скачать книгу бесплатно
В это утро снегопад подействовал на состояние нашего героя. Будильник не помог Коле оторваться ото сна, и, когда глаза с тяжестью открылись, школьник понял, что позавтракать уже не успеет. Надо было как можно скорее умываться, одеваться, собираться и убегать. Труфин сказал изумлённой и попытавшейся возразить что-то маме, что поест в школе, и, сделав глоток воды, помчался из квартиры вниз по лестнице, накидывая на плечи рюкзак и пытаясь отделаться от преследовавшего его сонливого состояния. Пришлось пробираться через сугробы, как великану в стране лилипутов, и внимательнее всматриваться под ноги, дабы не пробить заледеневшие лужи.
На урок удалось успеть, но беда дала о себе знать в конце первой половины занятия. В животе начался инструментальный ансамбль: загудел желудок, всё захрипело, заурчало, захрюкало громким прерывистым басом, заставив своего хозяина смутиться и скривить недовольную гримасу. Коля чувствовал наступающую боль и изредка поглядывал на часы над дверью. Минутные стрелки как будто не хотели сдвигаться с места. Казалось, что часы посмеивались над голодным восьмиклассником, дразня его быстрым движением секундной стрелки, но не торопясь что-либо менять. Минуты шли, но слишком долго и мучительно.
Изголодавшийся ученик без особого желания поздоровался после первого урока с Настей и Димой, побежал на первый этаж к кулеру, но, как всегда бывает в самый важный момент по всемирно известному закону подлости, стаканчиков на месте не оказалось, да и вода, похоже, испарилась. Впереди ждал ещё целый урок, на котором что-либо соображать и запоминать теперь не представлялось возможности. Пришлось ждать до следующей перемены, чтобы попасть на завтрак. На такого рода трапезы Коля не особо любил ходить в прошлой школе и также не хотел экспериментировать с новой, так как не считал подобную пищу ни полезной, ни вкусной. Конечно, учителя верно говорили, что в ней много витаминов (особенно они хвалили каши). Но расстраивало то, что уютного домашнего вкуса там не могло быть и подавно. По правде сказать, наш друг с подозрением относился к любому новому блюду, даже если все окружающие были от него в восторге. Но на этот раз перед ним стоял выбор: либо мучиться до обеда, либо перешагнуть через свои убеждения и хотя бы частично утолить голод.
Урок биологии добавил масла в огонь. А всё потому, что в восьмом классе сегодня проходили пищеварительную систему. Труфин и так не являлся знатоком и любителем внутренних органов человека – он предвидел, что ему снова будет неприятно сидеть на этом занятии и что оно, возможно, испортит ему аппетит. Но надежды не оправдались: живот начал пожирать своего хозяина изнутри, заслышав увлекательный рассказ о себе. «Желудочно-кишечный тракт издева-а-ается над тобой», – раздавался таинственный голос где-то под горлом. С каждым намёком на то, куда направляется еда после того или иного пищеварительного отдела, Коля сжимал зубы, жадно глотал слюну, пытался на что-нибудь отвлечься и судорожно посматривал на хитрые, всё ещё беззвучно смеющиеся над ним часы.
Наконец, прозвенел звонок надежды, и Коля Труфин помчался на первый этаж. Вслед за ним развязно спускались ещё несколько одноклассников. К Коле присоединился Дима, и они вместе встали в очередь за едой. Первый взял тарелку овсяной каши, второй же купил стакан чая; через секунду они уже сидели за столиком своего класса.
Труфин принялся жадно есть, не скрывая при этом брезгливости по отношению к собственному блюду, а Кротов с удивлённым лицом стал смотреть на него, медленно попивая чаёк. Утолив голод невкусной едой, Коля с облегчением вздохнул и, наконец, ответил на насмешливые вопросы друга о своём необычном поведении.
– Ой, надо же было ещё презентацию сделать по географии, – с сожалением вспомнил Коля, посмотрев на часы, и погрузился в размышления о способах спасения.
