На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя

Николай любил свой У2. Это была самая послушная из всех машин такого класса. Уже появились опытные самолеты тяжелых бомбардировщиков, полностью из алюминия, с большой, застекленной кабиной, с экипажем от четырех до одиннадцати человек. Это была тихая мечта Коли, летать штурманом на таком гиганте. Ночами Коля представлял себя сидящем в кресле штурмана во время боевого полета, прокладывающего дорогу своему самолету и как следствие затем происходит бомбометание на головы злющего врага. Но до этого был еще целый год учебы и муштры.

В Германии тем временем к власти пришел А. Гитлер. Начиналась новая эра в мировых отношениях. В училище стали появляться немецкие курсанты летчики, которых наши преподаватели обучали мастерству. Знакомиться с ними было строго запрещено, но немцы сами лезли к нам в глаза. Один раз мы играли с ними в футбол, зимой на расчищенном от снега стадионе. Команда гостей явно выглядела на много сильнее своей сыгранностью, да и одеты они были в теплые спортивные костюмы и настоящие бутсы. Капитаном команды был сын какого-то барона хорошо говорившем на нашем языке. Во время игры он обменялся рукопожатием с Николаем и представился: «Ганс Кнюппель», Коля назвал свое имя и фамилию. «Надеюсь мы подружимся, Колья» сказал Ганс и побежал в центр поля. Замерзшие, но веселые после проигрыша хорошо играющим немцам, мы возвращались в казарму училища, когда впервые столкнулись с маленьким винтиком карательной советской машины, капитаном НКВД Громовым. «Как игра?» – ласково заигрывающим голосом спросил он. «Продули сегодня, но следующий раз мы им покажем, товарищ капитан» отчитался за всех, без команды влезший куда ему не надо было, Семен. «Товарищ капитан, разрешите доложить, группа курсантов летного училища возвратилась в расположение училища в полном составе после тренировочного матча по футболу с командой курсантов с Германии» – доложил по уставу только без отдания чести, так как были одеты все в трико, Николай, как командир. «Что, сержант, не повезло сегодня? хорошо видать играют супостаты» и дружески заулыбался. Не поняв значение слова супостаты, Николай решил, что лучше промолчать. «Ладно, другой раз то, когда?» прищурив глаз, как будто от табачного дыма, спросил Громов. «Договоров не было» ответил сержант. Поняв, что его выкрутасы тут не пройдут, капитан четко отдал команду: «Внимание, форма одежды армейская, пока я дойду до Ленинской комнаты все стоят в ней и ждут, бегоммммм ммаршшш». Группа курсантов рванула в расположение и как по тревоге стала переодеваться в форму. Дежурный по роте стоял у двери и ждал капитана с докладом. «Смирно! Товарищ капитан взвод по вашей команде построен, дежурный по роте младший сержант.» Но фамилию уже никто не расслышал, так как Громов вошел в Красный уголок казармы. Не давая команды сесть, он уселся на стул за столом, застеленным красным толстым сукном и внимательно стал разглядывать лица курсантов. Все молчали, только желваки на молодых, еще не бритых лицах курсантов немного подрагивали то ли от злости, то ли от усталости. «Так все же проиграли.» не то спросил, не то констатировал этот факт, капитан. Скажите мне кто ни будь, зачем позорить наше великое государство своей неумелой игрой?». И тут произошел взрыв: «Зачем так говоришь? Почему так говоришь? Разве товарищ Ленин не говорил на весь мир учиться, учиться и еще раз Учиться. Разве товарищ наш вождь и учитель Сталин не признавал ошибок и не говорил, что всему надо правильно учиться. Почему говоришь не как партия учит? я сегодня напишу своему дяде Резо, чему ты меня и всех тут учишь», замолчал Вано так же мгновенно, как и взорвался. Не знавший до этого ни каких отказов и отговорок, а тут попавший в настоящий оборот, да еще с угрозой политического плана, Громов опешил. «Кто Вам, курсант, давал право голоса?» взяв себя в