Закат для Нэкоматы 1-5

Но, даже не смотря на эмпатические способности, Таиру никак не удавалось предугадать, когда Дзиро полезет в драку. Заведясь с пол-оборота из-за пустяка, раскидав обидчиков, и помянув их родню до тридевятого колена, Дзиро будто забывал об этом, в следующий раз являя собой образец нордического спокойствия. Бывало и так, что он сам оказывался зачинщиком потасовки. Беспримерная жестокость вкупе с вопиющей непоследовательностью создавали Дзиро имидж беспредельщика, но уж кому, как не Таиру было знать, насколько поверхностно такое суждение. Он давно подозревал: за вспышками гнева, которыми славился друг, скрывались не столько эмоции, сколько трезвый расчет. Дурная слава всегда идет впереди своего обладателя. Став чем-то вроде фирменного знака, она подарила Дзиро неограниченную свободу передвижения. Где бы друг ни оказывался, будь то Теплый стан, Китай-город или даже Белый город, никто не оказывал противодействия. Наоборот, желающие поглазеть на знаменитого рукопашника находились всегда. Вот таким наглецам обычно и доставалось.

Ко всему прочему беспощадный и расчётливый Дзиро обладал своеобразным чувством юмора. Просто дурачиться он не умел. Все его шутки оказывались ничем иным, как закамуфлированной правдой, щедро приправленной сарказмом. Однако дерзость бойца была здесь не причём. Хоть и подкреплённый физическим превосходством сарказм Дзиро являлся чем-то большим, нежели примитивным желанием самоутвердиться. Скорее, то были неумелые попытки выразить подспудный протест окружающему миру и людям, его населяющим.

Конечно, Таиру, как особе приближённой, было достаточно трудно противостоять приступам раздражения Дзиро. Мальчик был ещё слишком юн, чтобы адекватно реагировать на подначки друга, да и сдерживать напор, с которым тот пускался во всякого рода споры, тоже не умел. Он действовал иначе: старался не упустить момент и вызвать на обычно бесстрастном лице приятеля улыбку. Порой это удавалось, и тогда… холодный и надменный семнадцатилетний парень превращался в сущее дитя, весёлое и охочее до озорства. Но даже в такие мгновения он оставался собой, ведь при всей тщательно скрываемой ребячливости, Дзиро смотрел на мир глазами взрослого. И это ещё более расширяло пропасть между ними.

– Хочу кое-что тебе показать, – сказал Дзиро однажды. – Только, чур, никому ни слова!

Ответ Таира был краток, но экспрессивен:

– Что б мне сдохнуть!

– Тогда идём.

Дзиро привел друга к заброшенной подсобке насосной станции. Она располагалась на Рубиновом ярусе, том самом, где они познакомились. Вода поступала на Верхние ярусы с Нулевого, ведь именно там – в толще экваториального диска – пролегали огромные, берущие своё начало во внешнем мире трубы, в которые была заключена целая река. И если с подачей воды на Нижние ярусы проблем не возникало, то Верхние, расположенные на огромной высоте, нуждались в разветвлённой системе насосных станций.

Подающих труб было четыре – по числу транспортных шахт, соединяющих тринадцать ярусов Базы. Их металлоконструкции помимо основного назначения служили опорами для монтажа различных коммуникаций. Вот почему основные водонапорные мощности располагались в непосредственной близости от транспортных узлов. Исторически сложилось так, что две из четырёх транспортных ниток, связывающие вёрх и низ Базы в единое целое, проходили через Серую зону. Из-за того, что пассажирские лифты и грузовые платформы следовали через неё без остановок, миграционные потоки вблизи соответствующих насосных станций были меньше, а обстановка – спокойнее. Именно у такого расположенного вдали от людской суеты сооружения и оказались подростки.

Когда Таир толкнул дверь, его глазам предстали стройные ряды книжных стеллажей. Занимая практически всё пространство подсобки, они находились в идеальном порядке. Расставленные согласно алфавиту книги, казалось, только и ждали, когда их коснётся чья-то рука.

– Настоящая сокровищница, правда? – прервал затянувшееся молчание Дзиро.

– Не то слово! – восхитился Таир. – Как ты нашёл это место?

Тот не стал вдаваться в подробности.

– Это не важно.

– А что важно?

– Ну… – помедлил Дзиро. – Тебе же недавно исполнилось четырнадцать?

