скачать книгу бесплатно
– Да, или Мут больше понравится Эмелине, но сам захочет жить с Эйнсли, отчего Эм разозлится.
– Скорее всего.
Уголки губ Дженны дрогнули, и она склонила голову на мое плечо, вытирая слезы со щек. Холодный воздух пощипывал кожу на моем лице, но я не смела двинуться с места, боясь нарушить атмосферу.
Пусть Дженна никогда не плачет, но она не я.
Усилием воли останавливаю накатывающиеся слезы и подавляю злость, ведь до ее отъезда в Ирландию остался всего один день.
Двадцать четыре часа, чтобы разобрать чемодан (а в случае с Дженной – заново собрать) и сгладить каждую шероховатость в наших отношениях, которую я создала с того момента, как подруга рассказала мне о Н. Е. Эндсли.
Мы на удивление слаженно работаем, укладывая купленные Дженной книги на полки и раз за разом пытаясь утрамбовать многочисленные принадлежности юного ботаника в два чемодана, которые она собирается взять с собой. Она разворачивает наш постер, встречается со мной взглядом над незаправленной кроватью, на которой разбросаны сложенные носки, и улыбается, поднимая его над головой, будто предлагая посмотреть.
Я вяло киваю. Ага.
Она скручивает плакат обратно в тубус и, вздохнув, кладет поверх моей сумки, чтобы я забрала его домой.
«Прости» – вот что означает ее вздох, но я нарочно игнорирую его и продолжаю сворачивать ее майки в малюсенькие цилиндры.
Два раза она интересуется, не забуду ли я посетить подготовительный семинар. Я уверяю ее в готовности сходить, но все же не сомневаюсь, что его проводят люди, которые на протяжении восьми часов наслаждаются звуком собственного голоса, проходящего через микрофон. Дженна заставляет меня поклясться на мизинчиках. Эту уловку я придумала в десятом классе в надежде убедиться, что она действительно слушает меня, а не витает в облаках. Когда она вытягивает руку и наши пальцы слегка соприкасаются, мои губы едва не растягиваются в улыбке.
– Записывай все внимательно, – поучает Дженна, – а когда я вернусь, расскажешь все самое интересное.
Порываюсь заметить, что самым интересным станет поданный обед и прощание, но удерживаю рот на замке.
На следующий день подруга уезжает, а между нами все еще ощущается некое напряжение. Никто из нас не желает вспоминать произошедшее на книжном фестивале и ссору, которая словно вампир, продолжающий дремать под крышкой незаколоченного гроба; так что мы это не обсуждаем.
Если Уильямсы и заметили нашу необщительность на пути в аэропорт, то решили просто промолчать. Возможно, они считают, что мы устали после поездки в Калифорнию, ведь подруга не рассказала им про нашу драму, связанную с Эндсли.
Обняв Дженну, немного ослабляю хватку, передавая эстафету прощаниям и наполняющим мою душу беспокойству и негодованию.
– Ты мой должник, – шепчу ей на ухо. – Ну, из-за Эндсли. Поэтому, чтобы загладить вину, привези мне горца в килте.
Она фыркает, но не разжимает объятия.
– Я еду в Ирландию, а не Шотландию.
– Я знаю, но до нее на пароме всего пара часов, так ведь? Уверена, что денек ты сможешь выделить.
Дженна крепче стискивает меня, а я, следуя примеру подруги, слегка поглаживаю ее по спине. Сейчас моя шутка про поездку в Шотландию выступает завуалированным эквивалентом прощения. Что ни говори, прошло всего два дня с того момента, когда я должна была находиться в одном помещении с Н. Е. Эндсли.
– Ладно, – соглашается Дженна, и в ее теплом голосе слышится смех, – но если мне встретятся магические менгиры, которые перенесут меня во времени, то я не буду даже пытаться вернуться обратно.
– Ладно, – разрешаю я, – библиотека в твоем распоряжении.
– Хорошо.
И подруга начинает хохотать. Этот искрящийся смех можно услышать очень редко и исключительно по особой причине. Рядом проходит мужчина и, услышав ее, спотыкается о свой чемодан.
– Ладно, – заканчиваю я, – иди, пока меня не вырвало от твоих дурацких духов.
И миг спустя Дженна исчезает.
Глава 3
Меньше чем через неделю я понимаю, что книги врут, потому что мне звонит мама Дженны. Ее дочь мертва.
– Авария, – поясняет она. – Столкновение с машиной, которая рванула на красный свет.
– Как? – спрашиваю я, в панике и еще не осознавая случившегося.
– Не знаю, – отвечает она.
