скачать книгу бесплатно
Вовка-центровой 4
Андрей Готлибович Шопперт
Вовка-центровой #4
Закончилась зима, а с ней и хоккейный сезон. Впереди лето, а значит – футбол. Вот только Главный тренер футбольной команды «Динамо» (Москва) Михаил Иосифович Якушин, также известный в футбольных кругах, как «Хитрый Михей», не хочет брать Владимира Фомина в основную команду. Да и в дубль не хочет. На дворе 1948 год и Фомину недавно исполнилось шестнадцать лет.
Андрей Шопперт
Вовка-центровой – 4
Глава 1
Событие первое
Бытие определяет сознание.
Карл Маркс
Генерал-лейтенант Пономарёв Иван Михайлович, назначенный начальником Политуправления Советских войск в Германии, девок водить разрешил Вовке. Что тот при первой возможности и сделал. Привёл двух девок и усадил их на огромную скрипучую кровать. Скрипели пружины, ну, или как эта конструкция называется – небольшие пружинки натянутые на колечки и перемычки там всякие. Пусть будет – пружинная сетка. Скрипели спинки, скрипели шарниры или колёсики внизу. Словом – музыкальная кровать. Девки принялись прыгать на кровати, вызывая, скорее всего, у обитательниц соседних квартир понимающие ухмылки на подмигивающих своим половинам физиономиях. Слышимость в доме была приличная. Виной тому, наверное, куча всяких воздуховодов и дымоходов в стенах. Обычный разговор в соседней квартире слышался невнятным бубнежом, а вот покрикивание на детей вполне себе слышалось отчётливо. Есть плюсы в будущем, построил себе коттедж на Рублёвке с участком в гектар и скрип вечером кроватей у соседей едва ли услышишь.
Ещё один минус был у квартиры генеральской. Вовка сначала подумал, что это раз лето, то потому и нет горячей воды, но тётка Степанида его радужные заблуждения развеяла. В доме нет ни горячей воды, ни центрального отопления. Потому и стоит буржуйка. Её зимой нужно топить. Вроде управдом говорил, что летом следующего года во дворе построят котельную небольшую на пять-шесть соседних домов и тогда будет и тепло и вода горячая круглый год, а пока перекантуетесь. Благо в подвале дома для каждой квартиры оборудован дровяник и генерал его ещё весной забил под завязку берёзовыми дровами и углём.
Девки попрыгали на кровати и захотели чая. Вот с чаем была проблема. И не только с чаем. Проблема была с любой едой. Степанида Гавриловна, как её Вовка называл, после того как в Ташкенте плеснула на себя керосин и обгорела, ни примус, ни керогаз на дух не переносила, и впала в истерику, когда Вовка предложил купить керогаз.
Вообще, столкнувшись с этим изобретением человечества впервые уже в Москве, дома у Фоминых была электроплитка, Вовка его тоже невзлюбил, не до истерики, как «Стеша», но зубами скрежетал каждый раз, как наступала необходимость использовать эту вундервафлю. Эта штука была не газовая плита, повернул себе вентиль и электроподжиг сам всё зажжёт, и через пару минут чайник уже кипит. Тут вам не там. Керогаз был сложнее в «управлении». В разы сложнее, в десяток раз сложнее, и в десяток раз грязнее. Для разжигания керогаза надо было наполовину разобрать его. То есть, снять конфорку и газосмеситель, затем зажечь аккуратно фитиль по всей окружности, ибо сам он не так-то легко вспыхивал, не газ это, и после этого вновь водрузить газосмеситель и конфорку на место. И ставь чайник?! Хрен, даже не начало, так мелочь по сравнению с мировой революцией. Пойдём дальше. Подождав около 5-10 минут, (ерунда какая), пока газосмеситель разогреется, надо было вручную, поворотом фитиля, отрегулировать пламя, и только после этого можно было поставить на керогаз то, что надо было готовить: варить, кипятить или жарить. И будет вам счастье? Ну, уж хрен.