– Ну и что? Просто скажи, что забыл принести, оставил дома, – лениво, без сомнений и раздумий ответил Дима.
– Думаешь, пройдёт?
– А почему нет? Я всегда, когда забываю, так и говорю, и всё нормально в итоге. Расслабься!
– Ну, в принципе, да. Это вариант, – согласился Труфин и потихоньку успокоился.
Затем Коля почти улёгся головой на стол, подперев её руками, и начал надувать щёки в знак того, что каши очень даже хватило.
Вдруг выражение его лица стало не спеша изменяться: щёки сдувались, брови слегка хмурились, глаза щурились и глядели внимательнее в одну точку, а всё его лицо пыталось сосредоточиться на одной мысли, которая, видимо, была для Коли то ли непонятная, то ли слишком новая. Он стал чаще поправлять очки и сильнее жмурить глаза, стараясь, видимо, кого-то или что-то разглядеть.
– А теперь-то что с тобой? – засмеялся Кротов и начал щёлкать пальцами около его лица. – Эй! Алё!
– Чего? – как бы случайно спросил Коля, не сводя глаз с того, на чём или на ком уже сконцентрировал всё своё внимание.
– Ты где витаешь-то? Что случилось? – с равнодушным любопытством начал расспрашивать Дима.
– А, нет… Ничего, – улыбнувшись проговорил Коля, на миг опустив глаза, но тут же медленно переведя их куда-то в сторону, будто сопровождая кого-то. – Скажи, – начал он, как будто без причины, просто так, – а какой класс сидит вон за тем столом? – он с беззаботным видом указал туда, куда только что смотрел.
– Там? Да соседний. Восьмой «Б». А что?
– Да нет. Просто спросил, – улыбнулся Коля. – Я ж пока вообще никого здесь не знаю. Пойдём, что ли?
– Ну ладно… – пробормотал Дима, так и не догадавшись, в чём была истинная причина перемены в лице его нового друга.
Не мешало бы прояснить для читателя этот важный момент. Наш герой не просто задумался и не просто рассматривал весь соседний класс. Когда он опустил голову на руки, переваривая кашу, его взгляд случайно задел одного человека из очереди, которая выстроилась перед кухней. Это была незнакомая ему стройная девочка с длинными распущенными волосами, в красной клетчатой юбчонке и белой кофточке с завёрнутыми рукавами. Она болтала о чём-то со своими подружками, весело улыбаясь и следя за тем, когда ей принесут тарелку.
Коле ни с того ни с сего захотелось разглядеть её получше. Сам он, правда, не имел определённого к тому основания. Была ли это интуиция или просто ни к чему не обязывающее желание, он решил во что бы то ни стало увидеть лицо той длинноволосой девочки, неизвестно по какой причине не совсем похожей на остальных. Но, как он ни старался, зрение его подводило, становилось в это мгновение его злейшим предателем. Когда же незнакомка села с одноклассницами за свой столик, у Коли появился шанс узнать хотя бы про то, из какого она класса. Даже с такого расстояния он не мог убедиться в том, что из его очков получаются хорошие разведчики, да и села та девочка к нему спиной, так что глупо было на что-то рассчитывать. Труфин решил, что раз уж не получается, то и не стоит мучить себя из-за какой-то нелепой ерунды, придуманной только что им самим, и собрался уходить. Тем более, на полный желудок соображать что-либо по этому поводу было невозможно.
Единственным, что его тревожило, было то непонятное, неразгаданное чувство, которое пронеслось в его голове со скоростью морского ветра, но всё же оставило маленький след. Оно было не похоже на остальные чувства, которые можно было с лёгкостью объяснить на пальцах. Что-то светлое, одновременно тревожное, неощутимое пробежало в его мыслях, но надолго не задержалось.
