Закат Пятого Солнца

– Разве ты не останешься со мной, Тонатиу, чтобы полюбоваться представлением? – спросил Монтесума, увидев, что Альварадо собирается уходить, оставив на крыше лишь свиту из пяти испанцев. – Поверь, перед нами развернется незабываемое зрелище. Этот праздник отмечается раз в год. Ждать следующего придется долго.

– Благодарю, уэй-тлатоани, но я не могу пренебречь своими обязанностями. Я буду смотреть на танец откуда-нибудь снизу.

Педро спустился и чуть ли не бегом кинулся обходить посты. Ацтеков в окрестностях лагеря собралось очень много. Примерно полтысячи толпилось на площади, готовясь к церемонии. Еще раза в два больше он насчитал слуг, которые остались ждать своих господ за воротами. А на Теночтитлан как раз опустилась тьма. Альварадо цепким взглядом скользил по укрытому темнотой городу, пытаясь понять, сколько же индейцев сейчас стягивается к испанскому лагерю со всех сторон. Тщетно. Нигде в окрестностях дворца не горело ни одного костра. Взбудораженное воображение рисовало перед взором Педро тысячи и тысячи отборных воинов-орлов и воинов-ягуаров, вооруженных и ждущих сигнала к бою.

– Сеньор капитан, кажется, вон там люди собираются, – поделился соображениями один из часовых. – В той стороне должен быть канал и обычно он по вечерам блестит в свете звезд и факелов. А сейчас там такая мгла, как в угольной шахте. Похоже, перед водой толпятся дикари.

Альварадо всмотрелся в указанном направлении. Ничего не видно! Канал далеко, даже если ацтеки там и собираются, то пока они добегут до стен дворцового комплекса, их успеют обнаружить. Но если индейцы разом ринутся со всех сторон, то конкистадорам их не остановить.

А на площади начали выбивать пульс танца барабаны. Низкий и грозный звук наполнил воздух. Музыкантов было много и действовали они на удивление слаженно. Через равные промежутки времени вступали трубы, как будто призывая к действию. А Педро стоял возле ворот дворцового комплекса и ждал. Ждал возвращения лазутчика.

Один из самых отчаянных, ловких и отважных тлашкаланцев вызвался побродить по ночному Теночтитлану и разведать обстановку. Одетый в невзрачную накидку и простую набедренную повязку, он ничем не отличался от какого-нибудь бедного горожанина. В обычное время на такого вряд ли кто-то обратит внимание. Но это время нельзя было назвать обычным.

Педро ждал с возрастающей тревогой. Если ацтеки и в самом деле хотят напасть, то они, скорее всего, оцепили дворцовый комплекс по периметру. В таком случае любого входящего и выходящего остановят и проверят. Шпиона наверняка заметят и ликвидируют. Тлашкаланец обещал обойти окрестности лагеря и поспешить назад.

– Пора бы тебе уже и вернуться! – еле слышно прошептал Альварадо.

Как будто услышав его слова, прямо из темноты в круг света, очерченный ближайшим факелом, вступила одинокая фигура и двинулась в сторону капитана.

– Тонатиу, вокруг дворца много ацтеков! – настороженно доложил разведчик.

– Вооружены?

– Не знаю, возможно. В темноте сложно рассмотреть! Я не стал близко подходить, чтобы на меня не обратили внимание. Стоило бы им о чем-то меня спросить, и любой местный уроженец сразу же по говору определил бы, что я из Тлашкалы.

– Где они располагаются? – спросил Альварадо, лихорадочно пытаясь сообразить, не пора ли трубить тревогу и готовиться оборонять лагерь от штурма.

– Целая толпа прячется в саду слева от входа во дворец. Справа человек двести собралось за оградой вон того храма, – тлашкаланец указал рукой на вздымающуюся совсем неподалеку пирамиду. – Еще много мужчин стягивается к нашему лагерю на лодках. Каналы ведь со всех сторон! Я насчитал около семидесяти каноэ. Гребут осторожно, чтобы не плескать веслами.

– Вот уж явно лишняя предосторожность! – рассмеялся Педро. – Да за этим адским грохотом барабанов можно даже пушечный выстрел не услышать. Ты отлично справился, друг мой! А теперь ступай к своим землякам. Готовьтесь к штурму.

После этого Альварадо собрал несколько помощников.

– Сеньоры, ситуация критическая. Разведчик сообщил, что наш лагерь тайно окружают ацтеки.

– Сколько их? – спросил кто-то из испанцев.

