Береника

Но никто из гребцов не откликнулся. Тит тщетно повторил свой приказ; он гневно топнул ногой, пальцы его сжались в кулаки.

– И все-таки, – проговорил он, – я это узнаю. Прошу тебя, Агриппа, – обратился он к царю, – останься здесь с моими людьми, подожди отца.

– Неужели ты хочешь один?…

– Там, где женщина может одна бродить по лесу, там не может грозить опасности, – засмеялся Тит, устремившись вверх по узкой тропинке.

В кустах что-то зашевелилось, и послышались звуки, похожие на серебристый смех лесной нимфы.

Тит остановился, потом быстро пошел вперед. Агриппа насмешливо глядел ему вслед.

* * *

Солнечные лучи редко проникали сквозь чащу лавровых и оливковых деревьев, создающих вокруг святого источника пророка Илии густую тень и таинственный прохладный полумрак. И даже проникая в чащу, лучи не доходили до дна источника. Но поднимающиеся на поверхности пузырьки воздуха блестели, как серебряные капли в полосах света, и лопались, бесследно исчезая.

Береника лежала у края источника и бросала в воду лавровые листы, падавшие ей на колени.

Вдруг совсем рядом раздались чьи-то шаги. Она повернулась в ту сторону, откуда доносился их звук.

По огромной каменной глыбе, от подножия которой источник спускался в долину, за маленькой лесной опушкой, покрытой сочной зеленью, шел, внимательно озираясь по сторонам, тот, кто побудил ее отправиться на гору Кармель.

Лежа в траве, озаренная скользящими лучами, она мысленно сравнивала двух людей, с которыми ее столкнула судьба. Регуэль и Тит. Она уже знала, как разделить между ними свою жизнь. Одному из них, соплеменнику и единоверцу, ее возлюбленному, будут принадлежать ее сердце, ее обольстительный смех, теплое пожатие руки, быстрое биение сердца – все, что есть высокого и прекрасного в ее душе. Другому, римлянину, она тоже будет отдавать сердце, но не преданное и верное, а расчетливое и хитрое. Его она тоже будет встречать улыбками, но заученными поутру перед зеркалом. Береника, женщина с любящей мягкой душой, будет женщиной для одного Регуэля; для Тита она будет Дианой, которая видит, что красота ее губит Актиона, и рада этому. Подобно Юдифи, она будет наряжаться, когда пойдет убивать!..

Как опытный охотник, он искал следы ее ног на мягкой земле и на пышном ковре травы.

Подняв глаза, она увидела, что Тит уже совсем близко. Ее отделял от него только могучий ствол дерева, под которым она лежала. Тогда незаметным движением она положила голову на камень, обросший темным мохом. На нем золотистый цвет ее волос выделялся ярким сиянием. Маленькая ножка в римском башмаке немного выдвинулась из-под края длинной одежды. Тонкую белую руку она опустила вниз и закрыла глаза так, что длинные черные ресницы бросали тень на матово-бледную щеку. Потом она полуоткрыла губы, улыбаясь, как ребенок в счастливом сне. Грудь ее ровно и мерно поднималась и опускалась под мягкой прозрачной белоснежной тканью.

Она слышала его приближающиеся шаги и бросила быстрый взгляд из-под опущенных век. Она видела изумленный взгляд Тита и с тайной радостью и легким волнением следила, как сменяются чувства на его лице. Изумление перешло в восхищение, а восхищение в страсть.

Она показалась ему Дианой, отдыхающей у тихого ручья. Что-то непонятное, никогда не испытанное, теснило ему грудь, останавливало дыхание. Кровь, отхлынувшая от сердца, бросилась в голову. В сравнении с пышностью этого тела что значила незрелая красота Арицидии Тертуллы, его первой жены. Он взял ее в жены почти ребенком, и она умерла через некоторое время. Какой ничтожной казалась ему теперь ледяная красота Марции Фурнилы, гордой дочери римского сенатора. Она теперь в Риме едва ли тоскует о далеком супруге. Она не стала ему ближе, даже когда у них родилась дочь.

Выросший в обществе Британика, Тит давно уже понял сущность римской красоты, купленной у продавца косметических товаров. Театральная мишура внушала ему отвращение. Но здесь…

Он осторожно отодвинул листву, подкрался к спящей женщине и опустился около нее на колени, вглядываясь в ее сияющее красотой лицо.

Береника почувствовала горячее дыхание на своем лице, но осталась неподвижной; она только улыбалась еще обольстительнее.

Тит, горя страстью, нагнулся и поцеловал спящую женщину. Губы ее страстно потянулись навстречу, и руки обвили его шею. Он прижал ее лицо к своему дрожащими руками и вскрикнул, охваченный диким восторгом.

Она проснулась и взглянула ему в глаза, потом вскрикнула и оттолкнула его, но он быстро вскочил на ноги и охватил сильной рукой ее стан. Она рванулась, чтобы убежать, но он удержал ее.

– Теперь ты в моей власти, отважная мореплавательница, – прошептал он, – и, клянусь Юпитером, во второй раз ты не убежишь от меня.

