
Полная версия:
Тьмы и просверки. Афоризмы и откровения
211. Быть камнем, отвергнутым строителями, быть автором, отвергнутым читателями, человеком быть, отвергнутым самою жизнью.
212. С угрюмой руки экзистенциалистов следовало бы учредить новую дисциплину – тошнотоведение.
213. Ты лишь горстка картинок, несколько ссылок, щепотка словечек и фраз на сервере мира.
214. Дали когда-то искренне недоумевал, как это люди не кончают с собой оттого, что они не Сальвадоры Дали. Возможны и обратные недоумения. Чужая шкура неприложима к своему плечу.
215. Всякий день жизни своей ощущать как траур – траур от осознания собственной гениальности.
216. Идеи суть сорт твоей крови. По-настоящему всё никак не содрогнуться от своих самых страшных и безудержных идей.
217. Есть нация, избранная Богом (евреи), и есть отвергнутая (русские). Избранные на отвержение. Отвергающую руку любят более привечающей. Русские более самих евреев любят «еврейского» Бога. Интересно было бы взглянуть на еврея, молящегося Перуну или Даждьбогу.
218. Тщись же не приближаться с тихим смыслом своим к миру в его яростном обличье.
219. Лишить, лишить сидящие в тебе недуги твоей подспудной поддержки! Иные любят несчастья свои более себя самих.
220. Истребить, вытеснить в себе склонность, потребность в романическом мышлении. Особенно – в любовно-романическом, детективно-романическом и проч.
221. Не понять вам всем, гадам ползучим, моей меланхоли тоскучей!
222. Шар земной, пояса часовые. Отчего б тебе и себя не подразделить на иные мгновенные пояса?
223. Жизнь – лучший из экспонатов в фальшивой коллекции страстотерпца.
224. Я смирен, но цену себе знаю. И смирению своему цену знаю тоже. Моё смирение на все ваши гордости не сменяешь.
225. Заглушить шёпот близких исключительных истин, затоптать цветы благонравия и безудержности, надеть на мир беспрекословный тотальный намордник!..
226. Пусть хрюкают все свиньи, пусть падают все бомбардировщики, пусть плачут все дети, пусть расцветают все цветы! Пусть сгинут все пусть!
227. Велика Россия, а отступать некуда: всюду тоска!
228. Я не совершал никакой ошибки. Я совершил неошибку.
229. Вам скучно? Вам всем скучно? Это оттого, что души ваши сузились, и ощущениям истинным в них тесно, и вот уж ничто пронзительное туда не забредает, по ошибке или от великой бездомности.
230. Отчего колеблется почва? То спазмы политкорректности сотрясают тело нашего несчастного отечества.
231. Да ведь и жизнь твоя – небылица, которую походя нашёптывает тебе Провидение.
232. Вот же опять наступают, теснят гаранты и предсказатели несчастий земли.
233. И всё ж таки продефилировать пред изумлённым миром со своими неминуемыми, измождёнными перлами!
234. Или вы с ума сошли? Как вы, интересно, совмещать собираетесь патриотизм с политкорректностью?!
235. Ты и слово. Взирай на него так долго, пока один из вас от другого не покоробится.
236. Быть культовою фигурой безвестности, субъектом тотальной незаметности и пренебрежения, до конца дней своих обжигать соплеменников огнём своей гомерической грусти!
237. Что, если б все хеопсы, бесконечно переживая свои пирамиды, продолжали существовать только для их (пирамид) прославления?!
238. Человек – раб своего стиля, раб своих привычек, раб своего человеческого, раб своих обстоятельств. Таков всегда и есть свободный человек!
239. Опять в груди что-то бьётся и трепещет, опять там несмелое сердечное музицирование.
240. Похоже, главною валютой нигилиста является выеденное яйцо, коего ничто из сущего не стоит по его (нигилиста) разумению.
241. Человек всё более есть бесхозный предмет в мире, лишённом всевышнего попечения и разумного обустройства.
242. Вечер сгущает страсти и размывает намерения. Ночь приближает к почве и удаляет от неба. Как угадать время суток, более прочих располагающее к мистификациям?!
