скачать книгу бесплатно
– А тогда почему ее поветрием зовут?! – кричал первый. – Нет, чума по ветру летит вместе с вонью!
У каждого было на этот счет свое мнение, и не имело значения, чье мнение ближе к истине, значение имело только, чей кулак крепче. Мнения нельзя уточнять, достраивать, согласовывать. Они используются готовыми, а готовятся они не в котле действительности, мнениям до действительности дела нет, а в котле взаимоотношений с другими людьми, как особое оружие для споров. Мнение не может быть точнее, ближе к действительности, к истине, мнение может быть только крепче, звонче! И ломается мнение целиком – либо ты победил, либо надо искать другое мнение!
Поэтому дурацкая братия быстро истощала доводы и переходила на кулаки. Благо кулаки у дураков никогда не кончаются, и в отличие от мнений заживают. Остальные тут же занимали положение мирящих и растаскивали драчунов. Быть мирящим – это тоже мнение, только еще круче – мнение над мнениями. Поэтому бабы в доме всегда правы – драться они не умеют, а потому исходно присвоили себе право мирить. А кто мирит, для того все дерущиеся – дураки!
Пока собственное мнение не появится, конечно…
У Федота мнений отродясь не было, мнения у дураков, конечно, случаются, но только у тех, кто себя считает умным. Федот себя умным не считал, он вообще не считал, он знал, что дурак, и мнений не имел. Поэтому пошел искать еду.
Одну котомку еды умные дураки распотрошили и приели полностью за первый же день. Вторая стояла на лавке в уголке, в надежде, что дольше двух дней работать не придется. Федот молча достал из котомки каравай хлеба, спрятал за пазуху. Налил себе кипятку из котелка, развел в нем муки, посолил, сел в угол и стал хлебать жидкий хлеб. Дела до него никому не было.
Дурацкие мозги затейливые, поэтому, подравшись из-за того, как распространяется моровая язва, гулящие заспорили о том, как от нее спасаться. Нашелся умник, который с пеной у рта доказывал, что единственное очищение – это огонь, и надо всю одежду прожаривать. Федот к этому прислушался и вспомнил, как гладили одежду горячими камнями в бане. Но тут разговор повернул к тому, что и самому надо сквозь огонь прыгать и скотину сквозь него прогонять.
На это другой умник с хитрым прищуром задал вопрос:
– И как ты скотину в огонь-то загонишь?
И тут же принялся доказывать, что воздух надо разгонять, деревья по селам вырубать, чтобы воздух не задерживали, из пушек палить помогает. Кто-то тут же подхватил, что колокольным звоном хорошо воздух чистится.
Дошло до драки и по этому вопросу.
Разняли дерущихся и заспорили, уходит язва с Руси или еще нет. Один кричал, что уже с октября на спад пошла, и в Москве язвы нету, и в Суздале кончилась. А другой вдруг с пеной у рта стал на него нападать, крича:
– А я тебе скажу: из Шуи язва уже месяц как ушла!
– Я тебе говорю: в Суздале мор кончился! – орал на него первый.
– А ты откуль знаешь?! – кричал второй. – Вот я доподлинно знаю, из Шуи ушла, к нам в деревню человек вернулся из Шуи, сам видел! А ты откуль знаешь?
– Оттуль! Знаю и все! В Суздале язвы уж месяц как нет!
Видно, мнения эти были важны для спорящих, потому что обошлись не меньше, чем в пару выбитых зубов. Зубы, правду сказать, были гнилые и давно просились на вынос…
Федот взял тулупчик, прихватил заботливо свой топор, чтобы не украли, и полез на печь, нашел там какое-то тряпье, выложил себе постель возле дальней стены, укрылся, расслабился и почувствовал, что устал. Все же помахал лопатой, как никогда. Разморило его быстро, но перед тем как уснуть, он с удивлением услышал, что вся компашка пришла вдруг к согласию.
