скачать книгу бесплатно
… – Анна, – ко мне подходит мужчина преклонных лет.
– Да, папа, – его раздражает, когда на людях я обращаюсь к нему не по имени-отчеству. Словно каждый раз он теряет очки авторитета.
– Борис Анатольевич, – язвительно напоминает подвижная испанская бородка, такая же белая, как и жиденькие волосы на макушке. Отец говорит, пропуская воздух через чуть приоткрытый рот, – это у него означает верх раздраженности.
Закатываю глаза:
– Да, Борис Анатольевич.
– Анна, тренировка уже семь минут как началась, – наставительный монотонный гундеж несется со стороны испанской бородки.
Я соглашаюсь и присоединяюсь к остальным тренирующимся.
Отец переключается на весь зал и громко хлопает в ладоши, привлекая внимание спортсменов:
– Так, продолжаем разминку.
Зал размечен длинными белыми линиями, формирующими коридоры для энергично приседающих фехтовальщиков. Два десятка проваливающихся в недошпагате парней и девушек – словно молоточки в рояле отбивают бит на выдохе. Вверх-вниз. Старательно. Посматривая на отца, то есть на Бориса Анатольевича. Вверх-вниз.
– Так, хорошо. Покажите мне правильную стойку, – отец обрывает запыхавшихся учеников. – Анна, как выглядит правильная стойка, – не глядя, указывает он, вытянув руку. Внимание зала переключается на меня – на призера кубка Европы, на призера чемпионата России 2015 и 2016 годов. Встаю в стойку с видом, соответствующим моим регалиям.
– Что это, – презрительно сморщившись, разводит руками Борис Анатольевич. – Это что по-твоему, стойка? Где должна быть левая рука? – он дергает меня за руку. – Осанка должна быть, как кол в спине, прямая. Перемести, – берет за талию, – перемести центр тяжести, – отдергивает меня назад и мотает туда-сюда в стороны. – Твои победы больше похожи на случайность с таким подходом к спорту, – вот что на весь зал говорит мой тренер.
Чувствую, как стремительно краснею. Ноздри раздуваются, втягивая спертый воздух. Темно-коричневая краска, будто тягучая смола, ползет на меня из-под кроссовок. Она делает неподвижными ноги, ползет выше. Бедра, живот, грудь уже потонули в темной смоле. Вот она уже подбирается к вытянутой руке со шпагой.
– Голову выше, – тренер бесцеремонно приподнимает мой подбородок.
Смола удушливо сдавливает горло. А в руке я держу уже не рукоять шпаги, а часть следователя. Вытянутую, жесткую, возбужденную часть Андрея Геннадьевича.
– Стойка – это исходная точка вашей техники и часть победы. Отрабатываем, – тренер хлопает в ладоши, завершив наставления. А испанская бородка сжимается, под сединой пряча старческие губы. – Перемещение. Не стой, Анна! Мы становимся в стойку. Начинаем с правой ноги и далее подтягиваем левую ногу. Спинка ровная, не сгибаемся. Шаг вперед, – тренер придерживает меня за спину, – шаг вперед, шаг назад. Начинаем с левой ноги. Шаг назад, шаг назад, – он дергает меня вперед-назад, как безвольную куклу. – Теперь шаг вперед, шаг вперед. Выпад! Закрыться! – он контролирует, держа меня за талию. – Студент, внимательнее, – кричит в ухо. – Закрыться! Выпад! Закрыться. Что у тебя со спиной?
– Немного потянула, – оправдываюсь я.
– Валентина Веццали, итальянка, – он говорит громко, чтобы в любой части зала его слышали, – несколько лет выступала с травмой колена и перенесла операцию на крестообразные связки. Но это ей не помешало стать одной из самых титулованных фехтовальщиц планеты. Расскажи о своих травмах Алексею Черемисинову с проткнутой рукой. Или Виктору Кровопускову. Хватит ныть. Возьми себя в руки! – Борис Анатольевич считает своим долгом воспитывать не просто учеников, а спартанцев, чья основная задача в жизни – крушить соперника. И особенно активно он воспитывал меня – я же его наследница и не имею права быть хуже.
– Так, это все. Отрабатываем, – обращается он к ученикам. – Анна, на мишень, – он не смотрит в глаза. Говорит так, между делом, занимаясь с другими учениками. Так, словно я не заслуживаю большего внимания.
«Монотонность упражнения – залог успеха!»
Я стою перед мишенью. «Монотонность упражнения – залог успеха», – я уже думаю его фразочками и делаю выпад, выпад, выпад. Ненавижу мишень, фехтование, отца, Женю – всех.
Привычный диалог отца строится на ультиматумах и угрозах.