руки, спросил капитан. «Сержант, слабая подготовка курсантов по уставу» – обратился он к Николаю. «Есть, слабая подготовка» ответил сержант, не сводя взгляда с глаз капитана. «Всем идти в расположение и заниматься своими делами, а Вы, сержант, задержитесь пожалуйста на несколько минут». Взвод вышел, закрыв за собой дверь Ленинской комнаты. «Ладно проехали», как бы замиряясь сказал капитан «ты мне ответь, кому это в голову пришло не выполнять приказ о сближении наших курсантов с немчурой»? «На сколько мне известно, они, то есть германцы, обратились с просьбой к руководству училища на разрешение устроить товарищеские матчи по футболу в зимнее время с русскими курсантами. Вот мы, по просьбе начальника курса и заместителя по политике, парторга курса и сыграли первый раз, но ведь мы же не сыгранные пока» ответил сержант, делая вид дурака, что не понял смысла вопроса. «А что это еще за чудо Грузии?» и Николай понял, что Вано его зацепил. «Да грузин как грузин» и рассказал все о посылках и приюте, куда парень носил свои передачи. «А что это за Резо?» специально поменяв кто на что спросил Громов, все же считая себя выше по положению. «Я так понял какой-то большой партийный работник» сказал Николай. Сделав еще несколько замечаний, Громов ушел, но Коля понял, этот человек зло помнит. Первое зимнее занятие по управлению самолетом, сколько все ждали этих полетных дней. Тихая, как на заказ, совершенно безветренная погода, яркое, зимнее солнце на чистом, голубом небе. Такое ощущение, что сам Всевышний сегодня будет следить за полетами. У всех отличное настроение, даже Василий Пуляк, как зеркала начистил свои скороходные лыжи. Все построились в летных костюмах на аэродроме. Вызывали по двое, сегодня первые парные взлеты и посадки. Николай взлетает в паре с Васей Пуляком, Моисей Зацепфлер в паре с Николаем Кожемякой, Вано Шенгелия как-то странно сошелся и теперь летел в паре с Семеном Ивановым. Два новеньких У2 с инструкторами в задних кабинах, стояли в начале большого, почищенного трактором и солдатскими лопатами, поля и ждали команды «От винта!!!» что бы взметнуться в эту голубую, пьянящую и манящую высь. «Первая пара к машинам.» – скомандовал начальник полетов и первая пара Зацепфлер, и Кожемякин устремились к передним кабинам своих серо—зеленых ласточек. Механики сняли с пропеллеров защитные чехлы и стояли в ожидании команды. Радио тогда в самолетах еще не было и команды подавались флажками с башни управления полетами. Поднялись два флажка, это команда «От винта» и оба мотора чхнув для приличия, дружно заработали. Еще два флажка и обе машины рванули по расчищенной полосе, «Вот и отрыв» про себя подумал Коля, оба самолета плавно оторвались и взмыли в высь. Отрабатывали развороты перед заходом на посадку и затем саму посадку. Как красиво наблюдать как это выполняют твои товарищи, и не вооруженным взглядом видны любые ошибки в пилотировании, но в этом и есть наука побеждать в учении. Прошло 15ть минут полетного времени и вышли флажки на посадку. Самолеты так же парой, плавно приземлились и прокатившись какое-то расстояние, стали, заглушив моторы. С кабины вылезли курсанты и помогли механикам развернуть крылатые машины для нового полета. Первая пара бегом бежала на доклад к начальнику полетами. Затем так же бегом они подлетели к строю курсантов. «Нет кто ни будь из всего видел так как летает первый еврей в этом командировке? Или зачем Вас тут всю масть строиться попросили сегодня»? «Или я чего-то не тому показал в полете над Вами? Все видели, как я махал Вам рукой и плакал, что умею-таки уже летать и еще больше вас учиться буду», тараторил не умолкая Моня, совершенно не обращая внимания на руководство. «Так бывает в первый самостоятельный» только и сказал, заулыбавшись, начальник полетов. «И мне очень понравилось» сдержанно и четко сказал Николай Кожемяка, еще раз подтвердив свою молчаливость.

