скачать книгу бесплатно
Иисус, последний Великий Инициатор
Эдуард Шюре
Эта небольшая книга является выдержкой из более длинной работы, включающей разделы о Кришне и Орфее и представляет собой эзотерический взгляд на жизнь Иисуса, которого здесь считают высшим из длинного ряда «Инициатов». Книга была выпущена в 1908 году, но именно сейчас она затрагивает сердца людей, открывших её!
Иисус, последний Великий Инициатор
Эдуард Шюре
Переводчик John Silver
Фото Clix Rodolfo
© Эдуард Шюре, 2022
© John Silver, перевод, 2022
ISBN 978-5-0056-5170-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Введение
Явление, Джеймс Жак Жозеф Тиссо [19 век] (Public Domain Image)
Основой данной книги является издание 1908 года, выпущенное Yogi Publication Society. Было и несколько других, включая другую публикацию 1900 года в Лондоне и издания Райдера в 1917 и 1923 годах. В отличие от некоторых других книг YPS, личность автора не подвергается сомнению. Несмотря на опечатки, которыми пестрят издания YPS, я провёл тщательную обработку и вычитку книги и теперь читать эту книгу – одно удовольствие. Шюре придаёт своему «эссенскому» Иисусу размеренность, рассказывая ключевые моменты истории почти от первого лица.
John Silver, Kambo Home,
16.05.2022
Миссия Христа
«Я пришёл не разрушить закон и пророков, но исполнить их» – Матфей, ст. 17.
«Свет был в мире, и мир создан Им, но мир не познал Его». " – Иоанн i. 10.
«Как молния исходит от востока и светит до запада, так будет пришествие Сына Человеческого» – Матфея xxiv. 27.
Предисловие
Критика жизни Иисуса в течение последнего столетия значительно усилилась. Полный отчёт об этой критике можно найти в ярком очерке, сделанном М. Сабатье[1 - Словарь религиозных наук, автор Лихтенбергер, том 7, статья «Иисус».], в котором дана вся история и современное состояние этого исследования. Пока же достаточно обратиться к двум основным фазам, представленным Штраусом и Ренаном, чтобы определить новую точку зрения, которую я сейчас хочу предложить.
Отойдя от философской школы Гегеля и вступив в союз с критической и исторической школой Бауэра, Штраус, не отрицая существования Иисуса, попытался доказать, что его жизнь, как она описана в Евангелии, является мифом, легендой, созданной народным воображением, чтобы удовлетворить потребности растущего христианства, и в соответствии с пророчеством Ветхого Завета. Его позиция, чисто отрицательная, но которую он защищал с большим мастерством и эрудицией, была признана верной в некоторых деталях, но совершенно несостоятельной во всей своей полноте и существенных элементах. Кроме того, она имеет тот серьёзный недостаток, что не объясняет ни характер Иисуса, ни происхождение христианства. Жизнь Иисуса, по мнению Штрауса, – это планетарная система без солнца. Однако следует отдать должное этой работе за то, что она перенесла проблему с почвы догматического богословия на почву текстуальной и исторической критики.
Своим блестящим успехом «Жизнь Иисуса» М. Ренана обязана своим высоким, эстетическим и литературным качествам, а также смелости писателя, который первым осмелился сделать жизнь Христа проблемой человеческой психологии. Решил ли он эту проблему? После ослепительного успеха книги общее мнение всех серьёзных критиков было отрицательным. Иисус М. Ренана начинает свою карьеру как нежный мечтатель, восторженный, но простодушный моралист; он заканчивает её как жестокий тауматург, лишённый всякого представления о реальности. «Несмотря на все предосторожности историка, – говорит М. Сабатье, – это шествие здорового ума в направлении безумия». Христос М. Ренана «витает между расчётами честолюбия и мечтами провидца». Дело в том, что он становится Мессией без желания – почти без осознания этого. Он позволяет дать себе это имя только для того, чтобы угодить апостолам и исполнить народное желание. Не с такой слабой верой истинный пророк создаёт новую религию и меняет душу земли. Жизнь Иисуса, по словам М. Ренана, представляет собой планетарную систему, освещённую бледным солнцем, лишённым живительного магнетизма и творческого тепла.
Как Иисус стал Мессией? Это первостепенный вопрос, решение которого необходимо для правильного понимания Христа; это также вопрос, перед которым М. Ренан колебался и отклонился в сторону. М. Теодор Кейн увидел, что на этот вопрос нужно смело ответить (Das Leben Jesu, Z?rich, 1875, 3-е издание). Его «Жизнь Иисуса» – самое замечательное, что появилось со времён М. Ренана. Оно бросает на этот вопрос весь свет, который дают тексты и история, истолкованные эзотерически. Но эта проблема не может быть решена без помощи интуиции и эзотерической традиции.