Поспешишь… Ну, да вы знаете. Ведь возня с запачканными керосином и копотью частями дивайсами керогаза, их съём и установка на место, требовали после всех этих операций обязательно крайне тщательно вымыть руки, прежде чем приступать к «варить, кипятить или жарить». И об этом не забудешь, запах напомнит, ну и вишенка на торте, производить операцию мытья рук кое-как при пользовании керогазом было нельзя. Требовалось мыть эти руки по-хирургически, то есть тёплой водичкой с мылом (желательно земляничным), тщательно, и притом каждый пальчик отдельно. Только в таком случае придание керосинового «аромата» кушаньям исключалось. Ну, и руки при смаковании чашечки кофею не будут вонять керосином, и отбивать запах кофе по-турецки.
Да, тут ещё ключевое слово «тёплой водой» Холодной керосин не отмыть. Вопрос? Знатокам. Где взять тёплую воду, пока не согрел её на керогазе? Да, есть плюсы в будущем.
Примус? Есть примусы, но это, мать его, настолько капризный прибор, что капризнее только часы наручные фирмы «Заря» – они всё время ломались. Только когда Фёдор Челенков оказался в теле Вовки Фомина, он понял, почему в фильмах про это время ходили по дворам всякие умельцы и кричали: «Точу ножи, примусы починяю».
Примус по существу, это та же самая паяльная лампа, там нет фитиля и пламя нужно отрегулировать. Женщины их боялись, мужей вызывали разжечь.
Словом, в квартире генерала с примусами и керогазами – «побежали».
Нужно разжигать плиту, чтобы вскипятить воду для чая. Что с электричеством? То же самое, что и с электричеством в их общаге милицейской. Проводку в доме «провели» при Александре, каком-то по счёту. Тусклую лампочку она переносила стоически, а вот от киловаттной самодельной плитки горела, потому уезжая, генерал-лейтенант Пономарёв Иван Михайлович строго настрого предупредил, чтобы электроплиткой в его квартире и не пахло.
Девки принялись хозяйничать, склонившись над дверкой печи. Домовитые. При этом на одну из них было вполне себе в такой позе приятно посмотреть. Округлая такая попка через гороховое платье проступает. Так почему бы ей не проступать, если обладательнице горохового платья восемнадцать лет. И стоит хозяйка горохового платья в низком поклоне, стоит и вертит задом. Не специально, дым в глаза лезет. Ну, в общем, зрелище. Как там по-сербски – «позорище». На вторую дивчину смотреть не стоило, тоща, мала и она, нахрен, экстрасенс. Попробуй на неё посмотреть, она почувствует взгляд спиной и скажет:
– Наташ, а Вовка на нас пялится.
– Не выдумывайте, Елена Аркадьевна. Не на что у вас пока пялиться. Вот у Натальи Аркадьевны совсем другое дело.
– Вова, ты что при ней, она же маме всё расскажет. – Наташа вскочила, бросив раздувать бумажку, не желавшую гореть.
– Нет, она будет молчать как рыба об лёд, а то я ей песню детскую не напишу к первому сентября.
– Я язык проглотила. Помогите, люди добрые. Есть язык? Нет? – и сует свою, перепачканную сажей рожицу всем под нос. Нос точно есть – полосато-черно-розовый.
Эх, загубила «позорище». Пришлось самому огонь в печи разводить.
Событие второе
Музыка ужасна, когда ни такта в ней, ни меры нет.
