Дневник убийцы

– Да, мы это понимаем, поэтому мы и говорим, что ты вольна уйти в любой момент, если тебе дискомфортно.

– Это вы начинаете доставлять мне дискомфорт, – с обвинением произнесла я.

– Я говорил, что на то время детективы сделали все, что могли. Окей? И версию с ограблением, о котором ты говорила, они тоже рассматривали, но мы рассматриваем в деле все остальное, так как никто не был арестован.

– Я не в курсе был кто-то арестован или нет.

– Ты же в курсе по поводу тестов ДНК и тому подобного, что в наше время применяется в расследованиях? Если мы попросим взять у тебя мазок ДНК, ты позволишь нам сделать это?

– Возможно, – нервно усмехнулась я, давая размытый ответ. – Так как сейчас… сейчас… сейчас я уже думаю, что мне понадобится адвокат. Все выглядит так, словно ты пытаешься повесить дело на меня. Я так это вижу.

– Ты знаешь не хуже меня, что наша работа – это идентифицировать или исключить подозреваемого. Так что, если мы просим тебя о предоставлении ДНК – это, чтобы идентифицировать или исключить тебя. Ты согласишься на это?

– Возможно.

– Об этом я тебя и спрашиваю, потому что сейчас глядя на улики, вполне вероятно, что на месте было найдено ДНК, и мы сделаем все возможное, чтобы сложить целостную картину. Твое имя упомянуто в деле. По какой-то причине эти люди указывают на тебя.

– Я без понятия почему. Это безумие. Это бред какой-то.

– Было бы безответственно с нашей стороны не рассмотреть это.

– Я знаю, вы выполняете свою работу, а я, видимо, должна с кем-то связаться.

– Справедливо, – согласился Джерри. – Мы все понимаем. На твоем месте мы бы чувствовали то же самое.

– Я в шоке. Правда, в шоке, что кто-то мог обвинить меня в этом. Что, если мы поругались, то я пошла убивать ее? Да бросьте!

В тот момент, когда я встала и вышла, меня мгновенно задержали.

Из комнаты для допросов меня доставили в Линвуд, женскую окружную тюрьму Лос-Анджелеса. 8 июня 2009 года мне были предъявлены официальные обвинения в убийстве Эбигейл Ривера и установлена сумма залога в 10 миллионов долларов. С момента ареста моего, я ни разу не признала свою вину. Не хотела ее признавать.

Суд и приговор

Я не забуду этот день никогда. День, когда моя жизнь была разрушена.

Судебный процесс по моему обвинению состоялся в начале 2012 года, спустя 26 лет после убийства Эбигейл Ривера.

Во время заседания прокуроры представили доказательства против меня в виде моего дневника, личного компьютера и многое другое. А также продемонстрировали присяжным кадры мертвой Эбигейл Ривера. Присяжные видели ее залитое кровью и покрытое рваными ранами лицо – один ее глаз был открыт и жутко смотрел на зрителей, а распахнутый рот будто застыл в безмолвном крике о помощи.

Прокурор рассказал, что я, использовав полицейскую дубинку как оружие, которое было вручено мне, для применения, руководствуясь принципом всех американских полицейских «служить и защищать», зверски избивала Эбигейл.

Но краеугольным камнем в доказательствах моей вины стал тест ДНК.

Мой адвокат, конечно, пытался вызвать сомнения у присяжных, говоря о том, что прошло много лет и все это время конверт с пробиркой хранился не надлежащим образом. Он показывал фотографии затертого, пожелтевшего конверта, через дырку в котором виднелась пробирка с образцом. В конце концов, тампон с мазком могли подменить. Но эти аргументы, к сожалению, прозвучали неубедительно.

Адвокат старался натолкнуть присяжных на мысль о том, что полицейские, которые расследовали дело по горячим следам, неспроста не видели меня в числе подозреваемых, а потому что это было маловероятно, и значит, я не виновна.

В марте 2012 года, после непродолжительного обсуждения, присяжные вынесли мне вердикт – виновна.

Меня зовут Кларк Фостер, и мне 12 лет…

Я родился в Майами, штат Флорида, в 1999 году. Мою мать зовут Брук Сунна. Мой двадцатилетний отец получил десять лет условно за насилие над моей мамой в обмен на клятву быть в моей жизни, но в итоге он нарушил свою клятву и полностью исчез из моей жизни.

