скачать книгу бесплатно
Стратегии философского исследования коммуникации
Александр Сергеевич Шохов
Исследование коммуникации – один из мейнстримов современной философии. «Коммуникативный поворот» привёл к появлению разнообразных ракурсов изучения коммуникации во всех гуманитарных дисциплинах. Каждый исследователь пытается дать собственный ответ на вопрос о том, чем является и чем не является коммуникация, и благодаря многообразию предложенных ответов ситуация еще больше запутывается. Становится нелегко понять, что такое коммуникация сама по себе. Автор книги вводит терминологический конструкт «стратегия философского исследования», пишет о необходимости отказаться от модели точечного и монолитного субъекта-исследователя и предлагает новую интерпретацию термина «парадигма» для гуманитарных дисциплин. Книга предназначена для профессиональных философов и для всех, интересующихся философскими исследованиями коммуникации.
Александр Шохов
Стратегии философского исследования коммуникации
Аннотация
Исследование коммуникации – один из мейнстримов современной философии. «Коммуникативный поворот» привёл к появлению разнообразных ракурсов изучения коммуникации во всех гуманитарных дисциплинах. Эти наработки сегодня требуют осмысления и обобщения. Каждый исследователь пытается дать собственный ответ на вопрос о том, чем является и чем не является коммуникация, и благодаря многообразию предложенных ответов ситуация еще больше запутывается. Становится нелегко понять, что такое коммуникация сама по себе, да и сам вопрос о том, что такое коммуникация приобретает множество дополнительных размерностей. Возникающая познавательная сложность такова, что любая попытка увидеть «лес за деревьями» или обнаружить нить Ариадны в непрестанно создающемся лабиринте интеллектуальных поисков становится актуальной.
В книге получило дальнейшее развитие представление о парадигмальном анализе как о процессе выявления оснований, на которые опирался исследователь под влиянием различных установок.
Сделан вывод о том, что субъект-исследователь, благодаря вхождению в ситуацию наблюдения, на первом уровне рефлексии переживает диссоциацию, а затем дисперсию и трансформируется в непрерывно пересобирающуюся композицию коммуникативных состояний. При вхождении в состояние рефлексии второго уровня субъект–исследователь пересобирает себя заново и обнаруживает себя как становящаяся целостность, удерживаемая автокоммуникацией. Децентрованная рефлексия (разновидность рефлексии второго уровня) оказывается важным инструментом парадигмального анализа, поскольку позволяет последовательно встать на место другого исследователя, проанализировать влияния, которые он испытывает, а также как бы «изнутри» прожить различные исследовательские ракурсы и личные выборы, формирующие индивидуальную стратегию.
В работе проанализированы представления о коммуникации, возникшие под влиянием разных парадигм (парадигмы сложности, системной парадигмы в понимании Н.Лумана, сетевой парадигмы, парадигмы коммуникативного разума и др.).
Сделан вывод о том, что парадигмы и исследовательские стратегии взаимно дополняют друг друга. Парадигма предписывает, каким именно образом должно строиться исследование, чтобы соответствовать критериям научности, зафиксированным в данной дисциплине в данном научном сообществе в тот или иной период времени. Стратегия исследования – это путь, выбранный конкретным исследователем, в котором могут сочетаться различные эпистемические, парадигмальные, методологические, теоретические влияния, а также воздействие многочисленных «поворотов». Одновременно с этим в выбранной стратегии проявляется индивидуальное творческое, авторское начало исследователя.
Введён в научный обиход терминологический конструкт «знаниевое тело», представляющее собой комплекс знаний, которые вошли «в плоть и кровь» субъекта, стали своеобразным аналогом тела, выращенного не из белковой материи, а из «знаниевой».
Разработано представление о парадигме как о как своеобразном синтезе исследовательских конструктов, возникающем и постоянно пересобирающемся в коммуникации научного или философского сообществ.
Парадигмы, эпистемы, методологические подходы, под влиянием которых оказываются участники сообщества, метафорически сравнены с коммуникативными состояниями сообщества, композицией которых предопределяется коммуникация его участников.
Сформулировано представление о коммуникации как об исследовательском конструкте, который каждый исследователь «собирает» для решения собственных научных и философских задач. Предложена трактовка коммуникации как драйвера событийного времени, способного изменять конфигурацию установившихся связей и ассоциаций между акторами, создавать условия для пересборки систем или сетей и быть проводником контингентности в ситуацию «здесь и сейчас».
