скачать книгу бесплатно
Остальное можно будет снять с карточки. Частями, тысячи по две-три, чтобы не возбуждать подозрений у Гоши. Ничего сложного, она справится, главное – чтобы дело выгорело. И уговорить мужа сможет…
Георгий Владимирович согласился на удивление быстро. Первой его реакцией было:
– Ты что, спятила?
Затем последовало:
– Ты хорошо подумала?
А после того как Верочка объяснила, что она чувствует каким-то сокровенным чувством, что только в золотых (и впрямь золотых, судя по запросам) руках Татьяны Яковлевны она сможет произвести на свет здоровое потомство, Георгий Владимирович сдался, правда с оговоркой.
– Ты только никому не рассказывай, где рожала, – поморщился он.
– Скажем всем, что в Лондоне, пусть обзавидуются. – Верочка закрепила свою победу нежным поцелуем и ушла в свою спальню, чтобы всласть поплакать, жалея своего несчастного сыночка Данилку.
Георгий Владимирович к Верочкиным слезам относился с пониманием. Беременным женщинам в его представлении полагалось много плакать. Тяжелый живот, гормональные сдвиги, предстоящие роды – как тут не поплакать?..
Татьяна Яковлевна оказалась копией Анны Яковлевны, только у той седина была платиновой, а у этой отливала сиреневым.
«Они же сестры!» – догадалась Верочка и сразу же почувствовала к Татьяне Павловне такое же расположение, какое испытывала к ее сестре.
– Я не буду вам мешать, – сказала Анна Яковлевна, – тем более, что мне надо подняться в дневной стационар.
После ее ухода в кабинете повисла напряженная тишина. Верочка думала, что ее собеседница начнет разговор первой, а та с улыбкой рассматривала ее, словно удивляясь: «Так вот ты какая, Вера Денисовна!»
– В общих чертах вы уже все знаете. – Татьяна Яковлевна заговорила тогда, когда Верочка уже решила, что они будут «играть в молчанку» до возвращения хозяйки кабинета.
– Знаю, но хотелось бы узнать поподробнее.
– Ваше право, Вера Денисовна, – и улыбка у Татьяны Яковлевны была точь-в-точь такой же, как и у ее сестры. – Итак, с самого начала. Вы наблюдаетесь здесь до тридцать восьмой недели, а потом укладываетесь к нам. Одноместную палату со всеми удобствами я вам обеспечу, за нее придется официально заплатить какие-то деньги, но это сущая мелочь. Вести вас будет одна из лучших наших врачей, она же и сделает вам кесарево.
– А вы? – вырвалось у Верочки.
Она хотела сказать, что хочет, чтобы ее оперировала Татьяна Яковлевна, но собеседница поняла ее несколько иначе.
– Я тоже буду заниматься делом, – ответила она. – Буду делать второе кесарево одновременно с вашим.
– Кому?
– Вера Денисовна, – укоризненно протянула Татьяна Яковлевна, словно разговаривала с неразумным ребенком, – конечно же той женщине, чьего ребенка надо будет обменять на вашего.
– А она не будет против? – задала дурацкий вопрос Верочка. – Или она тоже в доле?
– Она ничего не узнает, потому что будет находиться под наркозом. Ну, а сотрудники, разумеется, в доле, насчет них можете быть спокойны.
На затыкание чужих ртов как в медицинском центре, так и в роддоме предназначались пятнадцать тысяч из сорока пяти. Ртов было много, но «дачек» они требовали небольших – от пятисот до тысячи евро. Оставшиеся тридцать тысяч сестры делили между собой. Делили по справедливости, сообразно степени риска. Анна Яковлевна брала себе десять, а двадцать оставались Татьяне Яковлевне. Все по-честному, по-родственному.
– А скандала не будет? – спросила Верочка.
Ей было непонятно, как так можно взять и вручить женщине дауна, вот, мол, мамаша, получайте. А если у нее скрининговые тесты были нормальными и УЗИ до последних дней беременности не выявляло никаких пороков?
– Никакого скандала! – решительно потрясла головой Татьяна Яковлевна. – Дело в том, что кандидатуру я буду подбирать из числа необследованных приезжих, я же заведую обсервацией, поэтому можете не беспокоиться.