– Но она же в Ирландии.
Была. И вот спустя долю секунды Дженна была, а не есть.
Ее мама, не переводя дыхание, продолжает рассказывать. Таким особым адвокатским, деловым тоном она обычно говорит с клиентами по телефону или с мистером Уильямсом, когда тот в День благодарения разрезает индейку на слишком толстые куски.
– Амелия, ты произнесешь речь? Ну, на похоронах?
Безусловно, я соглашаюсь. Однако в день погребения встаю перед скорбящими, которые только что спели псалом, восхваляющий Дженну и ее «воссоединение с Создателем», и теряю над собой контроль. Мысли заполняют воспоминания о связанных с ней событиях, отчего я заливаю слезами все вокруг: трибуну, противные цветочные композиции, ее гроб.
Если бы происходящее требовалось запечатлеть на пленку, я бы вытянула из-под ее идиотского гроба крадущиеся тени. Тащила бы их, пока они не окутают угрюмые лица среди церковных скамей. И тогда бы в лучах света на снимке остались только я за тумбой и останки Дженны. «Частично выжившая» – вот как называлась бы эта фотография.
Только вот воображение отвлекает совсем ненадолго. В обращенных на меня взглядах отражаются жалость и душевная боль. Перед глазами проносятся наши совместные годы: очереди за писательскими автографами; проведенные за учебниками вечера, когда одна из нас слишком долго откладывала работу над исследовательскими проектами; уйма потраченного на совместное чтение времени. Память об этом и дурацких картинках, прикрепленных на стену в ее комнате, застывает комом в горле, а затем болезненно сжимает сердце.
В итоге пастор подходит ко мне, похлопывает по спине и уводит от микрофона, только вот мои всхлипы слышны и без искусственного усиления.
«Так нельзя, – думаю я. – Жизнь не повинуется сценарию, как же это нечестно… к такому я не готова».
Пока другие дети ожидали сову с письмом о приеме в Хогвартс или что шкаф откроет портал в фантастическую страну с говорящими животными и каменными столами, я предчувствовала неизбежность. Благодаря книгам я поняла лишь одно: жизнь может быть справедливой и несправедливой, честной и нечестной. Стоило отцу уйти из семьи, и мне показалось, что мир рухнул. Потом меня нашла Дженна, и судьба снова совершила невероятный кульбит, подарив мне столько тепла и радости.
Я ждала появления серьезных проблем, которые во всех романах начинаются в детстве, но всегда – всегда – исчезают в подростковом возрасте, уступая место долгой и счастливой жизни. Последнее несчастье должно было произойти до выпускного. Ведь плохое происходит либо в старшей школе, либо после сорока, когда у тебя появляются муж или жена, шесть детей, а на плечи давит копившееся десятилетиями разочарование.
Книги лгут. Жизнь не заканчивается, когда тебе исполняется восемнадцать или когда ты решаешь, что с тебя достаточно.
Жизни не бывает достаточно. И тебе не перестает грозить опасность.
Дженна считала, что ее книги должны быть свежими, чистыми и нетронутыми никем, кроме нее. Я же предпочитаю уже прочитанные томики, каждая страница которых хранит отдельную историю. Мне нравится представлять их в виде солдатиков, которые до того, как попасть ко мне, отслужили где-то еще. В истории положено переноситься, занимать ими душу и жить в них. Возможно, именно поэтому я часто одалживаю книги, в отличие от подруги, которая редко расставалась со своими.
Только вот теперь ее нет. Дженны не стало, и ее родители отписали мне ее библиотеку.
– Она бы хотела, чтобы ты сохранила их, – со слезами на глазах произносит мистер Уильямс. Через пару дней после того, как гроб с телом их дочери опустили в землю, они с женой решили навестить меня.
В мамином доме они появляются всего лишь во второй или третий раз и, сидя на краю моей односпальной кровати, выглядят смущенными.
Мистер Уильямс уговаривает меня провести оставшееся лето с ними, но я возражаю.
– Тебе не… тебе не нужно будет спать в кровати Дженны, – уговаривет он. – Мы поможем тебе всем, что в наших силах. Психотерапевты, репетиторы – все, что тебе понадобится; все, что ты захочешь.
– Я знаю, – отвечаю, потирая виски в надежде, что исчезнет головная боль, – знаю.
– Марк, – вступает мама Дженны резким и слегка осуждающим тоном, – она не хочет находиться в нашем доме.
Миссис Уильямс права. Мне становится трудно дышать от одной мысли, что со всех сторон меня будут окружать длинные коридоры их дома, украшенные не только фотографиями Дженны, но и моими.
