banner banner banner
Колхозное строительство 1
Колхозное строительство 1
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Колхозное строительство 1

скачать книгу бесплатно

– Написал я, Пётр Миронович, статью. В понедельник занесу. А это что за невесты с вами?

Пётр взял с собой покататься на лыжах и дочь Таню, и Вику Цыганову в теле десятилетней Маши Нааб. Для неё пришлось доставать из сарая прошлогодние лыжи дочери. В этом году осенью, видно, ей новые купили. Лыжи у девочек были не на креплениях, а с ремешком под валенки, но это не мешало им лихо скатываться с горок с визгом и смехом. Мороз отпустил, и людей в парк пришло великое множество – и все с детьми. Вскоре и семейство Романова повстречали.

– Добрый день, Михаил Петрович, – поздоровался Пётр с мэром.

– А вы, Пётр Миронович, когда с наследником кататься будете? – указал Романов на своего сынишку, карапуза лет трёх-четырёх.

– Чужие дети растут быстро, но, думаю, и мой потихоньку дорастёт. Вон читал, что в Норвегии в год на лыжи ставят. Михаил Петрович, а почему киоск не работает? – Пётр указал на заколоченный деревянный киоск.

– Так ведь зима! И продавец, и пирожки замёрзнут.

– Да вон ведь совсем недалеко лыжная база. Если бросить воздушный кабель, то можно поставить титан и продавать горячий чай, а если ещё и соорудить что-то типа водяной бани, то и пирожки подогретые. Уверен, отбою не будет от покупателей. Вон народу-то сколько – и все с детьми. Девочки, вы бы хотели сейчас съесть ватрушку со стаканом чая?

– Да я бы сейчас и от беляша не отказалась, – первой откликнулась прислушивающаяся к разговору мужчин Маша.

– Вот: устами младенца глаголет истина. Давай-ка, Михаил Петрович, в понедельник заходи, и обговорим всё детально. А ещё неплохо бы вон там, у леса, соорудить небольшой трамплинчик и организовать для разных возрастных групп соревнование на дальность прыжка с вручением грамот. Подумай и над этим. И последняя информация к размышлению: почему среди такой массы народы не ходят тренера ДЮСШ и не набирают ребят к себе в группы?

Событие одиннадцатое

С самого утра во вторник 10 января, забрав с собой обоих девочек, Пётр поехал во Дворец металлургов. Нужна-то была, конечно, одна Вика Цыганова, но Таня увязалась с Машей и выревела, чтобы и её взяли. Да жалко, что ли? Ничем не хуже, чем дома сидеть. Высадили девочек в фойе, и, сдав их на руки директору, Пётр прогулялся до редакции газеты «Заря Урала» – благо нужно было только улицу перейти. К главному редактору было сразу несколько предложений: нужно было напечатать статью Франка о вреде курения, подвигнуть товарища Петрова на публикацию целой серии статей об этом же, но уже написанных местными корреспондентами или перепечатанными из других изданий (есть ведь и журнал «Здоровье»!), а кроме того, вспомнил Пётр, как в девяностых годах раскупались «книги», напечатанные прямо на газетной бумаге, с небольшими чёрно-белыми рисунками. Тоненькие книжечки. Почему бы не увеличить тираж местной газеты, не получить прибыль и не добиться этими действиями финансирования нового оборудования? «Понедельник начинается в субботу» написан уже. Вот его нужно разбить на небольшие кусочки и опубликовать. Обозвать данное произведение типографского искусства «Приложением к газете „Заря Урала“». Сделать её в несколько листов формата А4, и на одной половине – Стругацкие, а на второй – роман Фёдорова «Ермак».

Фёдор Тимофеевич Петров, главный редактор «Зари», курил, и курил как паровоз – да ещё и сотрудникам разрешал этим преступлением заниматься у себя в кабинете. Когда Пётр зашёл к нему, то был прямо-таки отброшен назад плотной завесой дыма. В кабинете сидели трое мужчин и дымили.

– Фёдор Тимофеевич, – из коридора прокричал Тишков, – вы бы выставили посетителей и проветрили помещение.

