скачать книгу бесплатно
За городским амбаром, между стеной и забором фермы уже толпилось четверо ребят. Один из них в желтых шортах тряс в сложенных ладонях глясы – неизменную валюту всех мальчишек западных и восточных ферм. К его воротнику был прикреплен крупный кусочек стекла синего цвета почти треугольной формы – счастливый гляс и одновременно символ чемпиона. Только лидеры недели имели право носить любимые глясы на одежде, торопливо прикрывая их рукой при приближении старших. Остальные же прятали свои игровые стекла и маскировочно играли в нижний футбол после школы, пока один из лидеров не объявит место и время игры.
– Долго ходишь Руперт. Глянь и Бена с собой притащил. Он все равно не играет.
– Я ненадолго, – сказал Бен.
Парнишка в шортах смерил его оценивающим взглядом. Перед ним лежала кучка глясов – небольших цветных стеклышек. Ценились глясы отшлифованные, которые уже не могли порезать пальцы. Раньше их – еще острые осколки – пытались закапывать в песок на берегу озера, чтобы вода сточила острые края. Но это было очень рискованно – большая часть пропадала на дне навсегда, другие же могли достаться любителям погулять по берегу в свободное время. К тому же, как оказалось, шлифовка глясов водой – более длительный процесс, чем думали десятилетние мальчишки. Потому сейчас глясы шлифовали вручную плоскими камнями, раня руки и предвкушая зависть одноклассников. Говорили, что однажды Ллойд Ганн соорудил у себя в сарае целую шлифовальную машину – вращающуюся канистру с речным песком и поставил производство глясов на поток, пока отец не добрался до него и машины. Конечно, это было не более чем легендой, по крайней мере, Бен сомневался в эффективности подобного изобретения, а вот большинство его сверстников охотно верили и завидовали сообразительности Ллойда Ганн.
И все же самые ценные были глясы отшлифованные водой. Их иногда находили на берегу, неизвестно когда и кем брошенные в воду, может десяток лет назад, а может и просто случайно оказавшиеся в озере. Они передавались от старших братьев младшим и хранились в специальном мешочке на поясе, где взрослые хранят медные и бронзовые монеты. У Бена их никогда не было, как не было и старших братьев.
Ру присел на корточки перед остальными и выложил на землю свои сокровища – четыре цветных стеклышка. Одно никуда не годилось – его угол был все еще острым (видимо Ру не очень усердно отнесся к работе).
– Руперт ставит три! – объявил парень в шортах.
– Ничего подобного! Два. Потом еще два.
Они начали странную сложную игру, в которой поставленные глясы отдавались арбитру. Тот тряс их и бросал на землю. Владелец ближайшего к ноге арбитра гляса начинал игру – выбирание стеклышек через дальние «ворота», образованные другими глясами, но шириной не более длины указательного пальца арбитра. Выбитые глясы трижды подкидывались на переворачиваемой ладони и оставшиеся считались добычей игрока. Игра называлась «стрит» и в ней было огромное количество правил, в которых Бен даже не пытался разобраться, но основные условия игры знал – выучил, сопровождая Ру по всевозможным турнирам и «дружеским» матчам. А еще он знал, что за участие в этой игре (будучи застуканным кем – то, из взрослых) можно угодить на неделю домашнего ареста с работой в поле, а глясы отправятся на дно городского колодца, у которого, как говорят, нет никакого дна.
– Эй, да это мой гляс был! Ты посмотри, видишь краешек сколот! Я начинаю.
– Ах сколот! Тогда ставь другой…
– …у тебя палец длиннее, ты левой бьешь…
– Не верьте ему, он вообще левша!
– Три ставлю!
Игра шла своим ходом. Часовой стоял на углу амбара и просматривал улицу в оба направления на предмет взрослых. Не играющего Бена быть часовым не просили – ему не верили.
Солнце большим красным шаром катилось к горизонту и уже почти касалось ограды западных ферм. Он позвал Ру, но тот не откликнулся, увлеченный игрой. Они уже давно сняли рубашки, подставив солнцу загорелые спины и стучали пальцами по земле, от чего уже поднялось облачко пыли.
– Ставь еще!
– …не растягивай пальцы. Это не по правилам!
– Замена арбитра!
Ру подошел через четверть часа. Натягивая рубашку. Его лицо было злым.
– Есть глясы? – хрипло спросил он.
– И не было никогда. Может, пойдем отсюда? Я отцу обещал…
– Пожалуй. Мне нужно машину как у Ллойда Ганн. Тут по-честному нельзя. Они пальцы растягивают. Понимаешь? Да ничего ты не понимаешь.