В. Шекспир
Вовка девок позвал не на кровати попрыгать. С одной хотелось. Нет, не так, хотелось бы… Помнил, «кто у нас папа». И помнил, сколько лет Фомину. Да вымахал метр девяносто, взрослее не стал, по крайне мере, по паспорту. Это бьют по роже, а смотрят всегда в паспорт. До восемнадцатилетия ещё больше года. Позвал Фомин одну Наташу и не для прыжков, позвал песню отрепетировать. Была отдушина в сплошной череде матчей и тренировок. Устроил под брюзжание Михея себе перерыв однодневный, тренировку с молодёжкой Михаил Иосифович согласился на Чернышёва переложить. Даже не сильно ворчал, не насупливал кустистые брови. Так под нос сказал что-то про Шаляпиных – Шляпиных. Все знали (ну, кому положено), что через три дня Вовка будет петь песни Василию Иосифовичу Сталину и Лаврентию Палычу Берии. Ну, мало ли кто «Ваське» песни поёт, частенько в ресторанах бывает, там, в ресторанах всегда песни поют. Тут место имеет значение. Аркадия Николаевича Аполлонова, Владимира Павловича Фомина и Наташу пригласили спеть песен парочку на «Ближнюю дачу».
Фёдор Челенков всю жизнь прожил в Москве и отлично знал, в отличие от большинства населения страны, что эта «Ближняя дача», что расположена в «Матвеевском лесу» на самом деле чуть ли не в центре Москвы расположена. От Кремля чуть больше восьми километров. Напрямик по Кутузовскому проспекту. В кино же всегда машина долго едет по заснеженным просторам. По лесам дремучим. По горным кручам (Ну, там ведь Воробьёвы горы недалеко, можно и через них ехать. Тем более что перестраховщик Власик раньше регулярно маршрут правительственных кортежей менял.). Даже был там Фёдор на этой «даче» после Перестройки на экскурсии. Длинное двухэтажное зелёное здание. Прямо морщишься, когда подъезжаешь. Архитектор недоучился. Или учился не там и не тому. Хотя, может это команда такая была – барак построить. На Сталинградский тракторный деньги нужнее.
Позвал порепетировать Наташу и заодно квартиру новую показать. Домохозяин теперь. Урчум-бурчум! Племяш. Была и «тёмная» мысля. Хоть поцеловаться, пообжиматься, за коленку начинающую актрису потрогать. Но его хитрющие планы мама Тоня разгадала и отвесила «наш ответ Чемберлену».
– Здорово как, я как раз уборкой займусь. Вы с собой Леночку возьмите, ей тоже интересно будет посмотреть, как ты Володенька устроился. Правда, доча?
– Само собой!! – с мефистофельской улыбкой.
Послышалось.
– Возьмите меня с собой! – улыбка та же.
Потому, девки две. Песня одна. Понятно, что все четыре песни Берия их петь заставит, но…
Как-то давным-давно Челенков смотрел фильм про Сталина, теперь уже и не вспомнить, как называется. Там прямо красной нитью шло, что Сталин любил полублатные песни, которые пел Утёсов. «Лимончики» Иосифу Виссарионовичу особенно нравились и «Гоп со смыком»[1 - «Гоп» – это вор, «смык» – обыск. «Гоп со смыком» – процесс отнимания денег с последующей проверкой карманов жертв.]. Даже пластинка у Вождя была с этими песнями, и он её регулярно слушал на граммофоне, сам ручку накручивая.
Фильмам верить, как и Википедии, нельзя. Не, верить можно, доверять нельзя. Только есть такое выражение в русском языке: «А вдруг». Челенков взрослый человек и решил соломки подстелить, тем более что была одна песенка именно такого содержания, которую он любил исполнить в кругу друзей. Настроение поднимала и настраивала дальнейшую беседу на шутливый лад. По стихам же она была на порядок лучше «Лимончиков».
Её и хотел отрепетировать с Наташей. Петь там женским голосом не надо. А вот поддержать гитару в паре мест саксофоном прямо напрашивалось. Не стоит и тем пренебрегать, что Сталину нравились блатные песни именно в исполнении оркестра Утёсова, может не только в словах дело, но и в музыкальных инструментах, там, в оркестре, точно есть саксофон и мэтр частенько использует этот инструмент для сольных партий.
Фёдор услышал эту песню в Одессе. Год стёрся в памяти, но до перестройки, или в самом начале. После игры с «Черноморцем» их повели в ресторан, и там он, отправив команду после ужина в гостиницу, с местными товарищами задержался, нет, не водку с коньяком дегустировать. Почти ведь не пил. Остался послушать Евгения Чумаченко, что по заверениям местных, поёт просто замечательные песни.
