скачать книгу бесплатно
А потом я нашла седьмой реликт – даже не прикасаясь к нему, а благодаря какому-то странному чувству: не обонянию, не зрению и не слуху, а чем-то среднему между ними – и у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что я непременно должна была сделать дальше.
– А, старый книжник! – наконец вспомнила Дорота, когда я пыталась узнать у нее про Олеуса Митту, – И то верно, давненько он не захаживал… Живет где? Да кто ж его знает? Кажись, где-то у Малой Фонарной… Или это не он? Нет, милочка, не упомню… А ты поди у старого Понтика спроси. Он с книжниками знается…
Олеус Митта и вправду жил недалеко от Малой Фонарной, всего в паре кварталов, если идти по набережной Мыльнянки. Я, правда, не рискнула там идти. В районе Жемчужных холмов, откуда брала начало хилая Мыльнянка, берега ручья были основательно закованы в камень и металл, но чем ниже по течению, чем ближе оказывалась река к нищим портовым кварталам, тем чаще на набережной виднелись следы небрежения и упадка, и в конце концов берега речушки превращались в топкое месиво из глины, грязи и камней. Мне пришлось сделать солидный крюк, чтобы попасть на Колесную улицу, и это вовсе не значило, что башмаки мои оказались целее, чем от предполагаемого похода вдоль берега грязной и вонючей Мыльнянки.
Дома на Колесной улице были довольно ветхие и неказистые, да и стояли слишком плотно. Верхними этажами своими дома нависали над улицей так близко друг к другу, что из окна одного дома до окна дома на противоположной стороне улицы было рукой подать. Что имело, разумеется, свои преимущества. К примеру, можно было попросить у соседа соль и не бежать по лестнице вниз. А еще можно было не утруждать себя и иными покупками, запросто стянув белье, сохнущее на веревках соседнего дома, даже не выходя из собственной комнатушки. Потому что выходить из дома было накладно и опасно. Для ваших башмаков, разумеется.
Разъезженную мостовую с наполовину вывороченными булыжниками здесь покрывал толстый слой грязи, на котором ради удобства пешеходов были там-сям разбросаны полусгнившие деревянные чурбачки, отчего казалось, что по улице неудачно проехала кособокая тележка с дровами.
Дом, где жил господин Олеус, я нашла с трудом, поскольку втиснут он был между другими домами одним узким подъездом шириной в два крохотных окна, не отличавшимся от соседних ни унылым поблекшим цветом, ни дряхлостью. Мне не один раз пришлось пройтись по этой грязненькой улочке, спрашивая прохожих, однако только чумазые мальчишки, палкой воодушевленно гоняющие от стены к стене несчастного кота, подсказали мне, где искать старого книжника.
Лестница была под стать фасаду и мне приходилось с опаской делать каждый шаг, чтобы понять, не обрушится ли ступенька подо мной, когда я наступлю на нее. Однако на третий этаж, где-то совсем под крышей, я добралась благополучно и постучала в ветхую деревянную дверь, ни разу никуда не провалившись.
Никто долго не открывал и в любое другое время я бы вежливо ушла, чтобы зайти попозже, убежденная, что хозяина нет дома. Но с недавних пор вежливость моя куда-то сгинула, а деликатность сошла на нет. Я нагло тарабанила в дверь, потому что знала – Олеус внутри: за этой хлипкой дверью и тонкими стенами звуки чужого присутствия было не удержать.
И наконец дверь приоткрылась. Старый Олеус, еще больше, кажется, постаревший с тех пор, как я его видела, сгорбившийся и потерянный, поднял на меня выцветшие глаза… которые немедленно вылупились и застыли в немом изумлении. Пшеничные брови гусеницами выползли на лоб, а рот приоткрылся не то в удивлении, не то в ужасе.
