скачать книгу бесплатно
Ванька уныло сел за стол, сжевал свой утренний бутерброд с маргарином, посыпанным сверху сахарным песком, выпил кружку какао и переместился на новый диван с валиками по бокам, появившийся у них после приезда родителей. Ванька любил посиживать на нём, хлопая валиками туда-сюда.
От нечего делать стал слушать радио. Передавали нанайскую народную сказку, про капризную ленивую девочку, которая считала себя самой красивой на свете и поэтому не хотела помогать маме по хозяйству. В результате, от злости она стала махать на всех близких руками и превратилась в гусыню:
«Ручки у меня самые белые, шейка у меня самая тонкая, красивая я, Айога-га-га, га-га-га…» – Ванька невольно заслушался, интересно.
– Послушай, может, ума-разума наберёшься. Вернусь после работы, и за уроки, – напомнила мать и ушла. Оставшиеся дома облегчённо вздохнули.
Вторая радио-сказка, была про мальчика-луковку, который боролся с сеньором-помидором, и другими богатыми овощами и фруктами за место под солнцем. Ещё интереснее, и гораздо веселее первой.
Чипполино был весёлый, неунывающий, и задорно пел про свою семью:
«У отца детишек много, дружная семья; Чипполино, Чипполоччи, Чипполетто, и, конечно, я!..» – детская передача была в разгаре, когда Ванька вдруг вскочил и стал торопливо собираться.
– Ты куда это, пострел? Морозище какой на дворе, жуть, – строго сказала бабушка, но Ванька продолжал лихорадочно одеваться, выглядывая в окно: соскоблив ногтем морозные узоры на стекле, разглядел друзей в саду.
– Ребята вон все гуляют, а я что, рыжий? – заспорил Ванька на взводе.
– Пускай себе идёт, пока матери нет, – закашлялся у печки дед и Ванька, с благодарностью глянув на него, умчался в зимнюю стужу…
В квартире было слышно, как гудели от мороза провода электропередачи на фонарном столбе у дома, окна заросли красивыми морозными узорами, весело гудел огонь в печи, потрескивали угольки, выскакивая из топки на обитый жестью пол, бабушка ловко орудовала ухватом, устанавливая горшки поудобнее.
Она готовила обед основательно; едоков в доме стало много.
Дед тоже засобирался на выход, держась за поясницу и покряхтывая.
– Пойду, построгаю што ли, рамы заказали. Просили сделать быстрее, а я всё никак не соберусь.
– Так прихварываешь же, какая работа, – жалостливо глянула на него бабушка, отставляя в сторону ухват и берясь за кочергу.
– Я без работы совсем закисну, помру скорее, факт.
– Типун тебе на язык, старый, ишь чего удумал. Я тебе, помру.
Старики усмехнулись друг другу, и дед вышел в сени, застучал молотком, стал строгать. Бабушка продолжала хлопотать на кухне, прислушиваясь к звукам, доносящимся из сеней…
Мать пришла с работы, когда Ванька был уже дома и отогревался у печки вместе с дедом. Она подозрительно поглядела на них:
– С чего это вы так замёрзли, что греетесь?
Дед с внуком хитро переглянулись, но промолчали. Мать тоже не стала выяснять дальше, она устало прошла в переднюю и присела отдохнуть на диван.
Бабушка сочувственно посмотрела на её большой живот.
– Опять мальчишка будет, живот-то колом, – знающе проговорила она, качая головой. – С одним-то хлопот, а с двумя? Тяжело придётся.
– Ничего, мама. Где один, там и два. Ещё лучше, братья. Проживём.
– Оно так, конешно, нас-то мать наша девятерых родила, и ничего, выросли, жизнь прожили. Четверо на войне погибли, две сестры на работе надорвались, померли, трое осталось, живём пока. Детей, внуков народили. Родня у нас большая. Так-то вот.
– Мама, когда у нас братик появится? – Ванька уже тут как тут. Уши у него как локаторы, всё слышат и улавливают.
– И он туда же, интересуется, – усмехнулась, точь-в-точь, как дед, мать и встала с дивана. – Ты лучше к занятиям готовься, сейчас пообедаю, и засядем…
Домашний диктант был в разгаре; мать диктовала текст из книги, а сын старательно писал в новой тетради, выводя строчки как можно лучше.
– Коряво пишешь, – заглянула в тетрадь мама и отложила книгу в сторону. Отобрав тетрадь у сына, она вырвала из неё страницу и вновь положила тетрадь перед обиженным сыном.
– Начнём сначала. Ты не куксись, а старайся. Ошибок не допускай.
Вновь мать диктовала текст, а сын старательно выводил строчки, шлифуя свой почерк и грамотность. Как вдруг открылась дверь, и на пороге появился отец с чемоданом в одной руке и с авоськой в другой:
– Всем привет. Встречайте, работник прибыл. Не ждали так скоро?