Парнишка в шортах тряс стекляшки и злорадно улыбался. Кучка у его коленок заметно выросла. Ру едва не наступил на него, проходя мимо. Нечаянно, конечно. У выхода на улицу их пропустил часовой и осмотрел улицу в оба конца.
– Ничего, завтра еще повезет. Не все сразу. Ночью попилю пару стекляшек маминой пилкой для ногтей.
Бен ужаснулся, представив, как Ру поймают за этим занятием.
– Может кирпичом?
– Нет, долго.
У края амбара стоял Ллойд Ганн. Он не выглядел больным после купания и даже прибавил ширины в плечах после маминого лечения. На нем был черный тонкий свитер, явно узковатый для не по годам широкой спины. Он медленно сжимал и разжимал кулаки и явно не намеревался делится чертежами машины для производства глясов.
– Назвал моего брата вором, Руп?
Ру вздохнул и отлетел к стене амбара. Через секунду Бен последовал за ним, не найдя на теле Ганна уязвимых мест.
* * *
«Дин-дон» – пробили старые напольные часы, но спать совсем не хотелось. Бен стоял на балконе и смотрел, как сияет в небе единственная звезда. По полям полз туман, и становилось прохладно. Пришел отец и набросил на его плечи плед.
– Не спится? – спросил он.
– Думаю про господина Арчера. Испортил его карту, над которой он старался наверно не один день. И сбежал…
Отец промолчал. Бен не ждал, что он будет ругаться, но и слов утешения тоже не ждал. Отец редко ругался в принципе и никогда на Бена, что всегда пугало его. А особенно пугало молчание, за которым могло скрываться все что угодно. Но отец не уходил с балкона, и это было важно. Они смотрели на звезду.
Их поместье располагалось к северу от озера, и южная его граница проходила по песчаному берегу. Озеро медленно перекатывало свои воды от берега к берегу и где-то в его глубине плескалась рыба. А на противоположном берегу горели огоньки фермы Ганн – два факела перемещались вдоль берега, сходясь и расходясь снова. В их поместье уже погас свет, а в доме безземельных еще горело одно окно. Видимо дежурные готовили смену караула. А дальше во все концы стояла непроглядная ночь.
– Папа, а ты помнишь основание?
Отец засмеялся и потрепал его по коротким волосам.
– Конечно, нет. Это было слишком давно, даже ваш учитель Арчер не помнит.
– А фермы всегда были такими как сейчас?
– Ты о чем, сын?
– Я о границах ферм, – осторожно начал Бен, – они всегда были неизменны, с самого основания?
На некоторое время воцарилась тишина, отец возился с трубкой, и наконец задымил сладковатым табаком.
– Нет. Восемь лет назад мы уступили полосу земли в три метра на противоположном берегу озера нашим южным соседям за двадцать мешков зерна и пятьдесят куриных тушек. У нас был голод – я болел, а ты был совсем маленький, и дядя Глен тогда не жил с нами, а работал на мануфактурах. Это было очень неприятно, но необходимо. Иногда нужно жертвовать жизнью ради семьи, а иногда даже землей. Иногда мы меняем границы, но перед этим проводим долгие переговоры, а еще нужно одобрение Совета…
Бен кивнул, но в темноте это не было видно. Он спрашивал совсем не о том, но отец не понял. Или сделал вид, что не понял.
– Пап, а семей всегда было только тринадцать?
– Владеющих землей? Четырнадцать. Ты забыл о неприсоединившейся ферме. Но еще есть семьи, не имеющие своей фамилии и земли, как безземельные рабочие ферм Ганн, Линквуд, Корвин и Ли. Даже учитель Арчер из числа безземельных, хоть и живет с семьями Колин и Фокс. Понимаешь, в годы Основания только крупные семьи могли позволить себе обрабатывать землю и кормить остальных, а семьям поменьше, или сосвсе одиноким, пришлось довольствоваться участью жить в домах крупных семей – основателей и работать на их земле. На самом деле, это не так уж и плохо.
– А владеющих землей? Их не было больше?
В темноте горел огонек трубки, то ярче, то тусклее. Отец долго молчал, а затем произнес, словно забыв вопрос Бена:
– Послушай, Бен, посмотри на юг. Что ты видишь?
– Темно.
