Квинтэссенция Света

Старик зачем-то хотел потянуться к своей мертвой дочери…

Я лишь успел схватить его сзади, за ворот рубашки, но не успел отдернуть. Я знал, что детеныши этих тварей практически сразу готовы к атаке и поеданию, старик, видимо не знал этого.

«Осьминог» набросился на его руку и вцепился так, что сломан старику несколько костей. Тот завопил и упал на пол. Монстр вцепился на мертво, старик отчаянно пытался оторвать его, но все бесполезно. А затем «осьминог» начал пожирать руку старика, послышались мерзкие чавкающие и хлюпающие звуки, будто электромясорубка забилась костями, и теперь движок пытается прокрутить всю эту мясную массу. Отвратительное зрелище доводило до тошноты и меня. Паника, ужас и вопли Элиаса усугубляли его положение.

Сквозь его крики, чавканье твари и собственное пыхтение я услышал призыв.

– Стреляй, Фред! Стреляй! – Мэд пытался прицелиться.

– Старик вертится, я не могу поймать эту тварь! – рука Сары с оружием тоже металась.

Я постарался сохранить самообладание. Пока старик корчился возле своей дочери, я тоже достал пистолет. Послышался первый выстрел. Сара не попала, но зато спугнула «осьминог» – он отпустил руку побледневшего деда и стал метаться по комнате.

– Ах, ты, черт! – заорал Мэд, – сейчас я грохну тебя!

– Сара, пригнись, – профессор положил руку на плечо девушки и потянул ее вниз. Монстр прыгнул высоко, но пролетел мимо.

Выстрелы, выстрелы. Я нажал на спусковой крючок раза три, Мэд – выпустил пять пуль, Сара одну. Так уж вышло, что я успевал считать эти чертовы выстрелы.

Затем мы сделали секундную передышку, потому что «осьминог» переметнулся в тот самый темный угол, и почти скрылся в тени.

Но отдыхать нам не дал мистер Элиас. Старик, ругаясь и выплевывая проклятия, молниеносно поднялся и за пару скачков оказался рядом с монстром, по пути растолкав нас.

Крепкий дед оказался. Изловчился и схватил «осьминога» за один тентакль. Но уж слишком склизким и изворотливым был зверь. Он хоть и был еще небольших размеров, но смог вырваться и тут же набросился на искаженное яростью и болью лицо Элиаса.

«Все, – пронеслось у меня в голове, – из таких мертвых клещей уже не выбираются».

Старик тщетно пытался оторвать эту «маску смерти», но тварь моментально обвила его шею своими тентаклями.

Послышались сдавленные крики. Но меня в эту секунду привлек другой звук – оханье профессора.

Он с ужасом посмотрел на меня, а затем на свою левую кисть. На ней красовался быстро краснеющий ожог от щупальца «осьминога». Рана была покрыта слизью. И я мгновенно понял, что это значит. Зимовски в страхе переводил взгляд с руки на меня, почти умоляя. Я не стал тянуть. Один шаг, я рядом с Мэдисоном, вырвал у него на поясе из ножен мачете. Затем резкий разворот к профессору.

Сара и Мэд до сих пор смотрели, как монстр пожирает старика, а я тем временем подскочил к Фредерику.

– Нет! – он только успел пискнуть. Я рубанул по руке со всей возможной силой. Кисть отлетела в сторону. Зимовски заорал, а я тут же выронил мачете и двумя руками, схватил его пульсирующую кровью культю.

Тут «ожили» Мэд и Сара.

– Прижги стволом! – рявкнул я своему другу, тыча рукой профессора в лицо Мэда. Он стрелял больше всех – его пистолет раскалился больше моего и сариного.

– Какого хера!

– Быстрей! – рявкнул еще раз.

Он прижег руку профессора. Тот заорал снова и упал в обморок.

– Стреляй, Сара! – крикнул я девушке.

