скачать книгу бесплатно
– Амелия, давай будем…
– Дамы и господа, – раздается над головами из колонок, и шум в зале моментально затихает, – я Линда Ланкастер, организатор мероприятий на КДКФ. Вследствие непредвиденных обстоятельств Н. Е. Эндсли не сможет присутствовать на сегодняшнем празднике. Приносим искренние извинения за такой неожиданный поворот событий. Мы вернем деньги всем, кто заплатил за встречу, или вы можете пожертвовать их на благотворительность в нашу партнерскую организацию. Если у вас появятся вопросы, обращайтесь к нашим представителям и волонтерам в вестибюле. Спасибо.
Раскатистый гул недовольства и разочарования обрушивается на одетых в рубашки поло волонтеров. Я смотрю вдаль, остановив взгляд на палатке, в которой продаются матерчатые обложки для книг, но едва ли обращаю на нее внимание.
– Амелия, – осторожно, будто крадется к раненому зверю, – Амелия, пожалуйста, скажи что-нибудь.
Не могу. Сейчас я не в силах вынести попытки утешить меня.
– Это ошибка. Да?
– Амелия, это не ошибка.
– Может, перестанешь произносить мое имя таким тоном? Я не собираюсь… – вскидываю руки над головой, – типа выходить из себя.
– Знаю.
– Я зла.
– Понимаю.
– А ты нет?
По выражению ее лица догадываюсь, что что-то здесь не так, но Дженна не отвечает. Почему она так беспечна? Эндсли должен был стать главным событием этого фестиваля и моего лета. Воспоминания о том, что мы с ним дышали одним воздухом, должны были помочь мне пережить лето без подруги, пока она будет находиться в Ирландии.
Теперь же меня задушат мысли об одиночестве. Следующие два месяца я проведу за просмотром повтора телеигры «Колесо фортуны», которую постоянно смотрит мама, чтобы разгадать тупую головоломку. Дженна же будет наслаждаться «Экскурсией по Ирландии», которую многие бы посчитали за отдых, а она – за ботаническую экспедицию.
Да, я в любом случае занималась бы тем же самым, но от предложенной Уильямсами поездки с Дженной в Ирландию я отказалась по единственной причине – это уже слишком. Последние четыре года они приглашали меня на ужины, пикники по выходным и даже оплатили этот фестиваль. Поездка за границу переходила ту невидимую черту, по которой я ходила с десятого класса вместе с ними и их на первый взгляд безграничной зарплатой юристов. Однажды в разговоре с Дженной я упомянула об этой черте. Она фыркнула и не обратила на мое замечание никакого внимания. Но эта черта существует, даже если подруга ее не чувствует.
Она материальна так же, как и настойчивость Дженны в том, что мне нужно получить реальное образование, а не заниматься фотографией, о чем я однажды заикнулась. Она материальна так же, как и резкие всхлипы моей ровесницы, которая зажала в руках потертую книгу «Столкновение королев» и утопает лицом в рубашке отца.
Это уже чересчур.
– Есть еще несколько лекций, – начинает Дженна, но неожиданно пугается, когда я круто разворачиваюсь в ее сторону. Слезы, которые я отчаянно пыталась сдержать, стекают по щекам.
Она шагает вперед и, похоже, собирается первой раскрыть объятия, что случается очень редко. Однако все же замирает до того, как наши тела соприкоснутся.
– Возможно, нам стоит вернуться в отель и отдохнуть, – предлагает подруга. – Съесть ужасно дорогое мороженое из мини-холодильника.
От того, что уйти предложила именно она, мне становится легче. Не могу смириться с тем фактом, что мы останемся здесь, бродя с одной лекции на другую, а мое сердце так и не успокоится.
Направляясь к автоматическим стеклянным дверям выставочного центра, я выбрасываю свой бракованный браслет в мусорное ведро.