У меня не было выбора: заняться танцами или пойти в кружок рисования. Вся моя карьера, жизнь были спланированы до моего рождения. И к реализации этого плана жестко вел отец.
«Спорт – постоянная жертва», – говорит тренер. Но кому и чему приношу жертву, если мне это не нужно? Мне не нужны медали, ленточки, грамоты. Я больше не нуждаюсь в поощрении, внимании, гордости заносчивого отца. Мне не двенадцать лет и понимаю разницу между любить и тиранить.
Тренировка со злобой обычно заканчивается в два раза быстрее.
– Анна, завтра выходной. Послезавтра…
– Отборочный, – я перебиваю отца. Его это раздражает еще больше, чем опоздания. Он уходит.
Потная одежда падает в сумку. Сижу в раздевалке и думаю про последние три своих года. Что в них было такого, чтобы я так ненавидела себя сейчас? Руки кажутся грязными.
Вонючее хозяйственное мыло скользит в моих ладонях, когда я стою над раковиной.
Снова сижу в раздевалке. Домой ехать не хочу. Просто не хочу. Мне противно. Я не знаю, зачем мне туда нужно. Звонит телефон.
– Да, мам… Привет… Давай… Куда?.. Буду через час.
Мама ушла от отца лет семь назад. Сказав, что лучше пойдет на панели работать, чем будет выслушивать его старческий гундеж. Выходила она, знаете ли, за другого человека. Собрала вещи и ушла. Просто взяла и ушла от нас. Мне было жаль отца. Но он как будто и не расстроился. Я думала, что ему не позволяет характер показывать эмоций. Но сейчас думаю, что не было их совсем, этих эмоций.
Он часто бывает невыносим.
Встретились с мамой в кафе на Тверской – потому что ей так удобнее.
– Как твои дела? Как твой, э.. – мама не помнит его имени.
– Женя.
– Да, этот симпатяжка, – улыбается она, что-то вспомнив.
– Да, как-то все,.. – я собралась уже поделиться переживаниями, но мама перебивает:
– Так, смотри. Мне нужна твоя подпись, – ей неважно, что у меня. Ей важно только – что у нее. Всегда только она. Все разговоры только о ее несчастной судьбе. Как она угробила свою молодость на пожилого мужа, на материнство. А ведь могла бы построить карьеру. Но тут эти пеленки, сады. Ребенок много внимания требует… И подруги у нее такие же: «Если бы, Аня, не ты, она бы давно развелась и построила бизнес или стала руководителем! Салона, мега-корпорации и еще бог знает чего…»
– Что это?
– Да какая разница? Просто подписывай здесь, – мама нервно тыкает пальцем в бумагу с жирной надписью в шапке «Договор безвозмездного отчуждения». – Господи, мне еще приходится выпрашивать свое. Сколько можно? Ты ведешь себя как отец – невыносимо! – она достает пачку сигарет. – Только все и думают, что о себе. А обо мне кто побеспокоится? – легкий винный аромат доносится до меня. Она снова пьяна. – Столько сделала для тебя, а ты все одно. Я для тебя враг, что ли? Если бы не я…
– — Что, если бы не ты? Что, если бы не ты, мам?! – я наклоняюсь к ней через стол.
Она замерла, убрав сигарету в пачку.
– Я бы не закончила колледж? Я бы не стала чемпионкой Европы? Я бы не нуждалась в деньгах? Я бы не искала материнского совета, ласки, любви? Что, если бы не ты, мама? – впервые я почувствовала желание ударить эту женщину.
Она сидит, уставившись на красно-белую пачку сигарет. Я зло хватаю бумажку, смяв край, нарочно вывожу огромную подпись, вылезая за обозначенные ей края. – Это должно сделать тебя счастливее, – бросаю ей в лицо документ и ручку.
Столько раз казалось, что рано или поздно мама посмотрит на мои медали и скажет: молодец. Посмотрит на то, какая я стала взрослая, и скажет, что во мне не сомневалась. Теперь я не сомневаюсь. Не сомневаюсь, что она – тварь.
Захожу в продуктовый магазин у своего дома.
– Пачку «Кисс» и два джин-тоника.
– У нас сегодня праздник? – зайдя в кухню, спрашивает Женя.
– — Да. Похороны, – я запрокидываю голову и залпом выпиваю джин-тоник. Глоток, глоток. Я чувствую Женин взгляд на своей шее – там, где еле заметный кадычок отправляет внутрь кислое пойло.
– Кого хороним? – потирая руки, Женя присаживается рядом.
– Прошлое.
– Это мое любимое мероприятие, – он тянется к банке.
– Купи себе сам! – резко кладу руку сверху его руки.
– Не больно-то, – Женя начинает привычные манипуляции.