– Сложно сказать наверняка. Не забывайте, что у нас прямо на территории лагеря минимум полтысячи молодых и здоровых мужчин выплясывает свой танец. И кто знает, безоружны ли они. Обсидиановый нож можно и под юбкой пронести. Да еще около тысячи человек из их свиты прямо за воротами. В темноте тут и там хоронятся многие сотни ацтеков. Видимо, вооруженных.

– Как наш шпион сумел пробраться обратно в лагерь?

– Дикари все-таки не слишком толковые солдаты, – заметил Педро. – Нормального оцепления не сделали, стоят группами, разбросанными далеко друг от друга. Просветы между ними довольно большие. Вот наш лазутчик и проскользнул.

В этот момент он обратил внимание, что грохот доносится уже не только с площади. Барабаны, как будто перекликаясь, начали звучать отовсюду.

– Объявляйте полную боевую готовность, – решительно сказал Педро. – А я пока пойду и посмотрю, чем там дикари на площади заняты.

Зрелище ему открылось завораживающее. Танец, видимо, репетировали очень долго. Сейчас он выглядел слаженно, как марш солдат на параде. Примерно сто ацтеков, шагая по большому кругу, одновременно поднимали щиты в воздух с коротким криком. Еще столько же, двигаясь по меньшему радиусу в обратную сторону, вращались вокруг своей оси, синхронно поднимая руки над головой. Десятка три кружили по двору с целыми связками пылающих факелов в руках. Удивительным образом им удавалось никого не зацепить и не поджечь. Барабанщики и трубачи выводили свою буйную, энергичную, вызывающую мелодию.

Отблески пламени сверкали в гранях изумрудов и рубинов, сияли на полированных золотых украшениях. Колыхался над человеческим морем настоящий лес высоких плюмажей. Красные, зеленые, желтые и белые перья вздрагивали, качались, клонились то в одну, то в другую сторону. Жрецы сновали повсюду, громко выкрикивая слова, непонятные для испанцев, сжигая в курильницах ароматическую смолу и какие-то травы с терпким запахом. Глиняные идолы стояли недалеко от центра площади, освещаемые жаровнями.

В этот момент музыка как по команде стихла и где-то за пределами дворца слаженно запели трубы, как будто давая некий сигнал. Альварадо, чертыхнувшись, со всех ног кинулся обратно к воротам. Там, встревоженные до крайности всеми этими событиями, стояли во всеоружии конкистадоры. Педро видел, что они уже готовы вступить в бой.

– Что у вас здесь? – тревожно спросил он.

– Пока тихо, сеньор капитан, – ответил один из солдат. – Когда трубы заиграли, так мы уж было подумали, что на нас сейчас дикари попрут.

А тем временем на площади опять возобновилась музыка. И, судя по всему, продолжился танец. Альварадо с досадой подумал, что ему не помешало бы знать всю процедуру сегодняшнего праздника. Может быть, все именно так и должно происходить? И нет тут никакой подоплеки готовящегося штурма испанского лагеря? Возможно, у него просто разыгралось воображение? Он снова отправился посмотреть, чем там занимаются танцоры.

В голове билась навязчивая мысль о том, что испанцы уже оказывались в подобной ситуации. В Чолуле. Тогда они тоже, окруженные бескрайним морем врагов, ждали нападения в любой момент. Не пришло ли снова время нанести упреждающий удар? Или, может быть, хотя бы взять в заложники жрецов? Альварадо старался отогнать эту идею, утешая себя тем, что все еще обойдется. Но чувство подступающей опасности с каждой секундой все больше выводило его из себя.

Выйдя на площадь перед дворцом, Педро увидел, как четверо жрецов обстоятельно и со знанием дела раскрашивают синей краской нескольких индейцев. Те не сопротивлялись, но вели себя как-то странно. Раскачивались в такт музыке, закрыв глаза, и послушно, как одурманенные, поворачивались, чтобы жрецам было удобнее их красить.

Альварадо, взяв с собой пять солдат, начал пробиваться сквозь толпу танцующих. Ацтеки, явно возмущенные таким вмешательством, что-то кричали и размахивали руками. Некоторые как будто специально толпились на пути у конкистадоров, мешая им пройти. Музыканты, шокированные тем, что испанцы вторглись на площадь и мешают проведению церемонии, стали сбиваться и играть невпопад. Кто-то из индейцев попытался схватить капитана за рукав куртки, что-то недовольно вопя.

