скачать книгу бесплатно
– Не считается, – отвечал сын. – Считается на своем загородном участке, продавай квартиру, покупай дом.
«Ничего себе не считается, – обижался про себя Хорошокин, – интересно чего он настроит, когда вырастет».
– А ты где жить будешь, когда дети пойдут? – спрашивал Хорошокин.
– В загородном доме вместе с вами, – отвечал сын Коля.
В отличие от сына Коли его родители Вилен Ильич и Антонина Николаевна все детство и юность вплоть до поступления в институт провели в деревне и возвращаться туда не собирались. Юная деревенская жизнь когда-то нравилась Хорошокину. Но возвращаться в пенсионном возрасте к туалету на улице, помойному ведру за занавеской на кухне, газовым баллонам, печам, требующим ежедневных растопок, и еженедельным сидениям в банных очередях не хотелось.
– Ты что вспомнил, батя, – смеялся сын, – сейчас цивилизация. За городом все, как в городе.
– Ну не все, – догадывался Хорошокин, но, конечно, он понимал, что деревня теперь не та.
Сын Коля был упрям, и однажды обычным темным зимним вечером зазвонил мобильный Хорошокина, и на нем высветились позывные сына.
Вечер сразу стал необычным. Это было событие. Сын вспомнил про родителей.
Обычно Хорошокины, не выдержав молчания отдельно живущего сына, сами начинали ему названивать.
– Ты, наконец, позвонишь своему сыну! – говорила Хорошокина.
– Обойдется, пусть сам хоть раз позвонит, – злился Хорошокин.
– Ну-ну, – говорила Хорошокина.
Она знала, что будет дальше.
Дальше, несмотря на работающий телевизор, голову Хорошокина начинала грызть зловещая тишина.
А когда начинала греметь реклама, вибрации тишины становились невыносимы.
– Ладно, – говорил Хорошокин. Ему тоже очень хотелось услышать голос сына Коли.
Чаще всего Хорошокин слышал в трубке сонный или недовольный голос, иногда сын что-то жевал, и тогда речь его была замедлена и невнятна. Хуже было, когда трубка не отвечала.
– Не отвечает? – спрашивала Хорошокина.
– Спит, наверное, – с дрожью в груди пытался успокоить ее Хорошокин.
– А может, в кино и не слышит, – пыталась Хорошокина успокоить его.
Хорошокины почему-то считали, что с ними никогда ничего не случится, а вот с их ребенком!
В конце концов сын перезванивал, и дрожь в груди Хорошокина медленно затихала, но еще долго ее отголоски будоражили Хорошокина.
* * *
– Завтра едем смотреть загородный дом, с нами поедет Инна, – сказал сын.
Хорошокины знали, что у сына появилась девушка Инна. Решение сына познакомить с ней родителей было хорошим знаком. Сын Хорошокиных Коля к любому делу подходил ответственно. Это было фамильной чертой семьи Хорошокиных, их родителей, их бабушек и дедушек и, может быть, даже их прадедушек и прабабушек. Значит, девушка ему нравилась. Желание познакомиться с девушкой сына победило нежелание рассматривать загородные дома, и на следующий день Хорошокины заехали за сыном. Вместе с ним к машине подошла правильно одетая для загородной прогулки симпатичная девушка.
Инна приехала из Вологды, окончила университет культуры по специальности «туризм и его маркетинг» и собиралась уговорить всех россиян посетить Вологду и другие курорты Русского Севера. А вот понравиться родителям Хорошокиным она совсем не собиралась. То есть, конечно, собиралась, но цели такой у нее не было. И поэтому она сразу понравилась Хорошокиным.
– Ну что, поехали, здесь недалеко, – сказал сын.
