Полная версия:
На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя
Санитарка, к которой никто и никогда по-человечески не обращался, немного опешила, но молча вышла. Сделав свое дело, парень вышел и сказал спасибо. И пока парень шел по коридору в палату она стояла и смотрела ему в след. Ей было больно и приятно.
В палате все улеглись, гроза действительно начиналась и где-то очень далеко уже слышались раскаты грома. Егор разделся и лег под одеяло. То, что он услышал сегодня ночью запомнилось парню на всю его жизнь. Слушая длинный, длинною в целую эпоху, рассказ старого военного, Егор еще не знал, что судьбы этого человека и его самого странным образом будут переплетаться всю жизнь дальше. Начавшаяся гроза и ливень только дополняли рассказ своими раскатами, как будто бы за окном не 80й год, а конец 30х начало 40вых военных лет, как будто тот последний бой еще не окончен.
Глава 1: Исповедь.
Большая семья староверов таежников испокон веку проживала в верховьях реки Тобол, та что впадает в Иртыш, а затем в могучую Обь, на перекрестке Оренбургской и Тобольской губерний и Акмолинской области его Государя Императора Великой матушки Руси. Жили, как и все их предки, заготовкой пушнины, сбором даров тайги, поставкой мяса на лесозаготовки и всякой мелочью. Не гнушались и мытью золотишка, за что один – Василий Васильевич самый старший из сыновей этого большого рода, даже сидел в царских острогах. Фамилия семьи была под стать профессии – Стрельниковы. Семья Николая Васильевича, самого младшего из братьев, с недавнего времени, взявшего себе в жены молодуху по имени Фекла, жили отдельно от большой семьи на заимке купца и промышленника немца по национальности, барона Кнюпа Петра Яковлевича, знаменитого своим распутством и бражничеством. Со временем барон превратилось в русский барин, да и имя с отчеством были выправлены на российские. Барин любил все красивое, редкое и дорогое и поэтому денег на свое благополучие не жалел. Заимку строили по его личному прожекту и под постоянным контролем несколько лет, но и получилось надо отдать должное, на славу. Усадьба находилась за 10ть верст в густой тайге на крутом берегу чистой и холодной речушки под смешным названием Сопливка. Почему никто до подлинности и не знал, то ли по тому, что холодная, то ли по тому, что берега были сильно уж скользкими, но в ней водилась форель. Первое, что сделали это выкопали приличную и глубокую заводь и направили туда всю речку, затем соорудили запруду с водопадом и привезли из-за границы свою мини электрическую подстанцию с рекордными, на то время, двумя киловаттами выхода. Сам дом деревянный, двухэтажный на двенадцать комнат, восемь спален на втором этаже и две комнаты с отдельным входом для управляющего на первом. Еще две большие комнаты на первом были оборудованы русскими печами и там были установлены столы и стулья для застолий, а также маленькая сцена в одной для артистов. В огромном дворе размещалась баня парилка с бассейном, в который по деревянным трубам ручного изготовления, подавалась вода прямо с реки, домик для прислуги из шести комнат, большая конюшня, небольшая, но выполненная по всем правилам кузница, сараи и амбар, курятник и уточник, вольер для собак. Все это добро было огорожено трехметровым забором частоколом, как небольшая крепость в тайге. Вот сюда в качестве управляющего, самим барином и был приглашен Николай Васильевич. Господин Кнюп хоть и тратил свои деньги с широтой, но также мог их и считать. Как-то ему к очередному большому застолью захотелось лосятины и не просто, а молоденького лосенка на шашлык гостям с Петербурга. Заказ был выдан старому Стрельникову. Отец послал Николая в тайгу за заказом и тот его выполнил, да еще и как? Он припер живого подростка килограмм на 80 живого веса. Присутствующие были в восторге, так, как и охота получилась и свежатина. Отец сказал взять за лосенка 18ть рублей только ему известной цены. Барин тут же отвалил Екатерининскую четвертную без сдачи. Николай степенно отсчитал семь рублей по рублю и положил перед хозяином на стол. «Нам чужого не надобно» промычал Николай «Тятя сказали только восемнадцать взять». Это и решило немедленно его судьбу.