Труфин захотел попробовать познакомиться с восьмиклассницей, просто потому что его начинало терзать любопытство, юношеская заинтересованность, влечение к новому и неопознанному. Но целая неделя прошла без единого результата: как ни старался наш неудачник найти её в толпе, ничего не выходило; а если он даже и видел её на другом конце коридора, то не знал, что делать и как подойти, а лишь пытался чётче разглядеть её, чтобы запомнить и в следующий раз не забыть, как она выглядит. Все попытки были тщетны, а он об этом особенно не переживал. Когда же он замечал её в столовой, как тогда, в первый раз, в нём пробуждалось необъяснимое воодушевление, что-то просыпалось в душе и весьма скоро затихало.
Он был чересчур стеснительным, неуверенным в себе, боялся совершить самую глупую ошибку, если подойдёт к незнакомому человеку и сам начнёт с ним разговор. Будь это дворник или просящий прикурить прохожий на улице, директор школы или даже человек с наручными часами, у которого надо просто-напросто спросить время. В подобных ситуациях он обычно конфузился и становился похожим на человека, вынужденного задать самый неуместный, непристойный вопрос, на который последует незамедлительная реакция. В иных случаях он просто ждал, пока собеседник сам начнёт разговор, и уже тогда можно было общаться, спорить и шутить на разные темы.
V
Сколько ещё времени понадобилось бы нашему герою для бессмысленных попыток с кем-либо познакомиться? Сколько бы ещё он скучал и бездельничал, шатался призраком по школе и просто сидел на уроках, если бы не прокралась в его судьбу рука невидимого художника, решившего нанести на лист его жизни яркие краски! Перелистаем-ка, с Вашего позволения, всего лишь неделю с момента, который мы вспоминали в прошлой главе.
Погода стояла в послеобеденное время самая солнечная. Снег твёрдыми сугробами расстелился по улицам и белоснежным морем разлился по лужайкам. На небе не было ни единого облачка, природа преображалась, будто готовясь к возрождению после долгого снегопада и холодных вьюг. Противящийся холоду солнечный диск пробирался в потаённые уголки города, бросая ослепительные жёлтые лучи направо и налево, как сеятель раскидывает зёрна на бескрайние пустынные поля, чтобы раскрасить их во все цвета природы. От каждого шага слышался приятный снежный хруст, забавляющий и успокаивающий бегущих пешеходов. Снег напоминал о зиме и бодрящем морозце, а солнце заставляло всех улыбаться и напоминало о радостях и прелестях жизни. Было и холодно от снега, и тепло от света в одно и то же время; в этой гармонии слились два источника спокойствия и благодати, сотворив незабвенное чудо.
Коля спешил на курсы игры на гитаре. Из-за непрошенной задержки урока, состоявшейся по прихоти классной руководительницы, он боялся опоздать. Гитара была единственным его увлечением, хоть и навязанным родителями, так как те уже просто не знали, что хочет в этой жизни их сын. Труфин выбежал из гардероба, наскоро накинув на себя рюкзак. Он стал щуриться от боли в глазах из-за яркого света, как только очутился вне школы. Это заставило его на секунду остановиться и в мыслях пожаловаться на то, что даже снег и солнце мешают спокойно дойти до дома. Коля отвлёкся на мысль о приближавшемся занятии и побежал дальше.
Вылетая со двора новой школы, он протиснулся между двумя подростками, спокойно выходившими через калитку. Вдруг, как назло, он резким движением сбил кого-то с ног, так что этот кто-то поскользнулся на льду и упал, причём не совсем мягко. Послышалось вскрикивание.