243. А ну-ка ты не плюй, не плюй в мою креативную подспудность!
244. По тротуару шёл вослед, синхронным шагом, с понурыми пешеходами, с соратниками в заурядности, с паствой бездушия.
245. Стать певцом и отрицателем обезжиренного духа твоего, застрельщиком и прекословником его ядовитых выплесков, стать поэтом подноготных, летописцем безвременного и невероятного…
246. Надо бы уж и Земле расширяться, что ли, коль народы умножаются.
247. Душа моя – полукровка тоски и ярости и полна разнообразных упругих энергий.
248. Суметь расписаться в бессилии и безнадежности. Посчитать сие итогом существования. А не всегда ли это и есть итог существования? Даже у победителей, даже у самых заносчивых, даже у самых знаменитых.
249. А вот же ещё следует преподать миру несколько заскорузлых уроков злословия, зломыслия, злонравия как жанров.
250. Всё же проще освоить иные части речи, чем целое безмолвия.
251. День за днём, год за годом. Вот так всё живёшь и живёшь в измождении от тяжёлой инерции жизни.
252. Быть равнодушным ко всякой символике и безразличным к мистике, зато искать пути мифологизации всякого дня жизни своей, оголтелой, обрыдлой.
253. Ходят, всё ходят мимо, фигуряют своей дурацкой, никому не нужной молодостью!
254. Именно так: русским рождён – значит уже обречён подпевать в хоре вороватости, играть миллионную скрипку в ансамбле скудоумия и безнадежности.
255. Истины мнятся недостижимее эверестов. На самом же деле, никто и не стремится к тем, на дальних подступах уже изнемогающие от горечи и сомнений. Всякому человеку положен предел подвига горечи.
256. Вот картина: в минуту прощания с покойным Пушкиным Гоголь весь в слезах пал лицом на грудь Александра Сергеевича, после быстро расцарапал его грудь ногтями и незаметно съел сердце мёртвого друга своего. Не всё сердце – кусочек. А оттого кусочек, что скандалу боялся. Он вообще боязлив был. Боязлив и меланхоличен. Что в его последующей прозе чувствуется.
257. Сумей, человек, всякий день заурядной жизни твоей уложить в твою конформистскую коллекцию. В твой соглашательский каталог.
258. В споре соскребали жалкие проростки смысла со стенок рассудительности опасными бритвами цитат.
259. Блаженны изрекающие банальности, ибо они умножают рутинное умственное достояние мира.
260. Возвели собор в середину мироздания, а не должен быть собор в середине мироздания, он должен быть на окраине, на отшибе, он должен быть занозою, он должен болеть и тревожить, бередить и беспокоить. Да, именно так: не должно быть никакого покоя от собора; и ни грамма заносчивости не должно быть от него. Не должен собор учить человека заносчивости.
261. «В начале было Слово. И было оно у Бога…» Потом оно стало у Телевизора. Теперь – у Интернета. Хороший удар никогда не пропадает бесследно.
262. Никак не истребить в себе арбитра, арбитра дней твоих прискорбных, мироздания безжалостного…
263. Крепко ж всё-таки нужно не любить мир, чтоб ещё и украшать его афоризмами!
264. Нет такого праздника, нет такой радости, которые невозможно было бы загубить энтузиазмом.
265. Нельзя не поражаться прочности русских людей! Ведь столько в России было реформ, а до сих пор ещё иные в живых сохраняются.
266. После смерти Бога ещё только не хватало истощать себя и мир тотальной доброжелательностью.
267. Трагедия – козлиная песнь. В этом мире фарса и серого юмора, может, и впрямь надо быть скотиною, чтобы петь иные впечатляющие песни?
268. Сомнение в человеке и мире, сомнение во времени и территории, сомнение в мысли и восприятии, сомнение в самом сомнении… Сомнение не ментальная категория, но этическая.
269. Но ведь и молчать нужно так, как будто молчишь одними пословицами. Впрочем, и озарения, действительные озарения бывают безмолвными.
270. Слаб человек, и я слабейший из всех. Моей ярости вашей тишины не сокрушить.