И вскоре машина выехала на загородную трассу, потом свернула на проселочную асфальтированную дорогу и оказалась в лесу. Через 5 минут лесная дорога уперлась в ворота. Вышел охранник, сын ему что-то сказал, шлагбаум открылся, Хорошокин въехал в неведомую ему доселе жизнь и остановил машину у административного домика. Неведомая Хорошокину жизнь называлась коттеджный поселок «Новый Вавилон».
Стоял удивительный зимний день. Снег вокруг был белее снега, небо было яснее и голубее самого ясного и голубого неба, легкий морозец нежно покусывал щеки, поглаживал нос и подергивал за уши. Со всех сторон на поселок надвигался сосновый лес, и хвойные миазмы заставляли трепетать ноздри Хорошокина.
– Менеджер задерживается, – сказал сын, – пойдемте погуляем.
И чета Хорошокиных с сыном и его девушкой Инной двинулась по расчищенной дороге в глубь поселка. Дорога вела в сторону леса. От соснового морозного воздуха Хорошокин начал хмелеть. Вдоль дороги стояли те самые загородные дома, в которых сын Коля предлагал поселиться Хорошокиным. В этот день Хорошокиным нравилось все. Дома им тоже понравились. И хотя в них уже жили люди, Хорошокин понял, что это не проблема. Всегда найдется пустой дом или пустой участок, были бы желание и деньги. Желание стало возникать, а вот деньги просто так возникнуть не могли.
Приехал менеджер и стал показывать участки и дома, которые можно было купить. Оставалось только выбрать и купить.
– Ну что понравилось? – спросил сын на обратном пути.
– Очень, – ответили Хорошокины.
– А тебе, Инна, понравилось? – спросил Хорошокин.
– Очень, – ответила немногословная Инна. Инна, как большинство северян, оказалась немногословной и даже молчаливой, что тоже очень понравилось Хорошокиной.
– Вот и продавайте трешку, – сказал сын.
«Трешка» была вторая квартира, построенная Хорошокиным. Первую квартиру Хорошокин построил с помощью государства и тестя.
Глава 1.3. Чтобы построить три квартиры в большом и красивом городе, юный Вилен Хорошокин едет поступать в институт в этом городе и в него поступает
После поездки за город Хорошокин завез домой сына с его девушкой, сын жил в первой построенной им квартире, и поехал к себе домой – в третью построенную им квартиру.
Дома он переоделся в свои любимые домашние штаны в шотландскую полоску, в свою любимую фиолетовую футболку и, одурманенный загородным морозным лесным воздухом и любимой диванной силой, лег на свой коричневый кожаный диван и заснул. Но перед тем как заснуть, подумал: «На хрена мне этот загородный дом, мне и так хорошо».
– Итоги XVIII века решил подвести Наполеон, когда в 1812 году захватил всю Европу и напал на Россию. Итоги пришлось подводить России. Итоги XIX века в 1914 году захотела подвести Германия и объявила войну России. Итоги пришлось подводить СССР и США. В 2014 году итоги XX века решили подвести США и подружились с Украиной, в результате…
– Не надо подводить никаких итогов, а то я загородный домик построить не успею, – закричал Хорошокин и проснулся.
– Сколько можно спать? – услышал он жену Антонину.
– Подведем итоги недели. Российская Китайская народная республика, – услышал он включенный женой телевизор.
– Что за хрень, – испугался Хорошокин.
Было воскресенье, восемь часов вечера, по «России» начиналась любимая итоговая программа жены.
– Россия и Китайская Народная Республика заключили договор.
– Это другое дело, – успокоился Хорошокин и проснулся окончательно.
«Итоги, итоги, – скакало в голове Хорошокина, – а у меня какие итоги: жена – россиянка-патриотка, дочь – американка, внуки – американцы, мать – израильтянка, сын – оппозиционер-строитель, борец с разрешительной системой. Ах да, я же три квартиры построил, – вспомнил Хорошокин. – Ну построил, только чего мне это стоило».