Именно с помощью этого эзотерического света, внутреннего пламени всех религий, центральной истины всей плодотворной философии, я попытался реконструировать по основным линиям жизнь Иисуса, принимая во внимание всё, что предшествующая историческая критика до сих пор расчистила и подготовила для этого почву. Нет необходимости определять, что я имею в виду под эзотерической точкой зрения, синтезом религии и науки. Что касается исторической и относительной ценности Евангелий, то я взял за основу три синоптических Евангелия (от Матфея, Марка и Луки), а Евангелие от Иоанна – как арканум эзотерического учения Христа, признавая в то же время последующий язык и форму, а также символическую тенденцию этого Евангелия.
Все четыре Евангелия, которые должны быть взаимно исследованы и проверены, являются одинаково подлинными, хотя и с разных точек зрения. Евангелия от Матфея и Марка – это драгоценные Евангелия букв и фактов; в них можно найти общественные деяния и слова Христа. Нежный Лука позволяет заглянуть в тайну смысла, скрытую под завесой поэтической легенды; это Евангелие о душе, о женщине и о любви. Святой Иоанн раскрывает эти тайны; в его Евангелии можно найти внутренние глубины доктрины, тайное учение, смысл обетования, эзотерический запас. Климент Александрийский, один из немногих христианских епископов, владевших ключом к универсальному эзотеризму, справедливо назвал его Евангелием Духа. Иоанн обладает глубоким пониманием трансцендентных истин, открытых Учителем, и большим мастерством в их изложении. Соответственно, его символом является орёл, чьё крыло рассекает небеса, а пламенный взор охватывает глубины космоса.
Глава I. Состояние мира во время рождения Иисуса
Приближался торжественный период в судьбе мира; небо было омрачено тьмой и наполнено зловещими предзнаменованиями.
Несмотря на усилия посвящённых, политеизм во всей Азии, Африке и Европе завершился лишь гибелью цивилизации. Возвышенная космогония Орфея, столь славно воспетая Гомером, не была достигнута, и единственное возможное объяснение этому – то, что человеческой природе было очень трудно поддерживать определённую интеллектуальную высоту. Для великих духов древности боги никогда не были чем-то большим, чем поэтическим выражением подчинённых сил природы, говорящим образом её внутреннего организма; именно как символы космических и одушевлённых сил эти боги нерушимо живут в сознании человечества. Над всем этим многообразием богов и сил, считали посвящённые, господствует и проникает верховный Бог или чистый Дух. Главной целью святилищ в Мемфисе, Дельфах и Элевсисе было именно учение об этом единстве Бога с теософскими идеями и вытекающей из них моральной дисциплиной.
Но ученики Орфея, Пифагора и Платона потерпели поражение перед эгоизмом политиков, подлостью софистов и страстями толпы. Социальное и политическое разложение Греции было следствием её религиозного, морального и интеллектуального разложения. Аполлон, солнечное слово, олицетворение верховного бога и надземного мира, умолк. Не слышно больше ни оракулов, ни вдохновенных поэтов! Минерва, Мудрость и Провидение, закрывает свой лик в присутствии своего народа, превращённого в сатиров, оскверняющих мистерии и оскорбляющих богов в аристофановских фарсах на сцене Вакха. Сами мистерии испорчены, ибо к элевсинским обрядам допускаются подхалимы и куртизанки.
«Когда душа притупляется, религия впадает в идолопоклонство; когда мысль материализуется, философия вырождается в скептицизм».
Так, мы видим, как Лукиан, бедный микроб, родившийся из трупа язычества, превращает мифы в посмешище, хотя когда-то Карнеад отрицал их научное происхождение.
Суеверные в религии, агностики в философии, эгоисты и разобщённые в политике, погрязшие в анархии и фатально склонные к деспотизму. Греция печально изменилась с тех времён, когда она передавала науку Египта и тайны Азии в бессмертных формах красоты.
Если и был кто-то, кто понимал, в чём нуждается мир, и кто стремился восстановить эту потребность усилием героического гения, то это был Александр Македонский. Этот легендарный завоеватель, посвящённый, как и его отец Филипп, в таинства Самофракии, оказался даже более интеллектуальным сыном Орфея, чем учеником Аристотеля. Несомненно, Ахилл из Македонии, который в сопровождении горстки греков пересёк Азию вплоть до Индии, мечтал о вселенской империи, но не по типу Цезарей, угнетавших народ, уничтожавших религию и неограниченную науку. Его великой идеей было примирение Азии и Европы путём синтеза религий, подкреплённого научным авторитетом. Под влиянием этой идеи он воздал должное науке Аристотеля, как и афинской Минерве, иерусалимскому Иегове, египетскому Осирису и индуистскому Брахме, признавая, как и истинный посвящённый, идентичное божество и мудрость под этими различными символами. Этот новый Дионис обладал широкой симпатией и могущественной пророческой проницательностью. Меч Александра стал последней вспышкой Греции Орфея, озарившей Восток и Запад. Сын Филиппа умер в опьянении победой и славным исполнением своей мечты, оставив клочья своей империи эгоистичным и алчным генералам. Но его мысль не умерла вместе с ним; он основал Александрию, где восточная философия, иудаизм и эллинизм должны были сплавиться в горниле египетского эзотеризма, пока не придёт время для воскрешающего слова Христа.