Ну, не Лев Лещенко. И песни слабые. Коробили некоторые. Какой-то блатной жаргон. Ну, да тогда в моду входило, но не цепляло Челенкова. А вот первая песня была другая. Прямо вещь. Даже подошёл после концерта Челенков к артисту и попросил слова переписать. И вместо этого, тот продал ему кассету со своими песнями. По кассете и выучил песню. Исполнял множество раз под улыбки слушателей. Не сфальшивит и на этот раз. Осталось подключить к действу Наташу.
С чаем провозились бы до утра, но на запах дыма вылезла из своего гардероба Степанида Гавриловна, зыркнула на Наташу и хотела ей нравоучение нравоучить, но тут из-за печки вылезла мелкая и необожжённая часть лица «Стеши» расцвело материнской улыбкой.
– Идите девочки в комнату, я вам через полчаса чая с блинами сделаю. Мёд ещё генеральский, ему знакомые с Алтая бидон привезли.
И, правда, в углу кухни стоял засахаренный мёд. Пятилитровый бидон и почти полный. «Стеша», когда Вовку с порядками знакомила, сообщила со вздохом, что вот добро пропадает. Никто не ест. А он засахарился и теперь и неудобно доставать.
– Так надо на водяной бане. – Поделился жизненным опытом Фёдор Челенков.
– Не, испортится, – махнула рукой домохозяйка.
Не стал Фёдор умничать. Взял большую кастрюлю, налил в неё воды. Потом поставил в неё кастрюлю поменьше, туда только на донышке воды плеснул. И поставил на плиту. Стеша побухтела, но разожгла печь и, отойдя в угол, скрестила руки на груди, осуждающе глядя на «новатора». Новатор, взял полулитровую банку стеклянную, наскрёб из бидона с помощью ножа и ложки серебряной толстенной почти полную белого твёрдого мёда и поставил банку в маленькую кастрюльку. После того как вода закипела в первой кастрюльке прошло пятнадцать минут и в стеклянной баке выше половины образовалось ароматной янтарной густой жидкости. Настоящий свежий мёд. Но, самое главное запах. Прямо как попал на завод по вытапливанию мёда из сот. Вся кухня благоухает. Лепота.
Стеша понюхала, залезла в банку пальцем, палец понюхала, попробовала и показала другой палец. Гут. Вот, теперь чуть не каждый день блины с мёдом трескают.
Событие третье
Как говорят французы «Ля кукиш».
Борис Сичкин
Порепетировали. Поели. Попили, поцеловались, испачкавшись в мёде, пока мелкая ходила в туалет. Попрощались. Повздыхал. Пошёл, бухнулся на кровать. Поволноваться.
И чуть не уснул, на сытый-то желудок, блинами с мёдом забитый.
Позвонили и, не дождавшись ответа и привета, постучали.
Да, настойчиво так. Сразу прямо по стуку слышалось, что право имеют так стучать.
Фомин вынырнул из дремоты и в трусах сатиновых, брюки снял, мёдом перемазанные, когда девки ушли, и застирал штанину, пошёл открывать дверь. Пока шёл, снова затарабанили. Вот же приспичило кому, словно в телефонной будке двушкой по стеклу.
Вовка открыл дверь. При метре девяносто, ни разу ещё в этом времени, ну, за редким редким исключением, не разговаривал с людьми глядя в глаза. Вот двое всего на ум и приходят, Яшин и Третьяков. Два супервратаря динамовских. И тут столкнулся с человеком, который смотрел ему прямо в глаза. Так это ещё не всё, что Яшин, что Третьяков это сухостоины. В них веса по семьдесят кило. Этот был толстый. Толстый почти двухметровый капитан.