Когда-то Хорошокин еще не был Хорошокиным, а был Вилей, жил с родителями в украинском районном центре средних размеров и ходил в русскую школу. И было таких райцентров на Украине видимо-невидимо. И в каждом из них стоял памятник танку, первым на плечах немцев ворвавшимся в райцентр, был парк с танцплощадкой имени великого поэта Украины, улица имени Великого поэта всей Украины и одноименный памятник.
Но райцентр, в котором жил Вилен был особенным. Потому что там жил он, его младшая сестра, мама и папа, и была дамба. И перегораживала дамба великое Кременчугское море. И стояло на ней село Панское. И было в этом селе три дома и железнодорожный разъезд. И разъезжались на разъезде поезда Москва – Одесса и Одесса – Москва. Один шел в Москву, другой в – Одессу, и наоборот. И все они на пять минут останавливались на станции Серебрянск-1, а на станции Серебрянск-2 уже не останавливались. А Серебрянск и был тот самый райцентр, в котором жил юный Вилен. В Москве благодаря поездам Вилен побывал, а в Одессе почему-то нет.
В Одессе он побывал благодаря пароходику, протащившему Вилена с мамой через огромное Кременчугское море и другие днепровские моря аж до самого города Херсона и курорта Голая Пристань, славившегося лечебными грязями, жарой, виноградниками и херсонскими арбузами. Оттуда они и подскочили в Одессу, на выходные, на корабле на воздушных крыльях. Увидели море, город, артиста Водяного, искупались в Аркадии, переночевали у друзей на какой-то станции Фонтана и вернулись на поезде Одесса – Москва в родной Серебрянск.
Если переехать через дамбу и мост, под которым вольно и плавно несутся воды Кременчугского моря, то попадешь в город Черкассы, в котором есть речвокзал, а оттуда до Киева рукой подать на воздушных крыльях. Так и жил Вилен в этой своей галактике с центром в лучшем райцентре Земли – Серебрянске. И учиться в институте собирался в ее пределах.
Но отправили их на летних каникулах после 8-го класса на экскурсию в другую галактику, в большой и, как оказалось, очень красивый и необыкновенный город. Таких городов Виля еще не видел. Ни местного значения стольный град Киев, ни самый главный стольный град Москва, ни даже веселая, бирюзовая, вся в солнечных зайчиках Одесса не были на него похожи. И вообще, ничего похожего Вилен до сих пор в пределах своей галактики не видел.
Поселили их в спортивном зале школы в новом районе, похожем на все новые районы больших городов, которые уже видел Виля.
Утром их на автобусе отвезли в музей с картинами Репина, Сурикова и других сподвижников-передвижников. Поводили по нему, объяснили, как добраться до школы и объявили свободное время.
Вышел Вилен из музея и увидел площадь желтого цвета с зеленой серединой, а в самом центре зеленой середины – чей-то кудрявый памятник, стоящий к Вилену спиной, с голубями на кудрявой голове и откинутой в сторону рукой.
– Опять Ленин, – подумал Виля, хотя нет, Ленин в сюртучном возрасте кудри уже сбросил.
Пушкин что ли, ну точно, Пушкин, прочитал Виля название памятника.
Стихи читает, веселый такой: «Люблю тебя Петра творенье». А в Москве он какой-то грустный, понурый, стихотворение, наверное, не сочиняется.
– Москва, как много в этом звуке… А что дальше?
Дальше мимо большого дома с фигурами и живыми швейцарами в форменных фуражках и в швейцарской форме Вилен вышел на большую улицу и остолбенел, как остолбеневали до него миллионы человек и как после него будут опять остолбеневать миллионы.
Примерно в это же время молодой, впоследствии знаменитый режиссер Андрон Кончаловский приехал в Венецию побороться за «Золотого льва», вышел на площадь Святого Марка и… Остолбенел он или нет, неизвестно, но спросил: «У вас что, праздник?»
– Нет, – ответили ему, – у нас так всегда.