– Вроде того…– растерянно пробормотал мальчик.

Дзиро хмыкнул.

– На день рождения принято получать подарки. Слышал о таком?

– В Зеленых кварталах это не в обычае, – фыркнул Таир.

– Со своим уставом да в чужой монастырь? – невозмутимо парировал юноша. – Ты в Китай-городе, а не Тёплом стане!

– Да хоть в Серой зоне! – воскликнул в сердцах мальчик. – Объяснил бы толком, что к чему, а не навязывал девчачий образ мыслей.

– Таро…

Тон, которым Дзиро произнес его имя, был до того ледяным, что у мальчика по коже побежали мурашки.

Уж что-что, а способности деморализовать противника словом у Дзиро было не отнять. Это не каждому дано, среди знакомцев Таира не нашлось бы и второго такого мастака. И дело тут не в умении красиво говорить, а скорее, в умении многозначительно молчать. Было ли это одним из тайных умений, которым учат молодёжь в сердце Жёлтых кварталов, или проявлением врожденной способности, но действовал приём безотказно.

Люди – слабые создания, и зачастую одержимы множеством страхов. Страхов, что оживают, стоит только оказаться на неизвестной территории… и не важно, насколько беспочвенными те являются. Дзиро с превеликим удовольствием предоставлял врагам возможность загнать самих себя в ловушку. Ему даже не приходилось для этого ничего делать: люди охотно шли на поводу его молчания. Обезоруженные собственным воображением они лишались и шанса на победу. Таир не горел желанием оказаться в их числе. Ему претила мысль, что в дружеском споре кто-то может оставить последнее слово за собой. Здесь не должно было быть победителей или побеждённых. Мальчик хотел, чтобы они говорили, как равные… Но пока, как ни крути, он по всем статьям проигрывал Дзиро.

Таир обвёл взглядом заставленное стеллажами помещение. Присмотревшись, он заметил, что на некоторых полках пыли не было вовсе, а высившаяся у световой панели стопа книг выглядела более потрепанной, чем расставленные на стеллажах товарки. Подсобкой часто пользовались, но механику насосной станции вряд ли было до неё хоть какое-то дело. А, значит, оставался только один кандидат в смотрители этой импровизированной библиотеки. Что ж, теперь-то Таиру стали понятны длительные отлучки друга, которые он объяснял не иначе, как «голодом». Вот только голод был не физическим…

И тут Таира осенило.

– Неужели… – дрожащим от волнения голосом произнес он. – Это и есть подарок?

– Дошло, наконец! – обрадовался Дзиро. – Иначе для чего бы я тебя сюда тащил?

«Подарок»… Таир попробовал это слово на вкус, и оно ему не понравилось, слишком уж отдавало благотворительностью. И потом как-то не верилось, что сугубо прагматичный Дзиро будет затрачивать столько усилий, лишь бы кого-то порадовать – не такой он человек! Столь благородные жесты не входили в его обыкновение – скорее Таиру следовало ожидать какого-нибудь подвоха или личный подтекст, что расставил бы всё по местам. Мальчик снова посмотрел на друга. В глазах того читалось ожидание. Таир вспомнил о своём стремлении играть с другом на одном поле, и был поражен мыслью, что и Дзиро, возможно, желал того же. Неужели их неравенство представлялось другу такой же помехой? Получалось, что, преподнося этот дар, Дзиро не изменял себе, как могло показаться поначалу, а наоборот, убивал двух зайцев одним выстрелом! Что бы другие ни думали об эскападах Дзиро, за ними всегда стояло нечто большее, чем просто баловство или желание поиграть на нервах ближнего. Вот и теперь… Таир не только получил ключ для перехода на новый уровень, но и впервые сумел сформулировать мало-мальски приличную цель – встать вровень. Пусть и сугубо эгоистичная она позволяла мальчику стать кем-то большим. Он окинул взглядом подсобку: уходящие под потолок стеллажи, забитые книгами полки, – и, вспомнив похожие, правда заставленные цветами и рассадой, подумал, что та вполне годится на роль его новых владений.