Второй парой были Вася Пуляк и Николай Стрельников. По числу налетов Николай мог уже летать и без инструктора, но все осталось как есть, не станем забегать в перед батьки. Подбежав к своему самолету и поздоровавшись с механиком и инструктором, Коля влез в кабинку пилота, правильно уложил под себя парашют, пристегнулся ремнем и сев закрыл маленькую дверцу кабины, стал наблюдать за башней. Но флажков никаких долго не было, и парень стал волноваться, затем повернувшись назад увидел смеющегося инструктора, который указывал на второй самолет. У Васи с большим трудом и с помощью инструктора уместились в небольшой кабине его сапоги—ласты. Флажки появились на вышке и Коля, стараясь боковым зрением наблюдать, как учили за напарником, плавно стал добавлять газ. Оба самолета взлетели вверх. 15ть минут это одно мгновение для жадного пилота, уже дали команду на посадку и Коля даже заплакал от обиды, но на земле ждали еще больше десяти пар курсантов и сержант плавно посадил свою машину на поле. Немного покачал машину Вася при посадке, но это и есть учеба. Доложив о полете, молодые люди подбежали к строю своих товарищей. Объявили следующую двойку и Вано Шенгелия, и Сеня Иванов побежали к самолетам. Следующий раз будет через десять дней. Полеты три раза в месяц. Немного не совсем ровно пробежались самолеты и практически вместе оторвались от земли. Даже не опытному глазу было видно, что пилоты очень старались держаться в небе парой. И хорошая посадка. Концертное представление началось сразу же после того, как Вано выскочил с кабинки У2 и продолжал полет по земле широко расставив свои руки. «Товарищ младший сержант, так он же танцует свое АССА» – не скрывая эмоции проговорил Сеня, обращаясь к Николаю. Точно, Вано часто—часто перебирал ногами и менял расположение своих рук по сторонам. «Вах, вах, вах, ты видель это?, грузин летал, как горный орель, даже лучше орла, ты видель?» при этом он ставил мягкий знак после Л , и не совсем понятно к кому был направлен его важный в мире вопрос. «Вечером напишу тете Манане, пусть радуется и пришлет мандарин». «А что такое мандарин?» спросил Вася, заглядывая в глаза сержанта, вроде бы ища не ответа, а понятия, знает ли сам сержант, что это такое. «Отделение младшего сержанта Стрельникова учебные полеты закончило.» – доложил Николай, подошедшему на танец, начальнику полетами. «Что за танцы на занятиях?» строго спросил начальник, «здесь, что танцевальная площадка?». Отделение стояло, вытянувшись перед майором по стойке Смирно и молчало, только глаза грузина продолжали выражать не просто радость, а победу всего грузинского народа над непонятной и не изученной пока еще, техникой. «Молодцом! Все отлетали на хорошо, хотя пока и есть маленькие ошибки, но ничего, теперь Вы их быстро отшлифуете. Можете вести отделение в расположение, сержант Стрельников» сказал начальник и развернувшись пошел обратно на КП к вышке, так как полеты еще не закончились. Николай построил своих подчиненных и повел в расположение. «Вано, дорогой, а что такое этот мандарин?» не унимался Василий. «Это надо поесть, а потом говорить об этом, он такой оранжевый, в шкурке, а в середине только сладкий сок». «Я не пойму, а на что он вкусом похож? на клубнику? землянику? клюкву? Или голубику?» и Вася перечислил все, что растет в его Белоруссии. «Нет, дорогой Васса, это как все что ты только что назвал, вкус вместе взятых». Оставшуюся часть пути шли молча и каждый думал, что же это за вкус такой в этом мандарине.