Вилен, выйдя на Главный проспект, а улица оказалась Главным проспектом, тоже попал в праздник и спрашивать ничего не стал. Советские праздники он знал наперечет. На Главном проспекте был праздник несоветский, и, как потом понял Вилен, на Главном проспекте он тоже был всегда. Это было единственное место в Советском Союзе, где незнакомые люди улыбались друг другу, не мешали друг другу и даже были друг другу рады.
А в тот веселый летний день не мог понять Вилен, почему он остолбенел и сейчас, через 50 лет, понять не может, почему, каждый раз на Главном проспекте его охватывает то же необъяснимое чувство удивления. Строили чудо и построили к приезду Вилена.
Посмотрел Вилен направо, увидел золотой шпиль, и вместе с веселой праздничной августовской толпой, пошел к нему по Главному проспекту, текущему мимо дворцов и соборов, магазинов книги, обуви, рыбы и мяса, мимо ресторанов и кафе-мороженых к знаменитой реке Нее, дошел до золотого шпиля с корабликом и не остановился, а пошел дальше вдоль знаменитой площади, перешел по мосту реку Нею прямо на знаменитый Кошкин остров, к большим красным колоннам и музею с уродами. Остановился, обозрел с его стрелки необозримую невиданную красоту и пошел обратно, мимо рек и каналов, памятников, скверов и театров, аж до самого вокзала, на который они вчера приехали. Развернулся и пошел к Пушкину.
– Ну ты, Пушкин, даешь, все точно описал, – согласился восхищенный увиденным Вилен с солнцем русской поэзии и бросился в метро, чтобы не опоздать на ужин.
Конечно, в следующие дни им показали мосты, повисшие над водами рек и каналов с гранитными берегами, сады и парки, и опять дворцы, дворцы, дворцы вдоль рек и каналов, вдоль благородно расчисленных парков и садов, вдоль улиц, прямых и несгибаемых, как ряды гвардии на параде. Завели во дворец на знаменитой площади трех революций и показали малахитовую комнату, в которой министры временного правительства вздрогнули от выстрела «Авроры». Отвезли и поводили по пригородным дворцам и паркам с фонтанами и без фонтанов.
И дали достаточно свободного времени, чтобы съездить искупаться в теплом северном море. Побродить по огромным магазинам на Главном проспекте и понюхать запахи его ресторанов. Увидеть на знаменитой площади под колонной с ангелом девушку в мини-юбке из кумача и парня в джинсах.
От полученных впечатлений неокрепший мозг Вилена был в изумлении. И он решил, что такого количества красоты на один квадратный метр быть не может, что это мираж и все это ненастоящее и ему только кажется, потому что в СССР таких городов быть не может, и очень захотел остаться в этом городе-мираже навсегда.
Но экскурсия заканчивалась, и нужно было возвращаться в родной Серебрянск.
В Серебрянске мозг Вилена начал постепенно приходить в норму, а мираж рассеиваться, но сразу начинал принимать конкретные очертания, как, только придя из школы, Вилен врубал кассеты «Битлз» или «Роллинг стоунз», купленные у фарцовщика на галерее самого большого магазина Главного проспекта на все деньги, которые мама дала на всякий случай.
В этом мираже Виля в джинсах шел по Главному проспекту, и с ним рядом обязательно шла в мини-юбке из кумача его одноклассница, в которую он был влюблен без взаимности.
Если бы такой мираж реализовался в Серебрянске, возмущенные серебрянцы отвели Вилю с одноклассницей к памятнику танку, поставили к пьедесталу и побили их камнями. Впрочем, не надо наговаривать на серебрянцев. Они просто отвели бы Вилена с одноклассницей в юношескую комнату милиции. А там, узнав, что они из хороших семей, отдали бы их родителям на поруки.
– Опять рок-н-ролл-мьюзик, – улыбалась мама.
