скачать книгу бесплатно
Тот растерянно пожал плечами. И вдруг вспомнил:
– У меня в бане – ковшик с длинной ручкой. Может, подойдет?
Венька согласно кивнул. Дядя Прохор засеменил к своей бане.
А Венька стал вынимать из уключины Осинишку. Пусть на берегу позагорает, чучело-канючило!
Но Осинишко неожиданно заупрямилось.
– Не надо, – жалобно попросило оно. – Я тоже хочу в погоню. Я попробую не бояться!
– Ты? Хочешь в погоню? За Чудовищем? – не поверил Венька.
– Хочу, – упрямо повторило Осинишко. – Я боюсь за брата! Разве банный ковшик защитит его от морского зверя?
– А ты? Защитишь?!
– Да, – сказало Осинишко так твердо, будто было вырезано из дуба. И скомандовало:
– Дубишко! В погоню!
Лодка рванулась вперед.
Вскоре они нагнали пузырящийся след. В толще воды Венька увидел огромную тёмную тушу.
Желтоватые холодные глаза Чудовища пристально смотрели на Веньку из глубины. А само оно несуетливо двигалось вперед – уж не заманивало ли лодку в ловушку?
– Не выйдет! – закричало Дубишко. – Не уйдёшь! На глубине будем драться!
Оно нырнуло в воду, пытаясь дотянуться до тёмной туши. И дотянулось: глаза Чудовища на миг закрылись, то ли от удивления, то ли от боли.
Дубишко же высунулось из воды и прокричало в запале:
– Осинишко! В пасть не суйся! По бокам колошмать! – и снова ринулось на врага.
Вода возле лодки запенилась, закипела.
А Чудовище вдруг грозно развернулось. И стало всплывать.
Весла, не сговариваясь, оттащили лодку от места битвы и приготовились к обороне.
А хребет Чудища уже показался над водой. Подводный гигант, весь покрытый водорослями и ракушками, утробно прорычал что-то и навис над лодкой, словно утёс.
«Прощай, Сугробиха!» – подумал Венька и в последний раз посмотрел на врага. И вдруг заметил на нём… какие-то буквы.
«МОЛОКО», – значилось на боку Чудовища.
И Венька сразу узнал «зверя», хотя водоросли плотно облепили его бока.
На воде, порыкивая мотором, лежал давно знакомый деревенский молоковоз.
Ветровое стекло машины распахнулось. Из кабины выглянул водитель Серёжа.
– Венька, что за шутки? – строго спросил он. – Бочку мне поцарапал! Фару расколотил! Чуть-чуть – и потопил бы! Тебе что – места в море мало?
Пришлось Веньке объясняться с Сережей.
Потом и Серёжа рассказал Веньке, почему его молоковоз бороздит морские пучины. Это Серёжа в армию готовится.
Осенью Серёжа уйдет служить. Во флот. Чтобы не терять времени, Серёжа заранее начал боевую подготовку. Поставил на свою машину мощный винт, законопатил все щели. И пожалуйста, подводная лодка! Пока настоящую не доверили, и на такой можно тренироваться. Тем более, что дел под водой по горло!
Дел у Серёжи, действительно, много. Нужно в город молоко возить. Не ждать же, когда моря пересохнут. Молоко-то скиснуть может.
– Так что аккуратней веслами размахивай, – посоветовал Серёжа. – Не один в море!
Двигатель молоковоза взревел. Винт закрутился чаще. И автомобиль двинулся вперед, медленно погружаясь в волны.
А Венька поплыл в школу. По пути он крикнул дяде Проше, чтобы тот ничего не боялся.
– Понял! – ответил дядя Проша. – Я с косогора всё видел! Ну и Серёжа! Моряк так моряк! Никакие цунами его не пугают! А ты, Венька, большую волну выдержишь?
– Выдержу! – ответил Венька и крепче ухватился за весла. – С такими братьями я теперь и не то выдержу. Ныряйте смело!
Свет в Шипучем овраге
Урок рисования вышел печальным. Да и как не грустить… Веньке и остальным ребятам нужно рисовать конюха Овёсыча, а тот пришёл в школу с синяком.