В коридоре горела всего одна лампочка – было темновато, а сквозь дым так и вообще ничего не было видно. По этой самой причине Петра Мироновича троица не признала и послала. Хорошо хоть не в пешее эротическое путешествие.

– Пошёл ты… Некогда. Позже зайди.

– Я вам, ссукам, зайду попозже! – взбесился Штелле, – А ну вышли сюда и представились!

Понятно, что командовать и ругаться на чужой территории имеет право не каждый, а потому через минуту в коридоре нарисовалась вся «святая троица».

– Пётр Миронович! Извините, не узнали! Владимир, я тебе сто раз говорил, что язык тебя доведёт до неприятностей! – Петров показал молодому расхристанному сотруднику кулак.

– Да нет, Фёдор Тимофеич, что вы! Он ему сейчас помог сделать карьеру. Проветрите кабинет, выкинете в окошко пепельницу и позовёте потом, а меня пока проводите в типографию. Посмотрю на процесс.

Через десять минут снова в том же составе оказались в кабинете главного редактора.

– Давайте мы сейчас отпустим этих товарищей. Владимир…

– Караваев, – натянуто улыбнулся чуть менее расхристанный.

– Так вот, Владимир Караваев, вы с сегодняшнего дня ведёте в газете рубрику, которая называется «Бросим курить». Вы лично бросаете курить сегодня и публикуете в этой рубрике кроме прочих материалов свои личные ощущения. Так сказать, ведёте дневник человека, бросившего курить. Фёдор Тимофеевич, вы несколько раз в день проверяете, не пахнет ли от дорогого Владимира Караваева табаком, и при малейшем подозрении звоните мне. Ну а я найду средства, чтобы поддержать в молодом человеке возникшую у него только что ненависть к курильщикам. Вот первая статья в вашу рубрику. Её написал известный у нас хирург Александр Генрихович Франк. И учтите, дорогой Владимир Караваев: если ваши статьи будут хуже, то кучу всяких неприятностей я вам обеспечу даже за пределами Краснотурьинска. Ясно? Ну всё, идите работать. А вы, дорогой товарищ…

– Герман, Андрей Рейнгольдович. Зам главного редактора, – представился пожилой мужчина с типичными для курильщика жёлтыми зубами и таким же серо-желтоватым цветом лица.

– Так вот, Андрей Рейнгольдович – вы организовываете тайные рейды по школам. Хватаете там, в туалетах, несовершеннолетних курильщиков и ведёте к директору. А потом по итогам посещения десятка школ пишете разгромную статью. Разгромную в прямом смысле. Чтобы не стеснялись в выражениях, и сволочей, позволяющих детям курить, назвали своими именами. А через несколько дней после публикации статьи – следующий рейд, который будет называться «Ничего святого». Должны снова найти хотя бы в одной школе курильщиков. Ну, и, конечно же, с сегодняшнего дня вы тоже бросаете курить. Я попрошу одного из сотрудников газеты за вами подсматривать. Узнаю, что пытаетесь меня обмануть – не взыщите… Всё свободны, – Пётр повернулся к сидящему по струнке главному редактору.

– Не знаю, Пётр Миронович, смогу ли я бросить курить. Столько лет смолю, – тяжело вздохнул Петров, просительно склонив голову.

– А как же вы пример своим подчинённым показывать будете? Кроме того, я собираюсь предложить Городскому Совету Народных Депутатов принять постановление, запрещающее курить в общественных местах города Краснотурьинска. А ваша редакция, вся целиком, и есть «общественное место». Неужели будете бегать через дорогу в кусты, и там, под пронизывающим ветром или под дождём, быстренько, «не в затяг», пыхать, как школьник?

– А надо ли взрослых людей принуждать к «бросанию»? Вон Фидель Кастро курит, Брежнев, Черчилль сигару из рук не выпускает, – попытался найти союзников Петров.

– Ну, раз самый главный враг нашей с вами страны господин Уинстон Черчилль курит, то вам, конечно, сам бог велел, – усмехнулся Пётр.

Он уже остыл после «разгона» курильщиков, но сдаваться не собирался.