– О, я так рада, что нашла Вас! – не дав ему опомниться, быстро проговорила я, – Я Никки, помните? Вы приходили ко мне в лавку…
Старик, не отрывая от меня взгляда, молча потянул дверь на себя, но я быстренько вставила в зазор ногу:
– Эй, господин Олеус, да вспомните же! Мы говорили о реликтах. Вы спрашивали про жезл. Так вот – я нашла его! Послушайте, мне очень нужна Ваша помощь. Вы говорили, если я найду жезл…
И тут он повел себя совершенно неожиданным образом.
– Прочь! – завизжал он и в ярости затопал ногами, – Прочь отсюда, негодная девчонка!
И, резко оттолкнув меня, с такой силой захлопнул дверь, что под ноги мне свалился кусок штукатурки с треснувшей притолоки, а внизу истерично и визгливо закричала женщина.
Напрасно я думала, что могу лицемерить. Вежливая улыбка намертво приклеилась к моим губам, а слова, которые я произносила были правильными, и все же от моих работников не укрылось ни мое подавленное состояние, ни рассеянность, ни медлительность. Поначалу Лика допытывалась, не случилось ли что на балу, и, хотя я с воодушевлением и в превосходных красках расписывала роскошь Зала Городских Собраний и нарядов присутствовавших дам и кавалеров, и музыку, и танцы, и напитки… мой фальшивый восторг ее не убедил. А потом и она, и мои мастерицы и вовсе перестали спрашивать, тихо шушукаясь у меня за спиной и качая головами.
Потрясение мое произошедшим на балу, а больше тем, что случилось после бала, было столь велико, что на большее лицедейство я оказалась не способна. Но и открыться я не могла никому, кроме одного-единственного человека, а он меня прогнал.
Я искала господина Олеуса целую неделю и целую неделю у меня была цель, поддерживавшая мое настроение в сравнительно спокойном состоянии. Поначалу я вздрагивала каждый раз, как только входной колокольчик возвещал приход в лавку нового посетителя, но поскольку посланник Валдеса (поскольку трудно было бы поверить, что маг самолично снизойдет до посещения Песчаной улицы) так и не объявился, я стала немного успокаиваться.
За неделю я думала и передумала многое, но приемлемого выхода так и не нашла. Чтобы знать, как бороться с Валдесом и его клеймом, я должна была побольше узнать о здешней магии, о магах, об отношениях клеймивших и клейменных («опекунах» и «подопечных», как с немалой толикой издевки назвал это Валдес), но к кому еще я могла пойти с такой просьбой? К другому магу? А где его взять?
Так что поиски господина Олеуса были моей единственной надеждой. И я совершенно не ожидала, что он откажется хотя бы выслушать меня. Но почему? Почему?
Все валилось у меня из рук, работа не спорилась, точнее, я была способна только на механическую работу, ту, которая не требует творческих усилий, а потому с утра до ночи я корпела над самой нудной вышивкой в своей комнатке позади мастерской и не поднимала головы, большей частью устранившись от всего, что происходило в лавке и мастерской, и пустивши все на самотек.
Человек от Валдеса объявился через день после неудачной попытки поговорить с Олеусом. Небольшой конверт из роскошной желтоватой бумаги, запечатанный красной печатью с клыкастым вепрем, Лика принесла мне на вытянутых руках и с вытянутым лицом. Чем она так была напугана – посланником или посланием, спрашивать я не стала.
Господин Угго Валдес повелевал мне явиться на Моховую улицу сегодня в полдень. Ну что ж, если я была так глупа и нерасторопна, не сбежала раньше или хотя бы не попыталась избежать этого вызова, придется идти, поскольку неулыбчивый мрачный человек в черном, принесший письмо и теперь стоявший на улице прямо под витринами моей лавки к вящему ужасу побледневшей Лики, наверняка дожидался именно меня.
– Рад, подопечная, что тебе хватило ума не наделать глупостей за эту неделю. Обычно новоиспеченные подопечные пытаются убежать или даже убить опекуна. Или хотя бы себя. Хотя, признаюсь, твоя строптивость мне нравилась больше.
– Господин Валдес…
– Опекун Угго, моя дорогая. Ты будешь называть меня именно так.