Она поняла все моментально. Развернулась, и не мешкая, мне показалось, даже без сожаления, пальнула в голову мистера Элиаса, туда, где находился «осьминог». Выстрел разнес в мясо обоих.

Мэд подошел к трупу старика и сделал контрольный выстрел в монстра.

– Не трать патроны, – вставил я.

Он резко развернулся ко мне.

– Какого хера ты отрубил руку профессору?!

Сара стояла рядом и тупо переводила взгляд с убитых на Зимовски. Я всучил ей культю профессора.

– Наложи жгут, ремень свой сними. Сара! Слышишь?

– Да, да, – она вышла из ступора.

– Давай, помоги мне усадить его на вот эту кровать, – сказал я Мэду.

– Фрэд! – окликнул он меня.

– Что? Его обожгла эта тварь. Я увидел красный след ожога от тентакля и делал все по наитию! – я стал злиться. Следовало действовать быстро, пока профессор тоже не помер тут, а разговоры оставить на потом.

– Я не знаю, поможет ли такой способ от заражения, – уже спокойней добавил я, – поэтому Фредерику нужно будет сделать тест крови.

Мы перетащили его в другую часть комнаты и усадили на кровать мертвой девушки. Мэд похлопал его по щекам, и тот очнулся.

Сара как раз закончила перевязывать руку, когда Зимовски попросил воды. По потерянному взгляду было понятно, что он еще не осознал до конца, что произошло. А потом он осмотрел комнату, нас, и, наконец, уставился на свою культю.

– Это, я так понимаю, мистер Дэнем, вы так пытались спасти мне жизнь? – спросил профессор. Голос его немного дрожал, но Зимовски старался бодриться.

– Простите, Фредерик, ждать было нельзя. И то не понятно, поможет ли… возможно, вы все же заразились, и нам придется вас убить…

– Но сначала мы сделаем тесты, конечно! – вставила Сара.

– Это обнадеживает, – вздохнул он, – спасибо, Альфред.

Я тоже облегченно выдохнул.

– А я смотрю, ты крепкий мужик, Зимовски! – улыбнулся Мэд, хлопнув профессора по плечу, – думал, ты в истерику впадешь!

– Я три месяца выживал в этом аду. Как думаешь, Мэдисон, привык я к окружающей жестокости? Мир изменился, и теперь придется принимать его таким… даже если нужно пожертвовать частью себя.

– Рану надо обработать по-человечески, чтобы не было заражения… ну, в смысле инфекции, – Сара помогла профессору встать, – давайте спустимся вниз.

– А с этими бедолагами что будем делать? – поинтересовался я, смотря на мертвую девушку.

– А что тут уже сделаешь? – Мэд прикрыл тело девушки скомканным на кровати одеялом. То же самое проделал со стариком, предварительно попытавшись носком сапога отодрать «осьминога» от лица мистера Элиаса – не вышло. Мэд выругался, затем накрыл тело тряпицей.

– Вот же черт! – снова взбудоражился мой коллега, когда мы уже направились к двери, – ах я дурак!

– Что случилось? – переспросил я.

– Я же мог все это снять! Запечатлеть наш разговор с ним… перестрелку… вышел бы отличный репортаж! Дерьмо! Камера в машине!

– О боже, Мэдисон, – Сара всплеснула руками.

– Идем, Мэд, пора в машину.

Он помедлил секунду, затем все же рванул к двери.

– Нет! Я все же сниму последствия! – он обогнал нас на лестнице и спустился первым.

– Мэд, стой! – только и успел сказать я.

Он уже скрылся на первом этаже. Но тут же послышался его напряженный голос.

– Спокойно, спокойно, – Мэд явно обращался не к нам.

Сара помогала профессору спуститься, а вот я рванул к другу вниз.

И тут же наткнулся на вилы, мотыги и озлобленные взгляды нескольких горожан.