На день Красной Армии для Вано пришла очередная посылка. К тому времени отделение заметно сдружилось и проводили все свободное время вместе. Посылку пошли получать вдвоем с Василием. Когда курсанты пришли с почты в училище, все отделение сидело на иголках с вопросом «Пришел ли мандарин?». Вано взял нож и стал открывать фанерную крышку посылки поддевая и вытаскивая гвоздики с ящика. С посылки шел сладко—тяжелый ароматный запах. Открыли ящик и под грузинской газетой лежали круглые, оранжево—зеленоватые, величиной с большое куриное яйцо, долгожданно – непонятные фрукты. Вано высыпал весь ящик на кровать и посчитал, было 50т штук. Всем досталось по 4тыре мандарина, остальные 26ть распределили раздать детям руководства училища. Вася, впервые держал в руках, как и все его остальные товарищи, настоящий мандарин, о существовании которого даже и не слышал. Все, глядя на Вано, стали чистить свой фрукт, аккуратно снимая корочку, ломая на дольки и клали себе в рот. Что это было! Спокойно к мандарину отнесся лишь один Одессит Моня Зацепфлер: «Ви знаете, что есть ни тольки мандарин, але и апельсин, тольки вон правда чуток да по крупнее буде, а еще я Вам должон сказать, что есть и такая фрукта, как лимон, так-то вообще погибель, оно кислый як недоспелая Антоновка писля дождя, его тольки до чая и можна кушать, Вано скажи, что Моня говорит брехню и я пойду и утоплюся в уборной» закончил он свое выступление. Вано улыбался, ему стало интересно, как это можно там утопиться, там же дырочки маленькие, но объявлять не стал и подтвердил все, что только что рассказал Моня. «Ну лимон и я раз пробовал, правда очень кислый, а вот с солью под коньяк еще и как хорош» – неожиданно для себя самого выдал Николай. «Не уразумел я тута чево то, так ты, командир и коньяку уже пробывал?» не унимался Моня. «Да, Моисей, было один раз дело», но рассказывать не стал потому, что могли подумать, что он случайный в училище или того больше по блату. «А я тикы брагу все життя и пыв» сказал Вася, ошкуривая второй мандарин. «у нас вода дуже погано пахне болотою и дають ее тольки скотине, да и то, когда два дни постоить».

На торжественном вечере, посвященном 17й годовщине образования Красной Армии Заместителю командира 1го взвода и командиру 1го отделения, курсантов пилотов—штурманов Николаю Стрельникову вручили погоны сержанта за высокие показатели в учебе и воспитании подчиненных. Во время вручения, после рукопожатия начальника курса и отдания воинской чести, Николай уловил насмешливый взгляд в свой адрес со стороны капитана НКВД Громова. Коля понял, что он попал на крючок.

Пришла весна и опять распутица, опять полеты были отменены на не определенное время и курсанты в основном занимались в спортивном зале самоподготовкой. К этому времени уже все курсанты выполнили первый 10ти часовой налет по времени. На занятиях появилась новая тема – бомбометание и начали выпускать новый советский тяжелый бомбардировщик ТБ-3, который на схемах уже пришел в училище. Там уже четко было прописано место штурмана в кабине с пилотом.