В то время как Аполлон и Минерва, греческие созвездия-близнецы, бледнели на горизонте, люди видели, как в неспокойном небе поднимается грозный знак – римская волчица.
Каково происхождение Рима? Заговор алчной олигархии во имя грубой силы; угнетение человеческого интеллекта, религии, науки и искусства обожествлённой политической властью: другими словами, противоположность истине, благодаря которой правительство получает своё оправдание, согласно высшим принципам науки, справедливости и экономики[2 - Эта точка зрения, диаметрально противоположная эмпирической школе Аристотеля и Монтескье, была точкой зрения великих посвящённых, египетских жрецов, Моисея и Пифагора. Ранее она была усилена в «Миссии юифов» М. Сент-Ива. См. его замечательную главу об основании Рима.].
Вся римская история – лишь следствие беззаконного договора, которым отцы-призыватели объявили войну сначала Италии, а затем всему римскому роду. Они выбрали подходящий символ; ведь медная волчица с копной волос и головой гиены, повёрнутой в сторону Капитолия, – это образ этого правительства, демона, который до самого конца будет владеть римской душой.
В Греции, по крайней мере, святилища Дельф и Элевсиса долгое время пользовались уважением; в Риме же с самого начала наука и искусство были отвергнуты. Попытка мудреца Нумы, этрусского посвящённого, провалилась перед подозрительным честолюбием отцов-призывателей. Он принёс с собой сивиллины, в которых содержалась часть науки Гермеса, назначил магистратов, избранных народом, распределил территории и передал право объявления войны жрецам-специалистам. Соответственно, царь Нума, надолго запечатлевшийся в памяти народа, который считал его вдохновлённым божественным гением, кажется историческим вмешательством священной науки в управление. Он представляет не гения Рима, а скорее гения этрусской инициации, которая следовала тем же принципам, что и школа Мемфиса и Дельф.
После Нумы римский сенат сжёг Сивиллины книги, разрушил авторитет фламинов, уничтожил арбитражные институты и вернулся к старым системам, в которых религия была не более чем инструментом государственного господства. Рим стал гидрой, которая поглотила народы и их богов вместе с ними. Народы земли постепенно подчинялись и грабились. Мамертинская тюрьма наполнилась царями с севера и юга. Рим, желая иметь только рабов и шарлатанов, уничтожает последних носителей эзотерической традиции в Галлии, Египте, Иудее и Персии. Она делает вид, что поклоняется богам, но единственный объект её обожания – волчица. И вот на кровавом рассвете появляется последний отпрыск этой хищной твари, воплощение гения Рима – Цезарь! Рим покорил все народы земли, Цезарь, её воплощение, присваивает себе вселенскую власть. Он стремится не просто стать правителем человечества, но, соединив тиару с диадемой, провозглашает себя Верховным понтификом. После битвы при Фапсе его обожествляют как героя, после битвы при Мунде божественный апофеоз дарует сенат; его статую воздвигают в храме Квирина, назначают коллегию жрецов, носящих его имя. В довершение иронии и логики этот самый Цезарь, обожествляющий себя, в присутствии сената отрицает бессмертие души! Разве можно было бы более открыто провозгласить, что нет больше никакого другого Бога, кроме Цезаря.
При Цезаре Рим, наследник Вавилона, распространяет свою власть на весь мир. Что стало с римским государством? Оно занимается уничтожением всей коллективной жизни за пределами губернаторов и сборщиков налогов в провинциях. Завоевательный Рим питается, как вампир, трупом износившейся системы.
И вот римские оргии свободно и публично выставляются напоказ со всей их вакханалией порока и преступлений. Они начинаются со сладострастной встречи Марка Антония и Клеопатры и завершаются развратом Мессалины и безумным безумием Нерона. Они сигнализируют о своём присутствии развратной и публичной пародией на мистерии, а завершаются в римском цирке, где обнажённых девственниц, мучениц за веру, разрывают на куски и пожирают дикие звери под восторженные возгласы тысяч зрителей.