Мэд стоял немного в стороне, а перед нами кучковались человек семь-восемь, в основном женщины, но я успел заметить в толпе и пару подростков. В руках у жителей Оаквилла были инструменты, только одна женщина средних лет, стоявшая впереди всех, держала мало-мальски опасный револьвер.

Была в толпе и та женщина, которая встретилась нам на выезде из городка.

– Спокойно, мы вам ничего плохого не сделали.

– Я им это уже сказал, Фред. Придумай что-нибудь новое.

– Мы слышали выстрелы. Где мистер Элиас?.. Говорите!

– На верху, – ответил женщине с револьвером спускающийся по лестнице Зимовски.

Его вела под руку Сара – все-таки моя внезапная «операция» дала о себе знать раньше, чем я ожидал.

– Что с ним?

– Он мертв, уважаемые. И забрал с собой свою дочь, – заключил Зимовски.

– Милу? Она же давно в мире ином. О чем вы? – осведомилась впереди стоявшая командирша.

– Она была заражена, – ответил Мэд, – а этот ваш Элиас вливал в нее свой отвар. Думал, что он помогает излечивать девочку… Идиот.

– Не говорите так о нем! – послышалось в толпе, – Он спасает нас от монстров!

– Спасал. Сам же и умер от «осьминога», которого взращивал в девочке, – сказала Сара, – можете сами посмотреть. Мы пытались остановить его, вразумить. Но ни ему, ни тем более девочке помочь не успели.

Некоторые из пришедших женщин действительно пошли наверх. А через пару секунд оттуда раздались охи, стоны и даже рыдания.

– Зачем вы вернулись? – спросила командирша, – Вы же вроде уехали.

– Просто хотели помочь, – ответил профессор, – а теперь простите, дамы… и господа. Мне тут товарищ спас жизнь, – он приподнял свою культю, – и теперь мне нужен покой. Сара отведи меня в машину. Парни, а вы не забудьте наши вещи.

– Без проблем, профессор, – ответил Мэд.

– Мне, кажется, их надо сжечь, но с уважением, – заметил профессор, когда мы проходили мимо толпы.

Командирша кивнула.

– Как же мы теперь без мистера Элиаса? – снова послышались тревожные голоса жителей Оаквилла. – Кто нас защитит?

Вопрос явно предназначался нам, ведь мы отняли у них эту защиту.

– Может пора самим подумать об этом, – ответила Сара, – а не надеяться на ополоумевших мужчин.

– Они правы, – вставила командирша, – сами себя будем защищать. Да, бабы? Хватит с нас этого Элиаса. Он давно уже сбрендил. А польза от него была, только когда он за топливом ездил.

– Заправка, кстати, здесь недалеко, – заметил Мэд, – Элиас говорил, что покупает топливо у солдат, которые окопались на северо-западе. Миль двадцать отсюда.

– Разберемся, – кивнула женщина, – а теперь давайте все по домам! Не будем «кормить» тварей. А вы садитесь и уезжайте быстрее.

– Так и сделаем, – заверил я.

Мы молча погрузились и стали выезжать.

Несмотря на общее одобрение плана командирши, большинству жителей Оаквилла явно не понравилось наше вмешательство в их жизнь. Элиас был их оплотом надежности и веры в завтрашний день. Теперь этим женщинам и подросткам придется выживать самим, и судя по активности «осьминогов» в этом районе, выживание их будет тяжелое.

– Кому сейчас хорошо, – будто прочитав мои мысли, сказал Зимовски.

Я промолчал и просто вывел наш «Опель» на главную дорогу.

Автомобиль, заправленный бензином под завязку, мирно урчал, подрагивая рулем в моих руках.

– Вот так пытаешься спасти хоть кого-нибудь, но руки все чаще тянутся к оружию.

– Тут ты прав, Мэд. Ну и черт с ними. И с девочкой! И с этим придурком Элиасом! И со всем этим городком!