Ключевые слова: стратегия исследования, субъект-исследователь, сборка, коммуникация, парадигма, конститутивные элементы парадигмы, децентрованная рефлексия, знаниевое тело, исследовательский конструкт.
SUMMARY
The study of communication is one of the mainstream in the modern philosophy. "Communicative turn" led to the emergence of a variety perspectives, connected with the study of communication in all humanitarian disciplines. These developments today require reflection and synthesis. Each researcher tries to give his own answer to the question of what communication is and what is not, and thanks to the diversity of the proposed answers, the situation is even more confused. It is not easy to understand what communication is by itself, and the question “what is the communication?”, takes on very many additional dimensions. The epistemic complexity is arising such more that any attempt to see the “forest behind the trees” or to discover the thread of Ariadne in the constantly created labyrinth of intellectual searches becomes relevant.
A terminology construct “research strategy” has further developed in this book. It allows to speak about personal choice in situations of polyparadigmality thinking. Thereby a certain research position, which allows us to keep a balance between different vectors of meaning attractions, becomes possible. . It is concluded that the subject-researcher, due to the entry into the observation situation in the first reflection level state, experiences first dissociation and then dispersion. The book shows how the classic subject of the research has transformed into the continuously reassembled integrity of its own communicative conditions held by auto-communication at the second-level reflection state. One type of this reflection is “decentralized reflection” that becomes an important tool for paradigm analysis, because it allows us to consistently take the place of every researcher, analyze the influences that he is experiencing, and to live from the inside various research angles and personal choices that form an individual strategy.
The work develops further the concept of paradigm analysis as the process of identifying the bases on which the researcher relied under the gravitation of various paradigmatic (epistemic) influences. The metaphor of the surfer researcher, which slides along the waves created by the centers of paradigmatic attraction, is used. Surfer have to keep away all these centers, because he wants be independence from them – otherway he can lose his philosophy reflexive position.
The book considers ideas of communication that have developed in different directions of thinking (the paradigm of complexity, the system paradigm (N.Luhmann’s version), the network paradigm, the paradigm of “communicative rationality”, etc.).
It is concluded that paradigms and research strategies complement each other. The paradigm prescribes exactly how the research should be built in order to meet the scientific criteria established in this discipline in this scientific community at at one time or another. The research strategy is the path chosen by a particular researcher in which various epistemic, paradigmatic, and methodological influences can be combined. At the same time, the strategy reveals the author's creativity, his own contribution.
A terminological construct “knowledge body” introduced into scientific use. It can be explained as a complex of knowledge that entered “into flesh and blood of researcher”, became a peculiar analogue of a body grown not from protein matter, but from the paradigms and scientific knowledge of the community.
The concept of the paradigm was developed as a kind of synthesis of research constructs, arising and constantly re-assembling in the communication of the scientific or philosophical community.
Paradigms, epistems, methodological approaches, influenced by community members, are metaphorically compared with the communicative states of a community, the composition of them predetermines the communication of its members.
It was proposed the concept of communication as a “research construction” that each researcher “assembles” to solve his own scientific and philosophical problems. This book contains an interpretation of communication as a driver of event-time, capable of changing the configuration of established connections and associations between actors, creating conditions for reassembling systems or networks and being a conductor for contingency in the situation “here and now”.
Keywords: research strategy, subject-researcher, assembly, communication, paradigm, constitutive elements of a paradigm, decentralized reflection, knowledge body, research construct.
Философия есть борьба против зачаровывания нашего интеллекта средствами нашего языка.
Людвиг Витгенштейн «Философские исследования», пункт 109
Благодарности
Эта книга написана на основе защищенной диссертации «Стратегии исследования коммуникации: парадигмальный аспект». Моя диссертационная работа не была бы завершена без поддержки доктора философских наук, профессора Лидии Николаевны Богатой, которая несколько лет была моим научным консультантом. Я благодарен ей за сотни часов, которые мы провели в насыщенной коммуникации, за то, что она научила меня глубже понимать философские тексты и критичнее относиться к собственным интеллектуальным построениям.
