скачать книгу бесплатно
Они подошли к широкому мраморному портику и, пройдя его, очутились в беседке. Виноград, цепляясь усиками за высокие резные деревянные столбики, поднимался вверх, заплетая беседку, и розовый утренний свет падал зелеными бликами на мозаичный пол. С возвышения, покрытого белым ковром, поднялся невысокий чернобородый юноша и, подойдя к гостям, обнял Валибу и его спутника.
– Добро пожаловать, вы оказали мне честь, садитесь и будем веселиться. Я вижу, что вы даже привели с собой виночерпия?
– Да, этот мышонок вырвал нас из когтей кота, и я решил, что его приход будет благословенным для нашей пирушки.
Гости уселись рядом с хозяином, он хлопнул в ладоши, и в беседку вошел тот же евнух:
– Прикажи Ясмин и музыкантам прийти сюда, и пусть нам принесут вина и закуски, – приказал Яхья.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил евнух.
Хасан удивленно оглядывался. Он никогда не видел ничего похожего и не думал, что такое может быть на свете. Слуги принесли большие серебряные кувшины и серебряные чаши. Когда чаши поставили перед гостями, Хасан увидел, что они покрыты резьбой, а внутри – выпуклые изображения конных лучников. Серебро искрилось и сверкало; казалось, всадники сейчас оживут и выпустят стрелы из туго натянутых луков в газель, изображенную на дне.
Мальчик протянул руку и коснулся изображения газели. Серебро тихо зазвенело, будто запела тетива лука, а Валиба сказал:
– Это изделие древних мастеров Ирана, этим чашам больше ста лет. Теперь наши чеканщики только подражают их искусству, никто больше неспособен создать подобное.
– Почему же, – возразил хозяин, – мой ювелир, мастер аль-Хазраджи, сделал мне серебряный кувшин, не уступающий этой чаше. Посмотри, это вон тот кувшин с вином.
– Да, клянусь Аллахом, он ничуть не хуже! Пусть не отсохнут руки мастера аль-Хазраджи! Он достоин того, чтобы воспеть его искусство! Эй, виночерпий, подай мне лютню, она лежит возле занавеси!
Хасан не сразу понял, что Валиба обращается к нему, но потом, оглянувшись, увидел за спиной парчовую белую занавесь, которая отделяла часть беседки. Там лежала украшенная перламутром и слоновой костью лютня. Хасан протянул ее Валибе, и тот, подкрутив колки, запел хрипловатым, но верным голосом:
– Велик Аллах, сотворивший дочь лозы – молодое вино,
Велик аль-Хазраджи, сотворивший одежду для нее из чистого блестящего
серебра.
– Ты хорошо спел, господин мой, – раздался вдруг из-за занавеси женский голос. – А теперь разреши спеть мне твою новую песню, которую я положила на музыку.
Валиба вскочил и, подойдя к занавеси, поклонился и сказал:
– Привет тебе, Ясмин, ты пришла к нам вместе с солнцем. Если твой господин позволит, то мы хотели бы сначала услышать старую песню, которая начинается «Ушла Суад, и мы расстались навсегда».
Яхья ибн Масуд кивнул головой, а Валиба немного откинул занавесь и подал лютню. Хасан увидел, как из-за занавеси показалась смуглая тонкая рука, украшенная браслетами и кольцами. Сверкнул огромный красный камень, надетый на указательный палец, потом из-за занавеси раздались удары бубна и зазвенели струны лютни.
Валиба крикнул Хасану:
– Эй, виночерпий, смешай вино с водой и пусти по кругу чашу!
Хасан не знал, за что взяться, евнух подал ему два серебряных кувшина, один с вином, другой с водой, и показал, как наливают вино в чашу до половины, а потом доливают воду. Мальчик налил красного вина в чашу, и она засветилась огненным светом, а когда он налил воду, поверхность вина покрылась тысячью пузырьков.
По знаку Валибы Хасан встал и подал чашу Яхье. Тот отпил и передал чашу. В это время Ясмин запела: «Ушла Суад…»
Ее голос переливался и искрился, как пузырьки воздуха в чаше, а бубен и лютня звенели, как серебро. Когда Ясмин кончила свою песню, Яхья снял с пальца блестящее кольцо и бросил к ногам певицы. Потом сказал:
– Выйди к нам, Ясмин, здесь только наш друг, прославленный поэт Валиба, и известный тебе Халид ибн Али, ты уже показывалась им.