Согласны они были в том, что он дурак, раз вызвался копать, и в том, что завтра надо будет пограбить пустые избы в деревне. Да так, чтобы стрельцы не видели, впотай! Но затем возник вопрос, складывать ли все в общую кучу, или каждый забирает то, что нашел, а потому надо всех обыскивать, когда вернутся… И началась новая драка…
Дурак спал хорошо, никогда не просыпался сам, да и добудиться его было трудно. Он даже снов не видел никогда, просто ему нравилось спать. Но в эту ночь Федот почувствовал во сне какую-то тревогу, вышел из глубокого сна в дрему и поймал себя на том, что находится на границе этого здорового дурацкого сна, который был ему хорошо знаком.
Лежа в дреме, он словно глядел в пространство сна, которое тянуло его, и понимал, что, если сейчас сделает одно легкое движение, сон тут же втянет его в себя, и все будет как прежде. А утром его разбудит визгливый голос младшей невестки, на худой конец – прилетит сапог.
– И это такое счастье! – вдруг понял дурак, но Федот больше не хотел дурацкого счастья. Федоту было тесно и душно в той могиле, которой он теперь ощущал дурака. Поэтому он неведомо как отодвинулся от колышущегося киселя дурацкого сна.
И тут же тревога стала сильней. Он чуял, что к избе кто-то приближается, и скоро в нее войдет. Вот тявкнула собачка и замолчала… Ужас стал сковывать тело Федота, но он пересилил себя, нащупал место, где на трубе возле щели между камнями выбился налет сажи, и будто предчувствуя, что будут рассматривать лица, набрал сажи в ладонь и этой ладонью помазал лицо. Сам же нащупал свой топор и порадовался, что прихватил его на печь.
На крыльце раздались осторожные шаги. Федот понял, что обуты идущие не в валенки, в сапоги с каблуками. Скрипнула дверь, и в избу вошли двое в черных плащах. Передний щелкнул пальцами, и изба залилась легким голубым светом, так что стало видно, как спят вповалку, кто на лавках, а кто и прямо на полу, гулящие. Перед Федотом лежал на печи кто-то из них и громко храпел. Федот сжался позади него и подглядывал из-под опущенных век, на всякий случай дурацки раскрыв рот и пустив слюну, будто пьяный.
Парочка в темных плащах огляделась. Они сняли куколи, которые прикрывали их головы, и стало видно, что один из них мужчина, а другая женщина с прекрасными волосами. Но лица их были прикрыты черными личинами, от чего по телу Федота побежал холодный сивон.
– Э, да тут одни зародыши! – сказал мужчина, разглядывая спящих.
– И который из них наш? – спросила женщина.
– Задача… – ответил он и принялся рассматривать гулящих одного за другим, поворачивая их к себе лицом, чтобы разглядеть, – Слушай, все гнилые…
– Вот это не повезло! И как его узнать? – снова спросила она. – Сколько точно времени, как он вернулся?
– Только-только… – ответил мужчина, накладывая ладонь на лицо попытавшемуся проснуться дураку. Дурак, было собравшийся приоткрыть глаза, тут же закрыл их снова и захрапел.
– Это как давно?
– Да вчера или позавчера…
– Как мы его узнаем на таком сроке? Он же еще пробуждаться не начал! – воскликнула она.
– Не узнаем – заразится. Вот тогда можем не спасти.
– А он мог как-то выбирать себе зародыш? Признаки какие-то могут быть?
– Не думаю… В какой втянуло, в таком и оказался.
И мужчина поднялся на голбец и заглянул в лицо сначала соседу, потому Федоту. Федот пустил побольше слюны и начал прихрапывать. Но рука его сжала топор под тулупом еще сильнее.
Мужчина покрутил его лицо рукой в перчатке, похмыкал и спустился вниз.
– Ничего пока не разглядеть! И не похож ни один! На таком сроке даже нет уверенности, что зародыш приживется!
– Так что нам?