Хочу отметить помощь и участие моих коллег, с которыми в разное время обсуждались отдельные темы этой книги. Из тех, кто оказал на меня заметное влияние хочу отметить (в алфавитном порядке) В.И.Аршинова, А.И.Афанасьева, И.В.Голубович, И.С.Добронравову, О.А.Довгополову, И.А.Донникову, И.В.Ершову–Бабенко, Е.М.Иванову, Т.Г.Каменскую, А.С.Кирилюк, В.Е.Лепского, Э.И.Мартынюка, М.Г.Марчука, М.А.Можейко, Е.С.Петриковскую, В.Л.Петрушенко, В.П.Плавич, С.М.Повтореву, В.В.Попкова, С.В.Пролеева, О.П.Пунченко, К.В.Райхерта, Д.В.Реута, О.В.Рупташ, Е.К.Соболевскую, Е.И.Соболь, И.И.Старовойтову, В.С.Степина, Л.Н.Терентьеву, В.Б.Ханжи, А.В.Худенко, Л.Н.Цой, С.П.Шевцова.
Эта работа не была бы написана без поддержки моей жены Светланы Шоховой и дочери Евгении Шоховой, которые вдохновляли меня в процессе работы над диссертацией и над книгой, и активно участвовали во многих философских мероприятиях и проектах.
Среди людей, которым я искренне благодарен, особое место принадлежит моему отцу, Сергею Егоровичу Шохову. Его уже нет с нами, но он был бы счастлив, если бы мог взять в руки эту книгу. Отец научил меня естественнонаучному и математическому мышлению, программированию, ввел меня в круг людей, которые в конце 1980-х занимались рефлексивной методологией, и привил любовь к решению сложных интеллектуальных задач. Его влияние сформировало мой интерес к широкому кругу научных дисциплин.
Я искренне и глубоко благодарен своей маме, Лине Яковлевне Бровченко, которая с детства учила меня задавать философские вопросы, Твоя бесконечная и безусловная любовь, мама, наполняет меня энергией и пробуждает стремление заниматься интеллектуальным творчеством.
Благодарю свою тёщу Марию Ильиничну Яковлеву и своего тестя Михаила Андреевича Яковлева, которые всегда поддерживали меня во всех моих решениях.
Выражаю искреннюю признательность своему шурину Николаю Михайловичу Яковлеву за его интерес к моим философским исследованиям и за постоянную готовность прийти на помощь в любых жизненных обстоятельствах.
Спасибо всем вам.
Искренне Ваш
Автор
Предисловие
Почему философы занимаются коммуникацией
Коммуникацию можно охарактеризовать как соединяющие связи, линии обмена, по которым перемещается содержание, потенциально важное для участников коммуникативного процесса. Предложенная формулировка демонстрирует невероятную абстрактную мощь этого понятия. Ведь содержание, перемещаемое по связям (линиям обмена) может быть как материальным, так и информационным, соединение может установиться или не установиться, содержание может быть признано или не признано важным участниками коммуникативного процесса. Сеть связей может постоянно перестраиваться, а сам факт передачи какого–либо содержания кому–либо может становиться предметом следующего коммуникативного обмена. Это делает коммуникацию интереснейшим предметом исследования, поскольку занимаясь ею, философы и ученые легко обнаруживают пределы известного, и у них возникает впечатление, что при исследовании коммуникации могут быть обнаружены ответы на ряд весьма важных вопросов, например, таких:
1. Как при соединении элементов возникают качества и характеристики целого, которых нет у элементов и их подмножеств? Частными случаями этого вопроса являются, например, такие: «Как возникает человеческое общество?», «Как возникает сознание?», «Как возникает и обрабатывается смысл высказывания?», «Как происходит мышление?», «Как устанавливается взаимопонимание?», «Как можно объединить людей для целеустремленной коллективной деятельности?», «Как подобрать эффективные инструменты и технологии управления в каждом конкретном случае, чтобы направить процессы в нужном направлении?».
2. Как подготавливаются и осуществляются изменения сверхкомплексных объектов (систем, сетей), которые настолько велики и сложны, что охватить их одним взглядом невозможно? Частные случаи этого вопроса: «Как возможно управление развитием крупномасштабных систем (экономики, отрасли, страны, общества, культуры)?», «Как эволюционируют галактики?», «Как функционируют и эволюционируют живые организмы?», «Как развиваются и изменяются экосистемы?», «Как можно проектировать направления развития современных мегаполисов?».
3. Какова природа и логика развития сетей? Как сетевое описание дополняется системным? Частные формулировки этих вопросов могут касаться развития сильного искусственного интеллекта, цифровой экономики, социальных сетей и сообществ, а также управления общественным сознанием, мотивами покупателей или избирателей, мотивацией сотрудников.