– Не парься, Сара. У нас свои цели в этом умирающем мире, – заметил Мэд.

****

Теперь Оаквилл действительно остался позади.

А мы смотрели, как закат полыхал огнем. И озаряли последние лучи солнца край неба, опаляя облака. И те, рванными сизыми воспоминаниями, поднимались все выше и выше в небеса, страшась жара светила. И наступали сумерки. И были они предвестником страшной тьмы.

VII

«Новый день под старым небом и солнцем,Но вы все так же хороши, притворцы.Некоторые уже не проснутся, не откроют глаз.А мы все также живем, и чей-то исполняем приказ.Завтра новый день? Под тем же забвением?Мы улыбаемся, пьем жизнь с упоением.Может хватит? Оставить? Уйти с глаз?Но кто же будет вычленять приказ?Это нормально, мама. Это нормально, сын.Завтра прежний день. И то же небо без причин.Такова наша жизнь, наша твердая дорога.Важно, чтобы не было больше Око за Око.Мы все спим. И спим. А ведь кто-то уже нет.Не проснется. Или все же?.. Увидит свет?»

– Это ты откуда такие стихи взяла? – Мэд обернулся с переднего сиденья и взглянул на Сару.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Девушка светила фонариком на небольшой потрепанный томик.

– Нашла в «нашем Опеле». Книга валялась под сиденьем.

– Неплохие стихи, – я решил поддержать диалог, – даже немного дают оптимизма.

– Автор Эдвард Грей. Не слышала о нем… хотя, как по мне, строчки слишком депрессивные.

– Это, Сара, просто время такое мрачное, – добавил хриплым голосом профессор, – простите, что встреваю в ваш разговор, друзья. Но так как я себя плохо чувствую, вам самим придется оборонятся этой ночью. Умирать никому не хочется, поэтому прошу вас собрать волю в кулак.

– Ты прав, Фредерик. Но сейчас вроде тихо на дороге, – заметил Мэд, – фонари на машине светят хорошо. Монстров мы увидим заранее.

Будто сочтя его фразу за разрешение немного расслабиться, Сара тихо произнесла.

– Тогда вашему вниманию еще одни любопытные строки. Слушайте.

«Вот горит свеча, разгоняя плотный мрак.Что дает душе твоей: мир иль кавардак?Света лишь клочок? Игру теней во снах?Память о былых причудливых мечтах?Тьму разгонит свет, проведет меня сквозь ночи.Нить протянет светлую, будто твои очи.Так горит свеча, продлевая жизни путь.Один иду в тумане. Надо ль мне свернуть?Справа – тихий старый дом, слева – леса шум.Не уйти без света мне от гнетущих дум.Жар лучины, и ажурный дыма завиток,Этого довольно – тьма читает между строк.Ты сожми в руках пламя той свечи.В сердце сохрани жаркие лучи».

– Да, это мне больше нравится, – сказал Мэдисон, – мы тут тоже сейчас сильно от света зависим.

– И едем, будто в тумане – сами не зная, что ждет впереди.

– Кстати, Фред.

– Да, Сара?

– Топлива хватит теперь до Молдрэма?

– Да, мэм. Если кто-то из вас подменит меня по дороге, то сможем доехать без остановок, и уже завтра к утру будем в городе.

– Классно!

Сзади зашуршало.

– Что там у вас? – Мэд снова обернулся.

– Профессор, ты решил вздремнуть.

– С вашего позволения, друзья. Если уж ты, Мэдисон, говоришь, что вокруг тишина и «осьминогов» не наблюдается, то позвольте старому раненному человеку прикрыть свои веки. Очень уж устал.

– Спите, Зимовски, – вставил я, – если что, разбудим.

– Да, устраивайся тут поудобней, Фредерик, давай я немного подвинусь.

– Спасибо, Сара, прошу прощения, что приношу столько хлопот.

– О чем это ты. Все нормально, профессор. А я еще почитаю.