И всё же среди народов, покорённых Римом, был один, называвший себя народом Божьим, чей гений был прямо противоположен римскому. Как получилось, что Израиль, измученный междоусобицами, раздавленный тремя веками рабства, сохранил свою несокрушимую веру? Почему этот покорённый народ поднялся, подобно пророку, чтобы противостоять греческому упадку и римским оргиям? Откуда у них взялась смелость предсказывать падение хозяев, вставших на горло нации, и говорить о каком-то смутном конечном триумфе, в то время как сами они приближались к непоправимой гибели? Причина в том, что в народе жила великая идея, вдохновлённая Моисеем. При Иисусе Навине двенадцать колен воздвигли памятный столб с надписью:
«Это свидетельство между нами, что Иегова – Бог один».
Законодатели Израиля сделали монотеизм краеугольным камнем своей науки и социального закона, а также универсальной религиозной идеей. У них хватило гениальности понять, что от торжества этой идеи зависит будущее человечества. Чтобы сохранить её, он написал иероглифическую книгу, построил золотой ковчег и поднял народ из пыли кочевников в пустыне. На этих свидетелей спиритуалистической идеи Моисей обрушил молнию и громовой удар с небес. Против них сговорились не только моавитяне, филистимляне, амаликитяне и все племена Палестины, но даже слабости и страсти самого еврейского народа. Книга перестала пониматься священством, ковчег был захвачен врагами, были многочисленные времена, когда народ почти забыл о своей миссии. Почему же, несмотря ни на что, они остались верны этой миссии? Почему идея Моисея осталась начертанной огненными буквами на челе и сердце Израиля? Кому принадлежит это исключительное упорство, эта великолепная верность среди превратностей беспокойной истории, такая верность, которая придала Израилю уникальный характер среди народов? Её можно смело приписать пророкам и институту пророчества; по устной традиции её можно проследить до Моисея. Еврейский народ имел Наби во все периоды своей истории, вплоть до рассеяния. Но институт пророчества впервые появляется в органической форме во времена Самуила. Именно он основал братства Небиим, эти школы пророков, перед лицом растущей царской власти и уже выродившегося священства. Он сделал их строгими хранителями эзотерической традиции и универсальной религиозной мысли Моисея против царей, в которых преобладала политическая идея и национальная цель. В этих братствах хранились реликвии Моисеевой науки, священная музыка, оккультное искусство врачевания и, наконец, искусство гадания, которым великие пророки пользовались с виртуозной силой и отречением.
Гадание существовало в самых разнообразных формах у всех народов древнего цикла; но пророчество в Израиле обладает амплитудой, возвышенностью и авторитетом, принадлежащими интеллектуальной и духовной природе, в которой монотеизм держит человеческую душу. Пророчество, предлагаемое богословами в буквальном смысле как непосредственное общение личного Бога, отрицаемое натуралистической философией как чистое суеверие, в действительности является ничем иным, как высшим проявлением универсальных законов Духа.
«Общие истины, управляющие миром», – говорит Эвальд в своей прекрасной работе о пророках, – «другими словами, мысли Бога, неизменны и неспособны к изменению, совершенно независимы от колебаний вещей или от воли и действий людей. Человеку изначально предназначено участвовать в них и свободно воплощать их в поступках. Но чтобы Слово Духа вошло в плотского человека, он должен быть подвержен фундаментальному влиянию великих потрясений истории. Тогда Вечная Истина вспыхивает, как вспышка света. Вот почему мы так часто читаем в Ветхом Завете, что Иегова – живой Бог. Когда человек прислушивается к Божественному зову, в нём зарождается новая жизнь; теперь он уже не чувствует себя одиноким, но находится в общении с Богом и всей истиной, готовый вечно переходить от одной истины к другой. В этой новой жизни его мысль становится единой со всеобщей волей. Он обладает ясным пониманием настоящего и полной верой в конечный успех божественной идеи. Человек, переживающий это, становится пророком, т.е. он чувствует в себе непреодолимое побуждение явить себя перед другими как представителя Бога. Его мысль становится видением, и эта высшая сила, которая заставляет истину вырываться из его души, иногда с душераздирающими муками, составляет пророческий элемент. Пророческие проявления на протяжении всей истории были громами и вспышками молний истины» – Эвальд, «Пророки». Введение.
Из этого источника черпали свою силу те гиганты, Илия, Исайя, Иезекииль и Иеремия. Глубоко в своих пещерах или во дворцах царей они действительно были стражами Иеговы и, как сказал Елисей своему учителю Илии, «колесницами Израиля и всадниками его». Часто они предсказывают пророческим видением смерть царей, падение царств и наказания, которые постигнут Израиль. Временами они ошибаются. Пророческий факел, хотя и зажжённый солнцем Божественной истины, колеблется и темнеет в их руках под влиянием национальной страсти. Но они никогда не колеблются в отношении моральных истин, подлинной миссии Израиля, окончательного торжества справедливости для человечества. Как истинные посвящённые, они проповедуют презрение к внешнему поклонению, отказ от кровавых жертвоприношений, очищение души и практику любви. Именно в отношении окончательного триумфа монотеизма, его освободительной и несущей мир всем народам роли, их видение поистине замечательно. Самые страшные несчастья, которые могут обрушиться на народ, иностранное вторжение, вавилонский плен не могут поколебать их веру. Послушайте, что говорил Исаия во время нашествия Сеннахериба:
«Радуйтесь с Иерусалимом и веселитесь с ним, все любящие его; веселитесь от радости с ним, все скорбящие о нём».