– И опять мираж, – говорил Виля. – Я хочу опять попасть в этот город.
– Правильно, – говорила мама. – Чтобы избавиться от твоего миража, нужно в него попасть, и он сразу превратится в просто большой и необыкновенный город, а чтобы попасть в большой и необыкновенный город, надо хорошо учиться и поступить в институт в большом и необыкновенном городе, – добавила мама и отвела Вилю к лучшему репетитору райцентра.
Федор Григорьевич Копытенко протестировал Вилю и назначил испытательный срок. Испытательный срок Виля выдержал, и Копытенко обещал Вилену, что он поступит в институт в большом и необыкновенном городе, если будет делать все так, как ему будет говорить репетитор.
Мираж большого необыкновенного города начал приближаться.
– Кто тебя еще научит, не эта же твоя Тамара Михайловна. Она у меня по физике больше тройки не получала.
Федор Григорьевич давно был на пенсии и переучил всех нынешних преподавателей физики и математики всех шести школ райцентра.
«Как они в институт поступили? – удивлялся он. – Они же у меня больше тройки не получали. Был, правда, один смышленый – Каит Аркаша, тот у меня даже пятерки получал».
Федор Григорьевич, конечно, лукавил. Все-таки все эти троечники учились у него, и ставил он им, конечно, не только тройки. Выучил он и Вилена. За месяц до окончания школы Копытенко закрыл свой последний конспект, который Вилен, как и все остальные, успел выучить практически наизусть, выдал Вилену список примеров и задач, которые еще необходимо было решить, и сказал: «Ну все, ты поступишь, иди».
А за шесть месяцев до окончания школы на разведку в большой и необыкновенный город был направлен дядя Толя. Точнее, направил его туда областной пединститут, где дядя Толя служил деканом физкультурного факультета. И отправил не на разведку, а для обмена физкультурным опытом.
На разведку его отправила мама Вилена. Дядя Толя должен был заехать в три института, предварительно выбранные Вилей, и выбрать из них лучший. Дядя Толя с задачей справился и сказал, что нужно поступать в институт авиационного приборостроения. Потому что там самая лучшая спортивная кафедра и самый лучший спортзал. А еще он привез газету этого института, которая очень понравилась Виле.
На следующий день после выпускного, Виля с мамой сел в поезд Одесса – Москва. Поезд на вокзал имени столицы Украины Киева пришел в Москву утром, а поезд с вокзала имени большого необыкновенного города уходил из Москвы вечером, и они с мамой пошли бродить по Кремлю, улице Горького и Выставке достижений народного хозяйства. На Выставке достижений народного хозяйства мама накормила Вилю шашлыком. Шашлык был почти такой же вкусный, как мамина отбивная котлета.
– Привыкай, – сказала мама, – нескоро поешь маминых отбивных котлет.
На вокзал имени столицы нашей Родины Москвы большого необыкновенного города они прибыли ранним утром и пошли занимать очередь на такси. Когда их очередь подошла, таксист убедил их на такси не ехать.
– Здесь близко, – сказал он. – Видите, от вокзала идет Главный проспект, идите по нему по левой стороне, и четвертая улица налево и будет улица композитора Глюка. А так еще 10 копеек за посадку придется платить. Кто следующий? – закричал он.
Пришлось поверить и пойти пешком.
* * *
Аналогичный случай с Виленом произошел через много лет в городе Барселоне. Утомленная жарой и поисками музея великого художника Пикассо семья Хорошокиных – папа, мама, сын и дочь – решила взять такси. И как много лет тому назад таксист тоже попытался убедить Хорошокина такси не брать.
– Здесь рядом, всего два квартала, – сказал таксист.
– Хоть один, без вас мы никогда не найдем этот чертов музей.
– Но вы только за посадку заплатите десять долларов, – сказал таксист.
– Хоть двадцать, – сказал Хорошокин, считавший себя богатым.
Стоял июль 1998 года.
