Так кто же я?! Сборник рассказов

Даниил молчал, но его дыхание стало чуть спокойнее. Он всё ещё старался не смотреть на собеседника и радовался, что тот смотрит на дорогу. Но теперь поглядывал на Григория внимательнее, словно искал в его словах опору.

– А что, если я не смогу остановиться? – тихо спросил он. – Если я… слабый?

Григорий смотрел на дорогу, поглядывал в зеркала, чтобы съезжать на обочину, если кому-то требовалось его обогнать. Но пока движение на этой дороге было небольшим. Именно поэтому он ездил на поле еще до рассвета, чтобы не мешать людям, спешащим на работу.

– Слабость – это не приговор, сынок. В Послании к Коринфянам апостол Павел говорит: «Сила Моя совершается в немощи». Бог не отворачивается от тебя, когда ты слаб. Он даёт тебе шанс учиться, расти, становиться сильнее. Ты думаешь, твой грех – это конец? Нет, это только начало пути. Ты сейчас как молодой жеребец на моём конезаводе: полный сил, но ещё не знаешь, как их направить и как справиться с ними. И если лошадь спотыкается, я не веду её на бойню – я учу её бежать правильно. Они слишком ценны для меня, чтобы судить их строго. А представляешь, насколько ценнее люди для Творца? Ведь я не посылал своего сына умирать за моих лошадей. Я только деньгами за них платил. Но ты же – христианин, значит веришь в то, что Христос умирал за людей. И как ты мог допустить мысль, что за твою ошибку Творец отвернётся от тебя?

Даниил невольно улыбнулся, но тут же опустил взгляд, словно боясь, что эта искренняя улыбка выдаст его надежду.

– Но папа… он никогда не простит меня. И я сам себя не прощу. Я – ничтожество!

– Разве тебя не учили тому, что ты – сын Небесного Царя? В синагоге нередко напоминают об этом. И я знаю, что у христиан говорят то же самое. В Библии ясно и не раз об этом говорится, – возразил Григорий.

– Но также там сказано, что все люди – грешники, – возразил Даниил.

– Но небесная природа в нас первична. Сначала Бог нам дал Свою природу и только потом грех вошел в нас, – парировал Григорий.

Даниил поражался, как тот, кого он считал неверующим, вдруг выдаёт такие серьёзные знания Библии. Но до него вдруг дошло, что Григорий прав, грех пришел позже. И также сказано, что потом греха не будет. Значит – грех пришел на время и также уйдет. А небесная природа в людях останется.

– Так кто же я? – растерянно спросил он.

– Ты тот, кому нужно просто становиться сильнее, преодолевая свои слабости. Мы ведь только в борьбе и тренировке развиваем свою силу, – спокойно ответил Григорий.

– И всё-таки я не знаю, как смогу смотреть в глаза папе, – тяжело вздохнул Даниил.

– Твой отец, – Григорий помедлил, подбирая слова, – он, наверное, просто испугался за тебя. Родители иногда забывают, что их дети – не идеальные статуи, а живые люди. Он, может, и сам не знает, как говорить о таких вещах. Но знаешь, что я тебе скажу? Если Бог, который видит всё, готов простить, то ты можешь научиться принимать это прощение. Ведь именно Создатель имеет право решать, что прощать, а что – нет. И это значит, что если Он простил, тогда мы имеем полное право жить в этом прощении, принимая Его волю, и Его власть над нашей жизнью. И отец твой… дай ему время. Он любит тебя, иначе бы не злился так сильно. – Добавил он примирительно.

Даниил сглотнул, чувствуя, как ком в горле становится меньше. Он всё ещё сомневался, но слова Григория были как глоток чистого воздуха, когда выходишь из сильно задымленной комнаты.

– А что мне делать теперь? – спросил он, и в его голосе впервые за долгое время появилась неуверенная, но живая нота.

Григорий улыбнулся.

– Ты уже начал делать. Ты помог мне загрузить сено, – сказал он. Затем добавил, заметив быстрый взгляд Даника. – Я и сам мог бы его загрузить, но вдвоём это быстрей. А потом… потом, может, зайдёшь ко мне на конезавод? У нас там есть один жеребёнок, ахалтекинец, самый упрямый из всех. Думаю, вы с ним поладите. И заодно поговорим ещё. О жизни, о грехах, о том, как находить силы идти дальше. А еще я покажу тебе мою гордость – моего самого лучшего и самого дорогого жеребца Тамира, о котором я когда-то думал, что он безнадежен, и был уверен, что его списание – лишь вопрос времени, что это неизбежно. Но я тогда сам был слишком молодым и неопытным. А теперь, мой гнедой – это моя первая победа в жизни и почти все самые дорогие и быстрые мои скакуны несут в себе его гены.