«Чтобы вы сосали и насыщались грудью утешений её; чтобы вы источали молоко и услаждались обилием славы её».
«Ибо так говорит Господь: вот, Я дам ей мир, как реку, и славу язычников, как текущий поток; тогда вы будете сосать, вы будете носимы на боках её, и на коленях её».
«Как утешает мать свою, так буду утешать вас; и вы будете утешены в Иерусалиме».
«И когда вы увидите это, возрадуется сердце ваше, и кости ваши расцветут, как трава; и узнается рука Господа на рабов Его, и гнев Его на врагов Его».
«Ибо вот, Господь придёт с огнём и с колесницами Своими, как вихрь, чтобы воздать гнев Свой яростью, и обличение Своё – пламенем огня».
«Ибо огнём и мечом Своим будет Господь судить всякую плоть; и убитых у Господа будет много».
«Освящающие себя и очищающие себя в садах за одним деревом посредине, питающиеся плотью свиней, скверна и гнус будут истреблены вместе, говорит Господь».
«Ибо знаю дела их и помышления их: приидет время, и Я соберу все народы и языки, и придут и увидят славу Мою» – 22:1 Исаия lxvi. 10—18.
Только перед гробом Христа это видение начинает обретать реальность, но кто может отрицать его пророческую истину, если вспомнить, какую роль сыграл Израиль в истории человечества?
Не менее твёрдой, чем эта вера в будущее Иерусалима, в его нравственное величие и религиозную универсальность, является вера пророков в Спасителя или Мессию. Все они говорят о нём; несравненный Исаия остаётся единственным, чьё видение яснее всего, и кто изображает его с наибольшей силой смелым, возвышенным языком:
«Из стебля Иессеева выйдет жезл, и ветвь произрастёт от корня его».
«И почиет на нём дух Господень, дух премудрости и разума, дух ведения и силы, дух знания и страха Господня».
«И сделает его быстрым в страхе Господнем, и не будет он судить по зрению очей своих, ни обличать по слуху ушей своих».
«Но праведно будет судить бедных и справедливо обличать кротких земли; и поразит землю жезлом уст Своих, и дыханием уст Своих истребит нечестивых».
«И праведность будет опоясанием чресл его, и верность – опоясанием узды его» – Исаия xi. 1—5.
Перед этим видением мрачная душа пророка становится спокойной и ясной, как бушующее небо после грозы. Ибо теперь перед его внутренним взором предстаёт образ Галилеянина:
«Ибо Он вырастет пред Ним, как растение нежное и как корень из сухой земли; Он не имеет ни вида, ни красоты; и когда мы увидим Его, то не найдём красоты, чтобы возжелать Его».
«Он презираем и отвержен людьми, муж скорбей и печалей; и мы скрывали от Него лица свои; Он был презираем, и мы не почитали Его».
«Конечно, Он понёс наши скорби и понёс наши печали; но мы почитали Его поражённым, уязвлённым от Бога и огорчённым».
«Но Он изъязвлён был за преступления наши, и ушиблен за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нём; и ранами Его мы исцелились».
«Все мы, как овцы, заблудились; совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него беззаконие всех нас».
«Он был угнетён и страдал, но не отверзал уст своих; приведён, как агнец на заклание, и как овца пред стригущим её немая, так он не отверзает уст своих».
«Он был взят от темницы и от суда, и кто возвестит род его, ибо он изгнан из земли живых; за преступление народа Моего поражён он» – Исаия liii. 2—8.
В течение восьми веков громовые слова пророков заставляли идею и образ Мессии витать над всеми национальными разногласиями и несчастьями, то в виде грозного мстителя, то в виде ангела милосердия. Мессианская идея, нежно взращённая в ассирийском деспотизме, в вавилонском изгнании, проявившаяся под персидским господством, продолжала развиваться во времена правления Селевкидов и Маккавеев. Когда наступило римское правление и царствование Ирода, Мессия был жив в сознании всех. Великие пророки видели в нём великого человека, мученика, истинного сына Божьего… Народ, верный иудейской идее, представлял его себе как Давида, Соломона или нового Маккавея. Кем бы он ни был, в этого восстановителя величия Израиля верили и ждали все. Такова сила пророческого действия.