– Приезжих? – заволновалась Верочка, представив себя в роли мамы чернявого скуластого малютки с миндалевидным разрезом глаз. Вот за это Гоша точно ее убьет. – Вы хотите сказать, что…
– Можете не беспокоиться, – повторила Татьяна Яковлевна. – Я подберу вам подходящую во всех отношениях кандидатуру. Конечно, большого внешнего сходства я гарантировать не могу, но то, что это будет ребенок от славянской матери, – обещаю. Группу крови тоже подберу подходящую, чтобы у вашего супруга не возникало сомнений. Только генетическая экспертиза отцовства сможет открыть глаза вашему мужу, поэтому вы не должны допускать ее ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, ваш муж не подозревает, что отцом вашего ребенка может оказаться не он, а какой-либо другой мужчина?
– Нет! – твердо ответила Верочка.
Она была примерной женой, завзятой домоседкой, и Гоша никогда не высказывал ни малейших сомнений в ее верности.
– Очень хорошо. Насколько мне известно, вашему мужу не терпится стать отцом, не так ли?
– Так, – кивнула Верочка.
– Тогда он с первого дня уверится в том, что ваш ребеночек – его копия. Мужчинам очень важно доказывать всем – как себе, так и окружающим, что ребенок больше похож на него, чем на мать, и это здорово.
– Почему?
– Потому что люди видят не то, что находится у них перед глазами, а то, что они хотят увидеть. Насчет здешней документации тоже можете не беспокоиться, Анна Яковлевна уберет из вашей карты все лишнее.
– Спасибо, – выдохнула Верочка.
Господи! Как же ей повезло, что рядом с ней оказались такие хорошие люди. И не в деньгах тут дело, а в доброте. Другие бы и за сто тысяч не пошли бы навстречу. Выкручивайся сама как знаешь. Вот ведь как бывает, сначала не повезет, а потом сразу же повезет. Впрочем, если бы ей повезло сначала, то дальнейшего везения и не потребовалось бы. Ой, нельзя так думать, судьбу гневить…
– Вера Денисовна, если у вас нет больше вопросов, то давайте обсудим, каким образом вы произведете оплату.
– Я могу принести деньги куда скажете.
– Неудобно – слишком большая сумма. Лучше возьмите в банке ячейку на предъявителя, положите туда деньги, а ключ передайте мне во время очередной встречи с Анной Яковлевной. Где-нибудь ближе к концу срока.
– Какой банк вам предпочтительнее?
– Безразлично, Вера Денисовна, желательно только, чтобы отделение находилось в центре. Так мне будет удобнее, ведь я живу на Котельнической набережной…
Как Верочка дожила до госпитализации и не тронулась умом – одному Богу известно. Хуже всего было выносить Гошины беседы с сыном. (Про то, что у них будет мальчик, Верочка ему сказала: надо же порадовать человека). Гоша проникся и завел моду по вечерам, разумеется, если Верочка не засыпала до его прихода, заваливаться к ней в спальню, осторожно ложиться рядом и разговаривать с «наследником». Кто бы мог предположить, что за таким брутальным фасадом, как Гошин, скрывается бездна сентиментальности! Во всяком случае, до сих пор Верочка никогда не видела своего грозного мужа сюсюкающим или подражающим голосам разных зверюшек. Даже в наивысшие моменты интимной близости Георгий Владимирович хранил на лице суровое, приличествующее настоящему мужчине выражение. А тут устраивал перед Верочкиным животом целые театральные представления – мяу-мяу, гав-гав, хрю-хрю. И что интересно, стоило Гоше подать голос, как «наследник» сразу же начинал двигаться. Нравилось, значит.
«Я – сука! Подлая, бесчувственная сука!» – думала Верочка в такие моменты и чуть ли не до крови закусывала губу. Невыносимо ей было смотреть на Георгия Владимировича в роли котенка, щенка или еще кого. Разнообразием исполнения Георгий Владимирович не баловал – сучил руками, подминая под себя шелковую простыню, но какой радостью светились его глаза, сколько счастья в них было!
Когда муж, наигравшись, уходил к себе, Верочкины мысли меняли направление. Достигнув дна колодца, она отталкивалась ногами и устремлялась вверх.