– Прочь с дороги, мерзавец! – огрызнулся Альварадо и отпихнул танцора. Тот упал, увлекая за собой еще кого-то из ацтеков.

Педро пробивался сквозь толпу, расталкивая и сбивая с ног самых упрямых или неповоротливых. Вокруг звучало все больше злых и яростных голосов. Барабаны смолкли, зато трубы продолжали издавать низкое, угрожающее рычание. Испанец не мог сообразить, то ли так и должно быть, то ли трубачи подают какой-то сигнал, хорошо понятный местным жителям. В этой какофонии звуков сложно было сориентироваться. И Педро с ощущением подступающего отчаяния осознал, что ситуация выходит из-под контроля.

Он все же пробился к идолам. Под конец пришлось поработать кулаками и нескольких самых ретивых ацтеков посбивать с ног. Навстречу ему шагнул главный жрец во всем великолепии своего богатого наряда, сжимая в руке угольно-черный обсидиановый нож. Взгляд индейца прожигал насквозь. Педро, наверное, впервые в жизни увидел, как в зеркале, ту безграничную ярость, какую видели в его собственных глазах люди, дерзнувшие вызвать гнев Альварадо. Но капитана сложно было запугать чужой свирепостью.

– Как ты смеешь, дикарь?! Я же приказывал, чтобы никаких жертвоприношений!

Но жрец, окруженный сотнями единоверцев, в полном осознании своей священной миссии, одержимый религиозным порывом, вовсе не собирался уступать.

– Убирайся с площади! – прогремел его голос. – Сегодня совершается великий обряд, который ты, в своей глупости, не в состоянии даже осознать. Если не принести жертву, весь мир может ждать катастрофа. И тогда не спасется ни один человек. Наш уэй-тлатоани по своей милости впустил вас в Теночтитлан, а вы, безумцы, изо всех сил стараетесь вызвать гнев богов.

Вокруг вопили оскорбленные ацтеки. К спорящим со всех сторон стали пробиваться обеспокоенные конкистадоры. Альварадо почувствовал, как сзади за него цепляются сильные и многочисленные руки. Окружавшие своего капитана испанцы принялись расталкивать индейцев. Педро выхватил клинок. Ацтеки шарахнулись в стороны. Но главный жрец, казалось, лишь еще больше разгневался. Даже тени страха не мелькнуло у него в глазах. И только предназначенные в жертву мужчины так и стояли, запрокинув лица вверх, покачиваясь из стороны в сторону, пребывая в плену грез, вызванных каким-то дурманом.

– Ты не то что гнева богов не увидишь, ты завтрашнего дня можешь не увидеть!

Крик Педро был прерван выстрелом из аркебузы, прозвучавшим где-то возле ворот лагеря.

«Вот, похоже, и началось!» – подумал Альварадо, оглянувшись по сторонам.

Вокруг царил хаос. Пышное и торжественное действо на глазах сменялось водоворотом неразберихи. Педро замахнулся мечом…

33. Кортес против Нарваэса

Путь на побережье напоминал легкую прогулку. Совсем не то, что поход на столицу. Не приходилось прорубаться через вражеские армии и терпеть голод и холод. Тлашкаланцы обеспечивали едой. Другие союзные племена по распоряжению Кортеса прислали несколько сотен длинных копий. Совсем скоро испанцы подошли к Веракрусу. Сандоваль был вне себя от радости. Присоединив к отряду гарнизон крепости, Эрнан Кортес двинулся навстречу неприятелю.

Вражеский лагерь располагался в храмовом комплексе. Местные тотонаки, которых заставляли приносить сюда провизию, более-менее объяснили, где расположены солдаты, лошади и пушки. Нарваэс оказался вовсе не так уж беспечен. Добрая половина его воинов ночевала на верхних площадках пирамид. Врасплох их не застанешь. Наверняка там хватало стрелков. Карабкаясь вверх по крутым каменным ступеням, нападающие станут отличной мишенью для арбалетчиков.

Полсотни отчаянных храбрецов осторожно пробирались вперед. Именно здесь оказались Фернан и Себастьян. Их задача была самой опасной. Нужно любой ценой захватить артиллерию. Если этого не сделать своевременно, то восемнадцать пушек могли разгромить войско Кортеса играючи. Одного залпа хватило бы, чтобы уменьшить его мизерный отряд вдвое.