Синяк он принёс на лбу. Идёт и всем рассказывает:
– Это я за бабочкой наблюдал! За капустницей!
– Разве бабочки нападают на людей? – удивилась Нина Васильевна, которая ведёт биологию и всё про бабочек знает.
– А она и не нападала. Она к колодцу летела.
– Это бывает, – подтвердила Нина Васильевна. – Летают они к колодцам.
– А у колодца – журавель…
– Неужели вернулся с юга? – ахнула Нина Васильевна.
Овёсыч помотал головой.
– Нет, я про другого журавля. Про шест, которым воду черпают. Ведро ещё к этому шесту приделано. Капустница-то ведро заметила…
– Верное наблюдение, – кивнула Нина Васильевна. – Капустницы – очень наблюдательные бабочки!
Овёсыч вздохнул.
– Капустница-то наблюдательная… Стороной ведро облетела. А я его не заметил. Вот и схлопотал донышком по лбу!
Сел Овёсыч перед Венькиным классом. Ногу за ногу закинул. Бодрится. А видно: переживает.
– Может, в другой раз вас нарисуем? – предложил Андрей Андреевич, учитель рисования.
Овёсыч не согласился:
– Вот ещё, из-за бабочки урок срывать! Синяк – пустяк, синяк – не шишка!
– Да, – сказал Андрей Андреевич. – Шишку бы ребята не нарисовали. Светотени мы ещё не проходили. Шишки в следующем году рисовать будем. Приходите.
Овёсыч обещал подумать.
– Не прибавится во мне наблюдательности, – говорит, – приду к вам и с шишенцией.
Андрей Андреевич обрадовано кивнул головой и подмигнул ребятам. Мол, начинайте! Уж больно вид у Овёсыча хорош! Страдающий вид! Пушистые, как у кобылы Простушки, ресницы полуопущены. У глаз – печальные морщинки. Уголки губ поджаты, словно уздечкой стянуты.
Раскрыл Венька коробку карандашей и давай печаль Овёсыча на бумагу переносить.
Замечательный получился портрет. Не только лицо Овёсыча, но и его соломенная шляпа печалью дышит. Даже не печалью – мировой скорбью.
На шляпе Венька нарисовал бабочку-капустницу. Капустница держала в лапках полевой бинокль. Это для того, чтобы было понятно: наблюдательная бабочка!
Потом Венька принялся за самое главное. За синяк!
Вынул из коробки чёрный карандаш. Примерялся к портрету. И вдруг услышал:
– На-до-е-ло!
Венька с недоумением посмотрел на карандаш. А того даже потряхивало от возмущения.
– Что тебе надоело? – спросил Венька.
– Всё! Всё надоело! Сделал из меня козла отпущения! К остальным карандашам ты по-человечески относишься. А ко мне?! Ко мне?! Ни в грош меня не ставишь! Самую чёрную работу подсовываешь! Когда ты меня из коробки достаешь?! Когда нужно войну рисовать! Дым и копоть! Когда пожар!.. Головешки, сажа! Если пиратов рисуешь, без меня, конечно, не обойтись! Повязки пиратские, чёрный флаг на рее!.. А мне надоело! Я устал от пиратов, от войн, от пожаров! Я хочу света! Я хочу быть в рисунках, где рожь и васильки, где цыплята клюют арбузную корку. Я не хочу, чтобы от моей работы люди хмурились.
Венька опустил голову.
– Как же я нарисую чёрным карандашом жёлтого цыпленка? – спросил он. – У каждого карандаша своя судьба, свое предназначение. Я же не виноват, что внутри тебя чёрный грифель.
– У тебя у самого чёрный грифель внутри, – отрезал карандаш. – А у меня там светло и чисто!
Венька пошёл на попятную.
– Хорошо, – пообещал он. – Больше тебя не трону. Синяк Овёсыча можно и фиолетом раскрасить. Ложись в коробку, отдыхай!
– Да не буду я отдыхать! – ещё сильнее возмутился карандаш. – Думай, что предлагаешь! Лежать мне, значит, без дела и вспоминать, сколько огорчений принес я людям, да? Вспоминать войны, пиратов, сажу пожаров, да?