Снова он приблизил свои губы к ее губам. Но та, которая его сначала любовно обнимала во сне, а потом гневно оттолкнула, теперь лежала неподвижно в его объятиях и смотрела на него широко раскрытыми глазами, бледная и бесстрастная. Он отпустил ее.

– Почему же ты меня не целуешь? – спросила она. – Ты видишь, я не сопротивляюсь с тех пор, как тебя увидела.

– С тех пор, как меня увидела? – переспросил он с удивлением.

Она засмеялась и откинула волосы назад.

– Я увидела, что ты римлянин, – проговорила она. – Почему же римлянину не напасть на беззащитную женщину? Почему бы ему сдерживать свою похоть и отказываться от чего-либо, что ему хочется? Ведь все мы презренные существа, с которыми вы можете поступать, как вам захочется.

Ее насмешливый тон оскорблял его.

– А что, если я так и поступлю, – сказал он, снова приближаясь к ней.

Она выпрямилась и смерила его изучающим взглядом.

– А ты свободный человек? – спросила она.

– Странный вопрос, – сказал он удивленно.

– Только свободный человек имеет право коснуться свободной женщины, – сказала она резко.

– Римляне свободны.

– Римляне? – переспросила она со смехом. – Конечно, вы считаете себя господами мира, а все-таки в Риме есть человек, пред которым все вы, гордецы, пресмыкаетесь.

– Цезарь… – пробормотал он, пожимая плечами.

– Да, цезарь. Одного только цезаря я и считаю свободным. А ты цезарь?

– Что, если бы я им был?

– Твои слова доказывают, что ты не цезарь. Тот бы не спрашивал…

Она равнодушно отвернулась и прислонилась к стволу дерева.

Он боролся с влечением страсти, охватившей его так внезапно, но гордость в нем оказалась сильнее страсти, и он отступил.

Береника это заметила и знала, что если он уйдет, то ее дело будет проиграно.

– Уходи, – резко сказала она.

Ее дерзость привела его в бешенство. Одним прыжком он очутился около нее.

– А что, если я не уйду, – проговорил он, задыхаясь, – если я тебя заставлю покориться мне, как ты готова покориться цезарю. Что, если ты будешь принадлежать не цезарю?

Как прекрасен он был в своей страсти, как дрожали его руки! Он стоял, готовый броситься на нее.

Она медленно отступила и подошла к воде.

– Там, в глубине, покойно и тихо, не правда ли? – проговорила она беззвучно.

– Ты хочешь… – сказал он взволнованным голосом.

– Разве этот родник не чище рук несвободного? Он вольный сын гор. Лишь спустившись в долину, он смешивает свои воды с чужими… Я уже сказала: только рука свободного может коснуться царицы.

– Царицы?

– Ты не веришь, конечно, – перебила она. – Да как тебе поверить? Ведь ты римлянин, ты видишь царей, только когда они появляются, окруженные блестящей свитой, в Риме поклониться императору. Что же это за царица, которая одна, без свиты и телохранителей, бродит по горам? Не так ли? Но знай, иудейские царицы не походят на других: они не любят льстить язычникам из-за мимолетных выгод.

– А Друцила, сестра Агриппы, вышла ведь замуж за римского прокуратора Феликса.

– Она полюбила его.

– Ну, так полюби меня…

Он сказал это, смеясь, и все-таки в его шутливом тоне слышалась глубокая страсть.

Она взглянула на него с насмешкой.

– Ты хочешь, чтобы Береника…

Он вздрогнул, и величайшее изумление выразилось на его лице.

– Береника! Так это ты была…

Она кивнула головой.

– Это ты была в корабле, за которым я мчался?

– Значит, ты тот римлянин, которого я видела на берегу рядом с Агриппой? – равнодушно спросила она.

Его снова оскорбил ее тон. Он гордо назвал себя.

– Я – Тит!

– Тит? – переспросила она с пренебрежительным равнодушием. – Кто это Тит?

– Тит – сын Флавия Веспасиана, – резко сказал он. – Имя отца ведь ты слыхала?

Она не изменила тона.

– Веспасиан, – повторила она, как будто припоминая что-то. – Ах да, это посланный Нероном полководец. Он хочет завоевать Иерусалим.

– Он его завоюет.

– Да?

Он гневно топнул ногой. Она не обратила на это внимания и медленно сказала, как бы только для того, чтобы не молчать:

– Так ты – Тит. И больше ничего. Только сын Веспасиана?

– Германия и Британия могли бы тебе рассказать о подвигах Тита, а Галилея и Иудея, надеюсь, будут помнить тот день, когда Тит переступил их границы.

Она не расслышала последних слов.

– Германия и Британия? Ах да, это какие-то дикие страны на севере? – Она подняла руку и потянулась за висящим над головой листом.

Он почувствовал скрытую иронию в ее словах и не мог сдержать закипавшей злости.

– В чем цель твоих вопросов, – проговорил он, – и этого тона? Ты хочешь вывести меня из терпения или оскорбить? Не забудь, что я римлянин, а римляне умеют мстить.