Вот мы в пижамах с глиняными масками на лицах. Здесь мы улыбаемся на фоне океана, а в углу снимка виднеется подушечка мизинца мистера Уильямса. А тут Дженна оглядывается через плечо, сияя умопомрачительной улыбкой, которую скрывала от посторонних. От этой улыбки у нее буквально светилось лицо, а вокруг глаз появлялись крошечные морщинки.
Именно этот снимок ее папа увеличил для похоронной службы. Во время поминок в их доме Кейли Ланкастер ткнула пальцем на подставку с перевязанным лентой портретом и прошептала своему парню:
– Совсем на себя не похожа.
Я едва сдержалась, чтобы «случайно» не выбить из ее рук тарелку с кубиками сыра и фруктов.
Отмахиваюсь от воспоминаний и пытаюсь отдать библиотеку Дженны ее родителям, убедить их вернуть книги из шести огромных коробок на полки, но они и слышать об этом не хотят.
Когда они уезжают, я много времени провожу за разбором коллекции и порчей сорок девятой страницы каждого издания: рву ее надвое и небрежно приклеиваю обратно скотчем. Первый моток я достаю из кухонного ящика со всяким барахлом, но он оказывается двусторонним. Бормоча себе под нос, я использую его примерно на двадцати томах. Другие даже не пытаюсь подлатать.
Дженна любила читать отрывки – ее правило сорок девятой страницы.
– Лучший способ понять авторский стиль и не забежать слишком далеко, рискуя прочитать спойлер, – говорила она.
Не знаю, зачем я это делаю. Возможно, надеюсь, что она вернется и отчитает меня за порчу ее имущества. Или пытаюсь стереть ее и сделать книги своими, чтобы забыть о существовании перфекционистки Дженны и ее идеальных книг.
Или, возможно, я сошла с ума от горя и не осознаю, что творю.
Позже вечером в окно барабанит летний дождь, смывая даже самые грустные мысли, и я решаю продолжить чтение романа, за который взялась еще до выпускного. Пытаюсь раз за разом. Потом беру «Хроники» и снова пытаюсь читать. Однако глаза отказываются собирать буквы в предложения, а предложения – в абзацы.
Я перечитываю одно предложение раз по пять и окончательно сдаюсь. Захлопываю книгу и, зажмурившись, откидываюсь на кровать.
Моя жизнь разделилась надвое. На до и после. Раньше я считала себя заядлым читателем. Для меня это занятие было сродни видеоиграм, а не фильмам: непосредственный опыт, который оставлял на мне физический и эмоциональный след.
Я оказывалась на странице и бродила по описываемой земле в стороне от населяющих ее персонажей. Стягивала кольцо с Фродо и подушечками пальцев трогала выгравированную на нем надпись на эльфийском языке. В тайнике под водопадом украдкой пила молоко детей из товарного вагона, каталась на метле Гарри, пока он учился с Гермионой, и играла с кошками Беннетов, пока Элизабет с сестрами танцевали в Незерфилде. Я бродила по лесам Ормании, и мои следы размером превосходили следы Эмелины, но не дотягивали до Эйнсли. Я приваливалась к холодному каменному маяку, который встретил девушек по прибытии, и вдыхала соленый морской воздух.
Я буквально жила литературой. Так долго питалась и дышала ею, что воспринимала это как должное. Я решила, что даже если Дженны не будет рядом, книги всегда помогут мне встать на ноги, ведь однажды они это уже сделали.
И вот теперь подруги нет, а слова так и остаются ровным строем букв. Страницы не поднимаются, чтобы встретить меня как старого друга, а персонажи – всего лишь марионетки, которые двигаются на невидимых ниточках.
Если бы я делала автопортрет, то не стала бы наводить фокус на свое скрюченное на кровати тело, разбросанные подушки и помятые простыни. Я бы взяла книги Дженны и замотала их скотчем так туго, чтобы от давления сморщились обложки. Я бы вырвала последние два листа из своих книг, ведь именно так я себя чувствую без Дженны. Она не узнает, что будет дальше: колледж, карьера, парни и прочее. Будущее не кажется мне важным, потому что во всех моих мечтах мы были вдвоем – сестры по выбору, а не по родству.
На перевязанные книги я бы бросила вырванные страницы и дала название «Время не залечивает раны». Или навела бы объектив на измятые края выдернутых страниц, поименовав снимок «Амелия, в кратком изложении».
В уши продолжают скатываться слезы, пока мне не удается заснуть, а во сне через нескончаемые болота за мной гонится невиданное чудовище с клыками. В руке я держу памятку, поясняющую, как одержать над ним победу, но так как разучилась читать, продолжаю бежать, бежать и бежать.