271. Сидя в засаде, мира не выследишь. С шашкой наголо незримого не одолеешь.
272. Любовь кактусоводов кактусовых колючек не смягчает.
273. Да и вообще: все реакционности толп – от гравитации конформизма.
274. Ты пишешь стих, стих пишет тебя. Оба вы в плену у своих креативных бодрствований.
275. Нет в мире территорий, свободных от ветра. Нет в мире территорий, свободных от человека. А были ли при Сотворении мира запланированы ужас и негодование – те, что образуются от всякого пристального взгляда на человека?
276. Иные искать озарения стараются в опасной близости сна или на подступах к умалишённости. Безумие и в находках, и в самом замысле…
277. Бросать, бросать слова на ветер. Но ведь и сама речь – источник ветра. Припомнился давний афоризм: бегущий созидает ветер. По крайней мере для себя.
278. Такой ясный день! Столько всюду света! Что даже солнца лучи кажутся спамом.
279. Вы своей дурацкой толерантностью переломали все кости моей удушливой русскости. Навязчивой и дурманящей русскости.
280. Что за лес, если он не горит? Что за вода, если в ней не тонешь? Что за небо, если не обрушивается тебе на плечи? Что за земля, если не забивается в твоё горло?
281. Не было флага, и это не флаг. Не было гимна, и это не гимн. Не было родины, и это не родина. Всё общественное ориентируется на широкие и на общие места, на самые ничтожные из оснований нации. Никакие попечения не остаются невозмездными, и нации отвечают на таковые равнодушием или восторгом. Нация – сгущённое выражение заурядности мира.
282. Быть божественным наброском, всевышнею пробой пера, каплей реактива в пробирке в нелепых руках прожектёра, ощущать себя вечным понижением, тотальною растратой, картою в рукаве шулера, причём не козырною, но мелочёвкой, предназначенной только для блефа.
283. Стиль – не человек, но лишь его (человека) орудие заносчивости. Человек стиля, человек выбора, человек позы, человек заносчивости.
284. Сюда я больше не ездок. Сюда я больше не ходок. Сюда я больше не Годо.
285. Освоить какую-либо мистическую миссию. Например, миссию лжепророка, духовного фальшивомонетчика или греховнослужителя.
286. К примеру, взять XIX век: ведь, кто ни жил, так все поумирали. А XVIII? А более ранние? Эпохи трупов. Впрочем, и XX лишь немногим лучше. Да и то не навсегда.
287. Все мы у матерей наших – гомункулусы, у родины – смердяковы, у мира – недоразумения, у Бога – просчёты, помарки, опечатки.
288. А что в телевизоре? О, что в телевизоре? Одна и та же смеховаренная компания. Ещё – песни, немного политики, а остальное – глупость, глупость, глупость! И вот же оттуда обильно выплёскиваются тонконогие новости, длинношеие домыслы…
289. Мир – недоносок, божественный выкидыш. Вся история мира после Адама и Евы несёт на себе отпечаток утробной незрелости, его родовых травм и пороков развития.
290. В речи заик знаков препинания больше. Там сплошные знаки препинания. Многоточия и проч. Впрочем, специально для заик и свои знаки придумать не грех.
291. Нигде так, как в Москве, за самое короткое время не набираешься идиотизма.
292. А я всю жизнь подвизывался протискиваться сквозь тесные врата. Для меня сие – не подвиг, а только лишь – ежедневное и даже постылое – хождение.
293. Восхищайтесь моими креативными экстрактами! Не смейте восхищаться никакими из моих креативных подонков!
294. И всё во мне лишь битва между «да – да» и «нет – нет». Последние, впрочем, одолевают.
295. Тем ценнее история как лженаука, чем более она есть скопище заблуждений и притч.
296. Как же мне не обрушиться на вас со своею силлабо-тонической яростью?!
297. Ни ямбов, ни цветений сирени, ни душевных движений не брать с собою в свой модернизм. Явиться туда голым и без багажа, прибыть туда доверчивым, тихим и неискушённым засранцем.
298. Рухнула б, наконец, последняя преграда между сумасшедшею мыслью и великим стихом!