Уже перевалило за полночь. Не так давно прекратился дождь. Сырая земля неохотно отпускала подошвы обуви. В разрывах облаков иногда мелькала луна. В ее свете лагерь Нарваэса вырисовывался, окутанный дымкой. Возвышались пирамиды, на их вершинах виднелись огни. Но низину окутывал мрак. Где-то там скрывались сотни солдат. Может быть, многие из них недовольны своим командиром, может быть, даже готовы примкнуть к Кортесу. Но когда на них среди ночи совершат нападение, они не будут колебаться и взвешивать. Они возьмутся за оружие.

Пост стражи у небольшой речки. Три быстрые тени, метнувшиеся к караульным. Одному из них мокрая, затянутая в перчатку ладонь закрыла рот, а над самым ухом раздался голос Себастьяна:

– Не дергайся, если жить хочешь.

Солдат не дернулся – отточенная сталь кинжала касалась горла. Кромка казалась холодной, просто ледяной, и от этого мороз шел по коже. Стражник не хотел стать таким же холодным. Краем глаза он увидел, как его товарищ яростно извивается в могучих руках еще одного напавшего, пытаясь освободить пойманную в крепкий захват шею. Тщетно… Третий караульный лежал, зарывшись лицом в песок, оглушенный ударом по голове. Какую-то минуту назад снял шлем. Жарко стало. И вот к чему это привело. Над ним склонился еще один человек, ловко связывая лежащего и спеша заткнуть ему рот. И как эта троица умудрилась пересечь вздувшуюся от дождей реку и незаметно подобраться? А вслед за ними на берег уже выбирались десятки солдат и спешили к пушкам.

Фернан, едва выскочив из воды, подал Себастьяну меч, который тот оставил, отправившись вперед с одним лишь кинжалом. Риос благодарно кивнул, не нарушая молчания, и они тут же бросились к стоящим совсем недалеко пушкам. Артиллеристы не дремали. Они заметили что-то подозрительное. Ослепительная вспышка, вторая, третья… Ядра пролетели над головами, грохот разорвал тишину. Один из снарядов все же попал в атакующих солдат и трое из них упали замертво. Но на этом все. Нападающие, во главе с Себастьяном, ворвались на стоянку. Дым от пороха затянул все вокруг. Лишь иногда кое-где блестел клинок меча, да раздавались лозунги, по которым воины Кортеса узнавали друг друга в этой ночной битве. Канониры, из тех, что посообразительнее, поспешили упасть и спрятаться под свои же орудия, чтобы ненароком не попасть под горячую руку.

Лишь четыре пушки выстрелили. Остальные же, заряженные и готовые к выстрелу, быстро сменили хозяев. Теперь жерла их нацелились на широкую улицу, откуда могла атаковать вражеская кавалерия. Связав пленных, большая часть солдат поспешила на помощь Сандовалю, который во главе отряда атаковал большую пирамиду.

Фернан бежал вместе с остальными. Темнота вспыхивала кострами, тишину сменили крики. То тут, то там мелькали маленькие огоньки… И поди пойми, то ли это светлячок, которых здесь хватало в изобилии, то ли зажженный фитиль аркебузы, которая уже готова отправить тебя на тот свет! Иногда и в самом деле раздавались выстрелы.

Через пару минут Гонсалес карабкался вверх по крутым ступенькам. Сколько раз он уже восходил на пирамиды? До сих пор эта опасная процедура завершалась для него успешно. Тут кипел бой. Ноги скользили от пролитой крови. Он схватил поданное кем-то из соратников копье и ударил в колено стоящему выше арбалетчику. Кортес велел убивать как можно меньше людей. Легко сказать, если эти самые люди, разбуженные посреди ночи внезапной атакой, готовы биться насмерть, лишь бы не допустить нападающих на вершину!

Арбалетчик рухнул с криком и скатился вниз, едва не сбив с ног кого-то из солдат. Вряд ли он выживет. Гонсалес уже видел, что бывает с людьми, которые вот так скатываются с острых каменных зубьев лестницы. А сам Фернан поспешил вверх. Вот когда пригодились пики, заказанные Кортесом у местных индейцев. Длинные древка позволяли доставать врагов, находящихся на несколько ступеней выше. Какой-то испанец ускользнул от копейного жала и полез в ближний бой. Гонсалес выхватил меч. Удар, второй. Лязг клинков прервал грохот аркебузы. Наконец Фернану удалось обезоружить и оглушить врага.