Он весело улыбался, поблескивая золотой фиксой, и Ванька выскочил из-за стола, забыв про диктант. Все оживлённо наблюдали, как он раздевается, ставит чемодан в угол и извлекает из авоськи бутылку водки, водружая её на стол:
– Тестю с нашим почтением, – уважил он деда, – а также с приездом. Отметим мою удачную работу.
Дед ещё больше оживился, а мать с бабушкой нахмурились, но делать нечего, надо собирать на стол…
Приезд отца и семейный ужин, это же целый праздник: дед с отцом звякают стопками, мать с бабушкой тоже присоединяются к ним, чокаясь за здоровье и благополучие, а Ванька пил чай с вишнёвым вареньем, уплетая любимые блины с маслом и слушая взрослые разговоры.
Под них он задремал, и бабушка проводила его в спальню. Взрослые о чём-то заспорили, и под этот шум Ванька заснул тем безмятежным сном, какой бывает только в детстве и отрочестве.
Уборщица тётя Дуся глянула на часы и нажала кнопку звонка: зазвенел школьный звонок, возвещая о начале перемены. Из классов посыпались дети, в коридоре стало тесно и шумно, словно на вокзале.
Вовка Косырев чинно шёл из уборной и не видел, как сзади к нему подкрался Симак и прилепил к спине тетрадный листок.
Вот Вовка вышел на середину коридора, и все вокруг засмеялись, глядя на его спину; на листке была нарисована глупая рожа, и написано:
«Вовка Косырь – дурень и балбес».
Догадавшись, Вовка сорвал со спины листок и, изучив его, злобно глянул на веселившегося вместе со всеми Ваньку:
– Ну, всё, Ванёк, капец тебе будет после уроков, понял?
– Да это не я! – возмутился, было, Ванька, но Симак тут как тут:
– Получишь теперь, Ванёк, по сусалу. Вовка сильнее, гадом буду.
– Прекратите, мальчики, – возмущённая Таня Журавлёва взяла Ваньку за руку и потянула в класс: – пошли, надо к уроку подготовиться.
– Жених и невеста! – заулюлюкал им вслед Симак, но зазвенел звонок, и погрустневшие озорники уныло поплелись в класс, где их уже поджидала строгая Марь Михайловна, вооружённая указкой.
На доске висела большая карта, возвещавшая о том, что их ожидает нелёгкий урок географии…
После урока географии Ванька выбежал из класса первым и увидел отца, разговаривающего с тётей Дусей. Он подбежал к ним, и вскоре отец с сыном уже шагали по улице.
Ванька завистливо поглядывал в отцову авоську, в которой он разглядел самые настоящие шоколадки. Вот это да, попробовать бы!
– Врачи велели принести их побольше, матери шоколад нужен, – пояснил отец, заметив интерес сына к авоське. – Чтобы братик удачно родился.
Ванька молча проглотил слюну, но просить не стал. И отец оценил это:
– Я тебе одну оставлю, сын.
Идти сразу стало веселее, и дорога уже не казалась длинной.
И вот они у родильного дома…
Ванька подождал, пока отец отнесёт передачу, и вскоре они уже махали руками матери, выглядывавшей их в окне второго этажа.
Она помахала им в ответ, покивала, и они отправились в обратную дорогу, домой. Ваньку обуревали сложные чувства:
– Папа, а как мы братика назовём, тоже Ванькой?
– Нет, что ты, – засмеялся отец, – так у нас одни Ваньки будут. Мы с мамой хотим назвать его Владимиром. Звучит? Ты как, не против этого?
– В честь Ленина? – восхитился догадливый сын. – Законно.
– Можно и так, почему нет? – снова сверкнул фиксой отец, довольный происходящим. – Ну, ладно. Ты иди домой, а я к своим забегу, на Куйбышева.
– А мне можно с тобой?
– Потом как-нибудь, а то меня бабка твоя съест. Пока.
Ванька поглядел вслед отцу, и побежал в своё родное подгорье.
Мальчишки на снегурках бегали по льду, играя в хоккей. Завидев Ваньку с ведром в руках, который вместе с отцом спускался по тропинке к проруби за водой, Симак закричал, махая в воздухе самодельной клюшкой:
– Эй, Ванька, айда к нам, вратарём будешь, ваш Панька не годится, слабак!..
Ванька глядел, как отец зачерпывал воду из проруби. Наконец, с полными вёдрами в руках, они медленно поднимаются по проулку к дому.
Остановившись передохнуть, отец посмотрел на запыхавшегося сына:
– Сейчас воду принесём, и валяй к друзьям, катайся.
– А бабка с мамой не заругаются? – Отец с сыном переглянулись и засмеялись, подходя к калитке дома. Они оббили снег с валенок и вошли в сени…
Братик Владимир надрывался в своей деревянной кроватке, сработанной золотыми руками дедушки Маресьева, вокруг сновали с чистыми пелёнками и распашонками мать с бабушкой.
Поставив вёдра у лавки, Ванька выбежал в сени и тут же вернулся со снегурками в руках. Проверив верёвки на прочность, он схватил со стола горбушку черняшки и бросился к двери. Бабушка недовольно всплеснула руками.