При исследовании коммуникации удается взглянуть на многие подобные вопросы чуть под другим углом. Эта книга представляет собой попытку рассмотрения философских стратегий исследования коммуникации. Понимая всю необъятность задачи, автор ограничился рассмотрением небольшого количества наиболее заметных и интересных (с его точки зрения) парадигм, теорий, подходов и концепций. Книга написана так, чтобы читатели могли полностью погрузиться в атмосферу философского исследования, наполненную неожиданными открытиями и озарениями.
Степень изученности проблемного поля данного исследования
Разработанность проблемного поля коммуникации
Всплеск интереса к изучению коммуникации произошёл в начале XX века. Феноменология Э.Гуссерля привлекла внимание к интерсубъективности [180], математическая теория коммуникации К.Шеннона [186] и У.Уивера развивалась в технических и инженерных дисциплинах для решения задач передачи информации. Коммуникация начала исследоваться в философии языка и в аналитической философии (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, У. Куайн, Дж. Мур, Дж. Остин), она рассматривалась представителями символического интеракционизма (Г.Гарфинкель Дж.Г.Мид, А.Шюц), логиками (Ч.Пирс, Г.Фреге), социологами (П. Бурдье, Э. Гидденс, М. Маклюэн, Т.Парсонс). Исследования коммуникации происходили в рамках философской герменевтики – Г. Гадамер, О. Резеншток-Хюсси, П. Рикер, Ф. Шлейермахер.
Т.Парсонс разработал фундаментальную теорию социального действия [106], тем самым существенно расширив представления об интеракции и условиях достижения взаимопонимания. В трудах М.Хайдеггера и Ю.Хабермаса интерсубъективность Э.Гуссерля обрела новое звучание и стала одной из важнейших тем. Ю.Хабермас [176], [178], [179], [177] разработал теорию коммуникативного действия и теорию дискурса, которые представляют собой подробно описанные условия достижения взаимопонимания и консенсуса на основе рациональной аргументации и притязания на значимость. Теме соотношения коммуникации и познания посвящена монография Sperber Dan and Wilson Deirdre «Relevance. Communication and Cognition» [188].
Никлас Луман [83], [82], [80], [81] построил на основе созданного им авторского исследовательского конструкта коммуникации развёрнутую теорию общества. Исследованию творчества Н.Лумана посвящены работы таких авторов как Clemens Mattheis [183], А.Ю.Антоновский [2], [3], C.Б.Белецкий [22], И.А.Болдырев [30], Н.А.Головин [36], О.А.Даниленко [42], А.И.Крейк [65], В.М.Лоскутникова [78], А.В.Назарчук [100], [101], Н.В.Поправко [115], Р.К.Тангалычева [127], А.Ф.Филиппов [131], А.А.Шаронова [148], А.С.Шохов [151], [161], [162], [164]g, [154].
К.-О.Апель [4] зафиксировал концепцию трансцендентального (идеального) научного сообщества, и впервые представил его как условие возможности познания. К.Поппер [114] предложил идею знания без познающего субъекта.
Особые ракурсы исследования коммуникации проявились в рамках экзистенциализма (Г.Марсель [92], [91], [90], М.Мерло-Понти, Ж.-П.Сартр, М.Хайдеггер, К. Ясперс), в семиотических, диалогических, логических исследованиях М.Бахтина, В.Библера, М.Бубера, Т.М.Дридзе, Э.Кассирера, Ю.М.Лотмана, Ч.Морриса, Ч.Пирса, Ф. де Соссюра.
Философия субъекта детально разрабатывалась многими исследователями, в частности С.В.Комаровым [63] и Я.А.Слининым [123].
Некоторые проблемы коммуникации разрабатывались в антропологическом структурализме (Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс и др.) и в этнометодологии – Г. Гарфинкель и др.
На принципиально новый уровень проблема коммуникации вышла благодаря работам Ж.Делёза [44], М.Кастельса [58], Б.Латура [71], [189], М.Мерло-Понти [184], Тён ван Дейка [128], М. Фуко [135], [134], [133].
Особый вклад в разработку теории коммуникации внесли представители синергетической традиции – В.И.Аршинов, Л.Д.Бевзенко, Л.Н.Богатая, В.Г.Буданов, Л.С.Горбунова, И.С.Добронравова, Л.П.Киященко, Е.Н.Князева, Я.И.Свирский и др.