Как управляющий он был и вправду хорош и не только хозяину, но и работникам. Как-то сразу все стало на свои места, работа исправно выполнялась, заработки тут же выплачивались, никто и никого не обижал, хотя и случались казусы. Кузнец Атемий слыл выпивохой, но отличным мастером. Кулак конечно у него был поставлен круто. Вот однажды после получки он немного себе позволил на грудь принять лишку и стал приставать с глупостью к жинке Николая. Управляющий разговаривать любил мало, не приучен был к болтовне и поэтому ударил всего один раз. Атемия откачивали пол вечера, а на следующий день подковы выпадали у него с рук. Этого случая хватило для всех и кстати для самого барина тоже. Фекла была на сносях первенцем.
Однако работать много не пришлось, грянула война 1914года.От первого набора в армию барин правдами неправдами откупил своего Николая, но постоянно так продолжаться не могло. Однажды на заимку забрели женщина и небольшая девочка подросток и попросились переночевать. Их пустили, накормили и даже выкупали в бане. Вечером эта женщина за чаем взяла руку Николая и внимательно посмотрела на линии «Родится у тебя сын богатырь, но, чтобы жить и дальше ты не должен идти на войну, тебя убьют сразу до весны красны не доживешь» сказала она. «Что же нам, милая делать?» испугалась беременная. «Слышала я, что есть такой город Юзовка в мало России там шахты угольные, так вот с них не берут на войну. Вам надо именно туда» сказала, как отрезала. «Мне ведь скоро рожать то» заволновалась Фекла, «Ну и смотри, что тебе важнее муж живой или свое благополучие». Всю ночь не спала семья, все прикидывали, как обмануть судьбу, но утром собрали свое ничего, со всеми попрощались и не получив даже расчета из-за отсутствия барина, уехали на станцию с конюхом за 70 верст на новой пролетке хозяина.
Дорога до этой непонятной Юзовки была долгой. На станциях формировались эшелоны на фронт и, хотя направление было одно, мало кто брал с собой в теплушки тем более беременную. Настроение у народа было тоже разное. Одни ехали с подъемом и энтузиазмом, другие плакали о оставленном хозяйстве, но практически все утверждали нашу скорую победу. До Луганска их подобрали на какой-то станции казаки, и разрешили ехать, но только в вагоне с лошадьми. Это была уже победа. Двое суток Николай сдерживал ночами коней, пока Фекла немного дремала в углу. К вечеру одиннадцатого дня после своего отъезда с заимки, пара приехала в Луганск. Начали спрашивать о Юзовке и разговорились со старым мужиком, который покупал в Луганске какие-то инструменты для шахты. «А зачем Вам та Юзовка?» спросил он «и у нас такие же законы, с шахт не берут в солдаты никого, у нас и шахта новая и платят исправно и жить есть где. Поехали к нам на рудник Криворожский». Николаю, уже намучившемуся с поездкой, да еще день на день Фекла должна родить, все надоело, и он согласился. Ехали всю ночь, под утро увидели террикон в степи и небольшое поселение вокруг. Но как пахла эта степь!!! Запах весеннего
разнотравья пьянил и успокаивал, будоражил кровь и заставлял о чем-то задумываться, теребил и щекотал ноздри и слепил глаза. Деревьев практически не было, только бескрайняя, зовущая своей девственной чистотой, степь и первый террикон. Насыпанная горка породы, добытой вместе с углем, возвышалась с одной стороны поселка, там, где стояла высокая башня, которую шахтеры называют странным названием – копер. В верху копра установлено колесо, на котором наложен трос или канат, на котором висит баклуш, в которой и опускают людей в шахту и поднимают уголь и породу. Крутят колесо лошади.
Мужик, который привез семью на новое место, был снабженцем. До этого он работал в забое, но его ушибло и теперь вот возит и покупает, и достает все что надо для рудника. Хозяином шахты был французский миллионщик, которого то и толком никто не видел здесь. Мужика звали Назаром Гаврилычем или просто дядька Назар. Он был правой рукой управляющего и к его советам прислушивались. «Марина!!!, Марина!!!» дважды крикнул он, остановив телегу, иди расселяй молодых», «выдели наверно им отдельно бытовку, ибо у них малец вот- вот прибудет» распорядился он подбежавшей, не молодой худенькой и маленькой женщине в темно синем сарафане, видно, что перешитом с рабочей формы. «Ох ты моя лапушка», тонким и немного нежным голосом пропела Марина, «и когда же мы рожаем?». «На днях, наверное, меня Фекла зовут, а мужа Николай, Коля значит по-простому», «мы с Сибири приехали» тараторили молодая женщина, не умолкая, как будто не могла наговориться за те две недели пути с молчаливым мужем.