299. Возможно ль увидеть мимикрию искусней, нежели та, в которой Бог притворяется миром?
300. – Род занятий?
– Работа на переписи.
– Переписи населения?
– Переписи наличных озарений мира.
301. Ничто – мои кабинетные стенания пред вашим переулочным пренебрежением, пред вашей площадной фанаберией.
302. Промедление, быть может, смерти и подобно, но гораздо более того именно бессмертие похоже на вечное, неизбывное промедление. Лечи подобное подобным: например, от смерти лечи промедлением. Так?
303. Примерять на себе умственное, слишком умственное и всё же калёным железом сомнений выжигать в себе человека.
304. То, откуда бежало живое, реалистичное, рассудительное, обыденное, годится для притчи. Притча – носитель великих схем мира и несуществования.
305. Сколько средств выдумано против тараканов. Но ведь так же, как для тараканов, человек опасен и для самого себя, для Бога, для мира. Человеческое – главное средство истребления всех вышеприведённых.
306. Отчего скончался экзистенциализм? Экзистенциалисты вошли во вкус ожидания смерти.
307. Постмодернизм умер не своей смертью, но от собственных выделений – захлебнулся собственной пошлостью.
308. Один лишь реализм всегда на плаву по причине своих угрюмых скудоумия и трезвомыслия.
309. Быть может, Бог дохнет ещё в меня, и напишу Коран, «Илиаду» иль Апокалипсис. А быть может, давно уже дохнул, но я не угадал своего душераздирающего предназначения.
310. Как далеко мы зашли на путях кризиса идентичности! Нет такого арбитражного суда, в котором миру и Богу возможно выяснить взаимоотношения.
311. Дать бы нашей истории хоть десять лет, но без права переписки!
312. А точно ли, точно мне с этим видом биологическим по пути?
313. Бог ведь не юридическое лицо и не физическое. Вот разве что – метафизическое.
314. Жизнь моя всегда была полна разнообразных угрюмых инстинктов. Например, благожелательности.
315. О, вы, носящие свои костистые конечности и скудость сердец ваших под глумливыми кличками пешеходов!
316. Назначить ли в душеприказчики свои мир, составленный из его безобразных и подлых слагаемых?
317. Жизнь свою прожить, будто пройти окольною дорогой несостоятельности. И что ж за жизнь такая, если не учредил и не прославил в ней ни одного нового -изма?!
318. Вдруг ощутил в себе сожаление оттого, что пренебрёг тишайшим искусством татуировки.
319. Идти, идти и лишь читать хладнокровным взглядом вымирающий свой народ!
320. Лезвием озлобления заносить в скрижали своего бессердечия проекты протестов.
321. Вцепиться в исходящий день жизни твоей, не отдавать его на растерзание равнодушной всеядной ночи.
322. Полковнику никто не пишет. Даже спам его обходит стороной.
323. О, всё же он недотрога, хрустальный изгнанник – мой небывалый, сверхъестественный дух!
324. Нет смысла в сих речах. Есть пафос, мелос, логос.
325. Сколько, сколько слышал Бог в Свой адрес псалмоблудия!
326. Чуть ниже неба все наши молитвы сходятся, сходятся на битвы благодарности.
327. Нет и у пророка своего отечества, все отечества для него чужие, от всех отечеств у того содрогание. Содрогание – единственный продукт вещего сердца.
328. Да разве ж это эволюция? Это бесконечная игра на понижение! С другой стороны, долгая девальвация в человеке человеческого внушает и некую надежду.
329. Лишь выдавать за начала поэзии искусные, многомудрые сеансы магнетической бесцеремонности.
330. Бог бы с ней, со старостью, с морщинами, с болезнями! Когда б не порча причудливости!
331. Всех изобличу в том, в чём сам повинен! Чем сам грешен и недужен!
332. И снова нужно выходить в сей мир, дабы вершить свой адский труд благожелательности?!
333. Ведь Бог последовательно умер, после расписался в собственном несуществовании, после распылился и рассеялся в каждом листике, во всякой былинке, и ныне ни жив, ни мёртв. А к тому же в придачу самые современные помышляют ещё о необходимости перезагрузки Бога.