– Опекун Угго, я не строптива и благоразумна. Я только отстаивала свою честь. Полагаю, на моем месте Вы поступили бы так же.
Мне стоило больших трудов говорить со спокойным достоинством и всеми силами демонстрировать способность к сотрудничеству и компромиссу, хоть и смахивало мое поведение на покорное капитулирование. Но опекуна моя покорность, судя по всему, не устраивала и он попытался найти вызов даже в моих примирительных словах.
– Споришь? – довольно усмехнулся Валдес, разваливаясь в кресле. Меня привели не домой к магу, а в роскошный кабинет Главенствующего мага Имперского сыска, где ничто не свидетельствовало о роде его занятий, за исключением гобелена с изображением человека, мечущего молнии на какую-то жалкую козявку в окружении знакомых мне знаков-рун, да нескольких странных амулетов, совершенно не вяжущихся с более чем богатой обстановкой кабинета. Потертые от долгого ношения амулеты – три камешка, наискосок перевязанные засаленными веревочками и зеленоватыми металлическими проволочками, были в ряд выложены на до блеска натертом столе, а длинные потрескавшиеся кожаные ремешки, продетые в ушки амулетов, аккуратно выровнены.
Все остальное было дорогим и безвкусным – богатые портьеры и ковры, мебель из красивого черного дерева, полупустые книжные полки. Даже мой нелюдимый провожатый в черном и тот казался неким элементом бездушного интерьера.
– Мне не к чему с Вами спорить, опекун Угго. Если Вы расскажите, в чем должны состоять мои обязанности, это облегчит нам…
– Раздевайся.
– Что?
Хорошо, если бы я ослышалась. Но нет.
– Я сказал – раздевайся. Снимай с себя одежду.
– Еще чего, – в ужасе прошептала я, скрещивая руки на груди и отступая на шаг назад. Все-таки я надеялась, что подобного не произойдет.
– Ты не слышала, что я тебе приказал? – ласково произнес Валдес. Вставая, он прихватил один из амулетиков, лежавших на столе, и подошел ко мне, – Я приказал – ты исполняешь.
– Я не стану раздеваться, – глухо сказала я, опуская голову. Бежать из запертого кабинета мне было некуда, до окна допрыгнуть я не успею, а с двумя мужчинами мне не справиться. Я трезво смотрела на свои шансы выпутаться из неприятного положения, но пальцы нащупали спрятанный в рукаве нож и отступать я не могла.
– Снимай одежду! – рявкнул маг прямо мне на ухо, отчего я вздрогнула всем телом, на мгновение сгорбилась, но потом выпрямилась и прошипела в ответ, тщательно выделяя каждое слово:
– Я – не – буду – раздеваться – для – тебя!
Мои пальцы уже впились в рукоятку ножа. Я не сдамся. Ни за что. Пусть только прикоснется ко мне.
– Прекрасно, – промурлыкал Валдес, обходя меня кругом и явно забавляясь, – Посмотрим, на сколько же тебя хватит.
Он поднял руку с качающимся на пальце длинным шнурком амулета. Я видела его прямо перед своими глазами – невзрачный бурый камешек, крест-накрест перевязанный промасленным куском конопляного шпагата. Ничего страшного.
Что бы ни означали слова Валдеса, но на несколько секунд я почувствовала облегчение. Он просто пугает меня. Проверяет на выдержку. Я должна сохранять спокойствие. Нож – это крайний случай, самый крайний… Возможно, Валдес не причинит мне вреда. Просто попугал – и хватит…
Наивная. Должна бы уже понять, что Валдес из тех, кто в покое не оставляет, пока вдоволь не наиграется.
Все началось с того, что моя кожа вдруг начала чесаться, сначала понемногу, а потом все больше. Каждый клочок моего тела раздирал страшный зуд, отчего через несколько секунд я уже не могла устоять на ногах. Я выронила нож, на который Валдес глянул безразлично и спокойно, а мужчина в черном аккуратно подобрал, не произнеся ни слова.