– Нет, там люди, наши соседи. Ты их не любишь. Никто не любит. А что на западе? Тоже наши соседи. И южнее тоже наши соседи, фермы с которыми мы дружим, либо сохраняем деловое партнерство. А что вокруг? Несколько гектаров земли и старый деревянный дом и это все, что есть у тебя, Бен и все, что будет у тебя всегда. За пределами всего этого – пустота. В нашем маленьком мире очень много вопросов, но многие из них лучше оставить без ответа, только так можно быть счастливым. Когда я был таким как ты, я тоже задавал себе много вопросов, но я повзрослел и выбрал спокойствие и уют фермы Китс, место без голоса в Совете и достаток, который позволяет нам жить и сохранять наши земли.
Отец ненадолго замолчал, выбивая трубку о перила балкона, затем продолжил:
– Ты должен учиться, чтобы получить место не ниже моего, научиться пчеловодству и земледелию. А потом ты вырастешь, унаследуешь ферму Китс, мы построим второй дом, породнимся с влиятельной семьей и даже, возможно, ты станешь членом Совета. Вот какого будущего я хочу для тебя, сын. Это лучше сотни вопросов без ответа. Запомни навсегда это, Бен. Выбор всегда прост: тыквенный пирог к ужину или смерть в пустоте.
– Это ты о чем?
Отец вздохнул.
– Я – не твой дядя, Бен, и не хочу, чтобы ты задавал подобные вопросы. Есть мир, в котором мы живем, и этот мир замечательный, есть ферма Китс и Конфедерация, и это все, что тебе следует знать. Оставь приключения и глупые вопросы своему другу Руперту.
– Но, пап…
– Ложись спать.
Бен лег, но заснуть не мог. От событий дня кружилась голова, а перед глазами стояла цветная карта господина Арчера. Пурпурный ромб с черной точкой дома семьи Клаусов все рос и рос. Пока не заполнил собой все воображение. И в мыслях не осталось места для лилового синяка под глазом, о котором умолчал отец и не отремонтированной крыши, о которой отец так же не обмолвился ни словом.
Натянув теплое одеяло по самые уши, Бен приготовился спать.
Под утро, как обычно, ударил легкий мороз, покрыв налетом инея траву в поле и разрисовав стекла фантастическим узором. Бен проснулся поздно и спустился на кухню, где его ждала мама и чашка горячего клюквенного компота. Отец уже стучал молотком на крыше, невнятно ругаясь на качество гвоздей.
– Доброе утро, Бен.
Волосы матери были спрятаны под платком, но было заметно, что они рыжие и что их очень много. Она подозвала Бена и проложила ему к глазу заранее приготовленный большой медяк, холодный (видимо всё утро держала на окне).
– Так быстрее пройдет.
– Это сразу надо было, – буркнул Бен.
Мать улыбнулась.
– Вот именно. А на следующей неделе мы приглашены в поместье Линквуд на день семьи. Я не хочу, чтобы мой мальчик появился там с подбитым глазом. Выпрошу для тебя специальной травы на рынке. Но на всякий случай, обходи стороной братьев Ганн хотя бы неделю.
Бен потрогал припухший глаз.
– Знаешь, мам, а если на празднике Линквудов все будут с такими, то мой синяк не будет заметен.
Мама засмеялась, но погрозила ему пальцем.
Мама Бена была маленькой женщиной в неизменном бледно – желтом платье, почти не выходящей за пределы фермы, за исключением похода на рынок по субботам. И этот день становился настоящим событием. Встав пораньше, насколько возможно, она приводила в порядок волосы и платье, подводила углем глаза и красила губы тонким стерженьком помады, подаренной ей на юбилей отцом, по возвращении с Мануфактур еще три года назад. В субботу ее никто не ждал раньше второй половины дня. Это был день, когда отец и дядя Глен по очереди практиковались в кулинарных изысках.
Мама уже успела собрать пустые корзины и составить список покупок.
– Какие планы на день, Бен? Сегодня в школе вроде как выходной.
Бен понял намек, и наспех выпив компот с половинкой кукурузной лепешки, полез на крышу, где, неуклюже растопырив отбитые пальцы, ругался его отец.
Половина дня прошла на одном дыхании в непрерывной подаче досок и новых гвоздей. Пару Бен забил даже сам. Причем аккуратнее отца и потому скрыл этот факт.
Их дом был почти двухэтажным. Почти, потому что крыша, утепленная соломой еще в прошлом году, была оборудована под комнату Бена и гостевую. Планировалось, что там будет спать дядя Глен, но он выбрал старый сарай, поменяв в нем окна и пол. Никто не возражал. Все равно в сарае нечего было хранить, семья Китс уже почти четыре года не сажала зерновые и занималась производством меда и сена. Отцу стоило немалых усилий выбить это право у Совета, но все закончилось хорошо, так как мед всем был жизненно необходим, как и сено семье Линквудов, имеющих очень большое влияние в Совете.