Рудник Криворожский или 1/1 бис, открылся в 1890 году. Основал его французский фабрикант, имеющий на тот момент металлургический комбинат в Европе. Угли тут были коксующиеся, то есть редкие, но крайне необходимые для производства кокса – одной из составляющих в металлургической промышленности.
Поселок на тот момент личных домовладений не имел, а был застроен большими бараками семейного типа и для холостяков мужчин и женщин. Рудник имел свой конный двор около сотни лошадей, мастерские по металлу включая кузню, мастерские по дереву включая лесной склад, кирпичный завод, здания бытовых нужд, то есть бани, прачку и столовую на 300 мест одновременно. Работал небольшой детский сад ясли на 50 детей и первоначальная трех летняя школа интернат только для детей рабочих рудника и детей, родитель которого погиб или получил увечье на руднике. Бес платно выдавали мебель в комнаты, рабочую спец одежду и обувь. Работали по 12 часов с одним выходным в воскресенье. Тут же была и маленькая церквушка с батюшкой, уже и небольшой погост с часовней. Получивших какое-то увечье или просто травму лечили в своем лазарете, был свой фельдшер. Платили довольно прилично и самое главное не брали на фронт. О каких-то ни было забастовках на руднике никто даже не подумывал, все всех устраивало и свой быт охраняли довольно жестко. Те люди, что получили увечья тоже работали – косили на полях траву для лошадей, пасли общее стадо коров. Молоко детям каждый день по кружке обязательно выдавали. Работало и развлечение для мужчин, с которым боролись все жены. Это чайная. Да питейное заведение было оно и не могло не быть при тяжелом труде. Лавы были крутые и мало мощные, то есть работали кирками и лопатами на коленях, да еще и в наклонном забое. Но выпивох заядлых быстро ставили на место и по этому особой программы чайная не делала. Здание управляющего или просто контора стояла в центре около столовой. Кормили довольно хорошо, а расчет производили в получку через бухгалтера рудника, старого, хитрого, но не склонного к воровству, как не странно еврея Кешу Моисеевича Фротмана. Управлял всем рудником очень уважаемый, глубоко порядочный, бывший штабной капитан кавалерии Вечеслав Силыч Селютин. У него сохранились и выправка, и голос, хотя ему было за 60т.
Оставив свои вещи в какой-то бытовке вновь прибывших сам Назар Гаврилович повел в контору. «Здоровья Вам Вечеслав Силыч» поздоровался с управляющим дядька Назар «вот привез с самого Луганска новеньких сибиряков, искали они Юзовку, а я гляжу больно хороший парень и привез до нас», доложил Назар. «Откуда-то родом Вы, молодые люди?» своим баритоном спросил управляющий. «С самой Тобольщины мы, Ваше благородие» по-военному ответил Николай. Управляющий засиял, щеки его заметно порозовели, ответ ему явно понравился. «Что ж работу мы вам дадим, и жену пристроим после месяца как родит, кого-то ждете?» спросил, заулыбавшись во весь рот, управляющий, «казака конечно»? «Да сына хотим» чуть смутившись ответил Николай. «Пойдешь на кирку в забой завтра во вторую смену, а пока устраивайтесь, станьте на довольствие и накормите хорошо людей, видишь на ногах от голода не стоят» скомандовал он Назару. И только сейчас Николай вспомнил, сто уже три дня он только пил воду, а тот сухарь, что оставался с поездки по не многу размягчая в воде, давал есть жене. Поклонившись до земли, как это было принято у их семьи перед уважаемым человеком, молодая пара вышла во двор. Следом вышел и Назар, приобнял Николая и подтолкнул легонько к столовой, которая была в десяти шагах от конторы. Столовая была и впрямь огромной на весь барак в длину. В конце