Этот принесённый на алтарь дружбы дар оказался весьма своевременным. Выходцам из низов не приходилось рассчитывать на получение образования, а доступа к информационным ресурсам у ребят не было. Такой роскошью обладали лишь наследники самых состоятельных и родовитых семейств Китай-города. К их услугам было несколько привилегированных гуманитарных и естественнонаучных школ, а также – вся мощь Бирюзового яруса, интеллектуального центра Базы. Но дело было не только в культе престижа, которым были одержимы многие родители Китай-города, но и в монополии на знания, от которой на Верхних ярусах отказываться не желали. Впрочем, низкий уровень развития Нижних ярусов устраивал не только их, но и Нулевой ярус, умудрившийся сохранить относительную самостоятельность в обучении подрастающего поколения. В отличие от Тёплого стана, где детей обучали лишь навыкам письма и счета, Белый город давал своим чадам некоторое подобие средне-специального образования, заточенного под производственные нужды местных промышленных предприятий. Ремесленное училище – вот тот потолок, которого мог достичь способный юноша. И даже если он стремился к большему, то почерпнуть необходимые знания ему было попросту неоткуда. Общественные библиотеки на Нижних и Нулевом ярусах отсутствовали, как класс. Они были уничтожены правительством Китай-города сразу, как улеглась пыль после Великого исхода.

Разглядывая разноцветье книжных корешков, читая оттиснутые на них мудрёные названия, Таир осознал, что отныне вопрос: откуда черпать знания? – отпадал сам собой. Обнаруженных в подсобке книг хватило бы на целую библиотеку.

Для Таира долго оставалось загадкой, кто и когда собрал здесь книги. Казалось бы, в их отборе не было никакой системы, но чем сильнее тот углублялся в изучение книжного собрания, тем больше убеждался, насколько оно самодостаточно. Книги являлись логическим продолжением друг друга, словно вся библиотека составляла одно неразрывное целое.

Так подсобка при насосной станции стала друзьям вторым домом. Разделавшись со своими повседневными обязанностями, они спешили сюда, чтобы вдоволь начитаться и наговориться. Неведомый доныне информационный голод терзал порой сильнее телесного. Проглатывая одну книгу за другой, Таир медленно, но верно, превращался в гуманитария. В отличие от него, все глубже увязающего в разнообразной метафизике, Дзиро предпочитал более конкретное чтиво. Наблюдая, как тот, окруженный грудами технических справочников, бьется над очередной загадкой бытия, Таир иногда думал: «Что же, собственно, он ищет?» Пытался ли черноволосый восполнить свою тягу к наукам или просто шёл на поводу у любознательности, он и так знал больше иного взрослого образованца. Впрочем, Дзиро не был бы собой, если бы его интерес не преследовал какие-то практические цели. Спустя год, Таиру стало ясно, какие именно.

Оказалось, что все прикладные изыскания Дзиро, так или иначе, касались устройства Базы.

То, что для Таира являлось целым миром, огромным живым существом, для него было не более чем хитроумным механизмом. Дай Дзиро волю, и тот вскрыл бы Базу, как консервную банку. Таиру было неведомо, какие мотивы двигали другом на пути познания этой единственно доступной им части вселенной, но одно он знал точно: добром не кончится. Убийственная серьёзность, с которой Дзиро подходил ко всему, чем бы ни занимался, давала себя знать всё чаще, и вскоре он совсем перестал улыбаться. Сосредоточившись на ему одному ведомой цели, черноволосый совершенно перестал замечать приятеля. Его рвение было настолько сильным, что порой он даже ночевал среди книг.

Первый раз, когда Таир обнаружил друга спящим за книгами, стал откровением; второй – исключением, подтверждающим правило; а третий – просто возводил предыдущие случаи в систему. Увидев, как в щеку юноши хищно впивается уголок справочника, мальчик почувствовал столь сильное раздражение, что не поленился притащить в подсобку старый мат.

Сон творил с Дзиро удивительные метаморфозы. Свернувшись калачиком на мате, мерно посапывавший юноша совсем не походил на местечкового авторитета. Разглаживался вечно нахмуренный лоб, размыкались упрямо поджатые губы, а лицо приобретало невинное, почти детское выражение. Стирая тени тревог и сомнений, ночь давала Дзиро возможность окунуться в то, что принято называть безмятежностью. И как раз в таком – мирном – состоянии юноша был наиболее близок Таиру. Не оставляя и следа от деланной взрослости, нивелируя всякую разницу между ними, ночь наполняла их дружбу новым смыслом. Таир даже начал ловить себя на мысли, что является стражем спокойствия Дзиро… Странно, но это подарило мальчику незнакомую доселе уверенность в собственных силах. Так, словно в защите нуждался именно Дзиро, а не он сам.