С крыши были видны убегающие на восток цветные поля их семьи и длинные ряды ульев, протянувшиеся вдоль северной границы. А в нескольких шагах от дома дымил трубой сарайчик дяди Глена. Там он проводил некие манипуляции с медом, после которых стоимость меда возрастала, но детям употреблять его уже было нельзя.
Весь остаток дня Бен ждал Ру, попивая лимонад и качая ногами сидя на старом пне у ворот поместья. Но Ру не шел. Не было его и вечером, что было очень странно. К слову, Бен и Руперт были, пожалуй, единственными детьми, которым удавалось отлынивать от работы в субботний день. Бена по обыкновению не трогали во второй половине дня, так как он еще почти ничего не понимал в пчеловодстве и мог сотворить на ферме страшные вещи. Ру же попросту убегал с поля на пару часов, жалуясь, что ему срочно нужно наточить косу, или лопату, или нож или что-нибудь еще.
На закате стало совсем жарко, Бен забрал остатки лимонада и побрел в каморку дяди Глена.
Дядя Глен был обычно молчаливым худым человеком с почти лысой макушкой и глубокими морщинами под глазами. Он подмигнул Бену, перетаскивая пузатый бочонок в темный чулан.
– Какими судьбами, старина Бен?
– В гости.
– Тогда помогай.
За час они заполнили кладовку, а потом Бен сидел на пустой бочке и смотрел, как дядя набивает трубку прошлогодним табаком.
Бен бросил взгляд в угол сарайчика, где издавал булькающие звуки большой стеклянный баллон. Белый с легкой желтизной напиток тихо шипел мелкими пузырьками, ползущими вверх по внутренней стенке бутыли. Из угла тянуло чем-то сладковатым, отдаленно напоминающим мед. Бен покосился на дядю, но тот словно не заметил его шпионского поведения, только накинул старую куртку поверх бутыли и помешал угли в низкой, но очень горячей печке. Он топил ее день и ночь, и тут все время было тепло. Несколько крупных фляг булькали и пенились недалеко от печи, а остальные стояли на дальних полках вместе с закупоренными бутылями. На одной из них было написано «Ганн. Четверг», на других просто слово «заказ» и неразборчивое число. Бутыль «Ганн» была самой большой, а ее горлышко опечатывал темный сургуч. Несколько полок под самой крышей имели общую табличку «Праздник Линквудов».
Уже месяца два как Ру аккуратно, но настойчиво подбивал Бена на маленькое преступление – аккуратно вытащить из кладовки дяди Глена маленький кувшинчик с медовым напитком. И раз за разом Бен придумывал все новую отговорку. Почему-то Бен был уверен, что дядя не откажет ему в глотке своего варева для старших, стоит лишь попросить, но мысль о воровстве была ему неприятна. Ру же просто бредил идеей попробовать недоступный мед, и каждый раз фантазировал по поводу его вкуса. Он был то соленым, то нестерпимо сладким, то кисловато – терпким в зависимости от рассказа и слушателей. Одно оставалось неизменным – Ру частенько хвастал тем, что лично выпил не меньше литра сладкого (кислого, соленого, горького) меда дяди Глена, а вечером упрашивал Бена раздобыть хотя бы глоток.
Сам же Бен не проявлял к творчеству дяди Глена подобного интереса, отчасти и потому, что от тяжелых паров, витающих в теплом воздухе сарайчика всегда немного кружилась голова.
– Пойдем – ка на улицу, старина Бен, звезда сегодня особенно яркая, посмотрим.
Звезда сияла над крышей дома, словно выплыла из печной трубы. Только это иллюзия. Положение звезды на небе всегда неизменно, только солнце восходит и заходит, скользя по горизонту и закатываясь за него. В свете звезды вились какие-то насекомые. Глен пускал дым в холоднеющий воздух.
– Никогда не кури трубку, старина, но мёда производства дяди Глена можешь попробовать… лет через шесть.
Бен молчаливо пообещал.
– Дядя, а ты помнишь основание? Ты же старше отца.
– Да как сказать… лет на пять. Что, дружище Арчер задал доклад на дом? – хохотнул дядя.
Бен кивнул.
– Забудь. Посмотри лучше на звезду. Когда-нибудь, я сооружу телескоп, и мы посмотрим на нее поближе прямо с крыши моего сарайчика и разглядим каждую точку на ней, каждое пятнышко. Ты знал, что на звездах тоже бывают пятна?
– На звездах? – переспросил Бен.
– Ну, солнце тоже звезда. Так что их две вроде как.
– Угу, – согласился Бен, – ну а основание то ты помнишь? Сколько тебе было тогда?
