
Полная версия:
Ирина. Путь к себе
Расправившись с провиантом, мы двинулись к дому. Сборы были недолгими, прощание – не тяжким, и, когда машина тронулась, я облегченно вздохнул… Проехав несколько метров, она остановилась. «Забыли что-нибудь», – мелькнула мысль. Из машины вышла Элла.
Она медленно шла, глядя мне в глаза, ее сдержанная взволнованность ощущалась даже на расстоянии. И чем ближе подходила, тем тревожнее становилась глубина темных омутов. Не отводя взгляда, она коснулась ладонью моей щеки.
– Прощай, мой капитан…
Повисла напряженная тишина. Я должен был сказать что-то. И даже знал, что именно… Я молчал. Элла повернулась и медленно пошла обратно. Хлопнула дверца, машина скрылась за поворотом.
Я должен был сказать: «Останься…».
Домой идти не хотелось – побрел куда глаза глядят. Оказавшись у речки, присел на знакомый пенек и смотрел на воду, ни о чем не думая. Пошел теплый дождь, шурша по воде крупными каплями. Когда дождь перешел в ливень, промокший до нитки, я направился к деревне. Дома скинул мокрую одежду, закутался в плед и после стакана рома забылся тяжелым сном.
Весь следующий день дождь лил не переставая. В резиновых сапогах и непромокаемой плащ-палатке до позднего вечера я бродил по окрестностям. Постепенно тоска, размытая небесным душем, покидала меня.
Ясным утром я открыл окна настежь, впуская благоухание омытого
дождями сада. С ворвавшимся птичьим щебетом оно заполнило дом, привнося ощущение вольного лета. Почему-то вспомнилась Елена Владимировна – «Елена Прекрасная», так я звал ее про себя…
***
Будучи лейтенантами, мы служили на одном корабле с Гришей Барминым. Он женился, еще не закончив училище, и про их неземную любовь слагались легенды…
На каком-то торжестве оказавшись с ними за одним столиком, я был очарован Леной, ее умом и красотой и, танцуя с нею, понял: за близость именно с такой женщиной, бывает, отдают и погоны, и душу. Но, наблюдая за их общением с мужем, ясно видел, что для нее не существовало других мужчин. Смешно было смотреть, как нацелившийся на флирт очередной флотский ловелас сконфуженно отходил, сознавая – он «никто», разве что поговорить из приличия… Вскоре Гришу перевели на другой флот, но года два назад я узнал, что они опять в Питере.
Прошлым летом, вернувшись из похода, я прогуливался по Невскому. Весь в шикарном импорте, чувствуя себя плейбоем, я шел, разглядывая витрины и встречных красоток, не стесняясь оборачиваться вслед, когда было на что посмотреть. Мое внимание привлекла женщина, выходившая из магазина. Я будто споткнулся на ровном месте – настолько она была хороша…
Из-под стильной соломенной шляпки, с опущенными на лицо полями, волнами спадали темно-русые локоны. Платье, слегка прихваченное ремешком на талии, не облегало, но в свободном касании так подчеркивало все изгибы и округлости фигуры, что я позавидовал этому платью. Замшевые туфельки на невысоком каблучке, украшая стройные ножки хозяйки, словно умоляли полюбоваться ими. Она зашла в кафе, присела за столик у большого окна – я узнал Лену Бармину и, войдя следом, направился к ней.
– Разрешите? – не дожидаясь ответа, уселся напротив. – Здравствуйте, Леночка.
Холодное недоумение скользнуло по ее лицу, но через секунду светло-карие глаза потеплели.
– Здравствуйте, но – Елена Владимировна, – поправила она.
– Да ладно, Леночка, к чему официоз, нас ведь никто не слышит, – я заглянул в ее глаза, стремясь зацепить влюбленностью.
– Т-а-а-к, – протянула она, и светло-карей теплоты как не бывало. – Корабли штурмуют бастионы…
Я видел, что она сейчас уйдет, и взмолился:
– Елена Владимировна, подождите, Вы неправильно меня поняли… Можно хотя бы поговорить?!
– Я правильно Вас поняла, Константин Викторович. А говорить нам, думаю, не о чем. У Вас – свои «свадьбы», у нас – своя жизнь.