Таким образом, мы видим, как римская история заканчивается на Цезаре, по инстинктивному пути и инфернальной логике Судьбы, так и история Израиля свободно ведёт ко Христу по сознательному пути и божественной логике Провидения, проявленной в его видимых представителях – пророках. Зло фатально обречено противоречить и уничтожать себя, ибо оно есть Ложь; Добро же, несмотря на все препятствия, по прошествии времени порождает свет и гармонию, ибо оно есть плод Истины. От своего триумфа Рим не получил ничего, кроме цезаризма, от своего падения Израиль родил Мессию.
Над народами витало смутное ожидание. В избытке своего зла всё человечество предчувствовало спасителя. На протяжении веков мифология мечтала о божественном ребёнке. Храмы говорили о нём в тайнах, астрологи вычисляли его приход, неистовые сибилянты громко провозглашали крушение языческих богов. Посвящённые объявили, что когда-нибудь миром будет править один из них, Сын Божий[3 - Таково эзотерическое значение прекрасной легенды о волхвах, пришедших с далёкого Востока, чтобы поклониться Вифлеемскому младенцу.]. Мир ожидал духовного царя, такого, который был бы понятен бедным и ничтожным.
Великий Эсхил, сын элевсинского жреца, был почти убит афинянами за то, что осмелился сказать в переполненном театре устами своего Прометея, что царствование Юпитера-Дестина придёт к концу. Четыре века спустя, под сенью трона Августа, нежный Вергилий провозглашает новую эпоху и мечтает о чудесном ребёнке.
Последний великий век, предсказанный священными стихами,
возобновляет свой завершённый ход. Время Сатурна
И могучие годы, начатые
От первой сферы в лучезарных циклах промчались,
Заканчивается вырождение железного потомства,
И золотое потомство нисходит с небес:
О, целомудренная Люцина! Ускорь материнские муки,
И поспеши к славному рожденью царящего Аполлона.
……..
Чувствуешь, труженица Природа зовёт тебя разбудить
Дремлющий остов Неба, Земли и основ:
Восстанови их фундамент, землю, моря и воздух;
И начинаются радостные столетия, небывалый размах,
Чтоб воспеть тебе хвалу…» – Драйден
Когда родится этот ребёнок? Из какого божественного мира придёт эта душа? В какой блистательной молнии любви она сойдёт на землю? С какой чудесной чистотой, с какой сверхчеловеческой энергией она вспомнит об оставленных небесах? Каким могучим усилием она вернётся из глубины земного сознания, увлекая за собой человечество?
Никто не мог сказать, но все ждали и предвкушали. Ирод Великий, идумейский узурпатор, ставленник Августа Цезаря, был тогда на пороге смерти в своём кипрском замке в Иерихоне, после роскошного и кровавого правления, покрывшего Иудею великолепными дворцами и человеческими гектакомбами. Он умирал от страшной болезни, разложения крови, ненавидимый всеми, терзаемый яростью и раскаянием, преследуемый призраками своих бесчисленных жертв, среди которых были его невинная жена, благородная Марианна, из рода Маккавеев, и трое его сыновей. Семь женщин его гарема бежали от царственного призрака. Его телохранители покинули его. Рядом с умирающим несчастным бесстрастно сидела его сестра Саломея, его злой гений, вдохновительница его самых ужасных преступлений. С диадемой на челе и грудью, сверкающей драгоценными камнями, она стояла на страже, ожидая последнего вздоха царя, когда она, в свою очередь, возьмёт бразды правления в свои руки.
Так умер последний царь Иудеи. В этот самый момент только что родился будущий духовный царь человечества[4 - Ирод умер в четвёртый год до нашей эры. Расчёты критиков в настоящее время в целом единодушны в том, что эта дата также является датой рождения Иисуса. См. Keim, Das Leben Jesu.], и немногие посвящённые Израиля молча готовились к его царствованию в глубоком смирении и тишине.
Глава II. Мария – первое появление Иисуса
Иегошуа, которого мы называем Иисусом, от греческой формы его имени, родился, вероятно, в Назарете[5 - Не исключено, что Иисус мог случайно родиться в Вифлееме. Но эта традиция, похоже, является частью цикла легенд, связанных со святым семейством и младенчеством Христа.]. Именно в этом заброшенном уголке Галилеи прошло его детство и свершилась первая, величайшая из христианских тайн: явление души Христа. Он был сыном Мириам, или Марии, жены плотника Иосифа, галилеянки благородного происхождения, связанной с эссенами.