Два года спустя мы с мамой попали в приемную семью, после того, как власти обнаружили, что в 4 часа утра я, будучи грязным и голым, шел по улице в 4 часа утра возле мотеля, где моя наркозависимая бабушка присматривала за мной. Она впоследствии была найдена далеко не в трезвом разуме.

В 2007 году, Департамент по делам детей и семьи расследовал сообщение о том, что старший двоюродный брат подвергал меня насилию. Чиновники отметили, что были и другие тревожные инциденты с моей стороны: убийство котенка, имитация полового акта со знакомыми, мастурбация в общественном месте.

Я научился подавлять свои чувства и однажды сказал психологу:

– Нужно засунуть чувства подальше и пережить это.

К октябрю 2010 года я и моя мать жили с ее новым мужем, когда я получил настолько серьезную травму глаза, что меня отправили в больницу, где провели обследование на предмет повреждение сетчатки.

Я рассказал полицейским, что меня ударил отчим. Когда полицейские пришли в нашу квартиру, они обнаружили отчима мертвым от огнестрельного ранения, которое он нанес себе сам.

Мы с семьей переехала на север, в Джексонвиль, и я поступил в среднюю школу, где учился на одни пятерки. Поселились же мы в унылом бежевом многоквартирном доме.

Допрос

Я сидел за столом в белой футболке. Возле меня находилась взрослая женщина с темными волосами. Нервничая, и проявляя открытое недоверие к незнакомому человеку, я спрятал руки под стол.

– Так, значит тебе 13 лет, – начала прокурор вести запись в блокнот.

– Мне 12, – поправил я ее.

– А, да, точно, двенадцать, – тут же поправилась Алекс Корван. – Хорошо. Я хочу объяснить тебе твои права, чтобы ты их понимал. Я зачитаю их тебе и объясню, что они значат, а ты мне скажешь, все ли ты понял. Ладно?

Я утвердительно кивнул головой, и тогда Корван начала заполнять протокол допроса.

– Какое сегодня число? – нарочито спросила она.

– Четырнадцатое, – ответил я.

– Уже пятнадцатое число, – словно вспомнив, поправила меня Алекс, весело посмеявшись, чтобы немного разрядить обстановку. – Было четырнадцатое, но уже пятнадцатое. И уже поздно, ух…

Записав число и мое имя, она начала объяснять мне мои права:

– Здесь написаны твои конституционные права, и я собираюсь зачитать их тебе, ладно?

Я снова утвердительно кивнул, и женщина продолжила:

– Здесь сказано, что конституция Соединенных Штатов гарантирует тебе следующие права: ты можешь не делать заявлений и ничего не говорить, Кларк. Ты понимаешь, что это значит?

– Не понимаю, – ответил я. – Нет.

– Это значит, что ты не обязан отвечать мне, когда я говорю с тобой, – объяснила мне прокурор. – И ты не обязан что-либо мне рассказывать, но ты можешь говорить. Просто ты не обязан. Ты понимаешь, что это значит?

– Угу, – неуверенно пробурчал я.

– Повторюсь, ты не обязан делать заявлений и говорить что-либо. То есть ты не обязан говорить со мной, но я бы хотела, чтобы ты говорил со мной. Но ты не обязан делать это. Ты понимаешь, что это значит? – повторила она свой вопрос.

– Угу, – уже гораздо уверенней ответил я.

– Хорошо, – продолжила Алекс. – Дальше говорится, что все сказанное тобой может быть использовано в суде. Понимаешь о чем речь?

– Неа, – ответил я.

– Это значит, что все сказанное тобой сегодня может упоминаться позже в суде. Ты понимаешь, что это значит? Да?

– Угу, – сказал я.

– Это да? – уточнила женщина.

– Угу, – повторил я снова.

– Мне нужен ответ «да», – настояла Корван.

– Да, – уже более четко сказал я.

– Дальше, – продолжила она. – У тебя есть право на консультацию адвоката до того, как ты сделаешь заявление или до любых вопросов, а также на присутствие адвоката во время допроса. Это значит, что ты можешь запросить адвоката, чтобы поговорить со мной, но ты не обязан этого делать. У тебя есть такое право и тебе полагается адвокат. Понимаешь, что это значит?

– Угу, – ответил, посмотрев на нее.

– Окей, дальше. Если адвокат тебе не по карману, его тебе может предоставить государство. Если ты захочешь. Это значит, что, так как тебе двенадцать, если у твоей мамы нет денег на адвоката, то тебе его предоставят бесплатно. Ты понимаешь, что это значит?