Глава 4
Дженны нет, ведь ее похоронили десять дней назад. Дженны нет, когда в техасский июньский зной я хожу в свитере – похоже, теперь это мое негласное правило – потому что не перестаю дрожать. Дженны нет, когда я подсчитываю мелочь из копилки в форме поросенка и заказываю пиццу по интернету, чтобы не пришлось общаться с людьми, чьи радостные голоса не запятнаны скорбью. Дженны нет, когда я останавливаюсь у витрины Downtown Books и уверяю себя, что могу стоять здесь, сколько захочу.
Ее нет.
Когда я всматриваюсь в книжный магазин, в кармане вибрирует телефон, и на прекрасный, но пугающий момент мое сердце выпрыгивает из груди. Должно быть, подруга попросит меня не быть устрашающей.
Но Дженны нет. Звонит ее отец, что очень хорошо, но в то же время и ужасно.
Думаю нажать на отбой, хотя это кажется вдвойне отвратительным, ведь я состою в семейном чате, куда мы с Дженной в основном отправляли странные снимки утят, а миссис Уильямс напоминала нам о поступлении в колледж и подаче документов на стипендию.
Большой палец зависает между кнопками «ответить» и «отклонить», и тут на экране загорается номер книжного магазина. Зачем им звонить мне? Неужели им известно, что я стою у входа, как золотистый ретривер в ожидании хозяина?
Даже сейчас мои мысли возвращаются к Дженне. Окружающие рвались поговорить со мной, выразить соболезнования; их голоса превратились для меня в жуткую какофонию, но я притворялась, что понимаю каждого. Меня будто клеем приклеили к ее гробу, так сильно я не хотела расставаться с подругой. Я уверила себя, что охраняю ее и буду присматривать за ней до последнего.
Усилием воли выбрасываю воспоминания из головы. В панике я скидываю звонок мистера Уильямса и, отойдя в сторону, чтобы меня не заметил звонящий, отвечаю на вызов из книжного магазина.
Приходится прочистить голос, который хрипит после почти суточного молчания.
– Да?
– Амелия? Здравствуй, это Бекки из Downtown Books. Сегодня мы получили посылку на твое имя. Просто сообщаю!
– Посылку? Я ничего не заказывала.
– Не в нашем магазине. Все очень странно… ее, похоже, переправили из Мичигана. Книжный «У Вэл», может, знаешь?
Я отрицательно качаю головой, но, понимая, что на том конце меня не видят, спрашиваю:
– А что за книга?
– Не знаю, – отвечает Бекки. – Она завернута, и так как наши заказы приходят в других упаковках, я не стала ее вскрывать. Посылка адресована тебе. По крайней мере, ты единственная Амелия Гриффин в нашей базе.
– Я ничего не заказывала, – повторяю я, и тут же в голове возникает навязчивая мысль, что это подарок от Дженны.
– Странно, – удивляется Бекки, – бывает же такое! Хочешь, я открою за тебя и посмотрю, что внутри?
– Нет, – вырывается у меня, и я оглядываюсь через плечо на магазин. – Нет, я заберу. Я неподалеку.
– Замечательно! Оставлю ее на кассе. До скорого.
Проверив время на телефоне, я выжидаю десять минут, чтобы пройти двадцать метров до магазина.
За это время размышляю над загадочными тайнами и в итоге останавливаюсь на невероятном исходе: в действительности моя подруга не мертва, ее похитили пираты. Потом они сымитировали ее смерть, потому что до ее родителей так и не дошли требования выкупа, ведь мистер Уильямс, не глядя, удаляет все электронные письма. И вместо того чтобы убить Дженну, бандиты отправили ее на одном из своих суденышек в Мичиган. Его ведь можно принять за остров, окруженный водой, а в Великих озерах, наверное, полно пиратских кораблей. Теперь же, отправив книгу, она пытается связаться со мной.
И тут же в качестве опровержения этой идеи в голове всплывают картинки, на которых Дженна лежит в гробу: темные волосы контрастируют с белоснежной шелковой подкладкой, а ее любимые серебристые колготки спрятаны от посторонних. Воспоминание застает меня врасплох, отчего я притворно кашляю, чтобы скрыть подступивший к горлу всхлип.
Когда Бекки появляется у кассы и шмякает передо мной коричневую квадратную посылку, мне удается держать себя в руках.
– Открывай, – умоляет она, – мне так интересно!
К счастью, вибрирует мой телефон, и высветившаяся на экране фотография мистера Уильямса спасает меня от назойливого любопытства.