Легенда соткала вокруг рождения Иисуса целую ткань чудес. Если легенда даёт прибежище многочисленным суевериям, то она также иногда скрывает психические истины, но малоизвестные, так как они находятся выше восприятия массы человечества. Из легендарной истории Марии можно узнать, что Иисус был ребёнком, посвящённым до своего рождения пророческой миссии по желанию своей матери. То же самое рассказывается о нескольких героях и пророках Ветхого Завета. Эти сыновья, посвящённые Богу, назывались назареями. Касаясь этого вопроса, интересно обратиться к историям Самсона и Самуила. Ангел возвещает матери Самсона, что она скоро будет беременна и родит сына, головы которого не коснётся бритва. В случае с Самуилом мать сама просит ребёнка у Бога (Конф. Судьи xiii. 3—5; и Самуил i. 11—20).
Теперь Самуил, в своём первоначальном корневом значении, означает «Внутренняя слава Бога». Мать, ощущая себя как бы озарённой тем, кого она воплотила, считала его бесплотной сущностью Господа.
Эти отрывки чрезвычайно важны, так как они вводят нас в эзотерическую, постоянную и живую традицию Израиля, и по этому каналу – в реальное значение христианской легенды. Елкана, муж, действительно является земным отцом Самуила по плоти, но Вечный – его небесный Отец в Духе. За образным языком иудейского монотеизма здесь скрывается учение о предсуществовании души. Женщина-инициатор обращается к высшей душе, требуя принять её в своё чрево и родить пророка. Эта доктрина, значительно завуалированная иудеями и полностью отсутствующая в их официальном богослужении, составляла часть тайной традиции посвящённых. Она встречается у пророков. Иеремия утверждает её в следующих выражениях:
«Слово Господне было ко мне, говоря: прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя, и поставил тебя пророком для народов» – Иеремия i. 4.
Иисус скажет то же самое скандальным фарисеям:
«Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь». – 29:2 Иоанн viii. 58.
Как много из этого мы можем применить в случае Марии, матери Иисуса? Похоже, что в первых христианских общинах Иисус считался сыном Марии и Иосифа, поскольку Матфей приводит нам генеалогическое древо Иосифа, чтобы доказать, что Иисус может вести своё происхождение от Давида. В более позднее время легенда, стремясь показать сверхъестественное происхождение Христа, сплела свою паутину из золота и лазури; история Иосифа и Марии, Благовещение и даже младенчество Марии в храме[6 - Апокрифическое Евангелие о Марии и детстве Спасителя, опубликованное Тишендорфом.].
Попытка раскрыть эзотерический смысл еврейской традиции и христианской легенды привела бы к тому, что действие Провидения, или приток духовного мира, который участвует в рождении любого человека, кем бы он ни был, является более мощным и очевидным при рождении всех гениальных людей, появление которых никак нельзя объяснить только законом физического атавизма. Этот приток достигает наибольшей интенсивности в случае одного из тех божественных пророков, которым суждено изменить облик мира. Душа, избранная для божественной миссии, приходит из божественного мира; она творит свободно и сознательно, но, чтобы она могла вступить в земную жизнь, необходим избранный сосуд, и призыв высокоодарённой матери, которая отношением своего нравственного существа, желанием своей души и чистотой своей жизни имеет предчувствие, привлекает и воплощает в своей крови и плоти душу Искупителя, предназначенного в глазах людей стать сыном Божьим. Такова глубокая истина, лежащая в основе древней идеи Девы-Матери. Гений индусов уже выразил эту идею в легенде о Кришне. Евангелия от Матфея и Луки передали её с ещё более восхитительной простотой и поэтическим инстинктом.
«Для души, пришедшей с небес, рождение – это смерть», – говорил Эмпедокл за 500 лет до н. э. Каким бы возвышенным ни был дух, будучи заключённым в плоть, он на время теряет память обо всём своём прошлом; будучи вовлечённым в телесную жизнь, развитие его земного сознания подчиняется законам мира, в котором он воплощается. Он попадает под власть стихий. Чем выше его происхождение, тем больше усилий придётся приложить, чтобы вновь обрести свои дремлющие силы, свои небесные задатки и осознать свою миссию.