Однако стоило другу проснуться, как всё сразу же вставало на свои места. Столь шедшая ему беззащитность развеивалась, как дым, а Таир вновь оказывался на ролях докучливого младшего братца. Захватившие Дзиро изыскания, как, впрочем, и его механистическое понимание мира, были далеки от интересов мальчика. Что ж, он определённо предпочитал быть Дзиро не соратником, а другом. Не сдавая позиций бесстрастного наблюдателя, мальчишка временами еле сдерживал копившуюся внутри обиду. Таир не мог смириться с отказом разъяснить причину, по которой Дзиро с таким рвением взялся за самообразование. Укрывшись за книгами, как за щитом, друг словно копил силы для единственного, но решающего удара.

Вот только что являлось мишенью?

Таир не успел задать этот, казалось бы, простой вопрос. Дзиро исчез в тот самый день, когда мальчик собирался призвать его к ответу.

Глава 03 – За красной чертой

Вначале Таир не придал этому значения. Подобные исчезновения были для Дзиро обычным делом и, как правило, не слишком затягивались. В этот раз всё оказалось иначе.

Прошла неделя, за ней – другая, а черноволосый и не думал появляться. Обеспокоенный его пропажей Таир начал собственное расследование, которое, впрочем, не принесло ожидаемых результатов. Ни в Жёлтых, ни в Зелёных кварталах о друге не слыхивали около месяца, да и вездесущая малышня, привыкшая тенью следовать за своим кумиром, тоже ничем не порадовала. Отсюда вытекал неприятный вывод: единственным местом, где Дзиро мог так долго скрываться от своих малолетних фанатов был… Белый город. Проклиная, на чём свет стоит, собственную догадливость Таир отправился в логово бледнолицых.

Занимая срединное положение в иерархии Ярусов, Белый город был из тех негостеприимных мест, куда иноземцам путь не то что заказан – закрыт! И дело тут не в установленных на каждом шагу блок-постах и сложной процедуре идентификации. Нет! Причина, по которой уроженцы Жёлтых и Зелёных кварталов избегали здесь бывать, заключалась в самих местных жителях.

Таир сам неоднократно наблюдал, как быстро гасли улыбки аборигенов, стоило только им увидеть чужака. И без того светлые глаза подергивались льдом, а в полыньях зрачков проступало нечто, чему, даже будучи эмпатом, очень трудно подобрать определение. В направленных на мальчика внимательных взглядах не было опаски, или – того хуже – угрозы, а лишь… уверенность в том, что ни первое, ни второе не достойно исконных жителей Белых кварталов. Это порождало атмосферу такого спокойствия, что хуже любой бури.

Вот так, с безмолвного согласия местных Таир приступил к поискам Дзиро на территории Белого города. Естественно, не обошлось без трудностей, ведь помимо тотального спокойствия его окружало такое же тотальное молчание. Куда бы мальчик ни пошёл, к кому бы ни обратился – всюду натыкался на стену неприятия. Люди либо вовсе не считали нужным снизойти до него, либо отвечали, но до того неохотно, что отпадало всякое желание спрашивать дальше. Хорошо, хоть не били.

Впрочем, именно это, последнее, обстоятельство и вызывало наибольшее недоумение. Согласно бытовавшему в Тёплом стане мнению, в Белом городе с чужаками не рассусоливали: быстренько уводили в темный уголок, а потом – всех таких красивых! – вышвыривали прочь. Даже Китай-город не рисковал лезть в дела Белых кварталов, что уж говорить о соплеменниках Таира. Исключения делали только для убийств, но такое случалось нечасто: бледнолицым лишние проблемы были ни к чему.

На это и уповал Таир, когда отправился сюда – ну, накостыляют, не убьют же! – хотел чувствовать себя героем. И каково же было изумление мальчика, когда прославленные своей нетерпимостью к пришельцам бледнолицые вовсе не проявили к нему интереса! А он-то считал, что хотя бы через малую кровь, удастся что-нибудь узнать о Дзиро.