К числу обобщающих работ по коммуникации можно отнести тексты С.П.Домнич [50], А.М.Ермоленко [53], Р.Крейга [172], И.П.Кужелевой-Саган [66], А.В. Назарчука [100].
Разработанность проблемного поля, связанного с парадигмальным анализом
Философский анализ парадигм и особенностей применения этого термина в философских и гуманитарных исследованиях выполнялся различными исследователями, специализирующимися на истории и философии науки: Н.С. Автономовой, А.И.Афанасьевым, И.Т. Касавиным, В.А. Лекторским, М.Г.Марчуком, Л.A. Микешиной, В.Л.Петрушенко, Б.И. Пружининым, О.П.Пунченко, B.C. Стёпиным, В.Л.Чуйко и др..
Особое значение в осмыслении парадигмальной составляющей научной рациональности внесли подходы и концепции Т. Куна, И. Лакатоса, Л.Лаудана, М. Полани, К. Поппера, А.Пуанкаре, Ст. Тулмина, П. Фейерабенда и др., обосновавших такие методологические принципы процесса познания, как плюрализм, диалогизм, взаимодействие различных познавательных практик, ценностно-смысловое «присутствие» субъекта в структуре познания.
Несомненный интерес представляет разработка термина «парадигма», предпринятая Л.Н.Богатой [27], которая рассматривает её как сверхсложное открытое саморегулирующееся терминологическое образование [27, с.10].
Взаимосвязь между методологическим мышлением и парадигмальным анализом (осмыслением роли «образцов» и «пониманием») выстраивается в тестах М.А.Розова [121].
Попытки обнаружить «единство множественного», предложить некую обобщающую гуманитарную парадигму, предпринимаются в монографии И.А.Герасимовой [35], которая подходит к решению этой задачи с позиций социальной эпистемологии.
Разработанность проблемного поля, связанного со стратегией исследования
Термин «стратегия исследования» по-разному толковался различными учёными и философами. Влияние постструктуралистского и постмодернистского мировоззрения на эволюцию научной рациональности и стратегий исследования в социально-гуманитарных науках рассматривается в работах Н.С.Автономовой, В.П.Визгина, В.Н.Гасилина, И.А.Гобозова, И.П.Ильина, В.А.Конева, Е.В.Листвиной, Н.В.Мотрошиловой, С.В.Никитина, С.М.Повторевой, Т.Н.Поповой, В.Н.Поруса, Б.И.Пружинина, Г.Л.Тульчинского, М.С.Уварова, и др.
Историко-морфологические и концептуально-функциональные исследовательские стратегии разрабатывались, в частности, украинским исследователем С.М.Форкош [132].
В монографии Т.Н.Поповой [113] анализируются «интеллектуальные стратегии» в контексте социогуманитаристики и биографического поворота. Также автор употребляет термин «исследовательские стратегии» [113, с. 18] в значении, близком к используемому в настоящей работе.
Особо следует отметить диссертационную работу И.И.Гусевой, в которой термин «стратегия исследования» рассматривается в применении к социально-гуманитарным наукам, в первую очередь к истории и социологии в тесной связи с терминами «микростратегия», «макростратегия», «масштаб исследования».
Культурные повороты, в значительной мере влияющие на исследовательские стратегии, детально рассматривают такие исследователи как Д.Бахманн-Медик, Н.П.Безуглова, Фр. Джеймисон, А.Реквиц, и др. Культурные повороты предстают как формы эпистемической акцентуации, способные «изменить направление мысли и установить новые ракурсы исследовательской деятельности» [20, с.8].
В текстах Н.М.Смирновой термин «исследовательская стратегия» применяется как обозначение некоей основополагающей мысли, которая формирует путь исследователя: «исследовательская стратегия исходит из когнитивной презумпции телесной обусловленности человеческого мышления» [124, с.140], – пишет исследователь, выстраивая смысловой стратегический мостик между феноменологией Э.Гуссерля и современными тенденциями, формирующимися в философии искусственного интеллекта.