В стране в это время шла большая коллективизация, появилась злая шутка, за которую многие уже пострадали: «Колхоз – дело добровольное, не хочешь попробуй не вступи.» Шли эшелоны за эшелонами раскулаченных крестьян вместе с семьями на север нашей страны. Курсанты узнавали это со скудных писем отца Семена машиниста паровоза Семена Семеновича Иванова. Письма приходили очень редко, но со всей страны, то с Омска, то с Урала, а то и с Забайкалья, где выдавалась минутка написать любимому сыну весточку. В газетах писали о саботажах этими людьми программы партии о полной коллективизации страны советов, о каких-то Троцкистских движениях, о размахах строек в нашей огромной стране победившего социализма. В политику мы только играли на полит занятиях, которые проводились два раза в неделю парторгом училища и одним назначенным из числа курсантов. Мы в этот день серьезно переворачивали целые кипы газет, что бы правильно отразить нашу действительность во время рассказа и можно было бы ответить на поставленные с аудитории вопросы. Полит занятия проходили бурно, мы осуждали всех наших внешних и внутренних врагов и не понимали, почему фашизм шествует по Европе, а с нами учат их пилотов? но такие вопросы не звучали. На такие занятия стал практически регулярно захаживать капитан НКВД Громов, который только молча сидел где-то в конце аудитории и что-то записывал в свою коричневую тетрадку в переплете красными нитками. К концу учебного года немецких курсантов вывезли, а нам объявили кто и где будет проходить практику в течении полгода, потом гос экзамены и первый выпуск лейтенантов. Отделение сержанта Николая Стрельникова в полном составе попало в недавно сформированную летную часть 243го авиаполка под городом Орел. Часть проходила период перевооружения и сюда поставлялись новенькие тяжелые бомбардировщики ТБ-3.

«Вы только посмотрите, сколько больших и новых самолетов стоит на летном поле, товарищи Вы мои дорогие!!!» не скрывая эмоций радостно вопил Семен. «Всем достанется, наши места в каждом самолете есть!! Мы первые штурманы Советской авиации!» не унимался Сеня. На летном поле, прикрытые брезентом и маскировочными сетями, стояло десяток новеньких самолетов, которые видели только на рисунках и схемах. Теперь эти серо—зеленые гиганты можно было даже потрогать, погладить шершавые шасси, заглянуть в пулеметную кабинку стрелка и оценить мощь, нашу мощь, всей непобедимой от тайги до британских морей, Красной Армии. Командовал полком комбриг Севаш Радмирович Пташинский польский еврей, отличившийся в годы гражданской войны своими бомбардировками беляков в знаменитой Чапаевской дивизии. Командование Красной Армии выделило Чапаеву несколько бипланов для ведения разведки и доставки почты, а Пташинский придумал устройства, с помощью которых подвешивал по две бомбы и во время атаки беляков, бомбил их ряды, тем самым наводя ужас на в основном крестьянскую армию. Теперь вот ему, практически самому первому и выделило правительство и новые самолеты и первых штурманов к ним. Осталось только укомплектовать самолеты летчиками и стрелками.

«Внимание! Становись! Смирно!» подал команду своему отделению Николай. «Товарищ комбриг, отделение курсантов штурманов с Харьковского авиационного училища прибыло для прохождения практики и построено, командир отделения сержант Стрельников» – четко доложил подошедшему комбригу, Николай. Севаш Радмирович отдал честь строю курсантов и за руку, как со старым знакомым поздоровался с сержантом. Ему сразу приглянулся этот серьезный молодой человек и еще ему сразу приглянулся Моня Зацепфлер – ведь он то свой. «Что, молодцы, полетаем?» – прищурив глаз и покручивая чапаевские усы, спросил начальник. Строй заволновался, но после резкого окрика сержанта, опять замер по команде смирно. Это опять понравилось комбригу, он уже понял, что перед ним не группа не известных бойцов, а воинское подразделение, четко выполняющее команды командиров. «Сегодня, сержант, разрешаю всему отделению выходной день, то есть помойтесь в бане с дороги, поселитесь в общежитии ком состава, поставьте всех на полное летное довольствие включая заработанную плату по штатному расписанию штурмана, пойдите хорошо покушайте, а то и в самолет не влезете от слабости, познакомьтесь с летчиками, а завтра распределим всех по машинам. Если вопросов нет, а их и не должно возникать, всем разойтись» и отдав честь строю модно крутнулся с прищелком на своих хромовых, блестящих как зеркало, сапогах удалился по своим делам. «Не совсем я уразумел пока что этого фигуру, парни» пробурчал Моня. «Он уроде бы и нашенский, и какой-то гордый» попробовал крутнуться с прищелком Моня на своих брезентовых, «Ну да лады, зразу не поймешь ведь» и построившись все пошли в общежитие искать коменданта.