Капитан, видимо, тоже не привык разговаривать с равными, смотрел на трусы Фомина. Хотя кто их знает этих непрошеных гостей, может и умышленно туда смотрел. Глаза потом сразу поднял и чуть ощутимым перегаром дохнул, запах «Шипра» перебивал, но чуть сивушными маслами попахивало, и глаза слегка мутные. Да и не глаза. Глазки. Они потонули в приличной ряхе и были закрыты брежневскими бровями.
– Слушаю вас, – Вовка не отступил в квартиру, приглашая капитана. Не звал гостей. Если это к генералу, то он уже давненько уехал, в общем, товарищ не сильно понятный и пускать его в квартиру, прямо нутром Вовка чувствовал, не стоило.
– Владимир Фомин? – попытался напереть пузом капитан.
– Владимир Фомин, – отзеркалил Челенков.
– У меня ордер на подселение к вам семьи Игнатовых. В качестве уплотнения, пропустите, мне нужно осмотреть квартиру.
Вовка бы так и сделал. Пропустил, дал осмотреть, да и подселить к себе непонятных Игнатовых бы позволил. Времена такие, ко всем подселяют и уплотняют. А тут вдвоём в огромной квартире живут. Если семья, то большую комнату, то бишь зал и генеральский кабинет в придачу отберут, и он останется в небольшой спальне. Но это не главное. Жить вместе с чужими людьми. Семья, значит, дети. Жить с маленькими детьми. Да уж лучше в общаге.
Вовка бы запустил. Челенков решил встать на пути счастья семьи Игнатовых. Побороться и за свое счастье, и за будущее счастье генерала Пономарёва Ивана Михайловича. Вернётся он из Германии, а тут целое семейство проживает, и разгромило его мебеля резные. Дети цветы жизни, вот весь паркет ещё будет вспучен. Дети поливали.
– Ошибочка у вас, капитан, вышла.
– Пропусти. – Опять пузом напирать стал, подселенщик.
– Стоять. Сначала спич.
– Что? – но отступил. На полшажка.
– Вы, гражданин, удостоверение не показали. Это два. Но есть ещё и раз. Эта квартира генерал-лейтенанта Пономарёва начальника Политуправления Группы Советских Окупационных войск в Германии, но это ладно. Он ещё ко всему и лучший друг маршала Жукова, который его туда и отправил. Уезжая дядя, ну Иван Михайлович Пономарёв чётко мне дал указание и телефон личный Жукова Георгия Константиновича на такой вот случай. Я сперва маршалу позвоню и спрошу его пускать ли вас. – Капитан отступил, но Вовка его за пуговицу кителя поймал и назад притянул.
– Я…
– Я ещё к тому же женюсь скоро на дочери генерал-полковника Аполлонова ему я сейчас тоже звякну. Стой, стой. Пуговицу оборвёшь. Четвёртое – меня тут Василий Иосифович Сталин пригласил на «Ближнюю дачу» его отцу песни спеть, которые я пел маршалу Иосипу Броз Тито. Ну и Василий Сталин очень хочет меня в свой ВВС переманить в футбол и хоккей играть, и если у меня будут проблемы, прямо требовал, лично ему звонить и не стесняться. Не помогут двое первых, позвоню Василию Иосифовичу. Ах да есть ещё и в пятых. Когда Лаврентий Павлович встречал нас после турне по Югославии, то лично мне сказал, что я молодец и если есть просьбы или проблемы, то смело прямо к нему обращался. Что это с вами?
– Воды. Воды можно. Что-то с сердцем. – Отступил всё же капитан.
Вовка вышел в кухню набрал стакан воды из-под крана и вернулся в коридор. Там никого не было. На полу в подъезде пуговица только лежала блестящая. Когда успел оборвать?