Стиснув руки в кулаки, я надеялась перетерпеть зуд, но тело мое само принялось пританцовывать и извиваться, чтобы хоть как-то сбить эту дурацкую чесотку. Еще через минуту, когда я, стиснув зубы, прижала руки к груди и затряслась, кожа стала не просто чесаться, но и гореть, полыхать, плавиться… Мои глаза по-прежнему не видели пламени, но осязание было более чем сбито с толку: я горела заживо! Боль нарастала и нарастала, пока я не закричала диким голосом и не рухнула на пол на колени с подвываниями.
– Одежда, – буднично подсказал маг, глядя на мои мучения, как на представление кукольного театра, – Она горит. Сбрось ее.
Я его едва слышала и едва понимала. Оглушенная, растерзанная болью, почти ослепшая, я принялась сдирать с себя теплый кафтан, немилосердно разорвав шнуровку, отшвырнула в сторону корсет, принялась стаскивать пышную белую рубаху… И тогда все закончилось. Жжение и зуд прекратились, а на теле моем не было и следа ожогов. Я стояла на коленях, обнаженная до пояса и жалко мяла в руках тонкое полотно рубахи, опустив голову.
Я сдалась. Я слишком слаба, чтобы ему сопротивляться.
– Теперь можешь одеться, – милостиво разрешил Валдес, не скрывая торжества и похотливого взгляда. Потом он с заметным удовлетворением наблюдал, как текут злые слезы по моим щекам и дрожат мои руки, пытающиеся затянуть завязки шнуровки на корсете.
Двумя пальцами холеной правой руки он приподнял мой подбородок и заставил смотреть прямо себе в глаза:
– Теперь ты понимаешь, что я могу с тобой сделать?
Я молча кивнула, глотая злые слезы и ненавидя себя за слабость. Правда, его ненавидя еще больше.
– Если я что-то приказываю сделать – делай, – нежно произнес Валдес, – пока не попробовала других моих угощений. Впрочем, тебе решать. Удовольствие мне ты можешь доставить двумя способами: исполняя все, что я прикажу, или сопротивляясь моим приказам. Но в последнем случае тебе будет намного больнее и противнее, а мне – приятнее.
Валдес дал мне несколько минут, дабы я сполна уяснила его слова. Именно так я поняла его молчание – он опять уселся в свое кресло за столом и долгое время задумчиво разглядывал меня, барабаня окольцованными пальцами по столу.
– Ты отнесешь эту вещицу к одному человеку и спрячешь в его доме, – маг подцепил лезвием ножа кожаный шнурок и поднял со стола второй из амулетов, потом вытянул руку в сторону и кивком подозвал человека в черном, – Тебя не должны видеть. Сделаешь это тайно.
– Я не умею тайно лазить в чужие дома, – прошептала я, с ужасом понимая, что слова мои опять отдают вызовом и сопротивлением.
– Ничего, научишься, – хмыкнул маг, – Это нетрудно. Пехеб тебя научит. И кстати, обращаясь ко мне, не забывай добавлять – «опекун Угго».
– Да… опекун Угго.
Валдес криво ухмыльнулся. Мое унижение его не беспокоило, но моя вынужденная покорность искренне его забавляла.
Между тем маг медленно положил в руки мужчине в черном амулет, а тот поспешно (слишком поспешно!) передал его мне, сбрасывая в мои ладони невзрачный серый камешек с дыркой посередине, словно это была готовая ужалить змея. За эти несколько секунд, которые понадобились ему, чтобы обойти стол и приблизиться ко мне, он побледнел, а на верхней губе его и на висках заметно повлажнело. Пехеб был крепким коренастым мужчиной, наверняка привыкшим к оружию и не склонный к сантиментам, но явно страшился магического амулета. Который я приняла безо всякого содрогания – просто теплый камешек с дырочкой и какими-то значками, нарисованными углем по краю.
Валдес удовлетворенно откинулся назад.