Из Даниила был слабоватый помощник в физической работе, но он очень быстро учился и быстро замечал как можно было облегчить любую задачу. Он видел наиболее короткие пути, ведущие к цели. Григорий подумал, что работников, в принципе, у него хватает, но он не отказался бы от такого помощника.

– Да, я обязательно приду! – живо отозвался Даник.

– Хочешь увидеть поражение, родившее победу? – улыбнулся Григорий, затем добавил. – Ты скажи, где тебя лучше высадить. Родители, возможно, уже проснулись и ищут тебя?

В это время они снова подъезжали к мосту, который невольно свёл их жизни. Сейчас Данилу казалось странным, что совсем недавно он готов был спрыгнуть с этого моста. И он подумал, что был очень эгоистичен. Ведь, упав с моста, он мог кому-то испортить жизнь, попав под его машину. Или мог бы даже с собой забрать, устроив серьезную аварию. Но сейчас мысль о смерти казалась даже странной, будто всё, что произошло перед рассветом, было сном.

Глава 3

Григорий высадил Даниила недалеко от его дома и уехал к себе, удивляясь, что простая поездка за кормом оказалась настолько необычной.

Даниил вернулся в свою комнату, когда все в доме еще спали. Не успел он закрыть в спальню дверь, как услышал, что проснулся отец, которому пришло время вставать на работу. Даниил порадовался, что успел проскользнуть к себе. Он быстро разделся и лег в постель, изображая, что спит. Младшие браться действительно мирно посапывали. Скоро пришла мама, чтобы разбудить детей, нужно было собираться в школу. Даниил старался не поднимать взгляд на нее и отца, избегая смотреть им в глаза. Родители не знали, что сегодня их утро должно было начаться совсем иначе. И только чудо вернуло им сына и позволило этому утру начаться как обычно.

В школе Даниил был сонным и плохо соображал, но он радовался жизни, наслаждался каждым дуновением ветерка, принимая его словно подарок. Он не сомневался, что этот день – самый необычный из всех, которые он прожил. После обеда, вернувшись из школы, он лег на кровать и уснул, отказавшись даже от ужина. Софья удивилась сонливости сына, но восприняла это спокойно.

На следующий день после школы Даниил попросился гулять, сообщив, что хотел бы пройтись до конезавода.

– Я хочу посмотреть на жеребенка, которого видел издалека, – сообщил он. – Может быть, я смогу поработать там, поухаживать за лошадьми? – неопределенно добавил он.

Софья удивилась внезапному интересу сына к животным, но не возражала. Она знала о наказании мужа, но не была уверена, что это было верным решением, хотя сама не знала, как решить эту проблему. Помня собственную юность, она знала, что лучше всего занять подростка, загрузив его время различными интересными занятиями и обрадовалась решению сына найти себе новое увлечение.

– А можно и мне тоже с Даней? – Марк, брат, который был младше на год, услышав о жеребенке, остановился и резко развернувшись, подошел к маме и брату.

– И я! – запрыгала рядом сестра.

Даниил устало вздохнул. Он мечтал уйти в одиночестве, но не вышло. Прекрасно зная, что самый младший Давид не упустит такой возможности, он понял, что придется шагать к ферме всем вместе. И всё же он еще надеялся пообщаться с Григорием, ведь на большом конезаводе можно было ненадолго где-нибудь уединиться.

Даниил шагал по тропинке к конезаводу, чувствуя, как осеннее солнце мягко греет спину. За ним, весело болтая, шли Марк и Лиза, чьи рыжие косички подпрыгивали в такт её шагам. Где-то позади, пыхтя и стараясь не отставать, семенил самый младший, Давид, сжимая в руке веточку, которую он подобрал по дороге. Даниил то и дело оглядывался, проверяя, не растянулась ли их маленькая процессия слишком сильно. Он всё ещё мечтал о разговоре с Григорием наедине, но присутствие братьев и сестры, хоть и слегка раздражало, придавало странное чувство уюта. Впервые за последние пару дней он не чувствовал себя одиноким.