стояла стойка раздачи, а за ней шесть больших печей, но не русских, которыми пользовались повсеместно, а каких-то длинных с чугунными плитами над топкой. На плитах стояли большие кастрюли и ведра и все это кипело, бурчало, пахло вкусным и кислым, жарилось и выпекалось. Усадив молодых людей за крайний стол, Назар громко крикнул: «Ольга, иди сюда, где ты там несносная баба находишься»? Тут же с варочной выскочила толстая, краснощекая, но довольно милая женщина и подошла к столу. «Вот поставь новеньких на довольствие с сего дня и хорошенько накорми сразу бо люди не ели несколько дней, пока к нам ехали. «Зараз нагодую, Вы мои любушки, зараз свижого борщу насыплю та гороховой каши з мьясом» – затараторили она с не совсем понятными, какими-то чудными словами в предложениях. Молодые люди еще ни разу не слышали украинского разговорного языка. «Сыдайте будь ласка, мои гарнэсэньки, зараз принэсу стравы» и она убежала так же шустро, как и появилась. На столе появились две глиняные миски у Николая огромная и глубокая, мама в такие пельмени мастила, а перед Феклой чуть по меньше и две деревянные, совершенно новенькие ложки. «Ложкы цэ Ваши, Вы их забэрить з собою и приходьте на йижу з нымы разом» что-то не понятное рассказала вернувшаяся Ольга. В большую тарелку Николаю насыпали до самых краев какую-то жидкую еду с варенной капустой, но красно бурячного цвета. Юшка напомнила щи. Но запах!!!! Это было что-то не понятное нормальному русскому уму, привыкшему к простой крестьянской пище. Это чудо кухарства называлось БОРЩ. Николай не просто ел с аппетитом, в нем проснулся какой-то волчий азарт к еде. Борщ был чудесен, на старом сале затертый, томаты с лихвой, картошка большими кусочками, а капуста по хрустывала во рту нагоняя еще больший аппетит, а горький стручковый перец огонек добавлял смак. Первое закончилось мгновенно и только теперь Николай заметил какими глазами на него смотрела довольная своим борщом, Ольга. На второе принесли по тарелке гороховой каши с говядиной. Мяса был солидный кусок в каждой порции. «Колы чоловик багато и добре йисть, то и працюе гарно» резюмировала повариха. «Йижте будь ласка на здоровья». С ее предложения Николай понял только слово на здоровье и в ответ закивал головой с полным набитым кашей с мясом, ртом в знак благодарности. Кисель с мягким куском свежего ржаного хлеба с солью завершали обед. Как ни странно, Фекла тоже практически все съела и выпила, да еще вымазала тарелку кусочком хлеба, предварительно оставленного для этой цели. Ольга записала их фамилию и имена, указала на места за столом и назначила время прихода в столовую, что бы не было очереди и суматохи. Все здесь на руднике показалось Николаю очень правильно организованным и его небольшой опыт управленца только убедил его в правильности остаться именно здесь в Криворожье, а не ехать в какую-то далекую Юзовку.
Назар Гаврилович сидел на скамейке у конторы и ожидал новеньких. Рядом с ним стояла Марина и что-то показывала ему на пальцах рук. «Чего перекусили немного? До обеда то дотяните? Все ли Вам растолковала наша хохлушка?» засыпал вопросами он подходящих к нему новеньких. «Сейчас пойдете с Мариной, она вас устроит на жилье, там пусть останется Фекла, бо ей не в моготу уже ходить, а ты пойдешь на склад и получишь все, что выдаст кладовщик. Не забудь тебе сегодня в шахту, ты помнишь? Там в конторке перед спуском бригадир все расскажет». Назар погасил свою самокрутку о здоровенную ладонь, плюнул и отряхнул пепел. «все, по всем вопросам не стесняйся, подходи» и пожал на прощание руку парня. Николай подумал, что взялся за лапу медведя шатуна.