Почувствовав что-то вроде досады, Таир плюхнулся на первую подвернувшуюся скамейку и, сжав голову руками, стал думать, что же делать дальше. До того, как погасят свет, и в большинстве Ярусов наступит ночь, оставалось не более четырех часов. А значит, если он в ближайшее время не найдёт Дзиро, придётся уйти отсюда, не солоно хлебавши. Но хватит ли у него смелости прийти сюда во второй, а то и в третий раз…

Через десять минут, так ничего не надумав и вконец обессилев от собственной нерешительности, Таир вернулся к унылой действительности. Простиравшаяся под ногами бетонная твердь, терявшаяся в вышине шахматная клетка световых панелей, построенные под копирку дома из мелового кирпича, в честь которого кварталы и получили своё название – всё это было таким же безликим, как на и остальных ярусах, и навевало жуткую зевоту. Всё, кроме одного. Стоявшее чуть в стороне от других здание можно было назвать каким угодно, но только не скучным. Его оригинальная, местами причудливая архитектура так выбивалась из окружающей обстановки, что вызывала аналогию с сорняком, проросшим на возделанном поле. Вот только редкие из них бывали столь же красивы.

Здесь строгость форм удивительно сочеталась с богатой отделкой, а каждый элемент занимал точно отведённое ему место. Разделенный на три яруса фасад, совершенный с точки зрения пропорций, выглядел бы чересчур простым, если бы не убранство в виде стрельчатых арок и окон, а также декоративных контрфорсов. Идущие в два ряда окна украшали изящные витражи, а массивные, словно дворцовые врата, створчатые двери – уже позеленевшая от времени бронза. Впрочем, нецелевым использованием цветных металлов дело не ограничивалось. Стены этого архитектурного шедевра были отделаны не чем-нибудь, а настоящим родонитом! Красоты камня не мог извратить даже мёртвенный искусственный свет. Его розоватый оттенок был таким тёплым, что казалось, будто каменная отделка на самом деле излучала тепло… Однако более всего мальчика поразил огромный круглый витраж, вставленный в самом центре фасада. Снаружи было очень трудно понять, что именно он изображает, но одно Таир знал точно: хоть всю Базу обыщи, вряд ли найдётся что-то, равное ему по красоте!

Вся эта немыслимая в рамках типовой застройки роскошь наводила мысль: кому и для чего понадобилось возводить подобное сооружение здесь, в Белых кварталах? Эти жутковатые места не слишком-то гармонировали с его помпезной архитектурой, и, коль скоро, кто-то взялся доказать обратное, в этом должен быть некий высший смысл.

И тут Таир услышал чей-то голос.

– Эй, пацан! – звал он. – Паца-а-ан!

Свыкнувшись за день с брезгливым равнодушием обитателей Белых кварталов, Таир далеко не сразу понял, что эти слова могут быть адресованы ему. Когда же он опустил взгляд, то увидел тощего мальчонку лет восьми, выглядывающего из отделанных бронзой дверей. На своём недолгом веку Таиру повстречал немало бедняков, но это дитя было самым нищим из всех. Его одеяние выглядело настоящим рубищем, а ступни были такими грязными, что стало ясно: они никогда не знали обуви. Ребёнок явно был беспризорником. Таир отказывался верить, что существуют родители, способные довести своё чадо до такого жалкого состояния. Затрапезный вид бродяжки составлял до того кричащий диссонанс с великолепием входной арки, что у Таира вырвался невольный вздох. Довольный, что сумел-таки привлечь его внимание, мальчонка тут же расплылся в улыбке. Было несколько неожиданно увидеть столь радостное выражение на лице нищего бледнолицего. Пусть и совсем малыш, он уже должен был перенять от взрослых их неподражаемую манеру общаться с чужаками. Так в чём же дело? Неужели ловушка?

– Чего тебе? – грубовато осведомился Таир.

– Идем со мной, – поманил пальцем ребёнок.

– На потеху твоим великовозрастным подельникам? Не на того напали! – отрезал тот. – Хочется на ком-то душу отвести, пускай сами выходят! Я их не боюсь, так и передай!

– Вот ещё! – фыркнул ребёнок. – Делать мне больше нечего, как выполнять поручения всякого сброда. Я тебе не мальчик на побегушках!

– А кто же тогда? Девочка?

Паренек аж побагровел от гнева.

– На себя посмотри, мамлюк крашеный!

– Окстись, дитятко, – сказал Таир, ухватив себя за белую прядь. – Это натуральный цвет!