Нельзя не упомянуть о таком термине как «макросдвиг», который по мнению Э.Ласло, происходит в современной научной картине мира и во всей человеческой цивилизации и культуре. «Макросдвиг» можно интерпретировать как более фундаментальное изменение, чем отдельные «повороты» или «культурный поворот» в целом. Сам Эрвин Ласло пишет: «Эта трансформация – эра макросдвига: сдвига всеохватывающего, быстрого и необратимого, простирающегося до самых далёких уголков земного шара и захватывающего все аспекты жизни» [69, с. 11].
Обилие уже проведённых исследований коммуникации формирует ситуацию познавательной сложности, однако именно это даёт надежду на то, что в отмеченной сложности начнут обнаруживаться проявления фундаментальной простоты.
Раздел первый. Возможности парадигмального анализа в контексте новых представлений о субъекте-исследователе
1.1. Парадигмальный анализ в ситуациях дисперсии субъекта-исследователя и коммуникативного обмена
1.1.1. Парадигмальные и эпистемические влияния, «повороты» и стратегии
Парадигмальный анализ направлен на выявление фундаментальных начал, составляющих основы философского и научного мировоззрения. Эти начала проявляются в отдельных исследованиях, выступают своеобразными критериями научности при обсуждении трудов философов и ученых в сообществах коллег.
Важно подчеркнуть, что в процессе парадигмального анализа могут быть обнаружены не только следы парадигм. Исследователь испытывает влияние господствующей эпистемы, задающей базовые условия научного мировоззрения и критерии познаваемости мира, а также различных теорий, методов, школ, традиций и «поворотов».
Возникает закономерный вопрос: возможно ли осуществлять подобный анализ, полностью освободившись от влияния тех или иных парадигмальных и эпистемических притяжений? Скорее всего, нет. Любой «надпарадигмальный исследователь» должен погружаться в содержание исследуемого, строить элементарные высказывания с учетом сложившихся в той или иной научной среде традиций, а это значит, испытывать в той или иной мере стороннее влияние. К тому же сообщество, в которое входит исследователь, неизбежно будет явно или неявно предписывать ему те методы и подходы, которые приемлемы с точки зрения сообщества и отвечают критериям научности, достоверности и строгости.
Для философского исследования крайне важно, чтобы погружение в «чужие» концепции и теории было достаточным, но не стало «парадигмально затягивающим», в том смысле, что очередная исследуемая парадигма не должна внезапно обрести статус основной или истинной.
Философ Л.Н.Богатая метко замечает: «Философ призван заниматься наблюдением за процессами становления парадигмы. И философ перестает быть философом, если попадает под влияние какой–либо парадигмы» [27, с. 16]. Работа философа-методолога сравнивается ею с сёрфингом: «Искусство методолога в чем-то похоже на искусство серфингиста. Только вместо волны методолог пытается оседлать мысль» [25, с.84].
Словно сёрфер [153], скользящий по волнам, философ может получать энергию от того или иного смыслового поля, и, получив необходимое, двигаться дальше, чтобы развернуть философский контекст собственного рефлексивного процесса, помещая себя, по словам Ф.В.Лазарева и С.А.Лебедева, в своеобразный «метафизический хронотоп», благодаря которому «философ оказывается способным занять позицию внешнего наблюдателя по отношению к данному горизонту» [68, с.15].
Философский анализ парадигмальных оснований может оказаться под влиянием неких межпарадигмальных или внутрипарадигмальных сопряжений и напряжений. Поэтому философа-исследователя, опять же, можно сравнить с сёрфером, который одновременно получает энергию от двух слоёв волн, генерируемых принципиально разными смысловыми полями: «снизу» – из слоя парадигм, которые он изучает и под влиянием которых оказывается, и «сверху» – из слоев метапарадигмальных, эпистемических, которые поставляют ему методологические интуиции.
Исследование коммуникации как предмета оказывается под воздействием множества парадигмальных и метапарадигмальных влияний. Коммуникация как явление и как процесс исследуется в рамках философии, социологии, психологии, когнитивистики, лингвистики, семиотики, искусственного интеллекта, а также во многих более прикладных дисциплинах, таких как политология, журналистика, риторика и пр. Системная, сетевая и синергетическая парадигмы, различные меж-, кросс- и трансдисциплинарные подходы поставляют идеи и методологические решения, которые используются для анализа узкодисциплинарных парадигмальных проявлений.