– Угу.

– Хорошо. В последнем говорится, что если ты отвечаешь на вопросы, то у тебя есть право перестать делать это в любой момент и проконсультироваться с адвокатом. Это значит, если ты говоришь со мной, ты можешь остановиться в любой момент и запросить адвоката. Ты понимаешь, что это значит?

– Угу, – повторился я.

– Хорошо, – сказала Алекс. – Я хотела все подробно объяснить, чтобы ты понял. Ладно?

– Угу.

– Поставь здесь подпись, что ты все понял, – она протянула мне лист с ручкой, и я поставил свою подпись. – У тебя хороший подчерк.

– Спасибо, – поблагодарил я ее.

– Мой сын этому учится, – улыбнулась женщина. – Тебе приходится в школе постоянно писать от руки?

– Да.

– Так, – теперь расписывалась Корван. – Думаю даже я не смогу так красиво это сделать, как ты. Безумие, – усмехнулась она. – Нужно постараться.

Закончив, Алекс отложила лист с ручкой и сказала:

– Я хочу еще раз поговорить с тобой. Хочу вернуться назад к некоторым моментам, о которых мы уже разговаривали. Я спрашивала тебя о маленьком Деймоне. Он Деймон или Дастин?

– Дастин, – ответил я.

– Дастин… Хорошо. Это твой младший брат, да?

– Угу.

– И ты говорил мне, что живешь с мамой, с двумя младшими братьями и младшей сестрой. Верно?

– Угу, – подтвердил я.

– А Дастин совсем ребенок. Ему 2 года, да? Знаешь, когда он родился?

– Нет, – ответил я.

– Не знаешь, когда у него день рождения?

– Вроде летом, но я не уверен.

– Хорошо, – проговорила прокурор. – Ему два, но, возможно, скоро будет три. Сегодня вечером ты был дома. Ты говорил, что в январе он пострадал, да?

– Угу, – сказал я.

– Дастин сломал ногу?

– Угу.

– А как он сломал ногу?

– Занимался йогой, – ответил я.

– Йогой? – переспросила женщина. – В какой комнате вы находились?

– В нашей… комнате.

– Окей. Она у вас общая на двоих?

– Нет, – ответил я, с досадой подумав о том, что мой младший брат словно особенный, раз спит с мамой. – Он всегда спит с мамой.

– Окей, значит, он спит с мамой. А ты, твой пятилетний брат и четырехлетняя сестра делите одну комнату?

– Угу, – сказал я.

– Итак: вы были в комнате и занимались йогой.

– Угу, – повторился я.

– Вы смотрели какое-то видео или что?

– Нет.

– А что именно произошло в тот январский день?

– Я закинул ему ноги за спину.

– Окей, – немного удивленно проговорила Алекс. – А как… Можешь показать мне? Наверное, ты не такой гибкий, но ты можешь показать, что ты сделал с его ногами?

– Как делают индусы, – ответил я.

– Как делают индусы? – уточнила Корван. – Ты закинул ему ноги за шею? Или как?

– На полу… за спину… сзади.

– А, значит что-то типа позы лука, – понятливо кивнула она. – Вроде как выгибаясь назад в индийском стиле?

– Угу.

Я чувствовал себя напряженно, словно меня осуждают. Но я ведь не хотел на самом деле причинить боль своему младшему брату или сломать ему ногу. Я просто пытался научить его йоге индусов.

– Никогда такого не видела. Это индусы так делают?

– Угу.

– Вы это увидели по ТВ?

– Нет.

– А где вы такое увидели?

– В книге. Я читал ее, когда был в Майами.

– Хорошо. Кто еще был в комнате, когда это произошло?

– Я и он.

– А где была мама? – уточнила женщина.

– Я думаю, она отводила моего брата в школу, – неуверенно ответил я.

– Хорошо, – она пометила информацию, а затем, расслабленно облокотившись на стол, спросила: – Так, а что случилось? Ты сделал это целенаправленно или…

Алекс недоговорила. Полицейский зашел в допросную и передал ей тряпичную куклу.

– О, вот, – взяв куклу в руки, воскликнула прокурор. – Она, конечно, не похожа на твоего брата, но… Ты можешь показать мне на кукле, как ты это делал? – она посадила куклу на стол и ноги куклы выпрямились. Женщина, продолжая придерживать куклу за спину, промолвила: – Он сидел вот так. Что ты сделал с его ногами, чтобы мы понимали, что произошло?