– Что ж, подопечная. Вот и проверим, на что ты годна. Пехеб отведет тебя, куда требуется, а ты должна всего лишь положить амулет в нужное место. Иди. И не забывай о моих уроках.
Он не шутил и не заигрывал. Он просто распоряжался мною, как своей собственностью. Он не спрашивал меня, кто я такая, откуда взялась, что делала раньше. Ему довольно было того, что я в его руках сейчас. И, боюсь, я ничегошеньки не могла этому противопоставить.
Если бы достопочтенные жители благополучной Песчанки знали, куда собирается на ночь глядя благоразумная и уважаемая девица, которую они милостиво приютили в своих рядах, они наверняка бы содрогнулись от омерзения и возопили от негодования. Я и сама никак не могла поверить, что собираюсь влезть в чужой дом.
Но примерно в полночь дверь в мою лавку отворилась – к моему удивлению, не брякнув привычно входным колокольчиком, – и на пороге появилась фигура, которая и в любое другое время вызвала бы во мне суеверный ужас.
Пехеб был мужчиной невысокого роста, но широкоплечим и длинноруким, при этом голова его была несколько мелковата, а волосы (жиденькие пряди до плеч) на черепе располагались только по бокам, оставляя открытой и блестящей яйцеобразную макушку. Черты лица его тоже не отличались особой гармонией – при маленьких глазках и тонких губах у Пехеба был чудовищно большой толстый нос.
Но отнюдь не неправильные пропорции заставляли любого, кто взглянет на человека Валдеса, содрогаться, а мрачное и совершенно лишенное всяческих благожелательных чувств выражение лица. Очевидно было, что на сантименты, а также на глупых перепуганных девиц с клеймом на плече, ему было плевать.
А девица и вправду была порядком перепугана. Пусть я и не столь умна (была бы умной – в ловушку к Валдесу не попалась бы), зато не наивна. Амулетик, который дал мне маг, простым не был. И даже то, что магическую вещицу всучил мне Главенствующий маг Имперского сыска, человек не просто не последний в Империи, но и призванный блюсти законность в ней, не избавляло от ощущения умело подстроенной гадости. Хорошие вещи не подбрасывают в дома добропорядочным гражданам посреди ночи. А если такие люди, как Валдес и Пехеб, и подбрасывают «хорошие вещи», то наверняка с умыслом не добрым. Так что как ни крути, а оправдания я себе не могла найти даже в том, что выбора у меня нет. Это в книгах и балладах у героев всегда находятся силы, чтобы противостоять злу, но я ведь не героиня. Я одинока в чужом городе и беззащитна, потому что даже мой настойчивый до поры до времени кавалер, сэр Гари, панически сбежал от Валдеса и со времен бала ни разу не зашел в мою лавку. Мне не к кому было обратиться за помощью, потому что даже сведущий и многоопытный господин Олеус Митта вышвырнул меня за дверь. Я не могла рассказать ни о чем ни одному из благочестивых жителей милой Песчанки, поскольку им не дано тягаться с власть имущими Дарвазеи. Да и кто в здравом уме поверит в то, что Главенствующий маг Имперского сыска – последний из негодяев и печется отнюдь не о главенстве закона? А если даже и поверит на малую малость, то что он сможет сделать, чтобы помочь мне? Да и могу я просить кого-то о помощи, зная о склонности Валдеса к демонстрации «уроков»? Нет, я никому не хотела такой участи. Как и самой себе.
Я была предупреждена «опекуном Угго» о последствиях за неповиновение и вовсе не желала повторить урок, поскольку понимала, что Валдесу доставит удовольствие истязать меня и вряд ли он ограничится одним-единственным способом пытки. Так что меня никто и ничто не спасет, если я не сделаю это сама. Но пока я не нашла способа избавиться от клейма и его влияния, придется подчиниться правилам, устанавливаемым моим опекуном. Разве у меня есть другой выход?