– Ой, извините! – машинально спохватился Коля и обернулся в сторону пострадавшего, намереваясь тут же побежать дальше…
На заледеневшем тротуаре лежала испуганная и одновременно удивлённая девочка в белой шубке, без шапки, с красным рюкзаком за спиной. «Это же она!» – пронеслось в голове Коли, и он с радостным волнением и необъяснимой тревогой приблизился к сбитой с ног незнакомке, той самой, к которой он недавно зачем-то намеревался подойти. Он поправил очки и на некоторое время умудрился потерять дар речи, чего раньше с ним практически не случалось…
У всех разные взгляды на этот мир, разные вкусы, разные потребности. Каждый человек по-своему относится к жизни, имеет уникальный ход мыслей; любому из нас нравится то, что нравится именно ему. Когда одни говорят, что им нравится определённый вид печенья, другие возражают, что он совсем не такой, как тот, который нравится им. Так и с чувствами… Кто-то способен любить, кто-то нет; кто-то влюбится сегодня в самую красивую девушку на земле, а кто-то так же сильно завтра полюбит совершенно другую, которую тоже будет считать самой красивой. Кто из них прав? Наверное, и тот, и другой.
Нашему герою суждено было встретить свою самую красивую девушку на свете (позвольте автору с ним согласиться). У неё были длинные шелковистые чёрные распущенные волосы, воздушным водопадом разливавшиеся с головы на тонкую шейку и хрупкие плечи. Коле даже показалось сначала, что цвет волос её был не таким, более светлым, особенно по краям головы: солнечные лучи придавали их кончикам сияющего древесно-золотого оттенка, как будто в них игралось само солнце, смеясь и резвясь на прохладном ветерке, задевавшем каждый волосок и слегка приподнимавшем причёску на воздух. Испуганные и чуть недоверчивые глаза незнакомки, то ли тёмно-карие, то ли светло-зелёные – сложно было точно определить название этого волшебного цвета – излучали, несмотря на недовольство, какое-то таинственное тепло, может быть, даже целую жизнь! В них отражалось солнце, рисуя в зрачках небесной краской яркие блики. О, эти живые глаза! Сколько можно сказать о человеке всего лишь по выражению его зеркала души, как называл их классик! Нет, нет, это даже не зеркало, а таинственный коридор, позволяющий прочитать все мысли и чувства человека, проникнуть в его особый внутренний мир… Но проблема в том, что не всегда тот, кому мы смотрим в глаза, может невольно заставить вглядываться в них снова и снова. Только если человек сам живёт, а не проживает свою жизнь, пышет любовью к людям, радуется приятным событиям и с участием и желанием смотрит на этот мир, тогда и только тогда его глаза сами оживают! Бывает, рассказчик увлечётся какой-то историей, с гордой улыбкой и, казалось бы, интересом повествует о тех или иных известиях… но глаза его не выражают ничего, кроме безразличия и скуки, простого желания говорить; самому же человеку в глубине души вовсе не интересно всё это рассказывать, или же он просто думает в это время о другом. Здесь было совершенно иначе! Глядя на случайно обиженную им девочку, Коля не мог отвести глаз от её бездонного загадочного взгляда, невольно захватившего его в плен, обнявшего со всей силой и нежностью, прижимая к себе и не отпуская ни на минуту…
Прошло не больше трёх секунд. За такое незначительное время в душе нашего героя произошло столько перемен, что он вдруг во всём переменился. Думать о предстоящих занятиях для него казалось теперь глупым, лишним, ничтожным, по сравнению с тем, что он сейчас пережил и через что ему предстояло пройти после. Он окончательно забыл про то, куда только что так быстро мчался. В сердце томилось волнение.
– Ничего, – вдруг прозвучал осуждающий, но нежный, чистый голосок в ответ на давно уже, три секунды назад – а, если быть точнее, целую вечность – забытую Колей реплику. Он вздрогнул, по рту и шее прошла лёгкая судорога, помешавшая сначала что-либо говорить, а тело вмиг покрылось приятными мурашками. – С кем не бывает! – пытаясь пошутить, но жмурясь от боли после падения, сказала девочка.
– Вы… Ты… Ты не-е… не ушиблась? – неожиданно для себя стал заикаться Труфин. «Вот ещё не хватало, соберись!» – думал он, но не знал, что и как делать дальше. Сердце начинало колотиться с неимоверной силой, и чем дальше, тем чаще, пытаясь что-то испуганно или радостно выкрикнуть всем людям на земле.