Глубокие и нежные души нуждаются в тишине и покое, чтобы проявиться. Иисус провёл свои ранние годы среди спокойствия Галилеи. Его первые впечатления были нежными, строгими и безмятежными. Место Его рождения напоминало уголок неба, примостившийся на склоне горы. Деревня Назарет мало изменилась с течением времени[7 - См. мастерское описание Галилеи М. Ренана в его «Жизни Иисуса» и не менее замечательное описание Галилеи М. Э. Мельхиора де Вогюэ в его «Путешествии в Сирию и Палестину».]. Его дом, возвышающийся ярусами под скалой, напоминал – как говорят путешественники – белые кубики, разбросанные в лесу гранатовых, виноградных и фиговых деревьев, а небо наполняли мириады голубей. Вокруг этого гнезда зеленеющей свежести парит чистый горный воздух, а на высотах виден открытый, ясный горизонт Галилеи. Добавьте к этому впечатляющему фону тихую, торжественную домашнюю жизнь благочестивой, патриархальной семьи. Сила еврейского образования всегда заключалась в единстве закона и веры, а также в мощной организации семьи, в которой доминировала национальная и религиозная идея. Отцовский дом был своего рода храмом для ребёнка. Вместо ухмыляющихся фресок, нимф и фавнов, украшавших атриум греческих домов, таких как в Сефорисе и Тиберии, в еврейских домах можно было найти только отрывки из законов и пророков, суровые, жёсткие тексты, написанные халдейскими буквами над дверями и на стенах. Но союз отца и матери во взаимной любви к своим детям освещал и согревал дом отчётливой духовной жизнью. Именно там Иисус получил своё раннее образование и впервые познакомился с Писанием под руководством Своих родителей. С самого раннего детства перед ним предстала странная судьба народа Божьего в периодических праздниках и святых днях, отмечаемых в семье чтением, песнями и молитвами. В праздник Кущей во дворе или на крыше дома воздвигался навес из миртовых и оливковых ветвей в память о патриархах-кочевниках минувших веков. Там зажигали семисвечник и доставали рулоны папируса, с которых вслух читали тайную историю. В сознании ребёнка Вечный присутствовал не только в звёздном небе, но даже в этом подсвечнике, отражающем Его славу, в речи отца и молчаливой любви матери. Так Иисус знакомился с великими днями истории Израиля, днями радости и печали, триумфа и изгнания, бесчисленных страданий и вечной надежды. Отец не дал никакого ответа на жаждущие и прямые вопросы ребёнка. Но мать, подняв мечтательные глаза из-под длинных тёмных ресниц и поймав вопросительный взгляд сына, сказала ему:
«Слово Божье живёт только в Его пророках. Когда-нибудь мудрые эссены, одинокие странники у горы Кармель и Мёртвого моря, дадут тебе ответ».
Мы также можем представить себе ребёнка Иисуса среди его юных товарищей, пользующегося у них странным авторитетом, который давал развитый интеллект, соединённый с активным сочувствием и чувством справедливости. Мы следуем за ним в синагогу, где он слышал, как книжники и фарисеи обсуждали друг друга, и где ему самому предстояло проявить свои диалектические способности. Мы видим, как его быстро оттолкнуло сухое учение этих докторов закона, которые до такой степени извратили букву, что лишили её духа. И снова мы видим его соприкосновение с языческой жизнью, когда он посещает богатый Сефорис, столицу Галилеи, резиденцию Антипы, охраняемую наёмниками Ирода, галлами, фракийцами и варварами всех мастей. Во время одной из частых поездок в гости к еврейским семьям он вполне мог заехать в финикийский город, один из тех настоящих человеческих ульев, кишащих жизнью, на берегу моря. Он увидел бы издалека низкие храмы с толстыми крепкими колоннами, окружённые тёмными рощами, откуда доносились песни жриц Астарты под тоскливый аккомпанемент флейты; их сладострастные вопли, пронзительные, как крик боли, пробудили бы в его сердце глубокий стон страдания и жалости. Затем сын Марии вернулся в свои любимые горы с чувством освобождения. Он поднялся на кручи Назарета, окинул взглядом обширный горизонт Галилеи и Самарии и бросил томительный взгляд на Кармил, Гильбоа, Табор и Сихем, давних свидетелей патриархов и пророков.
Какими бы сильными ни были впечатления внешнего мира на душу Иисуса, все они меркли перед суверенной и невыразимой истиной в Его внутреннем мире. Эта истина расширялась в глубинах Его природы, как прекрасный цветок, появляющийся из тёмного водоёма. Она напоминала растущий свет, который появлялся перед ним, когда он оставался один в тихой медитации. В такие моменты люди и вещи, как близкие, так и далёкие, казались ему как бы прозрачными в своей сущности. Он читал мысли и видел души; затем, в памяти, он улавливал, словно сквозь тонкую завесу, божественно прекрасные и сияющие существа, склонившиеся над ним или собравшиеся в поклонении ослепительному свету. Чудесные видения приходили во сне или вставали между ним и реальностью, фактически дублируя его сознание. В этих переносах восторга, которые несли его из зоны в зону, словно к другим небесам, он временами чувствовал, как его притягивает могучий ослепительный свет, а затем погружался в раскалённое солнце. Эти восхитительные переживания оставили в нём источник невыразимой нежности, источник удивительной силы. Каким совершенным было его примирение со всеми существами, в какой возвышенной гармонии он находился со Вселенной! Но что это был за таинственный свет – хотя и более знакомый, и живой, чем другой, – который исходил из глубин его природы, унося его в самые отдалённые уголки космоса и всё же объединяя его тайными вибрациями со всеми душами? Не было ли это источником душ и миров?