– Альбинос, что ли? – мгновенно позабыв все обиды, вытаращился на него мальчик.

– Нет, не альбинос, – начал Таир и… осёкся.

Как ни крути, а услышать подобное от малолетнего беспризорника было несколько неожиданно. Рассчитывать, что мальчишка где-нибудь учится, явно не приходилось, а, значит, его развитость имела иные корни. Раз это не результат домашнего или общественного обучения, оставалось одно – личное участие просвещённого взрослого.

Таиру не понаслышке было известно, во что может вылиться встреча с подобным чудаком, и, ежели ребёнок обнаруживал все признаки подобного влияния, следовало этим воспользоваться. Насколько бы ни был эксцентричен человек, наследивший в жизни мальчонки, он должен был знать о Дзиро. Чудак чудака видит издалека.

– Откуда ты знаешь такие слова? – вкрадчиво поинтересовался Таир.

– От верблюда!

– И как же зовут этого верблюда?

От парнишки не укрылся елей, пропитавший голос собеседника. Смерив Таира пытливым взором, малец понял, что не ошибся в своих подозрениях: судьба свела его с очередным лицемером. А раз так, то не все ли равно, в каком русле пойдет дальнейший разговор?

– Сам-то не догадываешься, Тар-хун? – с нескрываемым ехидством осведомилось дитя.

Тархун? Чувствуя себя полным идиотом, Таир тщился уразуметь, чем заслужил подобное обращение. В голове, как по заказу, всплыло описание эстрагона – многолетника из рода полыней. Отец частенько применял его узкие длинные листья в качестве специй, а также для приготовления одноименного питья – тархуна. Этот безалкогольный напиток пользовался невероятной популярностью среди мусульман и приносил стабильный доход их семейному заведению. Однако помимо названия растения было кое-что ещё… Что-то до боли знакомое, едва уловимое, скрытое в короткой паузе, что подобно дробной черте делила слово «тархун» на две равные части. И тут Таира обожгло: суффикс! Мальчонка не мог знать некоторых нюансов, присущих диалекту Китай-города, а, значит, вместо потребительского «тархун» следовало понимать дружеское «Таро-кун »! Именно так Таира называл Дзиро! Но откуда…

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?! – вскричал он, надвигаясь на ребёнка.

– Ни-че-го те-бе не ска-жу! – отчеканил тот, берясь за дверную ручку.

В три прыжка преодолев разделявшее их расстояние, Таир распахнул уже закрывавшуюся дверь и, прижав к ней мальца, заорал:

– Говори, кто тебя послал?! Дзиро у них?!

Видимо, он был страшен в гневе, так как пацанёнок немедленно разревелся.

– Отец! Мне страшно! – закричал он.

Стоило мальцу зареветь, как к нему на помощь устремился местный настоятель.

В тот момент Таир и помыслить не мог, что находится на пороге храма, а уж предвидеть, что его отправит в нокаут священник – и подавно. Во всяком случае, на лице святого отца не было и следа положенного сану смирения. Наоборот, оно дышало праведным гневом и желанием преподать урок нечестивцу, посмевшему поднять руку на невинное дитя. Таир же, оглушенный первым ударом и в предвкушении града следующих, лежал на земле и мечтал о том, чтобы его поскорее и с наименьшими потерями вышвырнули из Белого города.

Однако дёшево отделаться ему не удалось. Оказалось, что вид поверженного врага способен пробудить не только чувство превосходства, но и раскаяния. Именно в таком ключе истолковывалась сбивчивая речь святого отца, павшего перед ним на колени. Таиру было не до извинений, и в доказательство того, что они в расчете, он незамедлительно облевал священническую сутану. Это произвело на святого отца сильное впечатление. Он резко побледнел и, подобрав полы своих испачканных одежд, бросился к церковному порталу. Конечно, Таир ожидал всякого, но столь поспешная ретирада повергла его в шок. Уж не зная, чего ещё ожидать, он попытался подняться на ноги, но не тут-то было – гудевшая будто колокол голова лишила его всякой возможности управлять телом. Стараясь делать как можно меньше резких движений, Таир пополз к облюбованной ранее скамейке. Где бы он и оказался, не заступи ему дорогу чавы.

– Поглядите на этот биологический мусор, – раздался рядом насмешливый голос. – Никак отец-настоятель оставил? Надо проверить…