Как нашкодивший пятиклассник перед красивой и строгой учительницей,
с трудом подбирая слова, я пытался объяснить мою теорию отношений мужчины и женщины. И поражался – какой бред несу…
Несколько минут она внимательно слушала, потом, подняв ладонь, спокойно сказала:
– Всё. Достаточно. По-вашему, женщина своими прелестями, данными свыше, должна дарить всем желающим кусочки счастья, в том числе и себе с этими счастливцами… Но поверьте, далеко не все мужчины согласятся стоять в общей очереди за этим кусочком. А для многих женщин настоящее счастье – ждать и встречать Его, зная, что Она – единственная.
В её приветливом взгляде осталось только хорошее воспитание, и, словно прочитав мои мысли, добавила:
– В дальнейшем прошу Вас не искать «случайных» встреч со мной.
Я отрешенно смотрел в окно: перейдя улицу, она исчезла, как прекрасное виденье.
Из задумчивости меня вывело приятное цоканье каблучков. К соседнему столику, заманчиво покачивая бедрами, подходила эффектная блондинка. Взглянув на меня, она мило улыбнулась. Ну что ж, подумал я: «Богу – богово, а кесарю – кесарево…»
После этого я видел Лену лишь однажды. Она стояла у кромки воды и смотрела на залив. Подходить я не стал, зная, что этот «берег очарованный и очарованная даль» не по моей принадлежности…
***
Воспоминания внесли в дальнейшее полную ясность и я направился к дому, где жили девушки.
Ира, сидевшая на крылечке с книжкой в руках, нерешительно шагнула навстречу… С непривычной для себя нежностью я подумал, что такие же доверчиво распахнутые глаза видел недавно у очень симпатичного котенка, забежавшего ко мне во двор.
– Здравствуй, Ирочка…
Она прошептала что-то похожее на приветствие. Взяв ее руку, перебирая тонкие пальчики, я, вместо заготовленной убедительной речи, сказал:
– Завтра я уезжаю и хочу, чтобы ты поехала со мной. Я тебя никогда не обижу, будешь учиться и устраивать свою жизнь.
Глядя мне в глаза, она спросила:
– В качестве любовницы?
– Для всех – племянницы… – и, чтобы разрядить обстановку, шутливо добавил. – Выдадим тебя замуж за блестящего офицера, – увидев, как она прикусила губу, запнулся, но продолжил. – Возьми только документы. В четырнадцать часов машина будет у моего дома.
Я обнял ее.
– Ира, я, наверное, люблю тебя, но неволить и ограничивать ни в чем
не собираюсь…
Слов больше не было, я отпустил хрупкие плечи. Она медленно пошла к дому.
На следующий день все распоряжения по хозяйству были отданы, вещи уложены, а в 13.30 машина уже стояла у ворот. Я прогуливался по саду, и в груди нарастал холодок неопределенности, готовый развеяться при виде тонкого силуэта… В 14.10 велел водителю ехать на станцию той дорогой, по которой могла идти она.
Но деревенская улица жила своей неторопливой жизнью, и ничего для меня на ней не изменилось и не появилось…
Глава 3. Ирина
Накормив ребят завтраком, мы наводили на кухне порядок. У меня всё валилось из рук. Маша не выдержала.
– Дура, иди собирайся! Такой шанс бывает раз в тысячу лет!
Я посмотрела на девчонок.
– Можно, я пойду?
– Конечно, иди, – обернулась Галя и добавила, – напиши, если уедешь.
В субботу, когда я пришла вся «никакая» и упала на кровать, Нина виновато и встревоженно принялась меня успокаивать. Но, узнав, что по-настоящему ничего не было, повеселела, а потом куда-то исчезла.
Утром, наверно для того, чтобы я не очень переживала, она красочно расписала вечер, проведенный на даче Константина Викторовича.
– Они называют его «К.В.» – был, оказывается, такой танк во время войны. Это тебе о чем-то говорит? – закончила она с явной на него обидой.
– Ну, уж на танк-то он совсем не похож, – возразила я.
– Вот и я его другу то же самое сказала, а он ответил: «Те, кто с ним конфликтовали, так не считают». Кстати, – добавила Нина, – он женат, хотя с женой вроде бы не живет.
После услышанного я старалась не думать о нем или думать плохо, но иногда охватывало желание видеть его глаза, чувствовать руки, губы и в сладком томлении ощущать бесстыдные ласки. Предложи он вчера, я пошла бы с ним, не раздумывая, и, наверное, была бы счастлива. Но он предложил другое… Когда я рассказала об этом девчонкам, они отменили свои свидания, и весь вечер шли жаркие споры: Тоня с Надей были категорически против отъезда, а Маша и Галя эмоционально и убедительно отстаивали противоположное мнение. Нина в обсуждениях не участвовала, а на мой вопрос, жалостливо поглядев, пожала плечами.