Занавесь поднялась, и Хасан увидел девушку, одетую в такую блестящую одежду, что он сначала не заметил ее лица. Она опустилась на ковер рядом с хозяином дома, потом поднялась и присела возле Хасана.
– Что это за мальчик? – спросила она, взяв его за подбородок. Он поднял голову и увидел большие черные глаза, подведенные сурьмой, темные брови и ямочки на смуглых щеках. Потом, отпустив мальчика, она набрала полную горсть жареного в меду миндаля и протянула лакомство Хасану:
– Ешь, тебе еще рано пить вино и слушать песни про любовь и разлуку. Отдохни, я сама буду подавать вино.
Хасан принялся грызть миндаль, а Валиба, залпом выпив протянутую хозяином чашу, крикнул:
– Оставь мальчика, лучше спой нам что-нибудь новое! Ясмин взяла лютню и, сильно ударив по струнам, начала:
– Я буду обходить семь раз вокруг дома моей любимой,
А не вокруг Каабы,
Ведь паломники, обходящие Каабу, похожи на ослов, крутящих жернов…
Ее хозяин, Яхья, вскочил на ноги:
– Что это за песня? Где ты ее слышала? Клянусь Аллахом, она может стоить мне головы! Я знаю немало людей, которых казнили за меньшее! Если еще раз споешь что-нибудь подобное, я убью тебя или велю продать на невольничьем рынке, хоть ты и стоила мне десять тысяч дирхемов!
– Не волнуйся, здесь нет чужих людей, – успокоил его Валиба. – Мы хорошо знаем друг друга, а мальчик ничего не понял, да к тому же он сейчас дремлет.
Все посмотрели на мальчика. Хасан наклонился и закрыл глаза. Но он не спал. Хотя у него кружилась голова от музыки и стихов, он понял, о чем шла речь в песне. «Они решат, что я на них донесу, и убьют», – испугался он, как только услышал первую строку, и быстро зажмурился. Пусть лучше думают, что он спит. Абу Исхак не раз говорил ему: «В этой жизни не обойдешься без хитрости. “Кто прост, того унижают, а кто всем верит, того обижают”. Это всем известная пословица. Не будь слишком прост, не то пропадешь».
Успокоившись, Яхья приказал Ясмин петь из-за занавеси, и она, покорно поднявшись, ушла и исполняла песни, только которые ей называли. Хасану стало скучно, и он несколько раз приподнимался, чтобы незаметно для хозяина уйти. Но мальчик боялся, что слуги Яхьи, которые не видели, как он входил вместе с остальными, подумают, что он вор, и побьют, а то и отдадут стражникам.
Но тут Валиба поднялся и произнес:
– А теперь послушайте новые стихи, которые я написал только вчера.
Он стал декламировать. Уставший Хасан не запомнил их, но они поразили его своей легкостью. Стихи звучали совсем не так, как чеканные строки Имруулькайса и других древних, в них речь шла о вине, веселых собутыльниках, они были написаны простыми словами, которые употреблялись в обыденной речи.
Забыв обо всем, Хасан широко открыл глаза и не отрывал взгляда от поэта. Наконец тот заметил, как внимательно слушает его мальчик, и, прервав чтение, неожиданно спросил его:
– А тебе нравится?
– Да, – не задумываясь ответил Хасан. – Это не такие стихи, которые я слышал от сказителей, но они тоже очень хорошие и, главное, простые.
– Что значит простые? – недоуменно спросил Валиба. Хасан поспешно объяснил, решив, что поэт обиделся:
– Это значит, что их можно понять. Здесь говорится не о старых палатках и истлевших остатках кочевья, а о том, что мы видим в жизни.
Валиба удивленно окинул взглядом мальчика, будто впервые увидел его:
– Вот ты, оказывается, какой! Может быть, ты тоже сочиняешь стихи? У Хасана от волнения горели щеки. Ведь он в первый раз в жизни говорит с настоящим поэтом!
– Я написал стихотворение про охоту, – пробормотал он, уже раскаиваясь в своей откровенности.
– Скажи его нам, – потребовал Валиба и уселся на ковер. – Встань вот здесь. Начинай.
Хасан с сильно бьющимся сердцем стал перед хозяином дома и нараспев произнес:
– Я выеду, когда ночь еще в своей черной шкуре…
Когда он закончил читать и умолк, приятель Валибы сказал:
– Мальчик позаимствовал свои стихи у древних, но облек их в прекрасную новую форму, если это действительно его стихи.