– Только про себя. Хватит с нас рифмоплетства.

– Не нравится, не слушай, Мэд, – Сара подкрепила ответ высунутым языком.

– Вообще-то Мэд прав. Прости, но давай не будем создавать дополнительный шум.

– Ну и зануды вы оба!

Так и ехали молча.

Ночь за окном тоже не радовала разнообразием звуков. Мир не просто спал, а сжался в страхе, не в силах вздохнуть. «Осьминоги» до такой степени запугали местную фауну, что ни мелкая живность, ни даже насекомые не смели показаться в темное время. А крупных животных «осьминоги» просто всех сожрали.

Вдоль дороги пейзаж разноображивали выхватываемые из тьмы редкие деревья и скалы. Они яркими пятнами вырастали из земли всего на мгновение, вспыхивали в поле зрения, и также быстро пропадали, оставаясь позади.

«Осьминогов» нигде не было видно.

И это настораживало.

Правда по моим спутникам этого было не сказать – мою зарождающуюся тревогу, казалось, никто не разделял. Зимовски беззаботно уснул, Сара уткнулась в книгу, Мэд, как и я, пялился на желтую разделительную полосу дороги.

– Куда они попрятались?

– Не знаю, Фред. Может, это какой-то глухой участок дороги. Может, здесь им уже нечего есть.

– А как же мы? – заметила Сара.

– Резонный вопрос, – согласился Мэдисон.

– Ох, лучше об этом не думать. Давайте просто наслаждаться минутами затишья.

– Вот тут соглашусь с девушкой.

– Спасибо, Мэд.

Я стою на краю, и она все ближеПодходит. И звуки все тишеЯ шепчу: «Кто ты?». Она ближе, улыбается.«Я смерть». И стрелка на вечность сдвигается.И я все ближе. К тебе ближе.И все показатели падают ниже.Она шепчет: «Где ты?». Стою, растворяюсь.«Я жизнь». Она ближе. Я мчусь, притворяюсь.Что там вдали, за краем рая?Она знает, я – нет. Просто сгораю.«Смерть? Жизнь? Туман, пустота?» Убегает.«Я вслед за тобой!» Мечтаю. Мечтает.Звуки тише, я ближе: к тебе и себе.Чего же хочу? Не быть в пустоте.

– Ага, я понял. Чувак явно боится темноты, видимо побывал в нашей шкуре, – вяло начал комментировать Мэдисон, – но…

– А мне кажется, – прервала его Сара, – он тут больше говорит о страхе перед незнанием, что будет после смерти.

– Я как раз это хотел сказать, – согласился фотограф, – а еще это вроде про любовь…

– Да ты прям романтик…

– По статистике семьдесят пять процентов созданных произведений искусства так или иначе посвящены любви, – зачем-то сообщил я.

– Откуда такие данные, уважаемый военный журналист?

– Не помню, честно говоря. Но знаешь что, Сара, мне кажется, эта цифра не далека от правды… Ох, черт!..

– Фред, ты решил нас всех на дороге похоронить!

– Простите, отвлекся, – я выровнял «Опель» после небольшого заноса и вновь вперил взгляд на дорожное полотно.

– Да, если нас не убьют твари с тентаклями, то это сделает неуклюжесть мистера Данэма…

– … или операторские подвиги мистера Мэдисона.

– Туше, братец.

– А я смотрю, мальчики, вы любите друг друга подкалывать.

– Да, Сара, у нас с Фредом броманс, хотя он это отрицает.

– Шесть лет совместной работы заставляют иногда беспокоиться и от твоей шкуре.

– Так и есть, старик. Хотя от тебя иногда хочется побольше слов сочувствия и участия в ситуации… – решил уколоть меня Мэд.

– Просто я все еще надеюсь на спокойную уединенную жизнь. Вдали от всех. А ты смирился с тем, что нам вдвоем… а в данном случае вчетвером пришлось сплотиться на время.