334. Вот же и мир так щедро одарил тебя дарами данайцев.
335. Горы подвигаются энтузиастами. Древнее древнейшей профессии лишь древнейшее любительство.
336. До тех пор мир сохранит свою живость и простосердечие, покуда будет удивляться нашим оголтелым и безудержным, русским перлам.
337. Всё никак, никак не слезть нашим поэтам с иглы славистских комплиментов, веяниям зарубежных университетов!
338. А вообрази-ка себе, какой онтологический ужас испытывает дрозофила пред твоими размерами и даже пропорциями!
339. А всё-таки мир пишет свою историю желчью своих потрохов и сукровицей своего бессердечия.
340. Вновь ужаснулся! Как же не проиграть битву с миром за сверхъестественную эстетику?!
341. Никаких размашистых текстов! Только поле мистической бессодержательности, позволяющее утвердить в мире твоё безымянное присутствие.
342. Основная забота авангардной поэзии – возведение грандиозной словесной невнятицы в ранг большого стиля. Тайный смысл её – рекогносцировка нечистого на полях любопытства.
343. Две дисциплины, полные до краёв субъективностью: география, эгография…
344. Вот старость, вся полна отживших фанаберий, сотрясающая своими дряхлыми боеприпасами. Старость – заржавленный ключ от истлевшего замка на двери в никуда.
345. Бог настолько явно демонстрирует своё небытие, что это способны заметить даже атеисты.
346. Из двух взаимоисключающих жизней сложить хоть одну, но внутренне непротиворечивую.
347. Ведь вспомни, как мы на путях демократии состязались в отвращениях к родинам.
348. И сидя в лопухах да в крапиве, под небом гнусным, двусмысленным, на почве обезображенной лишь оттачивал в себе змеиное искусство пророчества.
349. Мой мир закрыл глаза, забыл себя, и был забыт, и крест вознёсся над его постылым ложем.
350. Ведь пророчество это, в сущности, стиль, только стиль, в основе его тоска, содрогание и иные подспудные силы. В основе всех пророчеств – болезни стиля и своеобразия.
351. И в петухи бесполезно записываться, чтобы понять куриную логику.
352. Нужно быть истинным приверженцем искусства, чтобы понять, что оно есть синоним отвращения.
353. У памятников и у беспамятств – свои постаменты.
354. Да ведь я плевать хотел на все ваши угрозы метафизической расправы!
355. Некогда иудеи полагали все человеческие выделения нечистыми. В том числе и искусство.
356. Вот опять мир повернулся ко мне своею скептической тазобедренной костью, своею оголтелой лодыжкой.
357. Мы все приходим в мир будто изначально вышедшими в отставку, не по возрасту, не по выслуге лет, но по заурядности смысла своего и содержания.
358. А вдруг возможно спасти в человеке человеческое лишь разнузданною последовательностью инвектив и филиппик!
359. Я бы, может, тоже мыслил и следовательно существовал, если бы мне доставало на то гносеологической последовательности.
360. Так уж ли обязательно даже пытаться осветить своих современников светом своих трагических озарений?
361. А быть может, твои мычания и бормотания суть лишь внезапная разновидность твоей минималистской проповеди.
362. Да не иссякнет в понурой крови твоей подспудное, полузабытое дело волхвов!
363. Все философы смертны, и посему и сами они существуют, и дело их мыслящих конечностей.
364. Бог предлагает человеку три возможности отношения к Себе: обожение, обожание, обожжение.
365. Откровения только для нас – откровения, для Того же, кто те посылает, они – бичевания.
366. Так уж любят рассуждать о своей любви к Богу, так прямо и норовят взойти на карликовую стезю!
367. И ведь додумались: высшим из человеческих званий полагают звание Раб Божий.
368. Некрасов как будто был последним из могикан гуманизма и конструктивности. Уж кто только после него не сеял недоумённого, злого, случайного!
369. Жар. Вдохновение. Странность. Необходимость регулировать метафизическую нетрезвость ума, потребную для возникновения речи. Остановка на полпути. Просчёт. Разочарование.