Валиба молчал. Потом вдруг спросил Хасана:
– Если я начну стихи словами: «мы рыцари вина…», как ты продолжишь их?
Хасан, не задумываясь, выпалил:
– Мы рыцари вина и сраженные им.
– А с чем ты сравнишь вино и воду?
– Вино, если оно красное, можно, по-моему, сравнить с огнем, яхонтом, солнцем, а если оно желтое, то с глазами петуха – они желтые и прозрачные. А воду можно сравнить с жемчугом, потому что я видел: когда ваш слуга смешивал вино, пузырьки воздуха поднимались к краям и были похожи на жемчуг.
– Ты учился где-нибудь?
– В куттабе, когда мы жили еще в Ахвазе. Валиба вздохнул и, потянув мальчика к себе, сказал:
– Я живу на Восточной улице, рядом с рынком зеленщиков. Мой дом второй справа, если пойдешь от рынка. Когда кончишь работу в лавке, приходи ко мне после вечерней молитвы, я буду заниматься с тобой, как занимаюсь с другими учениками. Но с тебя я не буду брать плату. Каждый день вечером я читаю им стихи и учу их.
– Когда трезв, – вставил Яхья со смехом.
– Когда трезв, – серьезно повторил Валиба. Потом, обратившись к Яхье, сказал:
– Сейчас позволь нам уйти. Мы выпили совсем немного и отдохнули у тебя, так что доберемся до дома.
– Я велю подать вам оседланных мулов, мои слуги проводят вас, – предложил хозяин.
– Что ж, – согласился Валиба, – так и сделай!
Потом он хлопнул в ладоши и, когда евнух просунул в беседку свое лоснящееся лицо, сказал ему:
– Думаю, твой господин не будет в обиде, если я попрошу отсыпать этому молодцу в узелок побольше сладостей.
Евнух поклонился, взял Хасана за руку и повел за собой. Он завел его в большую комнату, которая, видно, была рядом с кладовой, – в комнате вкусно пахло сушеными плодами, – вышел и скоро вернулся, держа в руке довольно большой узелок.
– Возьми, сынок, тут много вкусных вещей, иди с миром.
Хасану хотелось посмотреть, что в узелке, но он спешил к хозяину – ему не терпелось поделиться с ним радостью, ведь только Абу Исхак мог оценить удачу, выпавшую на долю своего ученика.
Войдя в лавку, Хасан увидел, что старик, как всегда, сидит на своем любимом ковре, полузакрыв глаза. Мальчик ожидал, что его будут спрашивать, почему он задержался, но Абу Исхак, услышав скрип двери, повернул голову и произнес только:
– На улицах спокойно?
– Да, – удивленно сказал Хасан. – Все как обычно, я не заметил ничего особенного.
– Ну, дай-то Бог, – вздохнул Абу Исхак и, тяжело поднявшись, подошел к мальчику.
– Что это у тебя? – спросил он, увидев узел.
Наконец-то Хасан мог рассказать о том, что с ним случилось! Но хозяин не выказал особой радости. Он пожал плечами и сказал:
– Я бы желал для тебя другого учителя. Валиба хороший поэт, но гуляка и безбожник. Ему не раз грозило заточение, но его защищают могущественные покровители, среди которых – сам сын халифа, аль-Махди*. Однако милость сильных переменчива. Смотри, сынок, учись у него ремеслу стихосложения, если уж он позвал тебя, но не перенимай ничего дурного. Я буду отпускать тебя пораньше, чтобы ты не очень уставал. А теперь иди, разложи благовония, у меня сегодня много заказов.
Хасан сунул свой узелок в уголок и принялся за работу. Он не заметил, как прошел день. В лавку приходили покупатели, Абу Исхак разговаривал с ними, говорил Хасану, что надо сделать, и тот машинально выполнял приказы хозяина.
Наконец Абу Исхак закрыл лавку и отпустил ученика домой. Войдя во двор, Хасан сразу же положил узел на землю и развязал его. Одновременно он рассказывал матери, сестрам и брату, откуда у него этот подарок. Сестры завизжали от восторга и стали выхватывать друг у друга виноград, жареный миндаль, сладкие мучные шарики. Мать надавала им затрещин и поделила все поровну. Хасан насыпал свою долю в шапочку и сел во дворе. Он ел сладости и мечтал, как завтра вечером пойдет к веселому поэту и будет учиться у него стихам.
Он сам не заметил, как уснул.