А вообще, кто это был? Фёдор Челенков не сильно в форме современной разбирался: однобортный мундир с малиновым галуном – окантовкой, шестиугольные погоны серебристого цвета, просвет бордовый, звёздочки золотистые, выпушка по краям малиновая, эмблемы войск, вообще, странные – золотые серп и молот, а на них сверху красная звезда, фуражка – околыш малиновый, тулья цвета хаки. Или околыш не малиновый, а краповый. Чем эти цвета отличаются? А краповый – вроде ГБ цвета. Надо как-нибудь попросить Аполлонова плакат с этими самыми формами и эмблемами, есть же наглядные пособия для училищ или школ. Хоть выучить, а то так можно и вляпаться в неприятность. Ну, как на «контору глубокого бурения» наехал. Ну, хотя и у них кишка тонка против Берии идти. Или нет? Что-то же читал про борьбу с Берией именно в это время. С Абакумовым?
Теперь уж чего. Раз капитан сбежал и пуговицу даже оставил, то выходит, напугался. Может, проще всё. Решил под шумок друга подселить или родственника, а может и за деньги эту операции решил провернуть. Чтобы в этом времени такие телеса отъесть, нужно ну, очень хорошо питаться. И это на зарплату капитана? Что-то Хитрый Михей с майорскими погонами и то не больно шикует. Всё забыли. Нужно подумать о другом. А ну как Сам скажет: «Ты, Вовка-Фёдор, молодец, такую душевную и смешную песню спел. Понравилось нам. Есть такое мнение, что тебе нужно ещё одну сейчас такую же спеть».
Глава 2
Событие четвёртое
Запах кофе – это аромат рая.
Габриэль Гарсиа Маркес
Утром нужно выпить чашечку кофе. Да, чёрт с ней с чашечкой, пусть будет стакан. Хотя… Пить кофе из стакана в мельхиоровом подстаканнике это всё равно, что лилии нюхать в противогазе. Нужна фарфоровая кружка. С поселением в квартиру генерала у Фомина такая возможность, как пить кофе из специальной фарфоровой чашки появилась, в буфете стоял чуть разукомплектованный чайный сервиз, явно из Фатерлянда, в плен захваченный. Был молочник, был чайник заварочный, но где-то в процессе взятия в плен пристрелили сахарницу, одну чашку и пяток разных блюдец. Их по два к каждой чашке. Было. Если перед гостями баварским фарфором хвастаться, то вопросы гости начнут задавать, где остальные девайсы, а вот пить кофе из приличного размера чайных ёмкостей эта разукомплектованность не мешала, от слова, ну, да вы знаете.
Мешало другое. Мешало третье, а особенно мешало четвёртое. Четвёртым была турка. Про кофемашины даже и думать не стоит. Больше их Челенкову не видать. Когда они появятся, ему не до кофе будет. Давления всякие и прочие подагры с простатитами, будет пилюли пить, а не кофе. Турки в квартире «дядюшки» любимого (самых честных правил) не было. Ещё не было газа и электричества… Настоящего. Радио играет и пару лампочек горит, вот и всё, на что проводки древней хватает. Хоть договаривайся с электриком стадиона «Динамо» и проводи себе, как там это в будущем будет называться – «выделенная линия».
Ещё кофе самого не было. Вовка шмон на кухне произвёл. Горох был, нелущённый. Манка была. Даже рис в стеклянной баночке. Бурый, наверное. За таким в будущем гоняться будут, тут, должно быть, гоняться не надо, другого не бывает. Были цветы ромашки и ещё какая-то сушёная до чрезвычайной ломкости трава горько пахнущая. С кофе побежали. Спасла Фомина Стеша. Он при ней посетовал, что кофе хочется, и она, сверху вниз посмотрев на гиганта безусого, он как раз, стоя на коленях, печку разжигал, молвила:
– За углом есть кондитерская коммерческая. Дорого там.