Глава 2
На следующий день долгую дорогу в аэропорт мы проводим в звенящей тишине. Я прошу водителя такси открыть окна, потому что здесь, в отличие от родного Техаса, прохладный воздух. Изо всех сил пытаюсь насладиться им, ощутить что-то чудесное в пронизывающих насквозь лучах солнца, но настроения на все это нет.
Дженна неожиданно принимается закрывать свое окно, призывая меня последовать ее примеру, ведь мои барабанные перепонки может разорвать от давления воздуха. Я вспоминаю пословицу «Цыплят по осени считают» и задумываюсь, как можно найти в этом мире что-то чудесное, если ожидаемый результат невозможно предвидеть.
Собираюсь возразить подруге, но она останавливает меня.
– Не злись.
– Уже поздно.
– Я видела Н. Е. Эндсли, – вырывается у Дженны.
За четыре года дружбы наши споры (в основном о том, откуда появилась шутка, понятная только нам двоим) можно пересчитать по пальцам, а до ссор дело не доходило никогда. В прошлом году Дженна призывала меня пойти на бал выпускников с группой одиноких девушек, но я отказалась, и тогда напряженная перепалка почти переросла в скандал.
Если медленно закипающая лава, которая подступает к моему горлу, говорит о чем-то, то первый конфликт между нами станет битвой, которая завершит все войны.
– Но на фестивале сказали, что встречу пришлось отменить. – Несмотря на отчаянные попытки, у меня не получается произнести это ровно, спокойно и по-взрослому. – Сказали, что он не смог присутствовать.
– Знаю, – вздыхает Дженна, – я встретила его до того, как он ушел.
– А, ну ты заметила его издалека, – решаю я. – Видела, как он садится в свою машину, типа такого, да?
Видимо, подруга не в силах сказать реплику без вздоха, потому что проделывает это снова, прежде чем начать.
– Нет. Я встретилась с Н. Е. Эндсли. Разговаривала с ним, пока ты была в туалете.
Мне не удается держать язык за зубами, пока разум переваривает эту невероятную новость.
– Это какая-то шутка, да? Ты просто шутишь, – повышаю я голос.
– Амелия, пожалуйста, не волнуйся. Хорошо? – выдыхает Дженна. В тоне проскальзывают характерные нотки, с которыми ее мама выступает в зале суда: натянутое спокойствие человека, который отказывается терять самообладание перед истеричными клиентками, их мужьями или – как в нашем случае – фанатками.
Пытаюсь взять себя в руки.
– Где ты его встретила?
Сквозь пульсирующий шум в ушах я едва слышу ее. Это предательство высшей степени, целенаправленное сокрытие правды о моей величайшей мечте: встрече с автором «Орманских хроник».
Водитель бросает на нас взгляд в зеркало заднего вида. Уверена, что за ужином он расскажет своей второй половинке о двух ненормальных подростках, которые шепотом выясняли отношения.
– Помнишь ограждение, у которого я стояла? – Дженна снова стряхивает невидимые пылинки. – Видимо, за ним находилась комната отдыха для авторов. Я услышала, что кто-то подавился, и решила помочь. Прошла мимо таблички «ВХОД ДЛЯ УЧАСТНИКОВ ФЕСТИВАЛЯ ЗАПРЕЩЕН»… и там оказался он.
– Он, – с горечью повторяю я, – он. Как ты можешь так просто говорить? Дженна, там оказался не просто он, а Н. Е. Эндсли.
– Я знаю, Амелия. Но он простой парень, понимаешь?
Теперь в ее голосе звучит материнская жалость; я понимаю, что веду себя нечестно, но не могу сдержать подступающую ярость.
– Нет, я не понимаю, что он простой парень, потому что не была там. Помнишь?
Подруга молчит. Тишину нарушает рев спортивной ярко-желтой машины, проносящейся мимо нас неизвестно откуда.