Гонсало де Сандоваль копье брать не стал. С мечом он обращался лучше. Длинный клинок выписывал петли, нанося болезненные, но не опасные для жизни раны. Противники отступали один за другим. В пылу боя некогда смотреть по сторонам. Оставалось лишь надеяться, что на других пирамидах солдаты Кортеса действуют так же успешно. На широкой площадке недалеко от вершины кипела особенно ожесточенная схватка. Человек семь воинов, сплотившись, отражали все наскоки. Сандоваль быстро сообразил, что за добыча может попасть в его руки. Перед ним сам Панфило де Нарваэс, в отличных доспехах и шлеме с пышным плюмажем. А вокруг шесть телохранителей.

Сандоваль прорубился вперед. И вот через несколько секунд он уже скрестил клинки с вражеским командиром. Нарваэс не узнал молодого коменданта крепости. Для него, внезапно атакованного среди ночи, все враги в эти мгновения были на одно лицо. Зато сам Гонсало отлично помнил угрозы и насмешки в свой адрес. Вот и настал момент расплаты! Теперь Нарваэс уже не сможет грозить ему пушками и кавалерией. Сейчас станет ясно, чего он стоит сам по себе, не прикрываясь статусом командира и сотнями солдат.

А Нарваэс сражался яростно. Великолепная кираса с наплечниками, набедренники и шлем с нащечниками хорошо его защищали. Меч и кинжал мелькали в руках Сандоваля, тесня неприятеля. Всего лишь несколько ударов бешено бьющегося сердца отделяли Гонсало от победы. Его противник пропустил удар в лицо и упал с громким стоном. С верхней площадки поспешили к нему на помощь солдаты. Сандоваль с криком отчаяния вынужден был отступить, чтобы не попасть под удар длинных копий. Такой триумф ему испортили! А раненого командира подчиненные унесли с собой.

И все же успех полностью сопутствовал солдатам Кортеса. Одному из них удалось зашвырнуть факел на вершину пирамиды. Заготовленные для костров дрова вспыхнули. Огонь разгорался все сильнее. Вскоре находиться рядом с ним стало невозможно. В лица солдатам Нарваэса смотрели острия копий, в спину дышало ненасытное пламя. Через какую-то минуту все они спустились с верхней площадки и сдались в плен.

На других участках сражения ситуация оказалась сходной. Прибывшие с Кубы воины все же не имели нужной закалки и дисциплины. Некоторых из них удалось застать врасплох, другие сами по себе не желали сражаться с земляками. Ну а после того, как стало известно о захвате их командира, можно было считать, что бой окончен.

Эрнан Кортес во главе скудной кавалерии объезжал окрестности и донесения капитанов звучали одинаково: «Мы победили». Нарваэс за одну ночь лишился глаза, войска и свободы, но сохранил жизнь. Генерал-капитан приставил к нему стражу и прислал лекаря. Сама битва не заняла, наверное, и часа, а вот последствия ее расхлебывали дольше. Пока шел подсчет пленных, пока выяснили, сколько людей погибло, прошло немало времени. Ночную мглу сменила серая дымка. Небо постепенно светлело. Можно было окинуть взглядом поле боя и увидеть толпу угрюмых связанных пленников, гадающих о своей участи.

Эрнан Кортес задумался. Теперь ему предстояло самое трудное. Всех этих солдат, прибывших с Кубы, нужно освободить. Восемьсот человек подкрепления. Да о таком можно было только мечтать! Конечно, все они согласятся перейти под его командование, но много ли искренности будет в их словах? Разве есть у них альтернатива? Оставаться пленниками в Веракрусе или присоединиться к победителю. Выбор очевиден. Что помешает этим воинам, обретя свободу, объединиться, освободить Нарваэса и арестовать уже самого Кортеса? Здесь нужны не клятвы верности, вырванные под угрозой тюрьмы или виселицы. Пленные конкистадоры должны искренне захотеть присоединиться к отряду Эрнана Кортеса.

Генерал-капитан прошелся перед строем солдат. Его темные жгучие глаза строго и внимательно осматривали каждого из них. Пленники выглядели довольно угрюмо, но не проявляли никаких признаков страха. Видно было, что Веласкес отобрал в этот отряд людей по-настоящему стойких, готовых бороться с любыми невзгодами. Кортес остановился перед одним из связанных и впился в него пристальным взглядом. Тот поначалу упрямо смотрел в лицо Кортесу, но вскоре смутился и отвел глаза. Мало кто мог бы выдержать взгляд предводителя конкистадоров долго.

– Итак, ты осмелился прибыть сюда, чтобы помешать нашей великой миссии, – задумчиво обронил Кортес. – Пока мои храбрецы делают все возможное, умножая славу Испании и расширяя ее границы, другие люди всеми силами пытаются нам помешать.