– Конечно, ушиблась! Тут же лёд! – с досадой проговорила она. Уже не глядя на него, она стала слегка тереть коленку и делать усилия, чтобы встать.
– Давай, помогу! – вдруг прозвучали слова, напугавшие самого Колю. Не понимая, что сейчас будет, и не ручаясь за свои действия, он подал руку незнакомке. Та посмотрела на школьника своими лучистыми глазами, от удивления подняла чёрные брови и на секунду улыбнулась незнакомцу. Каждая такая секунда откладывалась в памяти Коли, как несмываемые пятна краски на белой бумаге.
– Спасибо, – ответила девочка, немного смутившись, – я сама…
Она попробовала привстать, а Коля немного замялся. Наконец, он сообразил перехватить её руки и сделать дело самому (откуда появилась эта скорость мыслей, ему не свойственная, он не мог понять; мыслил он совсем не так, как прежде). Не успел он разобраться в своих действиях, как взял её хрупкие, не знавшие усилий руки, нежно сжимавшие теперь его руки. По телу Коли пробежала мелкая дрожь, когда он поднял на ноги прелестную школьницу. Она с благодарностью и удивлением посмотрела на него и робким движением руки поправила чёрные волосы, заслонившие её румяные от холода щёки, то и дело вспоминая о больной ноге.
– Спасибо! Ух…
– Больно?
– Конечно!
– Слушай, ну, извини, пожалуйста…
– Да ничего страшного! До свадьбы заживёт. Поболит немного и всё.
Коля взял рюкзак, упавший с неё на землю, и чуть не подал его обратно в руки случайной знакомой. Он вдруг осознал, что не уверен в своих действиях, что будто не он управляет собой, но предложил девочке сесть на скамейку в двух шагах от выхода из школы. «Что будет дальше?» – подумал он, и, держа в одной руке её руку, а в другой – рюкзак, посадил её и случайно заглянул девочке в лицо, но тут же, стыдясь чего-то, потупил глаза. Новая мысль вдруг вскочила в его голове, и он не успел подумать о том, была ли она правильной или лишней:
– А… Как же ты до дома дойдёшь?
– Да как-нибудь уж дойду…
– Может, тебя проводить?
«Вот дурак! Что я говорю?» – сказал про себя Коля, пугаясь неизвестности.
– Ой, да не надо! – засмущалась она. – Я сама дойду! Не стоит.
– Нет, ну… – «Заладил! Ну, ну… Баранки гну! Сама говорит, не надо! Чего я лезу-то?» – это ж я тебя сбил, всё-таки давай провожу, а то… неудобно!
«Молодец! И что теперь будет? Ещё и сердце… Надо успокоиться, но как?» – уже почти в панике подумал он.
– Ладно, спасибо, – улыбнулась она после паузы и немножко прищурила от улыбки нежные играющие светом и теплом глаза, – я тут недалеко живу: вон там, через дорогу.
– Отлично! – «Да, конечно, лучше не бывает! Ну и влип же ты! Выкручивайся теперь», – Давай, возьму, – «Как же её…» – Обопрись-ка!..
– Хорошо…
– Вот так, – он взял её руку, боясь внезапной ошибки. В своём воображении он уже сам падал на лёд, а рюкзак улетал на пятый этаж соседнего дома. Всё шло как нельзя лучше, но это будто предвещало что-то страшное и нелепое. Казалось, это должно было обязательно произойти через мгновение. Руки начинали дрожать, а Коля не знал, куда их девать. Ум его не слушался.
– Уфф…
– Осторожно, поднимаемся… Молодец! Не больно?
– Нет, нормально. Встать могу, значит, не всё так плохо.