«Я же не делаю ничего плохого, – убеждала себя она. – Этот все равно ничего не понимает и не поймет, какая ему разница. Ну – слышит он звуки, ну – дернет ручкой или ножкой…» Конечно же, Верочка понимала, что по отношению к своему собственному ребенку она поступает не совсем хорошо, но искренне верила в то, что сможет искупить этот грех, полюбив всей душой чужого малыша. «Зато я сделаю счастливым мальчика из бедной семьи», – думала Верочка. Бедная семья рисовалась ей чем-то вроде ее собственной: маленький провинциальный город, грязная квартира с обшарпанными и закоптившимися от табака стенами, вечно пьяные родители и беспросветная тоска. Тоска, тоска, тоска, тоска, тоска… И вот благодаря ей мальчик избегнет такой страшной судьбы. Она даст ему все, что будет в ее силах, она больше никого не станет рожать, чтобы не пришлось делить свое внимание между ним, Данилкой, и кем-то еще. О, она станет образцовой матерью, такой, какой свет еще не видывал! Только бы все получилось, только бы все удалось, только бы Гоша ничего не заподозрил!
Да и Гоше она делает великое благо, уберегая его от огромного разочарования, которое (тьфу-тьфу-тьфу!) может очень плохо закончиться. Мужчины – они ведь такие слабые и ранимые, несмотря на всю свою кажущуюся силу… Их надо беречь и беречь!
Засыпала Верочка умиротворенной и даже немного годясь собой. Вот какая она – взвалила на себя груз неимоверной тяжести и несет его, не жалуясь и не ропща. Несет и будет нести, может, именно в этом и заключается смысл ее жизни. Недаром же говорят: «Кого Бог любит, того и испытывает». Значит – ее Он любит. Это хорошо, это значит, что все у нее получится.
В один из вечеров Георгий Владимирович попросил Верочку познакомить ее с чудо-врачом Татьяной Яковлевной.
– Хочется на нее посмотреть, – честно признался он. – Хочу понять, чем это она тебя так взяла.
– Пожалуйста, – согласилась Верочка и потянулась к лежащему на тумбочке мобильнику.
Сообщила Татьяне Яковлевне, что муж жаждет знакомства, и спросила, когда можно будет им встретиться.
– Да пусть прямо завтра и приезжает ко мне на работу, – разрешила Татьяна Яковлевна. – Заодно и покажу ему, в каких условиях вы будете лежать. Передайте ему трубку, пожалуйста…
Из роддома Георгий Владимирович приехал задумчивый и тихий. То ли знакомство так впечатлило, то ли родильным домам свойственно производить на мужчин подобное действие.
– Ну как? – осторожно спросила Верочка.
– Роддом так себе, но Татьяна твоя чисто бриллиант в навозной куче, – ответил муж.
Верочка поняла, что возражений по поводу ее госпитализации не будет.
– Только вот коммерческие палаты там блоком, – добавил Георгий Владимирович.
– И что с того?
– На две палаты – один санузел. Не очень то… Давай я тебе весь блок оплачу!
– Гоша, ты так меня балуешь! – Верочка протянула к мужу руки, изображая порыв души. На большее она с ее животом была уже неспособна.
– Кого же мне еще баловать? – умилился муж. – Ты у меня одна.
Тут он немного слукавил. Верочка точно знала о трех своих «заместительницах», но скорее всего были и другие. Ну и пусть. Те – увлечения, а она – законная жена, мать их общего ребенка. Ее позиции прочны и незыблемы. Стоит ли расстраиваться по пустякам? Конечно же нет!
Поцеловав Верочку в щечку (ну прямо как пятиклассник), Георгий Владимирович ушел. Верочка выждала немного – вдруг он вспомнит что-нибудь и вернется, и позвонила Татьяне Яковлевне.
– Вы – волшебница! – восхищенно и сбивчиво заговорила она услышав знакомое «Да-а?». – Что вы сделали с моим… что так понравились моему мужу? Он просто очарован вами!
– Но вы, Вера Денисовна, я надеюсь, не ревнуете? – рассмеялась Татьяна Яковлевна.
– Нет, ну что вы! – Вначале Верочка приняла ее слова всерьез и лишь спустя несколько секунд поняла, что это была шутка. – Как вам это удалось?