– Не знаю, решай сама.
Назначенное время приближалось, а я всё не могла ни на что решиться. В этой неопределенности, понимая, что не смогу отказаться, если он заедет за мной, взяла сумочку с документами и поплелась обратно к девчонкам.
Не задавая вопросов, как ни в чем не бывало они продолжали готовиться к обеду.
Когда стало ясно, что поезд ушел и никто за мной не приедет, включилась в общие дела и даже пошутила по поводу своей сумочки, хотя сердце при взгляде на нее тоскливо сжалось. Через неделю я покидала опостылевший стройотряд. Девчонки душевно проводили меня, а Нина, прощаясь, дала адрес и телефон К.В.
– На всякий случай.
Жизнь постепенно входила в обычное русло – домашние заботы, учеба, но иногда, непонятно отчего, одолевала грусть и хотелось плакать…
Неожиданно всё изменилось. Я шла, обходя весенние лужицы, и меня окликнул парень в военной форме.
– Ира! – Он подошел, улыбаясь. – Тебя и не узнать. Какая ты стала красавица!
Передо мной стоял Володя Брусникин, мой одноклассник: сын военного, спортсмен, отличник – кумир девчонок. Я не была исключением, стараясь как бы случайно встречать его по пути в школу. Жил он на соседней улице, и дом их выделялся ухоженностью, потому что под руководством мамы-домохозяйки во дворе часто трудились солдатики. Иногда, зная, что он дома, я неспешно проходила мимо окон, но Володя не замечал меня…
Смешные обиды и чувства остались в прошлом, и сейчас мне приятно было видеть приветливого, подтянутого курсанта. В воспоминаниях о детстве, о школе время пролетело незаметно, а на следующий день он ждал меня возле института с цветами. Мы стали встречаться, и я не заметила, как влюбилась. Гуляя по городу, мы целовались в каждом укромном уголке… домой я приходила такая счастливая, что сестра смотрела завидущими глазами, а мама обеспокоенно вздыхала.
Недели через две, в кафе, Володя нерешительно спросил.
– Ира, можно пригласить тебя в гости? Предки с сестренкой уехали к друзьям и вернутся только завтра. Послушаем музыку, у меня классные записи.
По его умоляющему виду было понятно: если пойду – скорее всего так просто это не закончится. Вспомнился тот вечер с К.В., и, сознавая, что мне хочется испытать что-то подобное, я согласилась. Мы шли к его дому, он изо всех сил старался быть веселым, рассказывая о чем-то, а я смеялась совсем невпопад…
После страстных объятий в прихожей Володя включил магнитофон, но тут же повалил меня на диван и, осыпая поцелуями, полез под юбку. От его слишком активных действий возбуждение мое исчезало – вместо ожидаемого ощущения блаженства нарастала тревожность, захотелось всё прекратить… Скинув одежду, он навалился всем телом, но что-то случилось и, отстраняясь, зло прошипел:
– Разлеглась тут, как бревно. Из-за тебя не получается… Дура!
Несколько секунд я лежала, ничего не понимая. Потом оттолкнула его и стала торопливо одеваться. В дверях оглянулась – голый, он сидел на краю дивана, уставившись в пол.
Домой в таком состоянии идти я не могла и на первом подошедшем автобусе, долго каталась по городу…
Два дня Володя не появлялся, а на третий, ждал меня возле института. В форме, очень симпатичный – проходившие девчонки оглядывались на него. Он робко взял мою руку и, пока мы шли до остановки, сообщил, что сегодня уезжает, что очень любит меня, что всё у нас будет хорошо, и просил писать ему и ждать. Протиснувшись в закрывающиеся дверцы троллейбуса, я избавилась от его дальнейших излияний.
Каждые три дня, как по графику, приходили письма. Не читая, я складывала их в дальний ящик: на носу были экзамены, защита диплома, и ничем лишним не хотелось забивать себе голову. После защиты, получив распределение в районный городишко соседней области, я, от нечего делать, взялась читать заброшенные письма. Обида прошла – помнилось только хорошее, и под эти воспоминания написала ему о предстоящем переезде. Через неделю пришел ответ, на нескольких страницах, с предложением руки и сердца. «А после свадьбы, – писал он, – мы уедем в красивый город у моря, место службы уже известно – отец постарался». Когда я с удовольствием перечитывала очередное послание, представляя себя женой офицера, в комнату заглянула мама.