Философ-исследователь выбирает собственный ракурс парадигмальных исследований, отличающийся от ракурса психологического, лингвистического или социологического, что предопределяет круг его исследовательских задач. Например, философа может интересовать: (1) какую позицию занимает или может занимать исследователь коммуникации по отношению к предмету исследования, (2) как именно выстраивается исследовательская стратегия для решения поставленной задачи, (3) каким образом исследователь конструирует гипотезы, и можно ли в каждом конкретном случае актуализировать направление их верификации, (4) какова роль коммуникации в процессе познания в целом и в процессе изучения коммуникации в частности, (5) можно ли говорить о том, что такое коммуникация сама по себе?
Философский ракурс исследования коммуникации несомненно более широк, чем это зафиксировано в сформулированных вопросах, которые лишь фрагментарно иллюстрируют возможные направления философских исследований коммуникации.
Украинский исследователь А.М.Ермоленко выделяет коммуникативную философию как отдельную парадигму истории философии, он пишет: «коммуникативная философия – это новая парадигма в истории философии, стремящейся преодолеть недостатки как философии бытия, так и философии сознания» [53, с.206]. Такой взгляд на философское исследование коммуникации приводит А.М.Ермоленко к выводу о связи смены научной парадигмы (при этом он ссылается на Ю.Хабермаса) со сменой типа общества: «можно согласиться с Ю.Хабермасом по поводу изменения парадигмы «общества труда» парадигмой «общества коммуникации». Однако такой переход не является изменением только научной парадигмы. Это изменение связано также с переходом в наше время к новому типу общества, которое заменяет капиталистическое, как бы мы его ни называли – посткапиталистическим, постмодерным, постиндустриальным или информационным, где производство информации становится определяющим» [53, с.212].
Необходимо отметить особенность понимания термина «парадигма» у Ю.Хабермаса и у А.М.Ермоленко. Оно существенно отличается от куновского термина «парадигма» и может быть интерпретировано как некая основная идея, лежащая в основе научных изысканий в данный период времени в данном сообществе.
В науке, после того как позитивизм перестал быть главенствующим направлением, более нет и, скорее всего, уже не может быть какой-либо единой методологии. Собственно, поэтому и возникли идеи, связанные с необходимостью рефлексии более общих оснований научного мировоззрения (в частности, парадигм и эпистем). Изначально представление о парадигмах формировалось на опыте развития естественных наук (физики, химии и др.). Термин «парадигма», введённый Т.Куном [67, c.17], даже в его собственных текстах получает разное толкование, которое, к тому же, менялось и развивалось в ходе развернувшихся дискуссий с К.Поппером, И.Лакатосом, П.Файерабендом и другими авторами. Как заметила И.С.Добронравова, само появление термина «парадигма» «знаменовало собою отказ от поисков универсальной методологии и признавало разнообразие методологических установок в разных парадигмах» [46, с.187].
Термин «эпистема» впервые звучит в современном исследовательском ключе в работах М.Фуко («Слова и вещи», 1966) и рассматривается как своеобразное поле: «нам бы хотелось выявить эпистемологическое поле, эпистему, в которой познания, рассматриваемые вне всякого критерия их рациональной ценности или объективности их форм, утверждают свою позитивность и обнаруживают, таким образом, историю, являющуюся не историей их нарастающего совершенствования, а, скорее, историей условий их возможности» [135, с. 34-35]. Поле, создающее условия возможности познания, формирует археологические напластования культуры, на которых в дальнейшем осуществляются очередные напластования. В своей следующей работе («Археология знания», 1969) М.Фуко вводит такие конструкты как «эпистемологические фигуры», «эпистемологические структуры» и «процессы эпистемологизации» [134, c. 189]. Однако эти, выделенные из текста словосочетания, конечно же, представляют собой лишь грубую разметку тонких эпистемических интуиций М.Фуко.
Признание многообразия подходов и отказ от поисков универсальной методологии может, по мнению отдельных авторов, приводить к формированию некоего варианта метатеории (и соответствующей ей метаметодологии). В частности, И.В.Ершова-Бабенко в монографии «Размышления. Психосинергетика» пишет о том, что понятие «парадигма» было предложено «в связи с вопросом о необходимости выделения 3-го самостоятельного уровня научного познания – метатеоретического, помимо теоретического и эмпирического» [53, с. 27-28]. Тема психосинергетики развивается и в других её работах [51]. Такое объяснение появления парадигмы выглядит вполне допустимым. В то же время необходимо отметить, что конкуренция между парадигмами, если будет признано такое объяснение, потребует конституировать ещё один уровень восхождения и так далее (как в семантической концепции истины А.Тарского [190] или в рефлексивной алгебре В.А.Лефевра [76]).