– Врач должен уметь находить общий язык не только с пациентами, но и с их родственниками. Это азы нашей профессии…
Выкупить весь блок Георгию Владимировичу не удалось – на момент Верочкиной госпитализации пустых блоков не было. Верочка по этому поводу не переживала – ее мысли были заняты другим.
Первую ночь в палате она не сомкнула глаз. Вначале хотела убежать отсюда, убежать прямо так – в ночнушке, халате и в тапочках. Потом, конечно, поплакала в подушку, чтобы не поднимать шума. Когда подушка намокла так, что хоть отжимай, начала мысленно разговаривать со своим ребенком, объясняя ему, что никак не может поступить иначе и что если бы не эта «комбинация», то ей бы пришлось сделать аборт и он бы, несчастный малютка, вообще бы не увидел белого света. А так хоть увидит… Эх, велика ли радость?
Утром набежали врачи – Татьяна Яковлевна, палатный врач Инесса Казимировна, хмурый анестезиолог по фамилии Куцелай, какой-то доцент… Все задавали вопросы, осторожно щупали живот и груди и поминали кесарево сечение. В пятом часу Татьяна Яковлевна забежала попрощаться.
– Освоились уже? – улыбнулась она.
– Освоилась, – подтвердила Верочка.
– Больше плакать не будете?
– А что – разве было слышно?
– Подушка вон до сих пор влажная. Я сейчас скажу, чтобы ее поменяли.
– Спасибо, Татьяна Яковлевна. Вы – моя добрая фея. А когда будет операция?
– Ну уж точно не завтра, – подумав немного, ответила Татьяна Яковлевна. – Да, завтра никак не получится. А вот послезавтра – возможно, очень даже возможно.
На том и расстались.
Назавтра Татьяна Яковлевна появилась у Верочки около полудня.
– Готовьтесь, – с порога сообщила она. – Завтра будем оперировать. Пока вы будете в оперблоке, ваши вещи перевезут в послеродовое отделение.
– А разве…
– Там у вас будет такая же отдельная палата, только уже с пеленальным столиком. Недельку пролежите, привыкнете к своему новому статусу, привыкнете к ребенку и поедете домой! С малюткой на руках.
С первого взгляда ребенок, привезенный медсестрой в маленькой каталке, Верочке не понравился. Она ожидала увидеть румяного бутуза, похожего на тех, которые рекламируют памперсы, а ей принесли какого-то головастика со сморщенным личиком.
– А это мой ребенок? – осторожно поинтересовалась Верочка.
– Он самый. – Медсестра положила ребенка на столик, высвободила из пеленки крошечную ручку и, сверившись с клеенчатой биркой, висевшей на ней, подтвердила: – Никакой ошибки.
– Какой-то он такой… – упрямилась Верочка.
– Новорожденные – они все такие, – грубовато ответила медсестра. – Не верите – можете на соседских посмотреть.
– Верю, верю, – поспешила ответить Верочка.
Медсестра распеленала ребенка полностью, чтобы продемонстрировать его матери во всей красе, затем запеленала и посоветовала:
– Вы сядьте сначала, а потом я вам его на руки дам, чтобы не уронили с непривычки. Сидеть-то как – больно, небось?
– Больно, – ответила Верочка, – но терпимо.
Она осторожно, бочком присела на край кровати и попросила:
– Только вы, пожалуйста, на всякий случай стойте рядом…
Ко дню выписки Верочка уже успела забыть все плохое, словно его никогда и не было. Она уже почти искренне верила в то, что этот ребенок – ее ребенок, ее Данилка, тот самый, который так бурно реагировал на отцовское мяуканье. Верочка нашла, что хоть сын внешне больше пошел в отца, но выражение лица у него ее, мамино. А когда Данилку прикладывали к груди, то он сопел и чмокал губами в точности так же, как спящий Георгий Владимирович.
Сам же Георгий Владимирович утверждал, что спящий Данька (Верочкино «Данилка» ему категорически не нравилось) – ну прямо копия спящей Верочки.
– Вы оба спите так сосредоточенно, как будто работу работаете, – повторял он.
* * *
– Выписали сегодня нашу Веру, – доложила сестре Татьяна Яковлевна. – Все нормально. В субботу заеду к тебе на обед.