Марина оказалась не разговорчивой, как на первый раз показалось, женщиной, хоть и могла если надо приласкать. Она семенила своими маленькими ножками путаясь в своем сарафане, от того ножки казались еще меньше. Комната была одно название, что комната. Длинный, сбитый из досок, барак был разделен такими же досками на комнаты, правда стояли деревянные дверные блоки с врезанными замками. Все удобства на улице. В комнате стояла сбитая с таких же досок, двух спальная кровать – нара стол и два табурета. Окно было не большое, но с форточкой. Два голых матраца с ваты и две такие же подушки были сырыми даже на ощупь, но выносить в марте на сушку никто не додумался. «Вечером растопят печи в бараке можете просушить там», как будто угадала мысли, сказала Марина. Оставив жену в комнате, Николай отправился вслед семенящей Марине, на склад за всем положенным. Склад находился за баней и кладовщик, что бы не сидеть в холодном помещении сидел в бане с банщицами, с удовольствием обсуждая войну и рудничные сплетни. Когда-то он тоже работал в шахте, но после обвала на 125метровой глубине его придавило так, что он стал тянуть обе ноги. Ходил он на костылях, а звали его Хитрый Васек, хотя ему уже было под 50т. Но в жизни так бывает одни в 25ть становятся Иван Ивановичами, а другие и в 70т просто Васек. «Васек, Васек», позвала Марина кладовщика: «иди сюда будешь выдавать все по списку для новеньких». Василий не торопясь дотянулся до своих деревянных ног, поднялся и как-то лихо по скакал к складу рисуя на непросохшей до конца мартовской земле, дорожку своими ботинками. «Во конь и не угонишься» засмеялась Марина. Долго не разговаривая с пришедшими, видно, что оторвали его от какого-то важного спора, Васек начал выдачу по списку на двоих прибывших. Положенного оказалось столько много, что Николай немного опешил. «Как я за все это буду рассчитываться? ведь это же стоит большой деньги, наверное, так много и все нам?» не верил своим глазам парень. «Так распишись за получение, а платить за все не надо будет если останешься работать тут. Так роспись поставил? И число ставь – 20е марта 1915 года». Хитрый Васек захлопнул амбарную книгу и стал подгонять всех «Так все идите себе по своим делам во своя си не мешайте людям трудиться». Кое как связав все в полученные одеяла, Николай принес все полученное в новое свое жилье. Начиналась их новая жизнь, новая и совсем не понятная.
Хлопоты были приятными. От принесенного со склада ахнула и Фекла, но потом в процессе разборки и раскладки вещей стало понятно, что выдали им только все необходимое для работы в этой загадочной пока, шахте. Николай примерил ботинки и спецовку все было в пору, он подогнал фуражку—шлем по своей голове и прошелся в ней по комнате. Получилось весело. Фекла уже застилала сыроватые матрацы и подушки, что бы перед работой Николай мог отдохнуть. Так прошло пол дня. Ударили в колокол, и соседи начали выходить со своих комнат и продвигаться в столовую на обед. Фекла идти отказалась, сославшись на боль в животе, а Николай не мог пропустить момент и съесть еще такого неизвестного до этого и вкусного БОРЩА. Он взял свою ложку и пошел в столовую. Их места были свободны, и Николай сел на свое. Девочки раздатчицы обслуживали быстро. На каждом столе уже стояли бачки с борщом и кашей они только насыпали. Порции были значительно меньше той, что насыпали ему утром. Съев с удовольствием первое за себя и за Феклу, он высыпал ее кашу с мясом себе в тарелку выпил кисель, забрал два куска хлеба и понес тарелку домой для жены. Зайдя в комнату, он поставил продукты на стол и прилег возле Феклы. Женщина тихонько стонала от возникающей боли. «Может быть фельдшера позвать?» спросил Николай у жены. «нет не надо, отдыхай, тебе на работу через два часа.» с трудом выдавила с себя женщина. Николай задремал. Спал он не много, ему снился аист с пакетом в клюве и мама, махавшая им рукой. Проснувшись от приятного сна, он немного полежал у задремавшей на его плече Феклы, тихо вытянул руку и поднявшись, заботливо укрыл жену одеялом. Одевшись, он так же тихо вышел и прикрыл за собой дверь. Николай шел на свой первый трудовой день, вернее ночь. Жизнь текла….