Я не была уверена в том, насколько опасен амулет. Лично мне он не принес никакого вреда. Разумеется, я была слишком неопытна и несведуща, чтобы понять, какие магические силы скрыты в этом дурацком камушке, но ни на одно мое действие он не отозвался ничем более заметным, чем слабенькая щекотка в пальцах. Чем же он опасен? Или вовсе не опасен, а дело все в том, чтобы устроить проверку мне?
Полдня я косилась на амулет, как лошадь на волка в клетке. Поначалу я даже боялась брать его в руки, памятуя о реакции Пехеба, однако любопытство победило. Прикосновение к камешку не приносило мне никакого вреда – он не был ни холодным, ни горячим, ни жгучим, однако реакция все же была, и я долгое время пыталась определить какая же. Он просто раздражал меня, если я долго держала его на ладони, мне просто хотелось его отбросить в сторону, как нечто гадкое и вредоносное, вроде громадного паука, однако такая реакция была вызвана чем-то, что я не до конца понимаю, или воспоминаниями о том, как к амулету отнесся Пехеб, я не знала.
Я пристально рассматривала руны, небрежно изображенные на камне, и даже пыталась стереть их, однако ничего так и не случилось: если знаки и были нарисованы углем, то это был, наверное, какой-то очень особый, нестирающийся уголь.
Позже к вечеру, когда я вдоволь наигралась с новой игрушкой (чуть ли не на зуб пробовала ее), кое-что все же произошло. Я почувствовала, что могу определить, где находится амулет, даже не касаясь его. Чтобы проверить свою догадку, я закрывала глаза, крутилась вокруг собственной оси, останавливалась, не открывая глаз, и… Я знала, где лежит амулет, не глядя на него. Я чувствовала его, хотя и не могла понять, какими именно органами чувств воспринимала – ни зрение, ни обоняние, ни слух, ни осязание здесь были не при чем. И это чувство было намного сильнее того, что я ощущала при опытах с реликтами.
Выходит, я ощущаю всякие магические предметы, а не только реликты? Или только конкретно этот магический предмет? Мой магический опыт был столь мал, что я могла строить какие угодно предположения.
Но возня с амулетом помогла мне с пользой скоротать время – я и не заметила, что из лавки ушли все мои работники, что я осталась одна и что ночь на дворе.
Пехеб пришел незадолго до полуночи, но к тому времени я уже переоделась в темную, неброскую одежду. Мужчина хмуро покосился на мои башмаки с деревянными каблучками, но ничего не сказал. Он вообще не произнес ни слова, пока мы не добрались до места назначения.
На соседней с Песчанкой улице Белых Мимоз нас ждала наглухо закрытая карета, но поездка слишком долгой не была. Я даже не пыталась определить, куда мы едем, но наверняка не в трущобы. Когда карета остановилась и Пехеб приказал мне выйти, я обнаружила, что стою у низкой, скрытой плющом калитки. Высокие каменные стены, за которыми в темноте лишь угадывались контуры высокого здания, подтвердила мою догадку, что приехали мы куда-то под Жемчужные холмы в район особняков. Здесь не чувствовалась портовая вонь, или запахи других нищих окраин, но ехали мы куда меньше, чем нужно было для того, чтобы подняться на холмы. Значит, где-то у подножия холмов. О том, кто здесь живет, я могла только догадываться. Не бедняк и даже не середнячок, но не из высшей знати, это точно. Скорее всего, какой-то сановник. Человек, занимающий важный пост, или… Мои раздумья прервались в тот момент, когда калитка скрипнула.
На звук приближающейся кареты из калитки кто-то высунулся, и я чуть было не вздохнула с радостью: нас раскрыли, проникновение в дом отменяется. Однако вместо того, чтобы поднять шум и отпугнуть грабителей, человечек, подобострастно кланяясь, предложил Пехебу поскорее пройти и… о, осторожно, мой господин, здесь ступенечка…
– Чей это дом? – тихо, но твердо спросила я. Пехеб, шедший позади, резко дернул меня за руку, но не подозревавший о наших разногласиях слуга боязливым шепотом ответил, настороженно посмотрев при этом по сторонам:
– Сэра Авруса Миленкия.