Офицерское гарнизонное общежитие было одноэтажным старым зданием, но с удобствами внутри. Некоторые вновь прибывшие впервые в жизни увидели ванну и душ в помещении, а также теплый туалет, обложенный тонким камнем до середины, а выше окрашенный в голубую краску. Кабинет и каптерка находились в конце коридора по которому насчитали 26ть комнат. Комендантом оказался седой мужчина с четырьмя треугольниками в голубых петлицах. Старшина. Это слово в обычной армии наводит страх на молодых и не опытных солдат, но здесь видно все было по-другому. Солдатская казарма стояла чуть дальше в начале плаца и по-видимому он туда не касался. «Аааа, прибыли летчики налетчики, штурманы пилоты, никакой от вас работы» пропел седой и улыбнулся. «Сержант иди-ка сюда и садись за список, я выдаю, ты пишешь, понял?», «так точно» – по уставу ответил Коля. «Да ты не точнай, тут тебе не армия, ты же почти офицер». – и дружески похлопал сержанта по плечу, «Меня зовут просто Гаврилович, можно без имени, я его и сам уже не помню» продолжал улыбаться во весь белый от красивых и здоровых зубов рот, старшина. В течении часа все получили все положенное и поселились в комнату на шесть мест, специально приготовленную к их приезду в часть. В комнате стояло два шифоньера для одежды и три двухэтажные кровати с тремя тумбочками для собственных нужд. У окна стол и два табурета. Рядом с дверью полка для обуви. Николай выбрал себе нижнюю у окна кровать на правах командира, а остальные разыграл на спичках, чтобы без обид. По иронии судьбы, Вася занял верхнюю над сержантом койку. Баня была общей и топили ее солдаты дровами. Напарившись и вымывши всю двухдневную дорожную пыль и пот, команда отправилась в столовую. Обед у солдат давно прошел, а офицеры шли кушать по своему расписанию. У многих были полеты, кто-то обслуживал это мероприятие и так далее. За столом садилось четыре человека и что бы не мешать сели за два стола по три. Официантка, довольно привлекательная блондинка, принесла меню, как в ресторане и предложила закуски. Все заказали комплексный обед. Обедище!!! На столе появилась супница с разводягой внутри. Насыпают тут каждый себе сам сколько надо. На первое была уха с большими кусками рыбы, наваристая, пахнущая зеленью и очень вкусная. На второе подали жаркое и салат с кабачков с помидорами, на третье компот с булками и по шоколадке, и по 100 грамм сухого вина. Курсанты переглянулись, ища подвоха в этом, но все за столами кушали и пили, и никто не обращал на них внимания. Офицеров летунов было много. Ребята поглядели на своего сержанта, подняли стаканы и Вано произнес: «Пуст этот красывый город с такым же названием Орел поможет и нам стать орламы авыации. Ура!» и выпил. Все дружно выпили за ним. С уютной столовой не охота было и выходить, курсанты смотрели на девушек из обслуживания и о чем-то просто мечтали. Это была их юность.