Сейчас он встанет. И с кислой рожей пойдет в комнату.
Да. Так и есть – встает и идет в комнату.
Сейчас он включит на всю громкость телевизор и будет сидеть в телефоне, демонстрировать равнодушие и искать очередную дурочку на сайте знакомств. За три года я насмотрелась на этот театр драмы.
– «Давай, дурмань, горючая вода», – читаю название на банке.
Из комнаты слышится громкая музыка.
Ложусь в кухне на диван. Приходит Женя и ложится рядом. Сопит. На меня не смотрит. Демонстрация презрения продолжается. Но мне, вдруг, стало все равно. И почему раньше я так не делала? Все переживала. Чего-то дергалась, плакала, просила. А сейчас все, что я хочу, – это спать. Тяжелые веки смыкаются сами собой, и мне кажется, от такого спокойствия я даже всхрапываю.
Просыпаюсь от того, что его рука мнет мою грудь под футболкой. Уже глубоко за полночь. У Жени всегда был свой режим, и обычно я под него подстраивалась. И сейчас все это кажется страной формой полового сожительства.
Достаю его пятерню и отшвыриваю к остальному телу.
– — У тебя кровавое воскресенье? —шепчет он и лезет в трусы.
– Отвали, сказала! – я отворачиваюсь.
– Совсем немного нежности для любимого. Ты же не хочешь меня расстроить? – он тянется меня поцеловать.
Перебил мне сон. Я его ненавижу. Меня воротит от него.
– Хочешь внимания? Нежности?
Он улыбается.
– Ласки? – я улыбаюсь ему в ответ, приподняв брови.
– Как ты хочешь? – Он валится на спину, заложив руки за голову.
Я молчу.
– Ну, мне нравится, когда ты фантазируешь, – от него воняет трехдневным отсутствием душа.
– Например, так? – сдергиваю до колен его трусы.
– Да, – тихо говорит он.
– Или так? – целую его в грудь. Он кивает. – Может, так? – целую в живот. Он закрывает глаза. – Или так? – целую в бедро.
Он глубоко вдыхает:
– Да, да.
– Тогда иди и подрочи!
Он вскакивает с дивана. Злой, тупой.
– Ты охерела?! Так не делают!
– Ты мне отвратителен. Ты эмоционально ущербен и интеллектуально низок! – я четко выговариваю каждое слово, вбивая их в его глупую голову.
– Так не живи со мной!
– Отлично! Собирай шмот и вали на хер, – я продолжаю изъясняться высоким стилем.
В его глазах страх – он не контролирует меня. Он понимает, что теряет меня и все, что было удобно столько лет. Он шлепает по выключателю. Зажигается свет.
– Отлично!
– Давай, тоскливая манда, шуруй! – кричу не я, а накопившееся во мне несогласие. Я только сейчас поняла, что Женя никогда не сделал бы для меня столько, сколько сделала для него я. Он бы не прятал в трусах мою траву и не ублажал капитана. Его гордость выше моих бед.
– Иди к лешему, потаскуха! – вопит он, натягивая куртку.
– Я всегда была тебе верна, – мне стала понятна направленность его мысли.
– Расскажи это следаку, – он ухмыляется и, отвернувшись, открывает комод.
– Тварь! – мои ноги подкашиваются, а к горлу подступает тошнота. – Урод! – мои кулаки бьют по спине презираемого Жени, который растаптывает последнее, что нас связывало. Но руки стали вдруг вялыми. Бессильными тряпочками они хлопают по спине мерзкого шакаленка.
А он скалит зубы и ржет.
– Да отвали, проститутка! – Женя с силой толкает меня. Я падаю, ударяюсь головой о стену.
Хлопает дверь. Он ушел.
Я плачу. Не от боли – от предательства. Время – не лучший друг. Время – кислота. В ней растворяется все. Проблемы, дни и бывшие.
Доползаю до дивана. Засыпаю.
С трудом открываю глаза. На телефоне 16:35 – ого, я проспала 13 часов.
Обхожу квартиру. Входная дверь осталась незапертой, а на месте для башмаков Жени – пусто. Он не вернулся. Наверняка, завис у своих дружков. Да и все равно. Будет ждать моего звонка или сообщений. Играет со мной. Надоело. Но тошнотное чувство осталось.
Заказала смену личинки замка. Усатый дядька сделал все за час. Новые гладенькие ключи девственно блестят. Зубастые, они забавным украшением ложатся мне в руку, и я чувствую вес давно назревшего и принятого решения.
В день накануне соревнований я обычно ничего не делаю. Просто лежу. Никаких гаджетов, телевизора, соцсетей, разговоров, книг – ничего. Но не сегодня! Да, я могу себе позволить нажраться.