Он схватил ее руку и насильно опустил ее, глядя прямо в глаза. Береника выдержала его взгляд.

– Разве римляне мстят и женщинам? – медленно проговорила Береника.

Она улыбнулась, когда он отпустил ее руку. Его замешательство росло. Сначала она казалась ему только прекрасной, прекраснее всех, кого он знал и чьей любви добивался. Теперь же он увидел, какой мощный дух в этом прекрасном теле. Странный, жестокий, своенравный и обаятельный дух. Береника казалась ему подобной таинственному богу ее народа, неприступному, холодному… Но она не была холодна, когда отдавала свои губы его поцелуям. Это было во сне, и она думала о ком-нибудь другом. Кто же был тот, кому предназначалась любовь этой божественной женщины? Им овладело страстное желание узнать его имя. Не в силах сдержаться, он спросил об этом Беренику.

Она не подняла глаз и, сорвав листик, стала теребить его в руках. Мягкая мечтательная нега разлилась по ее лицу. Она снова показалась ему такой же обаятельной, как в первую минуту, когда он увидал ее спящей. Он не мог отвести от нее глаз.

– Кого я люблю? – повторила она задумчиво. – Да разве я сама это знаю?

– Но когда ты спала, – проговорил он смущенно, – ты так потянулась ко мне, как девушка, которая ждала своего возлюбленного…

– А если бы я тебе сказала, что было бы?

Странный гнев овладел им.

– Я бы этого человека… – вспылил он и вдруг остановился, увидав, что Береника смеется.

– Неужели так легко овладеть твоей любовью? – проговорила она с насмешкой. – Ты отдаешь ее первой встречной женщине, которую увидел в лесу. Ну да, темные глаза и золотистые волосы! Бедный мальчик. Береника может полюбить только одного человека.

– Кто он?

– Цезарь, – ответила она, глядя ему прямо в лицо.

Он с изумлением взглянул на нее.

– Цезарь? – пробормотал он. – Нерон?

– Разве Нерон цезарь? – спросила она в ответ.

– Я тебя не понимаю.

– Да разве я себя понимаю? Я не о таком цезаре говорю. Пред ним весь мир склоняется, а он все-таки дрожит, боясь кинжала кого-нибудь из своих рабов. Мой цезарь не таков.

– Каков же он?..

Она посмотрела куда-то вдаль.

– Быть может, он еще не родился, – проговорила она задумчиво.

Он не знал, что думать о ней; его ослепляла ее душа, ежеминутно менявшая свой цвет. И все-таки его влекло к ней, как бабочку, которая летит на огонь и сгорает.

Наступило долгое молчание, только слышны были журчание ручья и жужжание жуков. Издали раздался громкий звук труб.

Это означало, что Веспасиан прибыл на Кармель и приближался к алтарю иудейского бога.

Береника поднялась и направилась к опушке леса.

– Куда ты? – спросил Тит.

– Посмотреть на римлянина перед алтарем нашего бога, – ответила она с усмешкой. – Если хочешь, можешь идти за мной.

В один миг он подбежал к ней и заглянул в ее спокойное лицо.

– Ты еще гневаешься на меня, Береника? – спросил он мягким, вкрадчивым голосом.

– За что? За то, что ты поцеловал меня во сне? Я уже об этом забыла.

– Будет время, когда ты об этом вспомнишь, – сказал он мрачно.

– Вот как?

– Да. Это будет тогда, когда Рим украсит меня вот этим за разрушение Иерусалима, – ответил он, вынимая лавровую ветвь, которую Береника не заметила раньше.

Она посмотрела на нее и побледнела.

– Лавровая ветвь… – пробормотала она. – Где ты нашел ее?

Он с некоторым удивлением взглянул на нее.

– Ручей пронес ее мимо меня, когда я выслеживал исчезнувшую мореплавательницу.

Она сжала губы и пошла вперед. Глубокая складка легла между ее тонко очерченными бровями, придавая лицу что-то демоническое. Он не обратил на это внимания, думая все время только об одном: кого она любит?

Когда они приближались к поляне, где был сооружен алтарь, Береника вдруг обернулась к Титу.

– Отдай мне ее, – глухо проговорила она и потянулась за веткой.

– Зачем?

– Эта ветка моя, я бросила ее в ручей. Значит…

Быстрым движением он спрятал ветку за спину.

– То, до чего дотронулась рука Береники, – сказал он с улыбкой, – драгоценно для Тита. Я ни на одну минуту не расстанусь с твоей веткой.

– Все-таки я требую отдать ее. Она предназначается не тебе.

– А кому?

– Победителю!

– Значит, мне.

В ее упрямстве было для него что-то обаятельное. Она капризничала, как ребенок.

– Когда же ты мне ее отдашь? – спросила она.

– В тот день, когда уста Береники прильнут к устам Тита.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Позорное наказание, состоявшее в ударах плетью. В мирное время ему подвергали только рабов

2

Императора Клавдия отравила ядовитыми грибами его вторая жена, Агриппина, мать Нерона; ее сообщницей была колдунья Локуста. После смерти Клавдий, по римскому обычаю, был причислен к лику богов.