– Я попрошу Франка, чтобы он пригласил вас на вскрытие трупа заядлого курильщика. Полюбуетесь лёгкими. И это не обсуждается. Человек, который возглавит в Краснотурьинске борьбу с курением, должен быть «в теме».

– Охо-хо, принесла вас нелёгкая, Пётр Миронович. А говорят, вредно резко бросать – вес человек набирает.

Штелле оглядел главного редактора – веса в том было от силы пятьдесят кило.

– Ну, вам, Фёдор Тимофеич, пяток килограмм набрать не повредит. Жду вас в воскресенье на лыжах в парке, будем вам лёгкие чистить. Только я ведь не только за этим к вам пожаловал. Хочу одну идею интересную озвучить.

Пётр рассказал про свою задумку о литературном приложении к газете.

– Стругацкие. Как же, читал. «Трудно быть богом» – очень неплохая вещь. Только там ведь нужно согласие авторов.

– А согласие нужно для целого произведения, или для частичного тоже необходимо? Ведь есть такое понятие как цитирование. Давайте поступим так: будто бы вы с тем же самым товарищем Германом спорите о достоинствах этого произведения и цитируете его отдельными главами.

– Ну, это на грани, – Петров помассировал подбородок, – Может, созвониться с авторами и договориться с ними?

– Фёдоров умер же. Чего мы боимся? Стругацкие сюда не приедут. А даже если до них и дойдёт наше приложение, то, в крайнем случае, заплатим несколько рублей – тиражи ведь у нас небольшие будут. Я думаю – первый выпуск вообще на пробу сделать в сотню экземпляров. Кроме того, если эта идея сработает, то предложить читателям вашим подписаться на приложение. Ну и на всякий случай не указывать нигде ни адреса издательства, ни названия. Пусть и называется нейтрально – «Литературное приложение». И в розницу после рекламной кампании не продавать. Пусть выписывают газету и приложение. Понятно, что стоить оно должно не три копейки, а хотя бы тридцать.

– Хорошо. Я всё же проконсультируюсь кое с кем, – Петров поднял палец вверх.

– Да пожалуйста. Всё, меня там во Дворце дети ждут. Побежал.

Событие двенадцатое

Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра Дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй – руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий – сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась сбоку от стульев, и его появление руководители дворца культуры должны были бы заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали, даже не утирая слёзы. Просто не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева «Баллада о матери». Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может, получалось чуть хуже, чем у певицы Зары – а может, и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.

«Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Словно сын её услышать мог».

А потом без перерыва почти Вика грянула «День Победы».

«Этот день Победы
Порохом пропах,
Это праздник
С сединою на висках.
Это радость
Со слезами на глазах –
День Победы, День Победы, День Победы!»

Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы, трое слушателей повернулись к нему.

– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.

Пётр знал его историю, более того – с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль «Москвич», набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут – выживет только собака – и симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить – вот только как? Жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину? Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром?

– Вам не понравилось? Маша, а ты какие песни ещё спела? – обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.

– Все десять.

Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки, к десяти песням о войне.

«Бери шинель, пошли домой». «Нам нужна одна победа» – тоже Булата Окуджавы. «Сыновья уходят в бой» – Высоцкого. «Он вчера не вернулся из боя» – его же. «Мы вращаем Землю» – опять его. «Маки» – нетленка Юрия Антонова. «Колоколенка» – великая вещь Леонида Сергеева. «Баллада о матери» – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева. «Журавли» – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке «Високосного года». «День Победы» – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.

– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор Дворца культуры.

– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной из них написал поэт Расул Гамзатов – я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали, и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.

– Пётр Миронович! В это с трудом верится… – начал было Гофман, но его прервали.

– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры «дочь» Катя, до этого мышкой сидевшая в углу зала.

– Да я не сомневаюсь в авторстве. («А зря!» – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие, за них вам дадут как минимум Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А «День Победы»! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.

Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже! Тогда не пущал председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин, грудью ложился на амбразуру – так там хоть был известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза. А кто такой Тишков? Официально ему точно не пробиться. Есть, правда, нюансик: он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ, а уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.