– А я не против вашей компании, мальчики. Главное, не отвлекайтесь от дороги и скажите, когда «осьминожки» появятся.

– Читай, Сара, потом еще продекламируешь нам стихи.

– Договорились, Мэд.

И снова тишина пробралась в салон машины. Целый час мы ехали в ночи, больше почти не разговаривая. Профессор все также спал, Сара, почитав, отложила книгу и занялась наведем красоты на своем лице, а затем и в «Опеле». Мэд что-то настраивал в камере – свет в салоне и фонари мы не отключали, поэтому ему было хорошо видно все делали своей камеры.

Да, свет… без достаточной яркости по ночам уже почти три месяца мы знали, что не будем в безопасности. Даже небольшой луч искусственного света дает надежду. Как иронично, в течение жизни люди погружаются во мрак бесчисленных мелких занятий, зарывая себя и даже не осознавая этого. А затем также отчаянно и неосознанно рвутся на свет, особенно в моменты такого кошмара, который окружил нас.

Особенно в моменты отчаяния.

Особенно в моменты кошмара…

Интересно, часто ли за эти три месяца мои спутники думали об отчаянии, хотели ли прервать мрак сложившейся ситуации. Или все же мысли приводили их к свету?

Сейчас в тишине, в ночи, в дороге, такие мысли о дихотомии противоположностей вкрадывались в мою голову с настойчивой упертостью. Я уже хотел нарушить тишину – уж слишком сильно зудело желание поделиться мыслями. Но меня опередила Сара, задав уже набивший оскомину вопрос.

– Слушайте, я знаю, что эта тема уже задолбала всех, и даже мы ее успели немного обсудить, но не до конца, поэтому спрошу конкретно вас двоих, – начала издалека Сара, – как вы считаете, откуда взялись эти «осьминоги»?.. Скажите мне как военные журналисты.

– О, Мэд, ты дождался своего звездного часа. Давай, пали из всех орудий.

– Почему звездного час, Фред?

– Потому что у меня, уважаемая Сара, есть целая теория насчет этих тварей. И заметь, аргументированная теория, – Мэдисон говорил, не откладывая камеру, но лишь искоса поглядывая на девушку, – начнем с того, что «осьминожки» – это не какие-то гребанные инопланетяне, прибывшие к нам с Альфа-Центавра или Альдебарана, а дело рук человеческих…

– А. Я слышала об этой теории, что якобы наши ученые намудрили, что-то с пробирками… по-моему, Зимовски еще об этом заикнулся, когда мы сидели в том кафе…

– Да, в этом вы с профессором правы. Но! – Мэд поднял палец вверх, – Дальше идут важные различия. Согласно моей мысли, это не наши набедокурили, а соседские.

– Ты имеешь в виду Ливран, Эрибию, Федерацию?..

– Да, кто-то из них отправил нам «посылку». «Осьминожки» выведены в чьей-то лаборатории и использованы, как биологическое оружие… Бум! Заголовок нового сюжета! И Нобелевка у нас с Альфредом в кармане.

– И ты в это веришь? – обратилась Сара ко мне, скривив на лице скептическую гримасу.

Я видел ее в зеркало заднего вида и на пару мгновений залюбовался. Да, саркастичное выражение лица, да уставший вид, но все равно красота… хотя может это всего лишь правильно падающий свет и целый год жизни без женской ласки…

– Я считаю, что в теории Мэда есть зерно правды. Но я бы изменил детали.

– Какие? – продолжила расспрос Сара.

– Я уж точно больше верю во внеземное происхождение «осьминогов»…

– Серьезно? – усмехнулась Сара так громко, что чуть не разбудила профессора.

– Да, – невозмутимо продолжил, стараясь не вестись на ее провокацию и не отвлекаться от дороги, – потому что не верю в умы человеческих ученых… ну не способны они пока вывести такую смертоносную живность в таких колоссальных масштабах.