370. Открыть сердце для сквозняков бессодержательности и ожидать рождения литературы из сутолоки сказуемых.
371. Впадая в текстуальную зависимость от дня, рассыпавшегося на горсти мгновений, как высохший песчаный кулич…
372. Хотел наравне с матерными словами запретить и слово «жизнь»…
373. Твой мир обрыдл, и мой обрыдл. У кого из нас обрыдлее?
374. В сущности, превращение гусеницы в бабочку есть косвенное подтверждение возможности превращения человека в ангела. Или даже в Бога. При некоторых обстоятельствах.
375. Вот же взгляни ещё на сего святого – лауреата Божьего доверия…
376. Что ж такая за путаница в извилинах? Когда должны возникнуть мысль или молитва, возникает стих.
377. Звериное одиночество производит звериные монологи.
378. Схвати, излови момент начала творчества – сие копошение креативной протоплазмы!
379. А разве судьбою называем мы не эвересты случайностей?
380. Локомотив свихнулся: от станции Сотворение мира до станции Конец света мчится без остановок.
381. Больше уж не заплутаю в ямах ямбов, на хребтах хореев. Больше не впаду уж в ересь и безверие верлибра.
382. Разными, разными бывают пути откровений: одни из уст приходят, из великих и трагических извилин, другие – из заднепроходных отверстий.
383. А вы всё своими жалкими слáвишками пытаетесь заслонять мне дорогу к подлинному культу!
384. Настоящего, подлинного горя всё же нет у мира. Сосуд с горем у мира оскудел, прохудился.
385. Приснились тебе деньги, вышедшие из употребления. Приснилось тебе, что ты сам – деньги, вышедшие из употребления…
386. Междометие – главнейший протеже минимализма.
387. Что было – провозглашённая Ницше «смерть Бога»? Не иначе попытка местоблюстительства при сакральной вакансии. Да он ведь и впрямь местоблюстительствовал. В жёлтом доме.
388. Ведь, если приглядеться, мир достаточно мелок, чтобы ему вдруг взять да запутаться в сетях праведничества.
389. Возжаждал громкой славы – укрепляй вестибулярный аппарат!
390. Сердце и смысл свои, селезёнку и конечности лишь настрой на соответствие с великим искусством твоего лицемерия.
391. Вперёд, вперёд, страна, в небытие! Вперёд за Древним Римом!
392. Лишь создавать сонмы кургузых и крикливых слов и не быть изобличённым в тихом своём шарлатанстве.
393. Не танец, а сутолока лодыжек, путаница предплечий, из которых вдруг проступает чистый и безукоризненный, пластический дух.
394. А ты-то сам не зажился на этом свете? Не пора ли небытию возвращать старинные долги?
395. А не стыд ли тебя принуждает, переставляя конечности, лишь неугомонно шествовать по всем закоулкам сей понурой, безобразной земли?
396. Лишь тихо-тихо пройди стороной, увидя борения духа небывалого иль половодье гениальности.
397. А всё же: столько ли богов, сколько и разнообразных видов сакрального?
398. Не то, чтобы они меняли мир, но всё же мир с откровениями несколько иной, чем тот, что без оных.
399. С настежь сомкнутыми глазами, с бесконечно суженною душой, проявляй по отношению к прекрасно-постылому миру лишь высочайшую трезвость безмыслия.
400. А вдруг мы все лишь в передней у Бога, и следовательно, мир и существование – лишь жалкие кулуарные страсти…
401. А бывала ли ещё когда-нибудь у человека во дни его безмятежные или безобразные такая высокая концентрация заурядного?!
402. А быть может ещё, мир тишиною спасётся, человек – тихословьем.
403. С сатанинским спокойствием, с надмирным оскалом лишь производи свои сверхъестественные пророческие блефы!
404. Быть может, и сама жизнь человека есть род бесконечного, извращённого, оскуделого совокупления его с миром и временем. Если только, конечно, не с Богом.
405. Пора бы уж и миру на покой. По выслуге лет. По дряхлости обстоятельств.
406. Умереть, умереть на миру красною смертью после стольких лет на нём же серого, постылого, ублюдочного существования!..