В настоящее время вряд ли можно говорить о парадигмальном единстве отдельных научных дисциплин или направлений. Словно оксюмороны звучали бы словосочетания «парадигма физики», «парадигма квантовой механики», «парадигма астрофизики». Внутри каждой дисциплины, каждого направления развиваются и конкурируют множество исследовательских подходов, которые признаются в качестве образцов отдельными научными сообществами или группами ученых. Такая локализация привела к возникновению многообразия «парадигмальных токов», которые никак не исключают остающиеся незыблемыми общие основания научного мышления, такие, к примеру, как экспериментальная проверка гипотез (или проверка посредством наблюдения явлений в случаях, когда эксперимент невозможен).
Для естественных наук критерий экспериментальной проверки (или верификации гипотез с помощью наблюдений), в целом остаётся приемлемым, хотя и дополняется в рамках каждой дисциплины и каждого научного направления разнообразными критериями «научности».
В гуманитарных дисциплинах критерий экспериментальной (или наблюдательной) проверки в значительном числе случаев просто не может быть применён, хотя гуманитарные эксперименты успешно проводятся в ряде направлений, таких как психология поведения, когнитология, лингвистика, социология и др. Философские исследования в большинстве случаев относятся к экспериментально и наблюдательно неверифицируемым, однако, вопросы и идеи, которые формулируют философы, представляют собой самостоятельную ценность, и часто служат питательной средой и строительным материалом для парадигмальной архитектуры различных предметных дисциплин.
Может сложиться впечатление, что чем более гуманитарной является научная дисциплина, тем в большей степени к ней применим методологический конструкт «эпистема», и в меньшей «парадигма». Эпистема создаёт условия возможности познания, поскольку имплицитно содержит в себе критерии научного и ненаучного знания, а также представления о том, каким образом такое знание может быть получено. Парадигма выступает как «более проявленный» фундамент для построения языка научного описания.
Л.Н.Богатая пишет: «употребление выражений гуманитарная парадигма (парадигма гуманитаристики) или философская парадигма едва ли является правомерным, ибо ни гуманитаристика, ни философия, чаще всего, не оформляет результаты своих исследований в форме строгих теорий или концепций» [27, с. 11].
Украинский философ А.И.Афанасьев приходит к выводу о «недостаточно адекватном современному уровню гуманитарного знания понятию парадигмы» [17, с. 102].
Гуманитарные исследования осуществляются в среде плохо сочетаемых друг с другом, часто «несоизмеримых» подходов и концепций. Отчасти это объясняется взаимной непереводимостью тех или иных дисциплинарных языков.
Ситуация усложняется ещё более, если рассмотреть влияние на исследователя многочисленных «поворотов», задающих специфическую акцентуацию внимания учёных.
По мнению немецкого исследователя Дорис Бахманн-Медик «повороты» в науках о культуре позволяют выйти за ограничения, налагаемые на развитие наук моделью Т.Куна, когда парадигмы, конфликтуя, сменяют друг друга в процессе научной революции. Она пишет: «в современной исследовательской панораме наук о культуре «повороты» отнюдь не демонстрируют своей необратимости. Речь никогда не идет об абсолютном и глобальном переломе целой дисциплины – скорее о формировании и специализации отдельных «поворотов» и новых оптик, с помощью которых отдельный предмет или исследовательский подход обретает точки соприкосновения с другими дисциплинами. Движение направлено в сторону методологического плюрализма, преодоления границ, эклектичного взаимообмена методами – а не к образованию парадигмы, целиком и полностью заменяющей собой предыдущую. Поэтому, например, говорят об антропологическом повороте в литературоведении, а не всего литературоведения как такового» [20, с.19]. Исследователь делает вывод о том, что «патетическим разговорам о научных «революциях», равно как и поискам культурологической парадигмы нет места в поле наук о культуре» [20, с.19-20]. Продолжая эти размышления, Дорис Бахманн-Медик говорит о всепоглощающем cultural turn (культурном повороте), понимая под ним общую трансформацию всей гуманитаристики, для которой становится распространённым восприятие «культуры как текстуры социального» [20, с.14]. При этом происходит «перевод культурологических теорий в глобальные общественные контексты и их межкультурное освоение» [20, с.22].