– Я сделал так, – взяв куклу в руки и перевернув так, что она оказалась лицом к столу, я выгнул ее верхнюю часть, а ноги удерживал на столе.

– Я поняла. Что ты делал еще с его ногами?

– Я сделал вот так, – я еще сильнее выгнул верхнюю часть туловища куклы в неестественную позу. – И все.

– Ты толкал их назад? – уточнила женщина.

– Угу, – подтвердил я.

– А ты их не выкручивал?

– В смысле? – не понял я.

– Ну, я не знаю. Я просто уточняю, что именно ты сделал. Покажи мне.

– Вот так, – я вновь сделал с куклой то, что делал до этого, демонстрируя на бездушной вещи то, что делал со своим братом.

– Ясно, – проговорила она. – А ты слышал треск или что-то подобное?

– Что вы имеете в виду? В смысле треск?

– Ну, вот, когда ты сломал ему ногу, ты слышал треск?

– Не думаю, – неуверенно ответил я.

Этот разговор давался мне довольно сложно. И не только морально, но и физически. Мне сложно было говорить, произносить слова. Так было всегда, но я правда старался.

– Ты слышал хруст? – тем временем гораздо понятней для меня спросила прокурор.

– Нет, – виновато ответил я. – Простите.

– А что произошло?

– Он начал плакать, и я остановился.

– Через сколько времени твоя мать пришла домой? – задала она следующий вопрос.

– Не знаю… Через несколько минут…

– И что ты ей сказал? – спросила женщина. – Ты рассказал, что случилось?

– Я не помню, какую историю придумал, – ответил я. – Не помню, что ей наплел.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила прокурор.

– Я не говорил ей, что мы занимались йогой.

– Поняла, – промолвила Алекс. – А твой младший брат долго плакал, когда это случилось?

– Угу, – едва слышно ответил я.

– Наверное, ему было очень больно… Когда его отвезли к врачу?

– Я не знаю, – сказал я, скрестив руки на груди. – Думаю, в тот же день, но я не уверен.

– А кто-нибудь из департамента по делам семей и детей приходил поговорить с тобой?

– Приходили ли к моей маме? – уточнил я.

– Да, – ответила женщина.

– Угу, – подтвердил я.

– И что ты сказал им по поводу случившегося?

– Что он упал со шведской стенки.

– Это твоя мама так сказала?

– Угу.

– Так, значит, твоя мама велела тебе сказать им?

– Угу.

– А зачем придумывать такое? – полюбопытствовала Корван. – Почему ты не сказал им правду? Она боялась, что у тебя будут проблемы?

– Угу, – ответил я.

Я чувствовал немое осуждение со стороны прокурора, словно врать это плохо. Но я не понимаю, почему это плохо? Ведь мама врет, и нам позволяет это делать. Не ругает, не осуждает. Почему тогда эта тетя считает, что врать – это плохо?

– Так, – немного помолчав, словно что-то обдумывая, она, наконец, промолвила: – После случившегося, ему наложили гипс.

– Угу, – подтвердил я ее слова, хоть это и не было вопросом.

– И ему стало лучше? – спросила прокурор.

– Угу, – в очередной раз выдал я подтверждение.

– А сегодня вечером вы были вдвоем в комнате? Только ты и Дастин?

– Ну, да.

– Там были твои брат и сестра?

– Угу, – ответил я на автомате, но тут же поправился, сообразив суть вопроса: – Нет, думаю, были только мы вдвоем.

– Окей. Что произошло сегодня вечером? Потому что изначально ты сказал, что он упал с двухъярусной кровати, но это не правда, верно?

– Ага, – подтвердил я свою изначальную ложь, почесывая затылок и старательно пытаясь вспомнить подробности минувшего вечера.

– Расскажи мне, что на самом деле случилось сегодня вечером.

– Я сказал ему принести книги, – ответил я, вновь скрестил руки на груди.

– Что за книги?

– Те, что у нас на полке, – размыто ответил я, чувствуя стресс от данного разговора.

– Они большие или маленькие?

– Куча тонких книг.

– Окей… Он их куда-то нес?

– Угу.

– И он нормально ходил в гипсе?

– Он немного хромал, но ходил нормально.

– И у него в руках были книги, – задумчиво констатировала она. – И что потом произошло?

– Они упали на него, – ответил я.

– Они упали на него, пока он их нес?

– Да. Они упали ему на голову.

– А как они могли упасть, если они были в руках? – недоумевала прокурор.