– Смотри, недолго там носись, уроки проверять буду, – донёсся ему вслед грозный голос матери, но он уже был в сенях и, выскочив во двор, помчался, что было силы, подальше от дома, на реку к друзьям.
– Все мужики работают, как положено, а твой Лутоша на диване прохлаждается, или у матери отдыхает, намучился, бедняга. Лодырь царя небесного, супостат окаянный, – ворчала бабушка, выговаривая матери вполголоса, и хлопоча по кухне. Наступало время ужина.
У печи закипал самовар под руководством деда.
– Хватит тебе, мама, ворчать, – опасливо посмотрела в переднюю мама, где отдыхал на диване отец, непривычный к жизни в чужой обстановке.
Ванька наблюдал за происходящим, уморившись после напряжённого дня. Мать разбудила отца, и вот вся семья за столом вокруг вечернего самовара. Ужин в разгаре. Но бабушка всё никак не успокоится, снова начинает:
– Второй ребёнок уже у вас народился, а вы всё не расписаны, живёте, как нелюди. Сожительствуете, грех это, прости хосподи.
Дед тоже нахмурился после таких слов, но пока молча жевал.
– Распишемся скоро, я ведь не против, – беспечно пожал плечами отец, – а вот насчёт работы вы это зря, тёща, выступаете. Я слышал ваше ворчанье. Вы должны понять, я художник, здесь для меня нет работы. Но я езжу на заработки, стараюсь, как могу…
– Ну, хватит балаболить попусту, – прервал их спор дед. – Я вот приглядываюсь к тебе, Николай, пропащий ты человечишко, так себе, шаляй-валяй. Мужик должен работать, семью содержать, ответственность нести, а ты расписаться боишься, словно тать какой. И доченька тоже хороша, расфуфыренная вся ходит, отцу родному бутылку пожалела, когда муженёк с халтуры приехал. Сидят в передней, денежки втихаря считают, шуршат.
Отец с матерью словно онемели после таких слов, а Ванька дёрнул за хвост кошку, и та с воплем кинулась в комнаты. Все встрепенулись.
– Я вам не фофан какой-нибудь, – резко встал из-за стола отец, загремев табуреткой. – Я фронтовик и инвалид войны, художник, наконец. Всё, амба, моё терпение на исходе.
Он вышел в переднюю и закурил, что делал крайне редко, заходил по комнате. Ванька насторожился: ему не нравилось происходящее, но что поделать.
– Я у себя дома, говорю что думаю, напрямки. Инвалид мне нашёлся, морду отрастил, у другого жопа меньше, – дед, как всегда, на высоте.
Ванька хихикнул некстати, и мать тоже вышла из-за стола, не вытерпела.
– Вы, папаша, такое наговорите, ну её в капсан, такую жизнь!
– Ну и выметайтесь, раз вам наша жизнь в тягость, – подлила масла в огонь разошедшаяся не в меру бабушка, – поживи вон у свекрови, тогда вспомнишь отца с матерью, и не раз.
– Вот и славно, решено. Давай Тося, собирайтесь, уходим, – отец принял решение и Ванька понял, что настал конец их совместной жизни в родном для него подгорье с любимыми дедом и бабушкой.
Со слезами на глазах он наблюдал, как родители собирают нехитрые пожитки, укутывают братика, суют Ваньке портфель в руки, сумку, и вот молодая семья направилась к выходу, сопровождаемая гробовым молчанием деда с бабушкой, тоже расстроенными от такого исхода дела.
Зимним вечером семья поднималась в гору: впереди отец с братиком на руках, за ним мать с вещами, замыкал шествие Ванька.
Вот они выбрались наверх, отдышавшись, двинулись дальше…
Шли долго по тёмным улицам, облаиваемые собаками из-за заборов. Изрядно замёрзшие, подошли, наконец, к двухэтажному дому, поднялись по крутой деревянной лестнице на второй этаж.
В кромешной темноте вошли в коридор и отец, найдя на ощупь нужную дверь в конце коридора, застучал в неё громко и призывно. Открыла высокая сухощавая старушка и обрадованно заулыбалась:
– Вот радость-то какая, проходите, раздевайтесь, – засуетилась она вокруг промёрзшего семейства, помогая разоблачаться Ваньке.
На помощь ей пришёл невысокого роста дядя в вельветовой, просторной куртке, скрывающей горбы на груди и спине. Он тоже был рад их приходу.
Ванька огляделся и заметил другого дядю, большого и сердитого, который недовольно смотрел на прибывших незваных гостей, лёжа на кровати. Вот он сел и хитро подмигнул Ваньке, потрепал за вихры.
Наконец все кое-как устроились вокруг чайника на столе, стали пить чай.
– Вытурили нас, мама, тесть с тёщей. Придётся пока пожить у вас, ничего не поделаешь, – отец посмотрел на свою мать, братьев, на жену с детьми. Все смотрели на него, ожидая, что он скажет ещё.
– Это мы сразу догадались, как только вы вошли, – едко заметил старший брат, – прямо беженцы, ни дать ни взять.