С песнями получилось непросто. Скорее всего, часть слов заменена на отсебятину – особенно в песне «Мы вращаем землю». Дак, может, она и не хуже стала, а лучше! Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором – не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать, у неё и своих полно. Полно-то полно, но с ними решили погодить – там почти везде ругают власть, и везде есть упоминание бога. Как воспримут слушатели слова: «С нами бог и Андреевский стяг»? Не прокатит – по крайней мере, для первых песен. Вот и решили, что автором стихов выступит Пётр, тем более что он стихи и так пишет, а авторство музыки разделят пополам. Он-то ведь нот не знает.

– Пётр Миронович, а вы можете другие свои стихи прочитать? – нет, не поверили пока культработники. Глущенко вон как сощурился.

– Да пожалуйста. Из ранних прочту.

Закопали гномы сундуки,
Полные каменьев дорогих,
И теперь их ищут дураки,
Днём и ночью думая о них.

А ещё по свету носит где-то
Птицу счастья – синюю мечту,
И за нею, выдумкой поэта,
Всё бежим мы в сторону не ту.

Карты гномьих кладов не найти,
Не сыскать гнездовья синей птицы.
Хоть полсвета сдуру обойди,
А в силки летят одни синицы.

Закопали гномы сундуки,
И теперь их ищут дураки.

– Иронично. И актуально. Что же вы не публикуете ничего, а, Пётр Миронович? – покивал головой директор.

– А надо? Есть настоящие поэты, члены союза писателей. Думаю, очень далеко мне до Евтушенко.

– Да чёрт с ним, с Евтушенко! Как вы умудрились десять песен за пять дней написать?! Может, продемонстрируете? – это решил вмешаться в разговор руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец.

– Ну, задайте тему. До обеда у меня время есть, а потом совещание с партактивом предприятий, так что не взыщите, товарищи, – взглянув на Вику и получив одобрительный кивок, согласился первый секретарь.

– Ну, не знаю. Про рябину… Нет! Про снегирей. Да, про снегирей. Вон за окном на ветке целая стайка, – Грец указал на заиндевевшие окна. Правильно, стеклопакетов-то нет. Но верх окна был чист от изморози, и через него в самом деле были видны сидящие на ветках снегири.

– Давайте так. Девочки, наверное, проголодались – вы пошлите кого-нибудь за булочками и чаёк организуйте, а мы с Машей пока напишем вам песню про снегирей. Только бумажку мне принесите, стих писать буду.

– Пока мы за булочками ходим, песню напишете? – хохотнул Гофман.

– Именно.

– Ох, не терпится послушать. А можно хотя бы со стороны за этим понаблюдать?

– Да, пожалуйста, только не мешайте.

Когда принесли бумагу, Пётр шёпотом спросил у Вики.

– Я помню две песни про снегирей – Антонова, про войну, и Трофима. Ты какую знаешь?

– Я на юбилее Трофима пела вместе с ним именно эту песню, – девочка захихикала, – Только она не слишком смелая для этого времени? Зато там и про рябину есть. Давай хотя бы заменим «женщиной» на «девушкой любимою». Стой! Есть замечательная песня Виктора Королёва. Это будет из хитов хит.

– Пишем обе. Я Королёва песню не помню, потом слова продиктуешь. Давай с Трофима начнём.

За окошком снегири
Греют куст рябиновый,
Наливные ягоды рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал с девушкой любимою…

Там, где Пётр забывал слова, подсказывала Вика. Она же в это время подбирала музыку. Пока директор ДК БАЗа ходил в ближайшую столовую за булочками, они полностью написали текст, и Вика уже не сбивалась в аккордах, тем более что песня была простой.

Вторую песню Вика тихонько напела шёпотом:

Сани с лета приготовь, приготовь, чтоб зимой не опоздать, опоздать.
Ведь с горы на гору хочет любовь, все сугробы разметать.

Припев:
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж который год подряд.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж который год подряд.

Мы с тобою все в снегу, ну, и пусть, море снега на двоих, на двоих,
Но не знаю я на вкус губы сладкие твои.