– Он нес их вот так, – я поднял руки над головой, изображая, что держит книги. – Потому что он не знает, как это правильно делать.

– Что еще произошло?

– Они выпали и упали прямо на него.

– Окей, но случилось что-то еще. Как книги упали? – уточнила женщина.

– Ему на голову и на лицо, – ответил я.

– Окей, – женщина взяла в руки куклу и, дотронувшись до левой части лица куклы, промолвила: – Вот на этой части головы у него сильные кровоподтеки и отёчность. И его нос тоже сильно опух. Так что сегодня вечером произошло что-то еще, кроме падения книг. Расскажи мне, что случилось?

– После этого меня больше не было с ним рядом, – уверенным голосом ответил я.

– Хорошо, значит, – женщина немного помолчала, обдумывая, как бы правильнее задать вопрос. – Он не падал с кровати?

– Нет, – ответил я.

– Значит, он не ударялся головой о кровать?

– Нет, – повторил я.

– А ты, – прокурор пыталась подобрать слова, чтобы озвучить свой вопрос, как можно мягче. – Ты делал с ним что-то, чтобы он ударился головой?

– Вы о чем? – немного разволновался я. – Толкал ли я его?

– Да, – подтвердила Алекс. – Ты толкал его сегодня?

– На кровать?

– Нет. Ты делал что-то с его головой сегодня?

– Мы просто переносили книги, и они упали на него, – повторил я свой предыдущий ответ.

– Да, – ответила Корван, подтверждая, что помнит мой ответ. – А что еще?

– Потом я забрал у него книги, и он пошел спать.

– Эти травмы на его голове появились не из-за одних лишь книг, – попыталась она объяснить мне. – Поэтому нам нужно знать всю историю, – но я продолжал упорно молчать. Тогда женщина промолвила: – Книги не могут так искалечить, понимаешь?

– Угу, – промычал я.

– Это не правда, Кларк, верно? – от ее давления мне хотелось закрыться в себе. Я боялся. Страх сковал меня. – Все нормально. Просто мне нужно знать правду, – попыталась она успокоить меня. – Точно так же, как ты мне сказал правду насчет января. И ты неплохо справляешься. Я знаю, что тебе сложно, и ты сам говорил, что правду говорить сложнее, но, правда – это хорошо, верно?

Я в ответ лишь молча кивнул головой.

– И нам необходимо ее узнать, – продолжила женщина. – Просто расскажи мне немного больше о том, что произошло сегодня вечером, и мы закончим. Но мне нужно точно знать правду о случившемся, хорошо? – после затянувшегося молчания, так и не получив ответа в очередной раз, прокурор задала вопрос: – Что конкретно произошло с Дастином сегодня вечером? Ты что-то наделал?

– Мы просто переносили книги, – продолжал настаивать я.

– Хорошо, но что-то еще произошло, – легонько надавливала морально на меня прокурор. – Потому я знаю, что до этого ты говорил другим офицером, что он поднимался по лестнице двухъярусной кровати и упал, но это не правда, верно? Вероятно, как и то, что он нес книги, они упали ему на голову, и он пошел спать. Это, вероятно, тоже не правда, да? – не получив ответа, она спросила: – Это правда, Кларк?

– Угу, – тут же ответил я.

– Я так не думаю, малыш, – мягко промолвила Корван. – Я знаю, что это не правда. У него очень сильная травма головы. Если бы ты рассказал мне, откуда они у него, ему бы это очень помогло, и нам тоже. И тогда мы все узнаем правду, а тебе не придется больше скрывать это, потому что ты сам расскажешь. Так что сегодня произошло? Давай сначала, – она увидела страх и замкнутость в моих глазах, и успокаивающе сказала: – Все нормально. Я не злюсь на тебя, ничего такого. Просто мне нужно знать правду. Тебе не нужно бояться, что дверь открыта, – женщина все еще держала игрушечную куклу в руках. – Здесь сидим только ты и я. Здесь нечего бояться. Так что именно сегодня случилось с Дастином?

– Я дал ему нести книги, – продолжал я стоять на своем. – И это все. Мне больше нечего добавить.

– Твоя мама скажет мне то же самое? – ответа не последовало. – Она не скажет мне этого, верно?

– Я не знаю, – ответил я.

– Кларк, я спрошу тебя еще раз, потому что я хочу всем сказать, что ты сказал мне правду, ладно? – попыталась приободрить его Алекс. – Так что сегодня случилось с Дастином?