Венька задумался.
– Ну, хорошо, – пообещал он. – Хочешь, я останусь после уроков? И мы с тобой нарисуем… Нарисуем… Кучу угля! Блестящего чёрного антрацита! А рисунок назовем «Зима в Сугробихе». Все будут смотреть на картинку, вспоминать пургу и представлять жаркую печку, в которой весело горит наш уголь. Очень светлый рисунок получится, тёплый.
Чёрный карандаш вырвался из Венькиных пальцев, сделал в воздухе сальто и приземлился на парту, на чистый лист бумаги.
Ловко балансируя на своем отточенном острие, он написал на бумаге: «Не доверяешь ты мне, не доверяешь…».
И добавил вслух:
– Давай сходим после уроков к Шипучему Оврагу. Я тебе покажу…
А что покажет, карандаш не сказал. Он замолчал, потому что к Венькиной парте подошел сам Овёсыч.
– О-го-го! – закричал Овёсыч. – Вот где Третьяковка-то! Какой портрет! Какое сходство!
Учитель рисования поспешил к Веньке. И одноклассники – тоже.
А Овёсыч – ну, чем не экскурсовод из картинной галереи? – всё нахваливал:
– Вы на синяк обратите внимание! Какой он праздничный, нарядный! А на бабочку гляньте! Как живая на моей шляпе пристроилась! И видно, что наблюдательная. С таким биноклищем! Будь у меня бинокль, я бы никогда о ведро не ударился.
Овёсыч, присмирев, долго разглядывал оптический прибор. Потом заторопился домой.
– Андрей Андреевич, – сказал он на прощание учителю рисования. – Как будете с ребятами шишку проходить – предупредите заранее. Сами понимаете, к такому уроку подготовиться надо.
Вслед за Овёсычем разбежались из класса и ребята. Урок рисования закончился. Но не для Веньки.
Венька прихватив мольберт, бумагу и карандаши, потащился к Шипучему Оврагу.
Овраг этот – метрах в пятистах от Сугробихи. Прямо посреди пшеничного поля.
Летом идти к нему одно удовольствие. Пшеницу штормит. Бронзовые волны, позолочённые на гребнях, спешат к горизонту. А над ними, как пиратские парусники, кружат вороны. Деревянный настил, который сугробихинцы протянули к Оврагу, нагрет солнцем. На нем греются множество разных животиков, брюшек и пузиков – шмелиные, стрекозиные, лягушачьи…
А сейчас… Настил пуст. Кругом унылая чернота. Одни бесконечные борозды. Поле вспахали, но даже ещё не засеяли.
Идет Венька через голое пространство и гадает, что забыл обиженный карандаш в Шипучем Овраге? Чем удивить собрался?
Шипучий Овраг Венька знает вдоль и поперёк. Сколько раз там бывал!
Когда-то Овраг хотели запахать. Но не успели. На его дне вдруг пробился родничок. Да не обычный, а минеральный. Вода оказалась такой вкусной, что Овраг решили не трогать. Лишь посадили по его краям черёмуху, чтобы не расползался. И получилось совсем здорово! В августе спелая черёмуха осыпалась на дно оврага, прямо в родничок – и минеральная вода, настоянная на ягодах, превращалась в лимонад, терпкий, шипучий, прохладный.
«Что это карандашика к роднику потянуло? – гадает Венька. – Может, он химический какой? Обмакнёт свой грифель в воду – и вместо чёрного станет желтым, как цыплёнок, или бордовым, как зрелый арбуз».
Но карандаш к воде даже не спустился. Он выпорхнул из Венькиных пальцев, описал в воздухе крюк, показывая, где установить мольберт, и вернулся, словно бумеранг, в растопыренную Венькину ладонь.
Потребовал:
– Чуть придержи меня. Но не мешай! По бумаге я буду сам бегать.
Венька слабо сдавил карандаш. Поднёс его к мольберту. Чёрный грифель зашуршал по ватману. Там стали появляться линии, мелкие крестики, загогулины. Вовсе не жёлтые и не сочно-розовые. Чёрные!
