скачать книгу бесплатно
"Что я должен сделать?" – подумал он в коридоре.
"Десять. Мэй. Свидание."
Эн спустился на этаж ниже, где располагались удобное кафе и комната отдыха.
Запах кофе и сладостей смешивался с теплом горячих кружек и шипением кофеварок.
– Привет, – прозвучал знакомый голос у правого уха. – Ой, прости, – раздался щелчок, и Эн осознал, что Мэй совсем рядом.
– Я отлично определяю людей, но не всегда могу сосредоточиться, – признался Эн оправдания ради. – Третий столик слева подойдет? – блеснул зоркостью он.
– Хороший выбор, – оценила она.
На Мэй абсолютно точно были старые джинсы, в кармане которых находилось включенное ею ранее электронное устройство.
Минуту они молча сидели, слушая шипение кофеварок и стук кружек в посудомойке.
– Ты всегда такой сонный? – спросила Мэй. – Будешь есть что-нибудь?
– А ты? – спросил в ответ Эн.
– Я придерживаюсь законов жизни, – молвила Мэй. – Конечно, ты можешь есть здешнее мясо. Становиться сильным, но агрессивным и несдержанным. Или употреблять только траву. Быть слабым и вялым, жизни не радоваться, но и вреда не причинять. Я поступаю проще.
– Проще?
– Я не ем совсем.
– Совсем?
– Те несчастные напитки вряд ли можно назвать едой, ты согласен? А что? Я не могу умереть от голода до определенного момента.
– Удобно, – согласился Эн. – Но не вижу большой разницы между "ничем" и "травой".
– Чем питаешься ты?
– Батарейками.
– Серьезно? Ух ты. То есть я, конечно, слышала о подобном, но встречаю впервые. А можно… посмотреть?
– Нет.
– Почему? О, не говори. Это какое-то интимное место, – кокетливо предположила она.
– Нет. Я просто не хочу. Зачем тебе знать, куда вставляются батарейки?
Мэй смеялась секунд пятнадцать.
– Скажу по секрету, – прошептала она. – У столика застыл официант.
Эн нашел восприятием застывшего официанта.
– О. Да, – разволновался Эн. – Два кофе, – он проследил удаление официанта и сказал: – Я сосредоточился на диалоге.
– Интересно, – кивнула Мэй. – Мне интересно твое восприятие мира.
– Оно весьма избирательно, – шутя отметил Эн.
Потом он признался:
– Отчего-то я представлял тебя в легком весеннем платье.
– Правда? – обрадовалась она. – Спасибо. Во время нашей первой встречи я была именно в нем.
– Красивое платье, – оценил Эн.
Официант принес две чашки кофе.
Аромат крепкого кофе разбудил дремлющее сознание Эна. Эн с удивлением обнаружил, что такого удобного сигнала в памяти нет. Он отметил запах кофе на будущее.
– Расскажи, каково это? Воспринимать так, как ты… – попросила Мэй.
– Я не знаю, – ответил Эн. – Я не воспринимаю по-другому. Как я могу объяснить разницу?
Мэй чувствовалась чуть разочарованной.
– Ладно, – попытался исправить положение Эн. – Чем дольше я общаюсь с определенными людьми, тем лучше я их чувствую. Быстрее учусь узнавать. Начинаю определять на гораздо большем расстоянии и по менее явным признакам.
Мэй моментально оживилась.
– Это действительно интересно. Ты уникален. Знал об этом?
– Я знал, – подтвердил Эн. И тут же спохватился: – Но в то же время нет, избирательное восприятие – самое что ни на есть человеческое качество. Люди прислушиваются, чтобы разобрать отдельный звук в общем шуме. Присматриваются, чтобы выделить одну деталь в пестрой картине. Они вынуждены сосредоточить внимание на чем-то одном, когда не хотят потерять это из виду, нередко упуская все остальное. Я склонен верить, что сталкиваюсь с теми же проблемами.
Мэй отпила кофе.
В пространстве комнаты отдыха преобладал цвет красного дерева.
Эн решил задать вопрос:
– Ты переехала сюда, верно?
– Верно, – подтвердила Мэй. – Для работы в одном из архивов. Там много древностей, книг, рукописей, "мертвых языков".
– Так ты отчасти знакома с системой человеческого языка? – уточнил Эн.
– Отчасти, – она, вероятно, улыбнулась, отхлебнула кофе, устраиваясь на стуле удобнее.
– Меня интересуют явления теоретически не попадающие в систему.
– Что ты имеешь в виду?
Эн мысленно перебрал все возможные формулировки, но так и не нашел подходящей.
– Чего нет в системе, того нет и в реальности, – сказала Мэй. – Сознание не воспринимает такое явление за "отдельное". Тебя интересует именно языковая система?
Эн оторвался от мыслей и стал весь внимание.
– Потому что, пожалуй, в любой науке существуют явления, которые никак не определяются на современном уровне развития разума. Их если и можно определить, то только по результату взаимодействия с другими объектами.
– Неопределяемые явления оставляют следы на объектах определяемых, – перефразировал Эн.