Вовка по дороге с тренировки в кондитерскую зашёл. Запах. Прямо с ног валил. Лохматый мужичок с большущим носом и чёрными, как смоль усами и бровями, священнодействовал. Он брал совком специально обученным, небольшим таким – деревянным, из мешка джутового зёрна зелёного кофе и высыпал их на сковороду, которая раскалялась на электроплитке. Вот, в соседнем доме можно же было электричество наладить! Сковорода была с высокими стенками. Большая такая, чуть почерневшая снаружи, прямо чувствовалась массивность чугуна. Высыпал южный носатый мужичок зёрна на сковороду и деревянной лопаточкой помешивал их. При этом всякие эфирные масла и прочие фитонциды от жара сковороды покидали трупики кофейных зёрен и, воспаряя, окутывали большеносого. Покрутившись вокруг освободителя, души кофейные пускались в путешествие. Они хороводом, даже невооружённым экстрасенсорными способностями глазу видимым, кружились вокруг грека, грузина или армянина и потихоньку всё расширяли этот свой танец освобождения. Хоровод захватывал людей зашедших в кондитерскую, проникал им в ноздри, и душа угрюмых москвичей тоже воспаряла и уносилась в тропические леса Бразилии или оазисы Марокко. Прямо слышался щебет попугайчиков, хрустели костями белых путешественников – первопроходцев пираньи в Амазонке, свистели стрелы бедуинов. Стоило только глаза закрыть, и души кофейных зёрен подхватывали твою серую душонку и увлекали за собой на недосягаемую высоту. Человек, вовлечённый в этот хоровод смерти и жизни, останавливался, его ноздри расширялись, и он, сделав глубочайший в своей жизни вздох, замирал в блаженстве.
Соврал Иван Васильевич, с балкона любуясь на серые панельные многоэтажки. Не там лепота. Здесь.
– Лепота! – Вовка даже пошатнулся от удара обонятельного.
– Чэго изволыт молодой человэк? – сделал тайный знак иллюминатов, покрутив перед носом Вовки специально обученным совочком для трупиков кофейных зёрен, греко-грузинский армянин.
– Этот чэловэк изволит кофе приобрэсти, – зачем-то спародировал греко-грузина Вовка.
– Йасас! Сколько вам, юноша? – точно грек. Их приветствие. Бывал Челенков в Греции со «Спартаком» и сборной. О, сейчас удивит товарища. Одну фразу заучил. Посланный с ними в одной из игр переводчик научил. Когда они по магазинам решили прошвырнуться.
– Посо костизи? (Сколько это стоит?) – нет, не округлились глаза, зато улыбнулся товарищ грек. Акцент, наверное, чудовищный или как-то исковеркал фразу. Давно ведь было. Лет… Да, хрен сосчитаешь с этой двойной бухгалтерией.
– Шэсдэсят рублэй за банку и шэсдэсят рублэй за кофе. – Вовка посмотрел за спину грека. Точно, там стояли банки. Из жести, закрывающиеся крышками. Явно ручная работа. С чеканкой каких-то гор. Чего там, в Греции, не Арарат же? Олимп! Где-то жестянщик не покладая рук трудится. А чего, ненавязчивый сервис. Хочешь кофе – покупай банку. Жестянщик, точно родственник. И всего сто двадцать рублей за… Ну, граммов двести – триста влезет в такую банку. Правду, сказала Степанида Гавриловна – дорого здесь. Ну, хотя одна-то банка нужна. Кофе же хранить в чём-то надо. Не в кульке же бумажном. Он выдохнется. Ни вкуса не останется, ни аромата.
– А турка есть? – ну, не в кастрюльке же варить.
– Джезва. Медэдная. Кованная. Сто восемьдэсят. Всэго трыста.
Ну, ни хрена себя, зашёл за кофе. Триста рублей!!! Это у него год назад, когда он кладовщиком работал в Куйбышеве, зарплата месячная меньше была. Обманула Стеша. Дорого, это другое понятие. Это называется – писец.
И чего? Как там, у Высоцкого: «И что ж, мне пустым возвращаться назад!» «Зачем мне рубли за подкладкой?».
Рубли были, вчера выдали три зарплаты. Они-то в путешествиях по Европам отлучались, а календарю, фиолетово. Положено семнадцатого зарплату получать, получите и распишитесь. Одну зарплату Чернышёв из кармана вынул.
– Пересчитай.
– Вы, серьёзно Аркадий Иванович?
– Не хочешь, не считай. Магарыч с тебя. Две недели почти за тебя работал.