– Будем надеяться, что у него хватит силы пойти своим путем. Какое-то чутье он за это время должен был развить…
– А справится? Гниль исправить можно?
– Считается, что можно… Но я видел, как люди десятки лет бились, и даже пробудить не могли… Проще сразу уничтожить, чтобы в новое тело перенести.
– Ладно, – ответила женщина. – Тогда я немножко подсвечу ему дорожку…
Она достала из-под плаща крошечную круглую коробочку, приоткрыла крышку, взяла двумя пальцами щепотку белесого порошка и дунула на нее. Искрящаяся пыль облачком поднялась в воздух, рассеиваясь по всей избе. Гулящие, до которых доходила пыльца, начинали ворочаться и стонать.
Женщина подошла к печи, достала еще одну щепотку и дунула пыльцой на печь.
Сосед Федота тут же принялся чихать, а Федот на всякий случай застонал, хотя ничего и не почувствовал, будто на него эта пыльца не действовала.
Но что-то он все же почувствовал, по крайней мере, действие от нее точно было, потому что он не помнил, как ушли эти двое в темных плащах. Зато помнил, как оказался в чудесном сне, в котором увидел милое лицо, глаза, которые невозможно забыть… и точно знал, что этот сон повторяется не в первый раз!
И в этом сне он знал, что она где-то рядом, и надо только зацепиться за что-то, ухватиться и держаться, как бы трудно ни было, и не сбегать! Не сбегать! Какие бы испытания ни ждали впереди. И однажды судьба скрестит их дорожки!
На отшибе
Утром стрельцы подняли всю честную компанию и погнали в деревню убирать покойников. Старший стрелец спросил Федота:
– Вырыл ли сколь?
Федот поднял руку вверх на всю длину:
– Немного поглубже!
– Сейчас съезжу, посмотрю.
– Я там малость осыпал, надо бы почистить, – признался Федот. Хотел добавить, что сам себя зарыл, но постыдился своей глупости.
– Успеешь, они там полдня провозятся. Отдыхай пока.
И повернулся к ватаге:
– Эй, вы! Мертвых руками не трогайте, таскайте крюками. У двух крюков ратовища обрубите покороче, чтобы в избы входить. Да ходите по двое, а то одному не вытащить. Морды тряпицами замотайте, чтобы заразой не дышать. В избах ничего не трогайте.
При последних словах дурацкая ватага хитро переглянулась, так что стало ясно, что этот запрет они нарушат. Стрелец это, конечно, понял, но только махнул рукой: трогайте!
Ватага с гиканьем умчалась в деревню в предвкушении безнаказанных грабежей, пятеро стрельцов с зараженными пищалями поехали следом, чтобы приглядывать. А старший спросил Федота:
– Что, пойдем, что ли?
– Я бы хотел от этих съехать, – сказал Федот.
– А куда?
Федот показал на баньку в дальнем конце огорода поближе к ручью.
– Съезжай, конечно. Скучно не будет на отшибе? Без веселой гулянки?
– А я не один. Ко мне вон, собачка приблудилась, – показал Федот на белую собачку, достал припрятанный с вечера каравай и отломил ей кусок.
Стрелец улыбнулся, кивнул:
– Как назвал свою приблуду?
– А я не называл…
– Так живая тварь, без имени негоже!
– Я сейчас печку там затоплю и догоню, – сказал Федот, задумавшись. – Чтобы к ночи тепло было… А как можно назвать?
– Я бы Белкой назвал… Тебе решать. Догоняй, – сказал старший и уехал вслед за стрельцами. – Я тебя возле околицы подожду.
Федот дал Белке еще кусок хлеба и пошел к бане. Но почуял, что в бане его поджидает опасность, и если он войдет в нее, будет плохо. Он поглядел на Белку, но собачка не лаяла и даже не ворчала. Людей или зверей в баньке не было. Банька при этом была низенькая и покосившаяся, словно за ней давно уходу не было.