– Он мерил шагами комнату, дергал себя за волосы и что-то бормотал, – объясняет она. – Наверное, это была паническая атака. Не знаю. Никогда не видела ничего подобного, – уже практически шепчет Дженна, будто боится громко говорить.
Я ничего не отвечаю.
– Амелия, он нуждался в помощи, – пытается она заполнить тишину, от злости повышая голос. – Все, что оставалось в моих силах – это успокоить его. Как бы я его бросила? «Эй, секундочку. Дай найду подругу. Она обожает твои книги. А ты попридержи свои мысли и нервный срыв. Спасибо».
– Ты могла бы… – почти кричу, ненавидя себя за слегка пробивающийся техасский акцент и неразумность, – ты могла бы сходить за мной. Я могла бы помочь!
За долю секунды в голове проносятся все прекрасные качества подруги: доброта; молчаливое, но неистовое сочувствие; яростное желание быть правой. Я мечтаю заткнуться. И сказать Дженне, что понимаю ее, успокоить ноющую и разочарованную частичку своего сердца.
– Ох, Амелия. Ты ведешь себя неразумно, – отвечает она.
Мой разум заново захлестывает злость.
– Ах так, – почти кричу я. Водитель кашляет, но мы не обращаем на него внимание. – Из-за него мы приехали на фестиваль, хотя ты и твоя мама говорили, что до отъезда в Ирландию остается совсем ничего. Мы хотели встретиться с ним и получить автограф, а мне это не удалось сделать, потому что ты ему что-то наговорила, – я показываю кавычки в воздухе, – для успокоения, отчего стало только хуже, и он уехал.
– Пока ты в таком состоянии, я не собираюсь с тобой разговаривать, – объявляет Дженна, повышая голос, чтобы перебить мою гневную речь.
– Ты знаешь, насколько для меня важны эти книги, – не задумываясь, выпаливаю я. – Знаешь, через что они помогли мне пройти!
Дженна вздрагивает, вспоминая о том, как нашла меня у Downtown Books. Брошенную, словно щенка. О многочисленных случаях, когда ее родители брали на себя ответственность за двух дочерей вместо одной, потому что мои предки не утруждали себя посещением церемоний награждения или второсортных рождественских постановок в старшей школе.
– Да, но никто не догадывается, через что он прошел из-за этих книг. Амелия, несмотря на то, насколько мы восхищаемся человеком или его работами, нечестно требовать от него так много. Ему было нужно выбраться оттуда. Эндсли казался загнанным в ловушку и потерянным, а я… сказала ему, чтобы он позаботился о себе.
В наступившую тишину вкрадываются легкий гул автомобиля, свет от светофора и щелкающий звук поворотника. Интересно, действительно ли перед бурей наступает затишье?
– Я рассказала ему о тебе, – наконец сообщает Дженна.
– Не хочу ничего слышать, – перебиваю я. Сердце сжимается от того, что внутри засело другое чувство, не связанное с нашим спором про Н. Е. Эндсли. – Не хочу ничего слышать об этом. Ты отправила домой хедлайнера[3 - Хедлайнер – наиболее привлекающий внимание публики участник представления, концерта, фестиваля, имя которого стоит в заголовке афиши, выступающий, как правило, в конце.] фестиваля только потому, что он нервничал. Это я понимаю, но все же разочарована, и больше ничего не хочу слышать. Пожалуйста.
Я икаю на слове «пожалуйста». Как убого. Как я убога. Но мне наплевать.
Мы молчим всю оставшуюся поездку, пока проходим через металлоискатели и бок о бок сидим в ожидании посадки. Не разговариваем, когда стюардесса приносит Дженне минеральную воду, а мне – колу.
Пока самолет заходит на посадку, я все-таки спрашиваю ее, почему же она не открылась мне сразу, почему выжидала.
– Если бы я рассказала раньше, это что-то бы изменило? – почти констатирует она; однако у меня не осталось эмоциональных сил, чтобы возразить ей, что это не ответ.