– Ира, там тебя спрашивает девочка Брусникиных.
Я вышла на улицу.
– Здравствуйте,-Оля отвела глаза в сторону.-Моя мама просит Вас прийти к нам. Если можно, сейчас.
Встревоженная, я поспешила вслед за ней.
На крыльце меня встретила «Мадам Брусникина» – так мы с девчонками называли ее за высокомерие и вычурность в одежде. Не ответив на приветствие, она прошла на веранду и указала на кресло:
– Садитесь, милочка.
Предстоит что-то недоброе, почувствовала я – и не ошиблась… Оказывается, я хитрая, подлая девка из нехорошей семьи, таскающая с сестрой по улице пьяного папашу. Такое действительно было один раз: в праздник мы вели отца от соседей, перебравшего и поющего во весь голос.
– Своими проститутскими приемами, – продолжала она, – ты приворожила нашего Володеньку так, что он готов бросить училище и жениться хоть сейчас. А для него обговорена перспективная партия, которая поможет ему сделать блестящую карьеру. С тобой же его ждет жалкое, низкое прозябание. Этого я ни за что не допущу и по-хорошему прошу – напиши Володе, что ты навсегда забыла о нем, что у тебя есть жених…
Она продолжала лить свои помои. Обида и злость переполняли меня, я встала.
– Пишите ему сами что хотите, в гробу я видела вашего Володеньку вместе с вами, – и вышла, хлопнув дверью.
Оля презрительно поджала губы, когда я у калитки подмигнула ей. А во мне кипела какая-то веселая злость и ощущение свободы: я окончательно развязалась с этим проблемным Володенькой и его непростым семейством. И впереди была целая жизнь!
***
Завод, где предстояло трудиться по распределению выделил мне, как молодому специалисту, комнату в общежитии. За работу я взялась с большим рвением, но, оказалось, то, чему учили и что есть на практике – разные вещи. Еще мне доходчиво объяснили: «Не надо корчить из себя очень умную, создавая людям лишние проблемы и хлопоты». На этом мои производственные «успехи» закончились.
Секретарь комсомольской организации – копия суровой девушки с плаката тридцатых годов, только без красной косынки – сразу откровенно невзлюбила меня. С большим трудом собирая безответственных комсомольцев на мероприятия, на мне она отыгрывалась, загружая разными поручениями. Со временем, на примере других, я научилась включать «дурочку»: соглашаться с ней во всём, ничего при этом не делая…
В отличие от главной комсомолки, парторг – добродушный, веселый дядька, искренне озаботившись моей дальнейшей судьбой, – убедительно советовал вступить в партию, обещая свое содействие в продвижении по служебной лестнице. Постепенно эта «забота» приняла более осязаемые формы: при каждом удобном случае он норовил нечаянно-шутливо прижать меня, лапая, и я уворачивалась, сердясь не взаправду.
В воскресенье я встретила его, шествующего во главе семейства: жены-толстушки и трех детишек от года до пяти. Он лишь небрежно кивнул, здороваясь, но по ненавидящему взгляду супруги стало ясно – меня уже записали в любовницы. При следующем «нечаянном контакте» я резко дала понять, что мне это очень не нравится, и дружба наша закончилась.
***
Основную промышленность города составляли три текстильные фабрики, и среди множества приезжих девчонок местные парни чувствовали себя королями. На танцах в Доме культуры, всегда подвыпившие, они беспардонно наглели, и после нескольких неприятных инцидентов я отказалась от этих развлечений. Так и дотянула до лета – работа, книги, иногда кино.
В пятницу меня вызвали к директору. В приемной, стучавшая на машинке секретарша, приветливо кивнула:
– Присядьте, он скоро будет…
Лет сорока пяти, красивая, ухоженная, она держалась с изысканной манерностью. О ней рассказывали, что когда-то, бросив столичный театр, она умчалась за большой любовью на край света. Любовь закончилась трагедией…
Только через много лет она смогла приехать к больной матери и, схоронив ее, осталась в родном городе. Будучи хорошей портнихой, шьет по заказам жен городского начальства, а также для девчонок из театральной студии, в работе которой принимает активное участие.