– Допустим. Что дальше, Фред?

– Я за инопланетное проникновение. Но это не разумная интервенция в стиле всех этих фантастических фильмов. А просто стечение обстоятельств – упал метеорит, на котором была вот эта самая примитивная жизнь. Она успела развиться, затем ее нашли некие ученые, скорей всего соседи наши. А уж затем кто-то из верхушки решил поставить на «осьминогах» штамп «Биохазард» и отправить в нашу страну.

– Но для чего, блин!? – градус возмущения девушки снова стал зашкаливать, – почему именно к нам?! Что мы им сделали? Мы же не с кем не воюем открыто!

– Позволю себе заметить, Сара, что для подобных тестов оружия не обязательно развязывать открытый конфликт…

– О, Фредерик, вы проснулись. Простите, я разбудила вас. Слишком громко возмущалась, да?

Я взглянул в зеркало – профессор сел поудобнее.

– Как рука, Зимовски? – спросил я.

– По-моему, пришла пора перевязки, – заметил он, – и отвечая на твой вопрос, Сара, нет, возмущалась ты как раз так, как надо. Просто у нас пока нет ответа на твой вопрос.

– Ох, профессор. Давайте свою руку.

Девушка стала обрабатывать культю Фредерика. А мы с Мэдисоном снова погрузились в наблюдение за освещенной фарами полосой дороги. Асфальтовая нить вела нас в темноту.

– Послушайте, мы уже час едем в тишине…

– Ты, Сара, снова хочешь обсудить источник возникновения монстров на нашей планете?

– Нет, Мэд. Я о том, что мы этих монстров на дороге уже час не видели. Так может стоит сделать остановку. Очень быструю и… очень вынужденную!

– Э-э-э…

– В туалет мне надо! Что не понятного?! Вы, мальчики, можете и терпеть. Но я теперь уже не могу… Фред, останови, пожалуйста.

– Это рискованно, Сара.

– Я терплю еще со времени Оаквилла!

– Боюсь, я согласен с Альфредом, – вмешался профессор, – «Осьминоги» могут ждать нас в темноте.

Девушка заскулила от отчаяния.

– Прости, Сара.

– Ах так! Тогда я вам прям тут лужу сделаю!

– Эй, эй! Стой!.. Ладно, ладно. Дай подумать.

– Я уже не могу ждать, Фред!

Тут за девушку вступился Мэд.

– Вообще, приятель, она права. Физиология, все дела. К тому же нам всем надо освежиться. Я тоже, честно говоря, чувствую себя в западне. Мы не видели этих тварей уже очень давно…

– Черт…

– Вон, Фред, смотри, кусты справа. Давай, тормози. А ты, Сара, пулей туда и обратно!

– Спасибо, Мэд!

Я стал снижать скорость и остановился возле пышных кустов у обочины. Вокруг стояла тишина. Ночь замерла.

– Давайте быстрее, – сказал выходящим из машины Зимовски, протягивая Саре фонарь. Мэд тоже взял фонарь и прихватил пистолет.

– Шуму не поднимайте, – вставил я.

– Да иди ты! – шикнул оператор.

Я направил большой фонарь на крыше «Опеля» на кусты. И еще мы с профессором направили туда свои ручные фонари – все, чтобы отпугнуть потенциально прятавшихся там тварей.

– Мочиться в свете софитов – как тебе, Сара? – усмехнулся Мэд.

– Да хоть бы и так. Главное быстрее – Сара на полусогнутых ногах помчалась в кусты.

– Ты смотри, даже каблучки не надела, – подметил улыбающийся Зимовски.

Мэд решил так далеко не ходить и помочился в двух шагах от машины, встав перед ней в свете фар.

Передышка действительно получилась недолгой – уже через пару минут Сара выбежала из своего укрытия. На лице играл страх, поза выдавала то, что девушка так не достигла своей цели, но появились критические факторы.