– Конечно, оставляют. Иначе они бы не существовали. А ведь мы говорим о существующих явлениях мира, – Мэй допила кофе и вздохнула. – Но твой вопрос был задан с целью. Тебя что-то беспокоит? Трудности в общении?
– Нет. Мой вопрос связан не с общением, – покачал головой Эн. – Хотя… У меня есть трудности. Общаясь с людьми, я нередко чувствую стену. Это нелегко объяснить, но лучшего определения не придумать.
Мэй закивала с пониманием.
– Ты читал Эжена Юнеско?
– Кого? – переспросил Эн.
– Ой. Прости, – смутилась она. – "Читал", наверное, не совсем уместно по отношению к тебе.
– Я считываю информацию с электронных устройств, – возразил Эн.
– Ага, – с интонацией "так о чем я" Мэй попыталась вернуться к мысли. – Эжен и его театр парадокса. В наши дни пьесы уже не ставят, потому что последний театр уж десять лет как закрыли, но когда-то они были очень популярным видом искусства. Извини заранее за неточное цитирование, но, по-моему, Эжен сказал: "Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом или рационалистическими выкладками. И человеку… приходится год от года все труднее, все непосильнее, и человек чаще всего не понимает и не способен объяснить сознанием всей громады обстоятельств действительности, внутри которой он живет, а стало быть, он не понимает собственной сути, самого себя". Театр, оперирующий к правдоподобию, по его словам, не нужен. Нужен театр, который балансирует на границе двух миров: призрачно-фантастического и реального, но обязательно с привкусом ирреального. У Эжена также была статья "Трагедия языка". Там он обстоятельно демонстрирует, как разваливается язык, если его начинать использовать абсурдно. У языка есть конкретная функция – объединять людей. Но именно она теряется, так как человек сделал все, чтобы уничтожить язык. Человек использует язык не для передачи информации, а чтобы занять время.
– Занимательно, – молвил Эн. – Он разбирался в секретах человеческого языка?
Мэй пожала плечами.
– Он писал комедии. Не жизнерадостные, но смешные. И верил, что когда-нибудь у человека обнаружатся проблески разума, человек научится пользоваться языком, и все вернется на землю.
Шипение кофеварок стихло, а вместо него заиграли звуки музыки.
– Это пианист, – прокомментировала Мэй. – Он, между прочим, слепой.
– И без имплантов, – добавил Эн.
– Зачем импланты пианисту? – рассмеялась Мэй.
Пианист – бородатый черноволосый дядька в смокинге и в темных очках – поправил шелковую бабочку на шее, а затем заиграл веселый мотив.
Есть в сердце центнеры крови.
Лица в весенних деревьях.
В кронах – поднятые брови.
В листьях танцуют забвенья.
Лес неумытым, небритым
Ликом глядит однобоко,
Утренним взором багровым
Пялится прямо на бога.
Где же ты, хмурая туча?
Где лучи вечного боя?
Есть в небе ветки и сучья.
Есть в нем и гроздья покоя.
В коридорах понизили уровень освещения. Несколько минут Эн и Мэй гуляли по закрытому переходу из одного здания в другое. Через прозрачную стену перехода Мэй любовалась панорамой ночного города. Захватывающие виды и отсутствие излишнего шума поддерживали романтическую атмосферу.
Большинство работников разошлись, используя время для отдыха. Ночная смена дежурила на других этажах. Тишина, казалось, должна была вот-вот выйти навстречу.
Но впереди приподнялась и сдвинулась в сторону крышка люка. Из секретного технического кармана, расположенного под переходом, выбралось паукообразное существо. Эн ожидал увидеть даже кошку, но появившийся в коридоре человек напоминал скорее насекомое, чем млекопитающее. Эн отметил, что и тепла от незнакомца исходит немного, а температура его тела приближается к температуре окружающей среды.
– Освещенные овощи, – выругался шпион, заметив свидетелей. – Влюбленные голубки, шу-шу!
Эн загородил собой Мэй.
– Извести охрану, – попросил он девушку.
Мэй, не споря, вернулась в начало перехода, а Эн остался один на один с существом.
Существо изогнулось в неоднозначной, с точки зрения приличий, позе.
– Я люблю и уважаю игры. Ты уважаешь игры, терминатор? – прошептал человек-насекомое.
Эн пытался определить черты противника, развернув кольцо, но лицо Игрока оказалось надежно спрятанным за непроницаемой для сенсоров маской.
– А, любитель электронных устройств, – непостижимым образом определил Игрок. – Ищешь информацию обо мне, верно? А я вот где! – существо переместилось на стекло стены перехода столь резко, что очки Эна отказались воспринимать такое за движение.
– Сыграем в "Резкий ветер", – заявил Игрок, после чего вся прозрачная стена коридора взорвалась сотнями осколков.
Эн упал на пол, закрыл голову. Восприятие растерялось из-за количества одновременно движущихся объектов, а когда Эн настроился на игнорирование стекла, найти Игрока ему не удалось.
"Не к добру", – подумал агент, выключая кольцо и поднимаясь. Осколки стекла высыпались из рукавов и захрустели под сапогами, когда Эн приблизился к разбитой стене. Ветер заметался по переходу, сметая стекло на город.
– Испортил мне свидание, трюкач, – молвил Эн в темноту с досады.
– – –