Конезавод открылся перед ними, как картина: белоснежные конюшни, окружённые зелёными лугами, блестели под солнцем, а вдали, у самого озера, переливалась бирюзовая гладь воды. В воздухе витал запах осенних трав, смешанный с терпким ароматом сена и едва уловимым мускусом лошадей. Даниил вдохнул глубже, и этот запах, такой живой и настоящий, снова напомнил ему, что он здесь, что он жив.

Григорий встретил их у ворот, вытирая руки о рабочую куртку. Его лицо осветилось тёплой улыбкой, когда он заметил Даниила, а затем взгляд скользнул по младшим детям.

– Ну, Даник, ты привёл целую армию! – добродушно рассмеялся он. – Это твои братья и сестра, я полагаю?

– Ага, – буркнул Даниил, слегка смущённый. – Это Марк, Лиза и Давид. Они… напросились.

– И правильно сделали! – подмигнул Григорий. – Лошади любят, когда их много глаз разглядывает. Пойдёмте, покажу вам наших красавцев.

Он повёл детей к изгороди, где разминались застоявшиеся в стойлах ахалтекинские скакуны. Уже издали было видно, как эти лошади двигаются – грациозно, будто паря над землёй. Их тонкие ноги ступали с такой лёгкостью, словно не касались травы, а длинные шеи изгибались с царственной гордостью. Солнце играло на их шерсти, которая переливалась, как шёлк: у одного скакуна она была золотисто-рыжей, у другого – серебристо-серой с металлическим отливом, а у третьего – глубокой вороной, с бликами, похожими на звёзды в ночном небе. Ахалтекинцы были не просто лошадьми – они казались существами из другого мира, созданными для скорости и красоты.

– Смотрите, какой красавец! – воскликнула Лиза, указывая на золотистого жеребца, который высоко вскидывал голову, фыркая и потряхивая гривой.

– Это Азамат, – пояснил Григорий, опираясь на деревянную изгородь манежа. – Он у нас звезда. Быстрый, как ветер, но с характером. Если ему что-то не по нраву, может и копытом топнуть.

На манеже работал человек, тренируя вороного. Остальные находились рядом, за изгородью, разминаясь на зеленой траве. Давид, широко раскрыв глаза, прижался к забору, пытаясь разглядеть каждую деталь. Марк, более сдержанный, но не менее заворожённый, спросил:

– А они правда такие редкие? Я слышал, что настоящие ахалтекинцы – как сокровище.

– Верно, – кивнул Григорий. – Эта порода древняя, из пустынь Туркменистана. Их разводили для воинов, для долгих переходов и сражений. У них не только красота, но и выносливость. А ещё, – он подмигнул Даниилу, – они учат терпению. С такими лошадьми нельзя торопиться. Они чувствуют, когда ты искренен, а когда притворяешься.

Даниил молча наблюдал, как молодой жеребёнок, тот самый, о котором упоминал Григорий, неуклюже скакал по загону, пытаясь угнаться за старшими лошадьми. Его шерсть была светло-кремовой, с мягким золотым отливом, а движения пока были угловатыми, как у подростка, который ещё не знает, что делать со своим телом. Даниил невольно улыбнулся, чувствуя странное родство с этим жеребёнком.

Григорий заметил его взгляд и тихо сказал, чтобы не отвлекать младших, которые уже наперебой задавали вопросы о лошадях:

– Это Шаир, тот самый упрямец. Ему всего год, но он уже показывает характер. Хочешь попробовать с ним подружиться? Он не каждому доверяет, но мне кажется, вы найдёте общий язык.

Даниил кивнул, чувствуя, как внутри разгорается искренняя искра интереса. Он не знал, как обращаться с лошадьми, но мысль о том, чтобы научиться, казалась правильной. Может, это и есть то, о чём говорила мама – занятие, которое заполнит его время и мысли.

Григорий отвёл детей к конюшне, где показал, как чистят лошадей. В это время молодая девушка, сотрудница конезавода, чистила молодую кобылу. Григорий попросил её показать детям, как правильно держать щётку, чтобы не напугать животное. Лиза и Давид с восторгом повторяли каждое движение. Марк старался выглядеть серьёзнее, но его глаза сияли.

Каждому из них выдали по моркови, чтобы они могли покормить животных. Дети с замиранием, смотрели, как лошади осторожно берут с их рук овощи, невольно вздрагивая, корда длинная лошадиная морда тянулась к их рукам.