скачать книгу бесплатно
У Вознесенского нары-люкс
В Москве
На место под мостом в твоем Париже, Лида.
Как билась в тебе русская тоска,
Когда ты грудью ото всей «России»
Обороняла русского поэта.
Спасибо, милая.
Пятнадцать суток не пятнадцать лет.
Фр-р-р!
Фьють!
Отваливай!
Привет Парижу,
Но знают ли в Париже, где Воронеж?
Еще одно.
Меняю кандалы
На рукава смирительной рубахи.
Отпилась Сеною запуганная птаха.
Что русского в тебе осталось,
Кроме страха?
Генетика Бутырки и Орды.
Меняю.
Нет, я не потому держусь за жизнь,
Что обуян тщеславием,
Хотя
Желаю славы я
Хотя б ради свободы,
Какую все-таки имеют воды
Реки,
Которая имеет Имя,
В рельефе выбирая бытиё.
Рельеф нам выбирает бытиё.
Рельеф определяет бытиё.
Меняю
Матерую свою судьбу
На всякую дворняцкую собаку.
Обязуюсь
Водить ее на строгом поводке
И делать регулярные прививки
От бешенства,
Поэзии
И чести.
И уж не потому, что по плечу
Поэту
Звездная его свобода.
Порой она не тяжелей ярма,
Зато порой тяжелей небосвода.
Мне б в сад по яблоки.
Привет вам, Геспериды!
А ты, Господь, возьмешь обратно мя?
А ты, Господь, возьми обратно мя…
Кафетерий на углу Владимирского и Невского
Кафетерий на углу Владимирского и Невского…
– Ротонда?
– Вам все еще никак Париж не позабыть.
Каждый день, чаще к вечеру:
– Будьте любезны, маленькую двойную. Крепкого. Наскоро.
Но лучше дать остыть.
Куда нам торопиться.
Живем глядеть.
Стремглав живем, не глядя.
На шаткий стол локтем установиться,
Смотреть и кланяться знакомым…
– Рада Вас видеть.
– Я Вас тоже очень.
Вы загорели,
Но грустны с лица.
– В Крыму вчера жара,
А здесь дожди и осень.
И сразу черная,
Как-будто началась с конца.
– Ну, Вам-то что,
Вы славно загорели,
Все солнце в вас.
Ослеп, гляжу из-под руки.
Лишь грудь бела.
Соски как две свирели:
Звонки и высоки.
– Ах, Ширали…
– Так брать вам кофе?
– Можно.
– А Ширали – лишь птица на губах.
Какое вам заказывать пирожное?
Сегодня я немного при деньгах.
По Невскому идут дожди.
Одним глотком допить, когда остынет.
По Невскому идут дожди.
Секунду подождать,
Пока настанет,
наступит сердце.
По Невскому идут дожди.
Отчаяться,
Со всеми распрощаться.
По Невскому идут дожди.
Отчаяться
И одному остаться.
По Невскому идут дожди.
По Невскому иду под фонарями,
Словно под фарами,
Просвеченный насквозь.
– Бегите первая.
Даю Вам нынче фору.
А ежели всерьез,
То отлюбил, отщелкал.
И нету радости – живу или умру.
К стеклу троллейбусному прижимает щеку.
Дожди стекают по ее щеке,
И я никогда ее больше не встречу.
Дурачится с мил-другом за стеклом.
Проехала.
Промчалась.
Протекло
Меж пальцами.
А ежели всерьез –
Насобирать прошедших ливней в горсть,
Припасть,
Захлебываясь, выбраться на сушу,
Насмешничать над разными богами,
Которые дно бороздят дождями,
Вылавливая утопленницу – душу мою.
Судачат, что распутницей была.
Распуталась.
Вниз по Неве сплыла.
И я никогда ее больше не встречу,
Когда она вниз по Неве плывет и плачет,
За отраженные цепляясь фонари.
Она мертва, но уплывать не хочет.
Сотри свои глаза и не смотри.
Зачем тебе угар ее агоний?
Последняя горячечная речь:
Что было – было.
«Было» не догонишь.
Что будет – будет.
«Будет» – не сберечь.
Тетраптих памяти Леонида Аронзона
Я позабыл древнюю стихотворную игру. Я просто люблю.
Аполлинер
Кафетерий на углу
Владимирского
И Невского…
– Ротонда?
– Вам все еще никак
Париж не позабыть?
Ширали
Нам целый мир чужбина.
Отечество нам Царское Село.
Пушкин
Борису Куприянову
Боль твоя высока.
Разве только собака услышит.
Или Бог.
Если он еще не оглох, как Бетховен.
Ничего он не видит.
Ничего он не слышит.
Знай себе музыку пишет.
До него написал ее Бах.
Милый мой,
Как ты плох.
Ты небрит, и разит перегаром.
Ты к «Сайгону» подходишь, чтоб одному
не стоять,
Глаз на глаз с этим городом.
Мимо девушки ходят,
Проходят,
С крепким туристским загаром.
Тебе хочется,
Очень хочется,
Их целовать.
Эти девушки любят поп-музыку,
А ты им в висок наставляешь
Дни и раны свои,
Некрасивый свой рот разеваешь,
Межзвездным озоном рыгаешь,
Полюбить и отдаться пугаешь.