Повсюду на круглых сугробах драгоценными камнями сверкали звёзды, переливаясь в лучах дневного света. Ветви деревьев были покрыты снежным слоем, спадавшим с них при малейшем прикосновении. На одну из веток сел воробей и, радуясь солнцу, стал изо всех сил чирикать, будто в этом звуке заключался смысл его жизни. Такой умиротворённой природой можно было любоваться вечно, но ведь и другое солнце, такое же тёплое и манящее, светилось теперь рядом с нашим героем. Он вёл под руку свою спутницу, пытаясь отвлечься на снеговика, стоявшего неподалёку с поднятой рукой из упавшей ветки и одобрявшего всё, что происходило вокруг. Коля правой щекой иногда ощущал щекотное и в то же время приятное прикосновение мягких волос пострадавшей девочки, заставлявшее его несколько раз вздрагивать, и пытался придумать, что сказать и как не сглупить. Неловкое молчание не могло продолжаться долго.
– А ты тоже в этой школе учишься? – прервала она задумчивость Коли и тем же спасла его.
– Да… В восьмом «А»…
– О, а я в восьмом «Б»! – с наивным восторгом ответила она.
– Здорово! – ответил он и сам не понял, почему это хорошо или почему это не должно быть хорошо, притворяться ли, что он этого не знал, или сказать, как есть. – Я новенький, недавно сюда перешёл.
– Ясно. А почему?
– Да просто там… шестидневка, второй язык, да и ехать дальше. А ты здесь с первого?
– Да. Вряд ли переходить буду, если только переедем. Но мне кажется, не должны. Уф… Побаливает… Нам туда!
Коля вдруг во время её ответа повернул голову и вблизи посмотрел на неё вместо того, чтобы вглядеться туда, куда она показала. Его поразила необыкновенная естественность и простота в её лице. Не было никаких густо накрашенных ресниц, бросающейся в глаза тёмной туши или помады, которые всего лишь притягивают к себе внимание, но редко улучшают уже существующую красоту. Было похоже, что её волосы тоже от рождения носили такой дивный цвет, тёмный и в то же время кажущийся светлым от прикосновения солнечных лучей. Он не ошибся. В движениях незнакомки было что-то настоящее, непридуманное. Единственным искусственным украшением были маленькие сверкающие жемчужные серёжки, которых почти не было видно из-за густых волос. Коля боялся засмотреться: несколько раз поворачивал голову в её сторону, а затем старался скрыть своё внимание.
– Что?.. – спросила она, поймав на себе его странный взгляд, после того, как они перешли дорогу.
– А, ничего… – опять смутился Коля и вдруг слишком заметно нервно сглотнул. Они помолчали.
– Кстати, ты же куда-то спешил?
– Куда? – испугался он неожиданного вопроса.
– Ты… бежал куда-то.
– Бежал? А! Точно! Да ладно, я не так уж и опаздываю, – зачем-то начал оправдываться Коля, хотя не успел сообразить, правда ли это. – Я… на гитаре учусь играть… Как раз на курсы шёл.
– Ого! Правда? – заинтересовалась она, и её глаза заиграли нежным светом.
Труфин снова посмотрел в них и чуть не забыл её вопрос. Наконец, он улыбнулся и нашёл в себе силы ответить ей прямо в глаза, но после первого же слова опять отвёл взгляд вперёд:
– Да. Уже год занимаюсь, мало что умею, но пытаюсь, по крайней мере.
– Интересно. Я просто сама в детстве училась на флейте. Правда, многое уже забыла. А на гитаре сложно?
– Ну, как сказать… Научиться можно. Главное – понимать, что сыграть хочешь, и чувствовать мелодию. А так, наверное, легко, – начал было говорить Коля, но, именно когда тема разговора стала многообещающей, они подошли к дому незнакомки.
– Вот здесь я живу! Тут на первом этаже, так что дальше сама доберусь. Спасибо большое, что проводил!
– Да не за что… Ещё раз извини, – начал мямлить Коля по поводу уже давно забытой обиды, но казавшейся ему до сих пор не прощённой.
– Да всё нормально! – засмеялась она, осматривая коленку.