– Я все рассказал, – упрямо ответил я.

– С ним случилось не это, – промолвила прокурор, давая понять, что она не блефует и действительно ей известна правда.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Прокурор продолжала смотреть на меня, ожидая ответа, а я тем временем отводил взгляд и молчал.

– Сделай глубокий вдох, – сказала мне женщина, заметив, что я нервничаю. – Пора быть честным, и все будет в порядке.

Она положила куклу на стол, тогда как я лишь устало зевнул, продолжая упорно молчать.

– Ты должен быть честным с собой, – продолжала тем временем Корван. Она положила руку на куклу, и сказала, имея в виду моего младшего брата. – Ты должен быть честным ради него, потому что Дастину сейчас не очень хорошо. Понимаешь? И он заслуживает этой правды, потому что я выйду отсюда и буду спрашивать твою маму, но я не думаю, что твоя мать расскажет мне то же самое. И я не думаю, что твои брат и сестра расскажут мне то же самое. Так что я дам тебе возможность рассказать мне все. Просто сделай глубокий вдох и расскажи мне, когда вы с Дастином были сегодня вечером в его комнате, что произошло? – и снова молчание. – Скажешь мне? – женщина видела, что я хочу рассказать, но боюсь и не делаю этого. Тогда Алекс решила меня подтолкнуть к решительным действиям, сказав: – Ты можешь сказать мне. Давай.

Молчание продолжалось, но прокурор не сдавалась.

– Ты толкнул его? – спросила она.

– Нет, – тут же ответил я.

– А что случилось? – и снова воцарилась тишина. – Ты его повалил?

– В смысле «повалил»? – не понял я.

– Повалил на пол, – объяснила прокурор.

– Нет, – отрицательно покачал я головой.

– А что случилось? – вновь она задала свой предыдущий вопрос.

– Я не валил его, – вместо прямого ответа на вопрос, промолвил я.

– Просто расскажи мне, что произошло с Дастином, – в очередной раз попросила меня женщина. – Расскажи правду. Так тебе больше не придется врать. Ведь если ты расскажешь правду, то больше рассказывать будет нечего. Зла ли я на тебя за вранье? – с предположением спросила она, и тут же ответила: – Нет. Просто скажи мне, что именно произошло. Что случилось, малыш? Чего ты боишься? Ты боишься рассказать мне, – уверенно промолвила Алекс. – Я знаю. Я вижу это.

Я продолжал молчать и отрицательно качать головой, отрицая ее последние слова. Тогда прокурор спросила:

– Твоя мама что-то сделала с Дастином?

– Нет, – тут же ответил я.

– Но ты сделал, – не спросила, а утвердительно припечатала женщина.

– Угу, – ответил я, подтверждая ее слова.

– Хорошо, – одобрительно улыбнулась прокурор на мою маленькую правду. – Видишь? Ты уже у цели. Все хорошо, просто скажи мне. Так что ты сделал сегодня с Дастином? Расскажи, что произошло, – снова тишина, но в этот раз я инстинктивно потянулся к женщине, желая рассказать свою версию по секрету, но так, чтобы никто не услышал. Тогда она успокаивающе сказала: – Все нормально, ты у цели. Что произошло? Лучше расскажи ты, чем твоя мама. Расскажи мне правду. Ты взрослый мальчик, ты можешь сказать правду, – продолжала она подбадривать меня. – Потому что ты уже начал мне рассказывать правду. И ты признал, что соврал мне о том, что Дастин упал с кровати. Я ценю то, что ты хочешь быть честен. Тебе плохо из-за случившегося? Поэтому так сложно все рассказать?

– Да, – ответил я.

– Я тебя понимаю. И я понимаю, почему тебе тяжело поделиться этим, но если мы поступаем не правильно, Кларк, и нам из-за этого плохо, то мы должны рассказать об этом правду, понимаешь?

– Понимаю, – ответил я.

– Тогда расскажи мне, что сегодня произошло. Ты чем-то бил его по голове?

– Нет.

– А что случилось? Что произошло с его головой?

– Я толкнул его на книжный шкаф, – признался я.

– Где этот книжный шкаф?

– Напротив комнаты моей сестры.

– Как ты толкнул Дастина? – я промолчал, тогда прокурор задала другой вопрос: – А что он сделал, что ты решил толкнуть его?

– Ничего, – ответил я.

– Ты толкнул его, потому что из-за чего-то разозлился? – предположила она.