– Наверное, скучновато вам у нас… На танцы ходить перестали, местного «казанову» отшили. Чем занимаетесь? – поинтересовалась она.
Ее осведомленность и доброжелательный тон располагали к общению, и я пожаловалась на отсутствие хороших книг.
– Это поправимо. У меня прекрасная библиотека. А театром не увлекаетесь? В Доме культуры, хорошая театральная студия.
– Как-то не очень, – виновато ответила я. – В школьном драмкружке пыталась, но ничего не получилось.
– Получится, у вас хорошие данные. Сегодня вечером я свободна, приходите, выберем вам книжки. Придете? – и, не дожидаясь ответа, объяснила, как пройти к ее дому. – В девятнадцать часов жду вас, Ирочка.
Я удивленно посмотрела на нее, зная, что мы не знакомились.
– А меня звать Изольда Андреевна. Вот и директор, – заметила она, услышав тяжелые шаги в коридоре.
После работы я надела свое лучшее платье и отправилась в гости. Конечно, я не ожидала увидеть ее в затрапезном халате и стоптанных тапках, но когда она открыла дверь в ярко освещенную прихожую, я застыла, очарованная… Длинный халат из темного атласа с розовыми переливами облегал стройную фигуру. Рассыпанные по плечам каштановые волосы оттенялись гранатовым ожерельем. Алая помада красиво очерченных губ гармонировала с переливами халата. Из-под него виднелись изящные мягкие туфельки в тон ожерелью.
– И что же мы стоим? Проходите… – она взяла меня за руку и повела в комнату. На ходу я скинула свои лодочки, убого смотревшиеся в обстановке прихожей.
– Я приготовлю кофе, а ты ознакомься с моей «шкатулочкой», – она кивнула на комнаты, и то, как она перешла на «ты», выглядело вполне естественно. Приоткрыв дверь, я заглянула в одну из комнат. Это была гардеробная: на полках лежали отрезы разных тканей, на столе стояла швейная машинка. А большая комната убранством действительно напоминала шкатулку из восточной сказки: мягкий диван, ковры, кушетки, пуфики – всё располагало к приятному времяпровождению, в отличие от спальни…
Выполненная в мрачных тонах, с широкой кроватью и волнами шелка над нею, она производила странное впечатление. «Не очень-то здесь заснешь», – подумалось мне.
Часть стены в «шкатулочке» занимали стеллажи с книгами. Я с интересом разглядывала их, читая имена авторов на корешках, и, слукавив, словно ничего не знала о нем, указала подошедшей Изольде Андреевне на трехтомник «Маркиз де Сад».
– А это кто?
Она шутливо сконфузилась.
– Это не для маленьких девочек, – и пригласила к накрытому столику.
Мы пили кофе, а после разговора о драматической студии незаметно перешли к моей персоне. Она заинтересованно и внимательно слушала, и я разоткровенничалась, поведав обо всех своих горестях и печалях. Когда я рассказала о несостоявшейся любви, о «Мадам Брусникиной», Изольда Андреевна сочувственно прошептала:
– Бедная девочка… – и, помолчав, оживилась. – Не думаешь ли ты, что всё это, – она повела рукой, – приобретено на секретарскую зарплату? Не буду скромничать: я первоклассная портниха и обшиваю дам местного «бомонда». Надо сказать, мое мастерство недешево им обходится. А на тебе, наверное, лучшее платье?
Я смущенно кивнула.
– А ну пройдись-ка, девонька моя – полюбуемся на тебя.
Стесняясь, я прошла по комнате.
– Неплохо…
Она в нескольких местах прихватила платье булавками.
– Погуляй-ка еще немножко. И запомни: у тебя классная фигура, красивая попка, – она ласково провела ладонью по моим ягодицам. – Ты должна это чувствовать, должна себе нравиться, и тогда поневоле твои движения наполнятся этими ощущениями и передадутся окружающим. Ну, пройдись… Так уже лучше – ты способная ученица, вот только платьице подкачало, но не беда… Есть интересная ткань, и мы соорудим тебе потрясающую вещь.
– Что вы, Изольда Андреевна. У меня денег таких нет…
– Могу я себе позволить иногда не быть меркантильной? – она сделала приглашающий жест. – Встань вот здесь, возле зеркала, сними платье и надень примерочные туфли. Всё должно быть точно до миллиметра.
Я понимала, что отказавшись, обижу ее, но было еще одно обстоятельство…
– Изольда Андреевна, может быть в другой раз.