Разбудили его лучи утреннего солнца, которые падали на лицо. Хасан вскочил, прополоснув лицо теплой водой из бадьи, наскоро помолился – мать его не очень набожная, да ей и некогда следить за тем, чтобы сын неукоснительно выполнял все предписания ислама, и, высыпав оставшиеся сладости в пояс, надел шапочку, скрутил пояс и повязал его поверх кафтана.
Но что-то беспокоило его, что-то было не так, как всегда. Хасан прислушался – тихо. Тогда он вышел на улицу и, как часто делал утром, отправился к Мирбаду. Но, подойдя к перекрестку, остановился. Дальше идти некуда: поперек улицы протянуты толстые железные цепи, укрепленные в кольцах, вделанных в угловые дома. За туго натянутыми цепями стоят стражники. Их было очень много – Хасан никогда не видел столько воинов. Казалось, что улица заросла камышом – так тесно сдвинуты копья.
– Сюда нельзя, – сказал ему один из них, когда Хасан хотел проскользнуть под цепью. Тогда мальчик повернул и пошел другим путем. Он влез по низкому забору на верх крайнего дома и, прыгая с крыши на крышу, добрался почти до самой площади. Тут тоже стояло не очень высокое здание, с него можно без труда спрыгнуть на землю. Но и у этого края улицы протянуты цепи и стоят стражники. Теперь нельзя было пройти ни в лавку, ни на площадь.
Хасан решил остаться на крыше. Он сел, развязал пояс и стал доедать миндаль.
– Не хочешь ли поделиться? – вдруг услышал он знакомый голос. Оглянувшись, Хасан увидел Исмаила, который незаметно подошел к нему и теперь сидел за спиной.
– Исмаил! – радостно крикнул Хасан. – Я искал тебя, но нигде не мог найти! Что с тобой? – вдруг испуганно спросил он, увидев, что приятель вдруг закатил глаза и оскалил зубы, как будто подавляя крик.
– Болит рука! – с трудом ответил Исмаил.
Потом он вынул левую руку, которую держал за пазухой, и показал Хасану. Тот чуть не закричал – у Исмаила не было кисти. Рука до локтя распухла, а ниже что-то чернело.
– Тебе отрубили руку? – шепотом спросил Хасан.
– Проклятый дьявол! – процедил сквозь зубы Исмаил. – Это наш новый наместник приказал рубить руки всем без разбору. Хорошо еще, что палач пожалел меня и отрубил не правую, а левую. Ничего, они еще узнают Исмаила Однорукого!
Хасан молча протянул ему пояс, и Исмаил жадно съел все, что там было, а потом спросил:
– Что ты здесь делаешь?
– Я хотел пройти на площадь, но улицы перегорожены цепями и стражниками, никого не пропускают. Не знаешь, что случилось?
– Нет, – покачал головой Исмаил. – Посмотрим, отсюда все видно, а здесь они нас не тронут, только бы хозяева дома не прогнали.
Пока мальчики разговаривали, на улицу с площади выехали новые стражники. Среди них был глашатай.
– Послушаем, что он будет читать, – толкнул Хасан в бок Исмаила.
Глашатай остановил коня, затрубил в длинную трубу. Гнусавый звук далеко разнесся по улицам, где уже показались люди. Потом он достал свиток, развернул и стал читать:
«Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, кроме Которого нет никакого бога, Вечного и Славного, посылающего милость правоверным и губящего неверных! О жители Басры! Повелитель правоверных, зная вашу приверженность вере ислама, наградил вас и осыпал своими благодеяниями. Знайте, что враги Аллаха и враги мусульман сеют смуту среди правоверных и обнажают меч во имя неправого дела. Для того чтобы разрушить их козни и затруднить их дело, мы повелели обнести город Басру стеной высотой в шесть локтей и окружить ее рвом, наполненным водой, дабы наши враги и враги всех мусульман не могли проникнуть в город. Повелеваем каждому из жителей города – а мы теперь точно узнали их число, подсчитав все записи, – внести в казну по сорок дирхемов. Кто же уклонится от этого и выкажет строптивость и неповиновение, будет наказан повелителем правоверных сообразно проступку по справедливости. Внеся по сорок дирхемов, жители Басры должны будут выйти для работы по постройке стен и рва. Уклонившиеся от этого и отговаривающиеся немощью или болезнью будут наказаны по справедливости. Мир и благословение Аллаха тому, кто покорен, а непокорному – воздаяние Аллаха и его наместника на земле».
Исмаил тихо свистнул:
