Савитри

Оповещающая о пришествии опасной Формы,

Зловещая походка смягчала свои ужасные шаги,

Чтобы никто не мог понять происходящее или насторожиться;

190. Ничто неслышно было, пока чудовищная хватка не оказывалась рядом.

Или, наоборот, всё говорило о божественном приходе,

Пророчество витало в атмосфере, небесная надежда

Воспринималась благою вестью, смотрелась новою звездой.

Был виден Демон, облаченный в свет;

195. Казался ангелом с небес он, несущим помощь:

Неправду он вооружал Писанием Священным и Законом;

Обманывал он здравым смыслом, а душу – добродетельной трясиной,

И вёл дорогой в «небеса» к погибели.

Он щедро раздавал всем ощущенье силы и восторга,

200. И если изнутри вдруг возникало предостережение,

Он ухо утешал сладко звучащим голосом,

Или бросал ум очарованный в его же собственную западню;

Его безжалостная логика ложь представляла истиной.

Избранника ошеломляя благочестивой эрудицией,

205. Он изъяснялся тем самым гласом Бога.

Та атмосфера была напоена предательством и хитростью;

Речения об истине были уловкой здесь;

В улыбке пряталась засада, опасность прикрывалась

Безопасностью, входною дверью сделалось доверие:

210. С глазами правды, смеясь, пришла неправда;

Любой знакомец превращался во врага или шпиона здесь,

Рукопожатие таило в рукаве удар кинжала,

Объятие становилось клеткой железной Рока.

Опасность и страдания преследовали крадучись трепещущую жертву

215. И мягко говорили как с робким другом:

Атака проводилась внезапно, бешено, невидимо;

При каждом изменении страх сердце заставлял усиленно стучать,

Взывая страшным мученическим голосом;

Молил он о спасении, хотя никто не приходил.

220. Здесь все ходили очень осторожно, поскольку смерть была поблизости;

Однако эта осторожность представлялась совсем напрасной,

Ибо всё то, что всеми оберегалось, оказывалось в сетях смертельных,

А если после долгих ожиданий спасение приходило

И приносило радостную, утешающую, обезоруживающую силу,

225. Оно служило приятным переходом к судьбе гораздо худшей.

Ни передышки не было, ни места для отдыха надежного;

Никто не смел вздремнуть или на время руки опустить:

Это был мир сражений и сюрпризов всевозможных.

Любой, кто был там, жил только для самого себя;

230. Все воевали против всех, с единой ненавистью

Кидаясь на умы, искавшие каких-то высоких благ;

Изгнали истину, чтобы она не смела даже голос подавать

И ранить сердце тьмы своим сиянием,

Или чтоб не могла она нести свет знания и поносить

235. Ту неизменную анархию установившихся явлений здесь.

Затем картина изменилась, при этом сохраняя сущность страшную:

Меняя форму, жизнь осталась той же самой.

Пред Ашвапати простиралась некая столица без государства:

В ней не было правителя, лишь только конфликтующие группы.

240. Увидел в ней он город древнего Неведенья,

Который был основан на земле, не ведающей Света.

Там каждый в темноте своей блуждал поодиночке:

Согласны были все там различаться лишь в направленьях Зла,

Жить собственной, своей особой жизнью для самого себя

245. Или в жизнь претворять простую ложь, неправду;

Там повелителем на царском троне сидело Эго,

А рядом, в качестве супруги и царицы сидела Ложь:

Мир этот развернулся к ним, как Небо – к Истине и Богу.

Несправедливость утверждала здесь своими нерушимыми законами

250. Державные весы легализованной торговли самой Ошибки17,

Но взвешивания все были фальшивыми и никогда не совпадали;

Она, с её весами и мечом, всегда следила,

Чтоб ни одно кощунственное слово сомнению не подвергло

Святые для неё догматы её плохого руководства.

255. Высокими делами хвастая, везде гуляло своеволие,

И шествовала эта вольность, болтая о порядке и правах:

Но алтаря, воздвигнутого в честь Свободы, там не было;

Свободу настоящую травили там и ненавидели,

Терпимость и гармонию нельзя было нигде увидеть, поскольку группа

260. Каждая провозглашала собственный зловещий неприкрашенный закон.

Рамки учения любого раздувались при помощи библейских правил,

Или теория, которую превозносили и которой страстно поклонялись,

Сводом священного закона представлялась Небес божественных.

Формальный ритуал, в броню железную одетый,

265. Давал жестокому и грубому воинственному роду,

Наружу извлечённому из диких недр земли,

Суровую и гордую уравновешенность прямого благородства,

Гражданскую позицию неумолимую и грозную.

Но все их личные дела опровергали эту позу:

270. Сила и выгода были их Истиной и Правом,

С орлиной жадностью они терзали вожделенное добро,

Раздалбливая клювами, когтями разрывая жертву послабее.

В сладкой секретности грехов приятных

Они Природе подчинялись, а не добродетельному Богу.

275. Торговцы несознательные с комплексом противоречий -

Они свершали то, за что других гонениям подвергли б;

Когда на слабости собрата смотрели их глаза,

В них загорался гнев, негодование пылало;

Не замечающие скрытых глубоко в себе проступков,

280. Подобно дикой своре, они камнями забивали соседа, уличенного в грехе.

Свой прагматичный судия просовывал указы лживые и предлагал,

На справедливость некую ссылаясь, гораздо худшую несправедливость,

Оправдывая даже худшие дела, санкционируя всю гамму

Коммерческих эгоистичных интересов и желаний.

285. Так сохранялось равновесие, так мог мир этот жить.

Пыл фанатичный проталкивал свои безжалостные культы,

Иная вера до крови бичевалась, как ересь;

Они допрашивали, пленяли и пытали, сжигали или мучили

И принуждали душу отказаться целиком от права или умереть.

290. Религия сидела здесь на троне, запятнанном кровавыми делами,

Среди своих течений конфликтующих и сект, враждующих друг с другом.

Здесь сотни тираний и притесняли, и убивали,

Основывая свое единство на силе и обмане.

Лишь видимость по-настоящему ценилась там:

295. Циничною насмешкой был идеал;

Освистанный толпою, осмеянный умами просвещенными,

Скитался отлученным там духовный поиск -

Самообманной паутиной дум мечтателя считался он

Или безумною химерой, или фальшивкой лицемера:

300. Инстинкт его врожденный, страстный, пропущенный сквозь темные умы,

Потерян был в кругах Неведенья.

Ложное слово было там истиной, а истинное слово – ложью.

Здесь путешественник по той Дороге, что ввысь ведет -

Поскольку царства Ада стоят вокруг маршрута этого -

305. Остановиться должен или пройти это опасное пространство медленно,

С великим Именем, с молитвой на устах.

И если интуиции копьем не будет он прощупывать округу,

То может легко попасть в сеть нескончаемую лжи.

Он должен всё время видеть, что происходит за своей спиной,

310. Как тот, кто ощущает дыхание врага на шее собственной;

Иначе может предательский удар подкравшегося сзади,

Повергнуть его на землю грешную и пригвоздить к ней накрепко,

Насквозь пронзая спину Зла острым колом.

Так на дороге Вечности любой пасть может,

315. Утрачивая шанс единственный во Времени, полученный от духа,

И никакую новость ожидающие боги об этом не получат,

Отметив имя в реестре душ «пропащим» -

В том самом указателе несбывшихся надежд,

На месте с надписью «умершая, хранящаяся в памяти судьба».

320. Спасутся только те, кто Бога в своем сердце сохранил:

Отвага – их броня, а вера – меч, им нужно только идти вперед,

Их руки должны готовы быть к сражению, глаза – искать;

Бросая дротик взгляда пред собой,

Спасутся лишь солдаты и герои войска Света.

325. Ужасную опасность оставив позади,

Свободные теперь, в спокойной чистой атмосфере

Они, в конце концов, осмелятся дышать свободно и снова улыбаться.

Они передвигаться будут под настоящим солнцем снова.

Хоть Ад о своем праве и заявляет, дух силой большей обладает.

330. Ничейную ту землю прошел без приключений Ашвапати, без борьбы;

Он послан Небесами был, его желала Бездна:

Никто ему не запрещал, никто не преграждал дорогу.

Ибо путь вниз и быстр, и легок,

И в Ночь было обращено его лицо сейчас.

335. Здесь жила темнота ещё чернее, и царство было еще хуже,

Если быть хуже может там, где всё есть зло и так предельное;

Однако зло проявленное было гораздо хуже зла сокрытого.

Здесь Истина и Бог, и Свет небесный

Иль не бывали никогда, иль не имели силы.

340. Как будто двигаясь в глубоком трансе,

Скользя в другой мир над гранью разума,

Он пересек границу, неприметный след которой

Не мог глаз различить, и лишь душа могла почувствовать.

В свирепое, вооруженное владение попал он:

345. Средь грязных стен и диких закоулков Ночи

Он ощутил себя блуждающей потерянной душой.

Вокруг него теснились серые убогие лачуги,

Граничащие с пышными дворцами извращенной Силы -

Бесчеловечные жилища, районы, населенные одними демонами.

350. Там гордость была объята убогим злом,

А нищета, преследуя величие, теснила серые

Ужасные окраины всех городов той некой жизненной мечты.

Там Жизнь продемонстрировала зрителю-душе

Зловещие глубины удивительного чуда:

355. Богиня сильная, но падшая и темная, и потерявшая надежду,

Обезображенная страшным волшебством Горгоны,

Могучая царица шлюх в притоне грязном,

Бесстыжая и голая, ликуя, подняла

Своё порочное лицо опасной красоты и обаяния страшного,

360. И вызывая панику и дрожь, притягивая к поцелую

Во впадинку своей великолепной и губительной груди,

Прельщала этой пропастью, призвав к падению духа.

Сквозь поле видения его прокручивала богиня эта,

Как в киноленте или на картинках движущихся,

365. Великолепие её кошмарных пышных прелестей.

На темном фоне мира, лишенного души,

Меж грозным светом и мрачной тенью

Она в жизнь воплотила драму горя бездн,

Записанную намертво в кричащих нервах живых созданий:

370. Эпосы ужаса, зловещего величия, кривые изваяния,

Оплёванные всеми и оцепеневшие в той жизненной грязи,

Избыток отвратительнейших форм, деяний страшных

Параличом разбили жалость в груди окаменевшей.

Здесь в шалашах греха, ночных убежищах порока

375. Модные низости телесной похоти

И грязные фантазии, что разъедают плоть,

В декоративное искусство превратили вожделенье:

Здесь обращение Природы дара в испорченное ремесло

Увековечило посаженное семя смерти существующей,

380. Налило в кубок грязный вино вакхическое,

Отдало жезл бога какому-то сатиру.

Нечистые, садистские, с гримасами тупыми

Изобретенья отвратительные, низкие и мрачные

Пришли, передаваемые связью незаметной, из бездны Ночи.

385. Искусное умение жизни этой в чудовищных делах, здесь существующих,

И нетерпимость её ко всякому естественному образу,

Чрезмерный жадный взгляд, прикованный к нескромным линиям,

Карикатурой сделали окостенелую реальность.

Парады же искусные форм искаженных и причудливых,

390. Горгульи маски непристойные, ужасные

Истерзанное чувство растоптали до состояния мучительного.

Неумолимая поклонница зла здешнего,

Она великой низость сделала и грязь возвысила;

Драконья мощь энергий подлых

395. И странные явленья лебезящей Силы,

Змеиное величие, что прячется в отбросах,

К мерцанию слизи притянули поклонение.

Вся та Природа, изъятая из своего каркаса и своей основы,

Была искажена до неестественного состояния:

400. Там отвращенье возбуждало вялое желание;

Агония там стала пряною приправой для блаженства,

Работу вожделенья поручили ненависти,

А пытка получила форму дружеских объятий;

Там ритуальное страданье освятило смерть,

405. А поклоненье предложили Небожественному.

Там восприятье нового искусства Ада,

Которое учило разум любить всё то, что ненавидит его душа,

Нервам дрожащим навязало преданность,

Заставив нежелающие тело вибрировать в ответ.

410. При этой власти, грязью покрывающей суть существа,

Прекрасное-любое, не в меру сладкое, не в меру гармоничное,

Лежало под запретом, а чувства сердца притупились сном,

И вместо них ценился трепет восприятий тела;

Мир изучался потоками приятных ощущений.

415. Холодный материальный интеллект был судиею здесь,

И он нуждался в плети и ощутимой встряске,

Чтоб сухость жесткая и нервы неживые могли почувствовать

Страсть некую и силу, и жизни острый край.

Такая философия предсказывала право зла,

420. Гордилась проблесками вздора декаданса18

Иль наделяла речью убедительной Силу змеиную

И знанием своим вооружала первобытную жестокость.

Согнувшись от размышлений лишь о Материи и жизни,

Подобным зверю, стоящему на задних лапах, стал разум;

425. Чтоб раскопать там истину, он в яму влез

И осветил свой поиск неровным светом подсознания.

От грязи и гниющих тайн бездонной Пропасти

Наверх поднялись загрязняющие воздух пузыри:

Они и подтвердили достоверность реальной жизни.

430. Они и составляли основу той зловонной атмосферы.

Страсть зверя дикого прокралась из тайны Ночи,

Высматривая жертву обворожительными глазками:

Вблизи от Ашвапати, как пламя с языками гневными,

Стоял в ленивой позе и смеялся экстаз животный;

435. Желаньями неистовыми, грубыми наполнен воздух был;

Сбиваясь в рой чудовищный и жаля,

С жужжанием пагубным врывались в его разум мысли, -

Они могли бы отравить небесное дыхание самой Природы -

И с неохотой заставляя подниматься веки, они терзали взгляд

440. Деяньями, что обнажают тайну Ада.

Всё то, что было там, существовало, именно, по этой схеме.

В краях тех обитало племя одержимых.

Здесь скрытая в людских глубинах сила демоническая,

Подъем которой пресекается законом человеческого сердца,

445. Страшащаяся тихого и независимого взгляда Мысли,

Способна при пожаре и землетрясении души

Подняться и, призывая ночь родную,

Свергнуть с престола разум, жизнь захватить

И пробежать копытами своими по сотрясаемой земле Природы:

450. Всё это было ужасной сутью тех существ.

Мощнейшая энергия, бог-монстр,

Для сильного жестокий, для слабого непримиримый,

Взирал на созданный им мир, безжалостный и грубый,

Глазами каменными твердо установленного замысла.

455. В нём сердце было опьянено вином ужасной жажды,

В страданиях других он ощущал волнующий восторг,

А в смерти и крушении он музыку напыщенную слышал.

Быть властелином, силой обладать было его единственное благо:

Он требовал весь мир для места жизни Зла -

460. Ужасного авторитарного господства своей команды

Над горькою судьбою живых существ.

Всё было создано по замыслу единому и выверено

Под удушающим давлением злой темной диктатуры.

На улицах, в домах, в советах местных и дворах -

465. Везде здесь Ашвапати видел тех, кто выглядел живыми существами.

Они в своих речах парили на крыльях высокой мысли,

Но приютили у себя всё то, что подло, недостойно человека

И ниже уровня любой, какой угодно низменной рептилии.

Лишь разум тот, что близок к Богу

470. И поднят до уровня небес прикосновением к Нему,

Мог только высветить своим пророческим лучом

Чудовищность природы их врожденной.

Не раз бывало, всматриваясь в ситуации опасной

В знакомое лицо, которое он с радостью встречал

475. В надежде искренней найти в нём светлое начало,

Его предвидение, оповещенное внутренним взором духа,

Распознавало отличительную метку Ада на лике этом

Иль ощущало чувством внутренним, которое не может ошибиться,

Во внешнем, мужественном, чистом облике

480. Вампира или черта, или демона.

Царили здесь надменность холодной бессердечной силы,

Послушной, мощной, одобряемой судом Титана,

И громогласный хохот нечеловеческой жестокости,

И радость лютая от злодеяний и насилий жутких.

485. В этом обширном циничном логове зверей разумных

Напрасно было ждать любви и жалости;

Прикосновенья добродушия там не было нигде,

Там были только Сила и ее прислужники – алчность и ненависть:

Никто не помогал страдающим, никто их не спасал,

490. Никто не смел сопротивляться или просить о благородстве.

Безоговорочно вооружившись поддержкой деспотичной Силы,

Подписывая все без исключения указы этой ужасной власти,

А в качестве печати используя и кровь, и пытки,

Тьма эта провозгласила миру собственные лозунги.

495. Тупое рабское молчание утихомиривало разум.

Он только повторял заученные им уроки,

Пока, увенчанная митрой ложь, сжимающая посох пастыря

Пред распростертыми вокруг неё сердцами, на трон сажала

Учения и культы, которые готовили приход лишь смерти

500. И умерщвляли душу на жертвеннике лжи.

Там каждый был обманут или служил обману собственному;

В той душной атмосфере Истина жить не смогла б.

Убожество там верило в свой собственный успех,

А страх и слабость радовались своим глубинам жалким;

505. Основой было всё, что низко и отвратительно задумано,

Всё было серым, бедным и ничтожным,

Дышало с вялым удовлетворением своей понятной им атмосферой.

Не чувствуя стремления к освобождению божественному, -

Высокомерные, с насмешками над состояниями высокими -

510. Все эти люди бездн с презрением относились к солнцу.

Огородив себя барьерами, такая автократия не допускала свет;

С идеей неотступной быть своим серым «я», она провозгласила

Собственный стандарт роскошным уникальным образцом:

Она свой голод умиротворяла грезами грабителя;

515. Крест рабства гордо выставляя в качестве короны,

Она цеплялась за автономию зловещую и жесткую.

Её бычачья глотка ревела языком своим без всякого стыда;

Её бесстыжие, безжалостные крики, переполняющие пространство это,

И угрожающие всем, кто смел прислушиваться к истине,

520. В измученное ухо трубили о праве их исключительном;

Непротивление оглохших отдало свой голос им,

А веры этой символы хвастливые, кричавшие в ночи,

Для падшей той души, считавшейся когда-то богом,

Поддерживали эту упоённость тем самовластьем бездны.

525. Как одинокий первооткрыватель этих опасных царств,

Оберегаемых от солнца также, как термиты оберегают обиталища свои,

Подавленный, среди толпы и топота, и шума, и вспышек тьмы,

Проследуя из мрака в более глубокий и опасный мрак,

Боролся Ашвапати с силами, что вырывают свет из разума,

530. И стряхивал с себя их липкие влияния.

Вошел тотчас он в мутное, лишенное оград, пространство.

Вот, все участки эти, населенные людьми, остались позади;

Он шел между далеких берегов слабеющего перед ночью вечера.

Вокруг него взрастали изможденная духовная незавершенность,

535. Грозная пустошь, губительное одиночество,

Что разум делали незащищенным от нападения незримого,

Пустой страницей, на которой каждый, кто хотел, мог начертать

Застывшие ужасные послания без всякого контроля.

Как пятнышко, блуждающее по ведущим вниз дорогам Сумрака,

540. Среди полей пустынных и хижин, и разбросанных лачуг,

Немногочисленных кривых и призрачных деревьев

Он ощутил сознательную пустоту и чувство смерти.

Но всё ещё невидимой была там Жизнь враждебная,

Чье равновесие, похожее на смерть, сопротивляясь истине и свету,

545. Живое сделало унылой брешью в пустом ничто.

Здесь он услышал ужасающие голоса, что отреклись от жизни;

Подвергшийся атаке мыслей, которые кишели призрачными ордами,

Жертвой кричащих ярких фантомов тьмы

И подступающего со смертельной пастью страха,

550. Ведомый странной волей всё время вниз и вниз

И небом над посланьем роковой Судьбы,

Он приложил усилия, чтоб защитить свой дух от безысходности,

Но ощутил лишь ужас растущей Ночи

И Бездну, растущую пред ним, чтоб заявить права на его душу.

555. Затем жилища тех созданий и разных видов их закончились,

И одиночество окутало его своими кольцами беззвучными.

Внезапно всё пропало, как будто стерли мысль;

Дух Ашвапати стал незанятою слушающей бездной,

Лишенной даже умершей иллюзии окружья:

560. Не стало ничего, ни даже лика зла.