Она в недоумении подняла брови.
– Почему?
Запинаясь, я объяснила, что у нас на этаже, как обычно, не работал душ, и я чувствую себя не совсем комфортно.
– Это проблема, – улыбнулась она. – Но мы, конечно же, решим ее – возражений не принимается, – и провела меня в ванную комнату.
Наверное, благодаря мягкому свету и розовому кафелю, отражение в затуманенных зеркалах было нереально красивым, и я нисколько не смутилась, когда Изольда Андреевна, положив на тумбочку белье, задержалась, одобрительно разглядывая на меня. При виде кружевного гарнитура я оробела и, приоткрыв дверь, растерянно спросила:
– Изольда Андреевна, мне можно это надевать?
– Конечно, – рассмеялась она, – другого у меня нет.
Закутавшись в белый махровый халат, я вышла из ванной. Изольда Андреевна сидела в кресле у столика, на котором красовалась ваза с фруктами, хрустальные бокалы и начатая бутылка вина с красивой этикеткой.
– Отдохни немного, потом займемся делом, – она наполнила бокалы.
Терпкое, прохладное вино подействовало, и мы непринужденно болтали, как подружки. Она рассказала об успехах здешнего театра и о девчонках из студии. Любимая ее ученица – Маргошенька – сейчас гостит у родителей на Украине. Две другие, Света и Алена, как шутливо выразилась Изольда Андреевна – «особы приближенные», часто бывают у нее. Она готовит их к поступлению в театральное училище, а они помогают ей по дому.
– Ну, мадемуазель, прошу вас… – встала она.
Я прошла за ней к большому настенному зеркалу. Легким движением она оголила мои плечи, и халат упал к ногам. Я наклонилась, чтобы поднять его.
– Оставь, пожалуйста, и стой прямо.
Выпрямившись, я посмотрела в зеркало, к которому стояла вполоборота. Такой себя я даже не представляла… Вишневый цвет плотно облегающего ажурного гарнитура подчеркивал розовеющую после душа белизну тела. В туфельках на высоких каблучках, с распущенными волосами, я смотрелась моделью из заграничного журнала. «Слишком яркий свет», – подумала, забывшись в этом созерцании. И только увидев в зеркале улыбающуюся Изольду Андреевну, сконфуженно повернулась к ней.
– Извините.
Ничего не ответив, она начала снимать мерки, записывая цифры в блокнот.
От ее прикосновений исходило что-то волнующее, а почувствовав, как теплые пальчики, нежно скользя, замерли возле интимных мест, я резко отстранилась.
– Ну, вот и все, – сдавленным голосом произнесла она, – завтра придут девочки – приходи и ты, познакомитесь, заодно и первую примерку сделаем.
***
На следующий день дверь мне открыла симпатичная девушка в гимнастическом трико.
– Вы Ира? Проходите, пожалуйста, мы занимаемся.
Я прошла в комнату. Изольда Андреевна, ласково приобняв, поцеловала меня в щеку.
– Познакомьтесь, Ирочка, это Света и Алена, – они красиво присели в книксене. – Мы скоро закончим, можешь пока посмотреть.
Устроившись в кресле, я с интересом наблюдала за происходящим. Девушкам было лет по восемнадцать: Алена чуть повыше, стройная, похожая на прибалтийку, Света – темненькая, живая, с восточными чертами лица. Под четкие команды Изольды Андреевны сложные гимнастические упражнения, перемежаемые шутками и смехом, сменялись элементами танца. Было видно, что все они очень дружны. Закончив занятия, девочки отправились в ванную, а Изольда Андреевна принесла из гардеробной платье, приготовленное к примерке. По ее просьбе я разделась и в напряженном ожидании подошла к зеркалу. Платье, даже на нитках и булавках, смотрелось действительно потрясающе. Цвета морской волны, оно свободно струилось по телу, облегая его, но нигде не стесняя. «Как змея», – подумала я, разглядывая себя в зеркале.
Изольда Андреевна довольная своей работой, медленно, будто разглаживая платье, провела ладонью по спине и, задержав ее на ягодицах, повернула меня лицом к себе, глядя в глаза. Из ванной, смеясь, вышли девчонки в одинаковых розовых халатиках и притихли в восхищении.
– Неплохо получается…– грустно улыбнулась Изольда Андреевна, помогая снять платье. – Девочки, соберите на стол – устроим себе небольшой праздник.