– Ну и хорошо! – засмеялся в ответ Коля и снова взглянул в её сияющие от смеха глаза лесного цвета. Никогда он раньше не видел таких чистых, искренних, полных жизнью глаз, манящих к себе без всякой выдумки и фальши, не сводя взгляд с которых, можно видеть человека с ног до головы. Такие глаза могут быть только с рождения. Как я раньше их не замечал?
– Ты смешной! – пошутила она, продолжая смеяться, и поправила распущенные волосы.
– Ты тоже!.. То есть нет, я хотел сказать… Да что ж такое! – вслух испугался Коля и снова засмеялся вместе с новой знакомой.
– Ладно, пока!
– Давай, пока, – отдав ей в руки рюкзак и необычно улыбнувшись, проговорил он. Но она не заметила той улыбки.
Она начала искать в кармане ключи. Чуть прихрамывая и пройдя пару шагов к дверям, она уже было достала их и прислонила к домофону. Он стоял в том же положении и, улыбаясь, смотрел на неё сквозь очки мечтательным взглядом.
Вдруг она неожиданно обернулась, и ему пришлось притвориться, что он вовсе не глядел на неё в это мгновение. Волосы девочки слегка приподнялись на ветру. Правую щёку и затылок Коли снова окатило тёплыми мурашками, заставившими его взбодриться. «Странно, – подумал он в одну секунду, – такие же появляются во время страха, холода или озноба от высокой температуры. Но эти очень даже приятные!» Мурашки эти не кололи… они укутывали, как мягкий шерстяной свитер или пушистое одеяло: от них становилось намного теплее и уютнее, они словно придавали сил. Коля был прав: эти ощущения были особенными, хотелось испытывать их снова и снова. Но в тот раз они продолжались недолго.
– Слушай, так мы до сих пор не познакомились даже!
– Ой, да! Кстати! Меня Коля зовут! Коля Труфин, ну, то есть просто Коля, – начал он опять путаться в словах. Она с доброй улыбкой ответила:
– А меня Катя! Просто Катя, – сказала она и, снова рассмеявшись и прикусив от улыбки нижнюю губу, открыла дверь подъезда.
– Катя. Хорошо, пока! – улыбнулся он и собрался помахать ей рукой, тут же убрав её за голову, будто почёсывая затылок.
– Пока, пока!
Дверь закрылась. За ней скрылось чудо, то самое чудо, что даёт человеку возможность летать, парить в воздухе от счастья!
– Катя, – повторил Коля вслух. С блаженной улыбкой он всё ещё смотрел на дверь подъезда. – Катя… И что это со мной? – прибавил Труфин и медленно пошёл обратно.
Он не спеша отправился в противоположную сторону, туда, через дорогу, где находилась школа; она была по пути. Неподалёку какая-то старушка усердно бросала голубям то ли семечки, то ли пшено, а они старались подобрать всё, что падало к ним сверху, часто отскакивая от очередной неожиданной порции корма и тут же торопясь подбежать обратно раньше остальных. Коля прошёл дальше, держа руки в карманах, с сияющим выражением лица всматриваясь в синее небо. Он остановился, когда увидел уже знакомого снеговика, улыбнулся и даже приветственно помахал ему. Он чувствовал настоящую свободу, душераздирающее желание жить, творить, хоть и не знал тогда, что именно. Ему не мешал ветер, солнце уже не слепило глаза. Ему казалось, что его никто не видит и можно делать всё, что угодно. Около школьного двора, напоминавшего теперь пустой вокзал, где только что провожали и встречали родители своих детей, Труфин остановился и кинул взгляд на скользкий асфальт, послуживший поводом к перевороту в его душе. Подкидывая в небо шапку, с детской радостью насвистывая одному ему знакомую мелодию и подскакивая необычайно высоко, он шёл домой. Проходя мимо детской площадки, Коля услышал, как мальчишка лет трёх-четырёх окликнул его:
– Дядя! Подай мячик!