Имя это, по правде сказать, ничего мне не сказало. И я по-прежнему находилась в недоумении. Очевидно, Валдес просто-напросто решил устроить мне проверку на благонадежность.
В особняке все спали. Я видела горящие лампы на стыке коридоров, однако ни одна тень не мелькнула в их свете.
Мы пришли не в спальню, как я почему-то ожидала, а в кабинет, как я определила по количеству книжных полок, бюро и столов с письменными принадлежностями. В свете одной едва теплящейся лампы трудно было разглядеть подробности того, что скрывалось в темноте за кругом света, но я и старалась этого сделать. Скорей бы, скорей бы закончилась эта дурацкая проверка…
– Ты точно уверен, что маг Нуфур сюда не заходил? – хмуро спросил Пелех, вертя своей плешивой головой.
– Точно, точно, мой господин, – испуганно зашептал человечек, отчаянно жестикулируя руками, – Он в спальне был, и на кухне был, и на конюшню ходил. Сказал, этого достаточно.
Пехеб окатил слугу тяжелым взглядом и осторожно прошел вперед, к креслу, стоявшему у стола. Потом он сделал странную вещь – ножом надрезал кожу сбоку на сидении. И позвал меня:
– Эй, ты. Клади амулет.
– Зачем это? – прошептала я, засовывая в дырочку небольшой камешек. Амулет отчаянно сопротивлялся конскому волосу, которым было набито сидение кресла.
– Не твоего бабьего ума это дело, – буркнул Пехеб, схватил меня за руку и вывел из кабинета в коридор, а оттуда и на лестницу. Из просторного холла мы вышли прямо на открытую террасу, заставленную кадками с фигурно подрезанным тисом. Потом спустились в сад.
Путь обратно до калитки мы проделали на удивление быстро. Я даже не заметила этого пути – мое сердце все еще глухо и отчаянно колотилось в груди. Как-то все произошло на диво просто и незатейливо. Просто пробрались в чужой дом, просто положили камешек в сидение кресла, просто вышли… Когда из темной мешанины полуголых по случаю холодной погоды кустов на нас беззвучно бросились два громадных черных пса, я даже обрадовалась. Я не знала, чего хочу больше – убраться отсюда или поднять шум, чтобы нас заметили и задуманное Валдесом не сработало. Но наш провожатый грозно цыкнул на собак и те с жалобным поскуливанием отступили. Остаток нашего пути до самой калитки псы проделали вместе с нами, недовольно принюхиваясь, но не осмеливаясь напасть. Я перевела дух.
У калитки Пехеб остановился, а меня подтолкнул к ожидающей неподалеку карете.
– Господин Валдес, как я надеюсь, не забудет моей скромной услуги, – медово-просительно проблеял слуга где-то за моей спиной и вдруг как-то странно кхекнул.
Я уже встала на ступеньку, собираясь сесть в карету, однако на странный звук обернулась.
Пехеб стоял за спиной слуги, душаще обхватывая его шею согнутой в локте ручищей. А потом другой рукой просто свернул голову человека на бок. Даже с подножки кареты я слышала этот омерзительный звук хруста костей… Тело мягко упало на землю, а Пехеб медленно обвел глазами верх каменной стены, за которой скрывался особняк, и спокойно отошел. Так же походя затолкал меня, столбом застывшую с разинутым ртом, внутрь кареты и уселся на сидение с видом человека, сделавшего привычное дело.
– Зачем ты его убил? – дрожащим шепотом спросила я, когда смогла наконец разомкнуть губы. Создатель, как же все это ужасно!
– Человек, предавший хозяина, большего не стоит, – снизошел до ответа Пехеб, когда я уже не чаяла его услышать.
– Но ведь он тебе помогал, а предать его заставил ты!
– Что это меняет? Предательство – оно всегда предательство.