Я плакала перед подругой тысячу раз, она же передо мной только однажды.
Нам было почти пятнадцать, дружба только зарождалась, но уже тогда я отлично понимала, что в ее душе накрепко засела привязанность к их коту, Муту, хотя для посторонних это было не так очевидно. Дженна устраивала целое представление, ворча о том, как сильно он линяет или рвет ее одеяло острыми когтями, но если вечером кот не лежал в изножье ее кровати, она самостоятельно его приносила.
– Он будет орать под дверью, – поясняла она. А думая, что я не вижу, с любовью гладила Мута за ушами.
В один морозный день кот проскользнул мимо ног мистера Уильямса и стремглав умчался в незнакомую ему местность. Вечером мне нужно было возвращаться домой, но никто и не думал беспокоиться о пропавшем животном.
– Вернется, – заверил мистер Уильямс, – всегда возвращается.
Но Мут так и не пришел. Ни той ночью, ни следующей.
Подруга не признавалась, что беспокоится, но на третий день вместо упорной работы над эссе по «Ромео и Джульетте» она не сводила хмурого взора с окна.
– Дженна.
– Да? – Она не взглянула на меня, по всей видимости, не осознавая собственных действий.
– Давай пройдемся, – предложила я, – на улице хорошо.
Отвлекаясь, Дженна перевела на меня взгляд.
– Там всего десять градусов, – пожаловалась она, но все равно стала натягивать через голову свитер.
Через несколько минут прогулки мы перестали притворяться и включили фонарик на телефоне Дженны, чтобы осмотреть пространство под деревьями и машинами в надежде увидеть в его свете сияющие зеленые глаза пухлого и седеющего кота.
По чудесному – или дьявольскому – стечению обстоятельств час спустя возле куста в соседнем парке мы нашли потрепанный ошейник Мута с помятым серебряным колокольчиком, который больше не звенел. Даже в полумраке я заметила струйки крови и пучки кошачьей шерсти на нем.
– Койоты, – установила Дженна.
Я сдерживала слезы, глядя на жалкий истрепанный аксессуар.
– Мне так жаль, – прошептала я.
– Он был уже стар, – произнесла Дженна ничего не выражающим голосом. А затем процитировала строчку из стихотворения Фроста, которое на прошлой неделе мы читали на уроке английского: – Вечного золота нет.
Тогда я нарушила наше правило и объявила, что останусь у нее с ночевкой, хотя утром нужно было идти в школу. Дженна запротестовала, утверждая, что в порядке, но мне удалось ее уговорить.
Посреди ночи я проснулась от звука открывающегося окна, через которое холодный воздух потянул за собой уютную атмосферу комнаты Дженны.
– Что ты делаешь? – спросила я, сонно садясь на кровати.
В окне виднелась ее фигура; она выглянула на улицу, и плюшевый халат обтянул ее вытянутую спину.
– Мне показалось, что он мяукает, – ответила Дженна.
Я подошла к ней.
– Мне жаль.
Она не шевелилась. Я подняла на подругу взгляд.
По ее щекам стремительным потоком стекали слезы, напоминая крошечные брильянты, сияющие в приглушенных лучах света.
Боясь, что она оттолкнет меня, я неуверенно обвила ее плечи рукой. На ум приходили сотни разных фраз, но в итоге я обратилась к «Орманским хроникам».
– Помнишь речушку? Ту, которая течет в парке на другой стороне улицы? – Дженна кивнула. – Возможно, она течет в Орманию, – продолжила я. – И, возможно, старенький пухлый кот поможет Эмелине и Эйнсли не тосковать по этому миру.
Дженна молчала, а я начала ощущать себя дурочкой.
– Муту будет хорошо в Ормании, да? – обратилась она ко мне. – А повар в «Обители сирен» раскормит его так, что он не сможет ходить.
Испытывая облегчение, я рассмеялась сильнее обычного.