После такого, давно забытого на вкус, обеда все пошли в канцелярию становиться на полный учет. В штабе стоял часовой на «тумбочке», который поинтересовался куда мы идем. Сержант доложил солдату все по форме и он, указав нам дорогу, стал заполнять свою книгу прибывших. В канцелярии сидела девушка. Нельзя было сказать, что она красавица, ее портили ее веснушки на чуть курносом лице, ее черные как смола, курчавые волосы, были туго собраны в дульку на голове, но глаза! ее глаза были такими глубокими и такими не естественно голубыми, что нельзя было без боли в них глядеть. Взгляды Николая и девушки на мгновение встретились, и сержант стал краснеть, по всему телу пробежала не большая дрожь, он потерял дар речи. «Здравствуйте товарищи курсанты» – как-то совсем по-домашнему, ласково, произнесла девушка за стойкой. «Вы из Харькова к нам прибыли? Никогда не была в столице Украины, а так хочу поехать. Вообще я люблю поездки по местам, где еще не была.» проговорила девушка, доставая карточки учета и журнал к ним. «Я Вам сейчас раздам учетные карточки, а Вы их аккуратно заполните пожалуйста» и она во второй раз взглянула на Николая, но уже как-то оценивающе. Сержант взял у девушки бумаги и раздавая между курсантами тихо спросил, при этом опустив глаза: «Скажите пожалуйста, а к Вам как можно обращаться?». «Мое имя Роза» – опять чуть смутившись ответила девушка, «Вах, вах, вах, самое красывое ымя у тебя, красавица» начал было Вано свою грузинскую песню, но уловив на себе резкий взгляд сержанта тут же принялся сопеть, заполняя формуляр. «Роза имя не совсем русское» вставил свои пять копеек в разговор Моисей, «Вот у нас в Одессе», но то же осекся, не рассказав, что же там у них в его Одессе, так же почувствовав на себе холодный взгляд командира. «И что там у Вас в Одессе, молодой человек?» не поднимая головы от заполняемого журнала, поддержала разговор Роза. «Да так потом как ни будь расскажу» пообещал Моня.

Ставка штурмана оказалась довольно высокой и даже с учетом вычетов за питание и проживание, сумма остатка ох как приличная. Коля сразу вспомнил все свои случайные заработки в голодные годы, и профессия ему еще больше стала нравиться, хотя все еще было впереди. Питание было конечно дороговатым, готовить на дому было бы дешевле в разы, но об этом никто не думал, потому что не надо было думать иди и кушай что хочешь, а бухгалтер сам высчитает из заработка все. Вино входило в питание, но деньги за положенные летные 100грамм не высчитывали, а вот если хочешь еще выпить надо было брать разрешение и плати за свои. Получив денежные и продовольственные аттестаты, курсанты сдали все в бухгалтерию и пошли на склад получать летную форму. За тем, переодевшись в трико, отправились на спортивный городок части где сразу отличился наш Конник – Коля Кожемяко.

На спортивном городке было довольно много народа, сюда ходили офицеры, поддерживать свою летную форму, сюда водили солдат на положенные занятия спортом, тут были и дети офицеров и просто солдаты, не заступившие в наряды. На длинном турнике работали одновременно до 20ти человек. Уже не молодой капитан с шикарными, даже лучше, чем у комбрига, усами, легко делал выход силой и подъем переворотом. Конник повис рядом и стал просто четко дублировать его упражнения. Заметив это, капитан усложнил свои упражнения, он стал отжиматься задним жимом, то есть спиной к трубе и опускался до пояса и подтягивался опять и все это, не ступая на землю. Кожемяка четко стал дублировать и это упражнение, которое в части, как потом стало известно, никто кроме этого капитана не делал. Капитан еще усложнил упражнение и выполнил солнышко с со скоком, Конник не стал себя долго просить и стал просто крутить солнышко без со скока, пока не надоест и крутанул его с десяток раз подряд. Капитан понял, что проиграл, подошел к спрыгнувшему Николаю, протянул руку и представился: «Заместитель командира бригады по политике и воспитательной работе с личным составом капитан Стадник Алексей Иванович». «Курсант Кожемяко товарищ капитан» – четко отчеканил