Смены собирались в небольшой нарядной у бани. Людей здесь собралось около 200т.человек. «Сколько же тут всего то работает люду, если на одну смену в шахту столько?» – подумал про себя новичок. В нарядной сидело несколько человек десятников или горных мастеров, как правильно их называли. Они-то и расставляли всех по рабочим местам. «Кто будет Стрелков? Новенькие есть? Кто Стрелков?» – услышал Николай голос мастера и подойдя поправил: «Стрельниковы мы, а по батюшке Николай Васильевич». «Ну по батюшке тебя никто звать пока не будет, а за ошибочку извини, товарищ» – что-то исправляя на желтом листе бумаги, произнес мастер, не глядя в сторону новичка. Слово товарищ очень сильно резануло слух. Еще никто и никогда так прилюдно не обращался к парню с таким дивным словом. При этом мастер продолжал раздавать наряды работягам. Дошла очередь и до Николая. «Значит так, новенький,» – не поднимая головы сказал, как отрезал, мастер; «пойдешь по квершлагу, дойдешь до западной печки, по уклону спустишься вниз, затем по бремсбергу поднимешься до седьмого уступа лавы и станешь вторым номером к Ивану на кирку. И что бы сегодня по три рамы нарубили не то яйца вырву будете в хоре петь». С этого разговора Коля понял только то, что из-за какой-то печи надо нарубить каких-то рам не то будет без яиц. «Послушайте пожалуйста уважаемый» – обратился он к мастеру; «а где я тогда буду уголь по-вашему копать если мне рамы какие-то рубить и собирать надо? Вы что меня в шахту с собой не возьмете?». Такого хохота Николай то же еще никогда не слышал. Смеялись даже женщины лебедчицы и коне гонки с поверхности. Насмеявшись вдоволь мастер вдруг поднял руку, и все сразу замолчали. Он поднялся, приобнял парня за могучие плечища и искренне извинился. «Иван, Иван» позвал он кого-то. С толпы подошел парень такого же возраста, как и Николай, «вот твой новый напарник он тебе все и поведает», еще раз хмыкнул себе в кулак мастер стал озадачивать остальных.
Первый спуск не вызвал особого восторга у парня. Клеть шумела и стучала по расстрелам крепежа ствола, ее болтало и казалось, что трос не выдержит двадцати человек шахтеров внутри клетушки, да еще и постоянно лилась по стволу вода. Спустились на 175 метров потом на карете (обрезанные старые вагонетки с деревянными лавками цеплялись к паре лошадей и так ехали примерно 20 минут до уклона. Потом каждый по своим местам. Николай нес на плече обушок и кирку, в руке пилу и светильник, который давал небольшой световой лучик. Пройдя больше ста метров по уклону, они полезли в лаву. Забой был крутым, а пласт маломощным, так что сразу стали на колени. Иван рассказал кто чем будет заниматься в течении смены, что по три рамы значит по три тонны на каждого, то есть им в своем уступе надо за десять часов нарубить шесть тонн уголька, а всего уступов в лаве десять и работяг вышло всего двадцать, так что в конце смены шестьдесят вагонов должны быть на опрокиде.
Работали молча, обушком отбиваешь уголь, затем лопатой кидаешь на рештак в уклоне бремсберга, киркой подравниваешь углы уступа, пилой пилишь стойки и опять тыльной стороной обушка забиваешь эти стойки в кровлю вместе с распилами – получается рама, это метр на метр и на метр.
Первую свою смену Коля не помнил, как закончил, но яйца остались при нем и норму они дали полную. «Ну ты и гигант, первый день и с нормой, даже приловчится смог под меня» смеялся перед посадкой в клеть Иван. «Что толк будет?» спросил десятник на выходе со ствола у улыбающегося белыми зубами Ивана. «Наш человек. Спасибо тебе, Степанович за напарника» – отчеканил забойщик и похлопал Николая по мокрой от пота спине.
Но не все хорошее ждало молодого забойщика на верху. Утро 21го марта 1915 года выдалось холодным, прошел снег с дождем и подморозило. Зима не хотела уступать разгулявшейся раньше времени весне. Шахтеры торопились по быстрее пройти в теплую баню, чтобы скупаться в горячей воде и одеть на себя сухое, а мокрые шахтерки развесить на просушку до следующей смены через 12ть часов. На выходе с бани стояли Назар Гаврилович с Мариной и о чем-то беседовали. Марина стояла в черном платке. Увидев парня, они замолчали и пошли к нему на встречу. Что-то больно кольнуло Николая в сердце, страшные и не понятные уму мысли полезли в голову парню. «Прости нас Колюшка» – тихо. как то по матерински сказала Марина, «не уберегли мы Феклушку, царствие ей небесное и вечная память. Представилась она блаженная при родах первенца твоего и даже фельдшер наш ни смог ничего сделать. Стало сердце у ее родимой в тот момент … как родился парень –богатырь.» «А ребенок?» – выдавил из себя сквозь нахлынувшее удушье от слез, Николай. «Дитя то где?». «Да с ним все в порядке, у вас в коридоре недавно привела еще одного ваша соседка Люська, так у нее молока два ведра хватит и на твоего и еще сцедит» – выстрелила скороговоркой Марина. «Там на похороны уже готовят все ты не переживай, ты теперя че уже нашинский полностью, хотя и день всего, как приехал» сказал Назар и закурил очередную самокрутку.