральный дух потрепанного войска к этому были не готовы. Он бы и вовсе отдал приказ возвращаться назад, и после встречи с аспидом совсем уже был готов к тому. Не будь первой целью похода пришельцы из другого мира и обнаруженные ими золотые россыпи. А еще прирученный тиран. При мысли о тиране Эдмонд каждый раз не уставал проклинать пана Дзенько, позволившего сбежать зеленоглазой москальке. Эх, как же глупо она погибла. Надо было сразу забирать ее к себе в дом. Пусть бы его Ганька набилась ей в подруги. Глядишь, сейчас его дочка гарцевала бы на сохатом хозяине горных лесов. Ну, да что теперь сожалеть о том, чего не случилось.

Малое удовлетворение пану Поросяцкому доставляли пять отрубленных голов клятых москалей из тех, кто устроил засаду в роще глядичий. В той смертельной суматохе у прятавшихся на деревьях дикарей были все шансы уйти безнаказанными. И они, расстреляв запас стрел по мечущимся в панике казимирам, так бы и ушли. Но отличился десятник Парвуз. Десяток Парвуза шел в боковом дозоре, потому не пострадал в общей свалке. А когда устроившие засаду дикари спрыгнули с деревьев, то были замечены, благоразумно продолжавшим держаться поодаль десятником. Ринься дикари сразу наутек, дозорный десяток порубал бы их всех. Но наглые москали ловко отловили по одному мечущемуся карвану, прыгнули в седла и поскакали прочь. Тут-то и были встречены парнями десятника Парвуза. Парвуз уверяет, что было разбойников не менее полусотни. Но казимиры храбро преградили им дорогу и зарубили пятерых. Сами же потеряли всего троих.

Пан Поросяцкий велел отрубить москальским трупам головы и взять их с собой. Он пока не знал, что сделает с этими головами, но подобный трофей хоть как-то согревал его израненную душу.

И вот, когда казимиры вышли к озеру, то вместо описанного зеленоглазой пришелицей дома обнаружили на холме свеже построенную деревянную крепостицу. Поняв, что москали первыми нашли пришельцев, Эдмонд не знал, огорчаться ли, или радоваться. С одной стороны, он надеялся без лишних проблем прибрать себе и ценных попаданцев, и золотые россыпи. С другой стороны, его душа требовала отмщения за неоднократно испытанный позорный страх во время похода. И теперь вроде как было кому мстить. В такой крепостице не могло быть много народу. Да и, в случае слишком упорного сопротивления, поджечь деревянные стены труда не составит.

Но сначала надо попытаться захватить невредимыми пришельцев и приручённого детеныша тирана. Да и москальки с детьми тоже представляют немалую цену для казимиров. Эх, жаль, что у него дочь, а не сын. Сейчас бы нашлась ему жинка с новой кровью… М-да… Да и саму крепостицу в личные владения заиметь не помешает. Так что спешить сжигать почти, что уже свое имущество он не будет. И все же хорошо, что остальные делегаты погибли. Туда им и дорога… Не надо теперь будет ни с кем делится.

Разглядев в чудом сохранившуюся подзорную трубу, суровые лица выглядывающих из-за крепостной стены бородачей, пан Поросяцкий решил, что самому ехать на переговоры по сдаче крепости не стоит. Потому послал отличившегося десятника Парвуза, по случаю произведя его в хорунжие. Заодно велел передать москалям мешок с головами их соплеменников, дабы знали, что их ждет, еже ли откажутся подчиниться. С удовлетворением отметил, что после встречи с его посланниками крепостные ворота остались открытыми. Раз москали не закрыли и не забаррикадировали их, значит, о сопротивлении не помышляют. Остается дождаться повинной процессии.

Решив, что всякая демонстрация силы будет не лишней, пан Поросяцкий велел на виду у москалей начать собирать камнеметательную машину. Ну и что, что ни одного мастера не осталось, и никто не знает, как эту машину собирать. Пусть собирают, как могут. Все равно росские дикари никогда таких механизмов не видели, и сам вид загадочной машины должен внушать им страх и уважение.

Впервые за все время злополучного похода пан делегат Верхней Палаты Королевского Сейма ложился спать с чувством относительного удовлетворения. Как бы то ни было, а цель похода достигнута. Сомнений в том, что крепостица на холме падет к его ногам так или иначе, не было. Золотоносный овраг, о котором поведала пришелица, обнаружен. Правда по нему течет весьма полноводный ручей, но он наверняка пересохнет, как только с гор сойдут вешние воды. Делегаты-конкуренты благополучно погибли от рук дикарей. И как знать, может, став владетелем новых земель, а то и хозяином приручённых сохатых и тиранов, пан Поросяцкий объявит себя наследником Казимира Всевластного, отменит Сейм и будет править единовластно… Засыпая, он видел себя на высоком троне. На челе корона из чистого золота. В одной руке держава. В другой карающий меч… Но вот меч зашевелился, и пан Поросяцкий с ужасом обнаружил, что держит в руке извивающееся тело ярко-оранжевого аспида. Аспид злобно зашипел, завораживающе шевеля длинным черным раздвоенным языком, и на его бородатом росском лице расплылась злорадная ухмылка…