Николай. «Да не переживай ты так, как тебя зовут? мы же не на службе, и не курсанты Вы уже, а проходящие практику летчики—штурманы первого выпуска». Стадник убрал руку от смутившегося парня: «Ладно привыкай, завтра распределение заберу тебя к себе в машину» и похлопав парня по плечу спокойно зашагал в своем направлении. На это представление смотрели больше полусотни глаз. «Да, парень, нашему Стаднику ох как тяжело понравиться, но, по-моему, ты его срубил если он сам такое сказал» тихо, почти на ухо Кожемяке проговорил смотревший соревнование, старший лейтенант в кителе без поясного ремня и с орденом Красного Знамени на левой груди. «Я ни колы таке не навчуся делати» высказался Василий Пуляк, «А як бы тяби сказав бы хтося, що или смогешь так крутить, или лети те к себе у Беларуси и там пей свою брагу и закушувай ее клубничкою» не удержался от возможности подколоть друга, Мойша. «Тоди бы смог?». «Не, а не смог бы и тотьти» не обратив на сарказм друга никакого внимания, ответил Вася. «Вах, вах, вах, а я буду долго делать так, как Кооля и буду делати» очень серьезно сказал свое слово грузин. Немного позанимавшись группа отправилась в общежитие отдохнуть перед ужином. Николай все это время думал о Розе. Первый раз в жизни он почувствовал какое-то влечение к противоположному полу или проще сказать его к ней тянуло. Сержант вспоминал конопатый и от того еще больше красивый носик, чуть приподнятый и очень смешной, ее голос, Коля, никогда не слышавший голоса мамы, был уверен, что таким он и должен был быть. И самое главное ее голубые глаза, голубые, как небесная даль, в которую молодой летчик был без умно влюблен. В общежитии все пошли в комнату, а Николай подошел к старшине и немного помолчав, спросил: «Гаврилович, скажите пожалуйста, а кто эта девушка в канцелярии, Роза?». «Хм…. Что Розочка наша понравилась?» очень серьезно спросил старшина, глядя прямо в глаза Николаю, вижу, вижу, что да, это нормально, она у нас в части одна такая.» «Какая такая?» еще тише спросил парень. «Хм… да красавица она у нас, вот я и говорю» отмахнулся старшина. «Гаврилович, Вы не ответили на мой вопрос», «Придет время сам и ответишь на него» хмыкнул без обиды старшина и ушел в глубь каптерки, давая понять, что разговор закончен. Не получив ответа, но еще больше закрутив интригу, Коля прилег на свою кровать и стал думать. Над головой храпел Вася, просунув свои ласты в промежутки между прутьями кровати. Рядом лежал Семен с редкой фамилией Иванов и писал ответ на письмо отца. В это время он не любил вопросов и психовал, если его сбивали с мыслей. Моня с Вано резались в шашки игра называлась в Чапаева, и от хохота не поймешь кто выиграл, а кто наоборот. Коля Кожемяко лежал на спине, на своей второй полке кровати и о чем-то думал. Но приключения на первый день еще не закончились. Неожиданно, без стука открылась входная дверь и вошел сам комбриг Пташинский Севаш Радмирович. Все кроме Васи, вскочили со своих мест и построились. Наступила тишина, если не считать Васиного храпа. «Кто из Вас Кожемяко?» жестко спросил начальник. Все замерли. «Я Кожемяко» ответил Коля, «Твого батьку как кличать не Станислав Кузьмич?» «Так точно, а что с ним, что-то случилось?» заволновался Конник. «А меня ты не помнишь совсем? А Розку мою? Вы же в детстве вместе играли в тачанке, помнишь?». «Ваших мамок одним снарядом тогда накрыло, и мы с твоим батькой мытарились с вами по частям, ох и рубака твой татко скажу я тебе прямо, а вот теперь и сынок его у меня служит, честно скажу хотел я Моню взять в экипаж, но он меня простит возьму только тебя к себе штурманом, да сядьте Вы мы же не на службе, привыкайте, Вы же офицеры без пяти минут, а у летчиков, как и у кавалеристов есть свое братство, в которое Вам и придется скоро вступить.» «Так Роза – это Ваша дочь?» выдавил из себя сержант, «Да да наша, а чья же еще, ха ха ха» засмеялся Пташинский. «Добро еще увидимся, я пошел» и он так же быстро, как и пришел, исчез за дверью. Это был крутой поворот вернее пике. Ухаживать за дочерью командира строевой части???