– А чего ты хотел?! – вскипел тот. – Думал, что бунт против законной власти сойдет тебе с рук?

– Бунт? – удивленно поднял брови Кортес. – Я отправился в экспедицию по приказу губернатора Веласкеса. И, могу не без гордости констатировать, мое начинание имело успех.

– Губернатор изменил свои планы, он хотел назначить другого руководителя этой экспедиции, – упрямо бросил пленник.

Видно было, что он мысленно уже попрощался с жизнью, и теперь ничего не боялся, желая до конца сохранить стойкость, не уступать и не показывать страха.

– Веласкес вдруг решил сместить командира тогда, когда экспедиция уже началась, – осуждающе заметил Кортес. – Я вижу – ты опытный солдат. Наверное, воевал против французов в Италии. Скажи мне, допустимо ли, чтобы командир столь легкомысленно менял распоряжения? Настоящему мужчине еще простительно так быстро менять любовниц, но никак не свои решения. Особенно, если от них зависят жизни сотен человек. Так ты воевал в Италии?

– Да, – коротко бросил пленник.

– Ну и как бы в твоих глазах выглядел любой офицер, который бы приказал: «В атаку!», а через несколько мгновений резко передумал: «Оставаться на местах!», а спустя полминуты взревел бы: «Я же вам велел выдвигаться в атаку, так чего же вы медлите?!»

Несколько человек из отряда Кортеса, не сдержавшись, прыснули со смеха. Пленник, которому был адресован вопрос, молчал, упрямо опустив голову вниз.

– Экспедиция началась в тот момент, когда корабли оказались оснащены и готовы выйти в море. Командующий должен трезво оценивать каждый свой поступок, – наставительно произнес Кортес. – Нельзя жонглировать приказами, кому-то из подчиненных это может стоить жизни. Например, всем вам, моим сегодняшним пленникам. Вы верны Веласкесу? И как он отблагодарил вас? Отправил на заведомо безнадежное дело лишь для того, чтобы отвести смехотворную призрачную угрозу от своего владычества. Я на место губернатора Кубы не претендую, у меня куда более грандиозные планы. И людей своих я благодарю не так, как это делает Веласкес.

С этими словами Кортес небрежно снял с груди золотое ожерелье и повесил его на шею пленнику. Тот изумленно смотрел на подарок. Череда массивных ярко-желтых медальонов, с тисненым изображением каких-то чудовищных морд, весила немало. Сложно было даже представить, сколько стоит такая груда золота. Пленник перевел ошеломленный взгляд на Кортеса.

– Вот и ты получил какой-то трофей. Не зря же все-таки прибыл в эту страну, столь богатую на драгоценности и всякие чудеса, – улыбнулся тот. – Осталось только шею сберечь целой, чтобы было на чем его носить, правда? Как тебя зовут?

– Я Кристобаль де Алмейда из славного города Кордоба.

Произнеся эту фразу, пленник гордо вскинул голову. В глазах плескалось недоумение, которое он тщательно пытался скрыть. Кристобаль все гадал, чем же закончится для него это приключение. Ему только что подарили целое состояние, и сделано это было столь легко и непринужденно, как будто у Кортеса любой подчиненный может рассчитывать на такую удачу. Золотое ожерелье добавляло оптимизма. Вряд ли Кортес собирается их всех казнить. Так чего же ждать от этого необычного человека?

– Люди по-разному понимают свой долг, – задумчиво произнес Кортес. – Долг перед Испанией я вижу в том, чтобы сделать ее как можно более богатой и могущественной. Долг перед своими людьми в том, чтобы не подвести тех, кто в меня поверил. Долг перед губернатором Кубы, поставившим меня во главе экспедиции, в том, чтобы она оказалась как можно успешнее. Ты же знаешь, что это уже третья попытка закрепиться на этих берегах?

– Знаю, – нехотя обронил Алмейда.

– Три года назад Эрнандо де Кордоба погубил здесь половину своих людей, да и сам получил ранение, вскоре сведшее его в могилу. Два года назад Хуан де Грихальва сумел найти с местными жителями общий язык, и хотя добыл немало золота, но в вопросах колонизации не преуспел. Даже сам Диего Веласкес, его дядя, оказался недоволен осторожностью племянника и сместил его. А ведь Грихальва серьезно рисковал, отправляясь в экспедицию, и в точности следовал инструкциям губернатора.