Он был наедине с серым питоном Ночи.

Невыразимое Ничто – немое, но сознательное, плотное,

Которое живым казалось, но не имело памяти и тела, -

Страстно желало уничтожить существо его,

565. Чтобы оно могло навечно оставаться нагим и одиноким.

Как будто попав в неосязаемые челюсти аморфной твари,

Всё существо его, охваченное чем-то вязким и уродливым, и вожделеющим,

Притянутое к какой-то черной, гигантской пасти,

Глотающему зеву, брюху судьбы гигантскому,

570. Из собственного восприятия исчезло и было перемещено

В глубины, которые желали страстно этого падения.

Бесформенная пустота сдавила мозг сопротивляющийся,

А плоть была парализована холодной и жестокой тьмой,

От мрачных, нашептанных внушений заледенело сердце;

575. Змеиной силой вытащенная из теплого жилья,

Влекомая к исчезновению в холодной пустоте,

Жизнь пуповиной нервного дыхания вцепилась в свое место;

Мрачный язык затаскивал в пасть тело Ашвапати.

Зажатое существование напряглось, чтоб выжить;

580. Убитая надежда исчезла в его душе пустой,

Умерло всё, что помогает духу на его пути -

И вера, и уничтоженная память.

Сквозь каждый ноющий и возбужденный нерв,

Оставив за собой мучительный дрожащий след,

585. Прокрался безымянный невыразимый страх.

Как подступает море к жертве, связанной и неподвижной,

Так точно подступала к Ашвапати безжалостная вечность

Нечеловеческой, невыносимой боли:

Об этом приближеньи просигналил его всегда безмолвный разум.

590. Он должен это вытерпеть, хоть отдалилась на небеса надежда;

Он должен существовать всегда без угасания в покое мертвом,

В страдающем неспешно Времени в терзаемом Пространстве,

В мучительном ничто вечного состояния его.

Безжизненная пустота была сейчас его питающею грудью,

595. А там, где некогда была сверкающая мысль,

Остались лишь неспособность ощутить и веру, и надежду,

Похожая на бледный, неподвижный призрак,

И страшное признание того, что ныне душа повержена -

Она еще бессмертна, но потеряла и божественность свою,

600. И «Я», и Бога, и те прикосновение миров, которые счастливей этого.

Но он всё претерпел, утихомирил напрасный ужас и вынес

Все удушающие кольца страдания и страха;

Затем вернулось и спокойствие, и полновластный взгляд души.

Пустому ужасу ответил спокойный Свет:

605. В нём Божество проснулось могучее, безмолвное,

Неумирающее, непреложное и не рожденное

И встретило лицом к лицу боль и опасность мира Природы этой.

Мельком взглянув на них, он подчинил себе все эти отголоски

И встретил обнаженным духом сей неприкрытый Ад.

Конец Песни седьмой

Песнь восьмая

МИР ЛЖИ, МАТЬ ЗЛА И СЫНОВЬЯ ТЬМЫ

Тогда увидел Ашвапати скрытое сердце Ночи:

Работа подсознания окостеневшего Её

Явила нескончаемую страшную Бессмысленность.

Здесь было Бесконечье, содержания лишенное, бездушное;

5. Природа, отрицающая Истину,

С хвастливой и поверхностной свободой мысли

Хотела в этом мире отменить власть Бога и царствовать одна.

Здесь не было ни Гостя божьего, ни Света души-свидетеля;

Природа создала собственный унылый мир беспомощным.

10. Её большие, но незрячие глаза присматривали за делами демонов,

Её глухие уши слушали неправду, которую произносили её немые губы;

Её огромное и ложное воображение вбирало образы обширные,

При этом глупая её чувствительность дрожала от жестокого тщеславия;

Животный принцип жизни внедряя здесь,

15. Зло и страдание чудовищную душу породили.

Бунтовщики бесформенных глубин, родившиеся здесь,

И титанические сущности, и демонические силы,

Все эго мира, терзаемые мыслью, страстной волей, вожделением,

Широкие умы и жизни, не имеющие духа внутри себя -

20. Все эти архитекторы жилища заблуждения,