– Баенник! – вдруг пришло в голову Федоту, и он смутно вспомнил, что у них в бане тоже жил баенник, и про него говорили, что он, не доможирушко, он людей не любит и может насмерть уморить угаром, если его не уважить.
– Дедушка! – снял Федот шапку и поклонился двери в баню, – прими меня, дурака, пожить у тебя в гостях. Я тебе помогать буду, баньку поправлю, водички наношу… печечку протоплю…
Прислушался. Напряжение внутри бани изменилось, но не исчезло. Тут Федот заметил, как собачка смотрит на кусок хлеба, что он отломил от каравая, когда ее кормил, чтобы съесть самому, да так и забыл, и протянул ей. Собачка принялась есть. Федот посмотрел на нее, посмотрел, потом разломил каравай пополам, подошел к бане, зашел в предбанник и поискал место, куда бы хлеб пристроить.
Тут же пришла мысль, что в дальнем углу за бочкой для воды будет хорошо. Он положил хлеб за бочку и сказал:
– Дедушка! Прими половинку хлебца по-братски. Приюти на время нас с Белкой!
Напряжение заколыхалось и ушло. Федот еще раз поклонился:
– Вот, спасибо тебе, дедушка! Приютил.
После этого он взял дров прямо из поленницы, что была сложена в предбаннике по дальней стене, развел огонь в печи, открыл волоковое окошко, поскольку баня топилась по-черному. Затем сходил на ручей с двумя бадьями, что взял тут же в предбаннике, вылил воду в большую деревянную кадушку, стоявшую на скамье в бане, и пошел в огород, где приметил странный холмик.
Холмик, как он и ожидал, оказался вырытым в крутом берегу погребом. В погребе, правда, почти ничего не было, кроме забытого мешка репы и кадушки с квашеной капустой. Капусту кто-то почти полностью выгреб из кадушки, но рассола было до половины. Сверху он слегка покрылся ледком. Федот пробил ледок пальцем, потом лизнул его. Рассольчик был кислым, аж передергивало.
Федот прихватил мешок, обхватил кадушку двумя руками и уволок все это в баню. Мешок спрятал под полком, попросил баенника сторожить. Кадушку поставил на скамью рядом с кадушкой с водой. Прикрыл плотно обе двери – в баню и в предбанник – и пошагал на кладбище. И Белка помчалась вперед, счастливая, как собака, нашедшая свою стаю.
Старший стрелец ждал его вместе с остальными на околице. В деревню они не въезжали, но приглядывали за гулящими внимательно, чтобы те чего не натворили или не сбежали. Завидев Федота с Белкой, старший выехал на протоптанную вчера тропу и медленно поехал к кладбищу. Федот пустился вперед трусцой, догнал стрельца, ухватил за стремя и побежал рядом с лошадью.
Стрелец поглядел на него сверху и прибавил ходу. Федот тоже прибавил. Стрелец наддал, и Федот наддал. Ближе к кладбищу стрелец с рыси перешел на галоп, а Федот держался рядом, не отставая. Белка радостно помчалась вперед, недоумевая, за кем гонимся. К яме они подлетели хохоча.
Стрелец спешился, подошел к яме и присвистнул:
– Ну, ты, братец, даешь… Я ожидал яму, но чтобы такую!
– Прости, вот, обсыпал край. Забыл сразу лестницу сделать… – пробормотал Федот, пряча глаза. – Сейчас все поправлю…
Он достал топор из-за кушака, срубил елку, потолще руки, обрубил лишние ветки, а от самых толстых по бокам ствола оставил отростки как раз шириной в ступню. Срубил макушку и спустил елку в яму, так что конец на сажень торчал сверху. Подхватил одну из своих лопат и полез в яму выбрасывать песок. Спустился… и сообразил, что кидать-то песок некуда! Со стыда покраснел и полез наверх, переживая свою глупость.
Наверху, не глядя на стрельца, отгреб песок с одного края ямы, чтобы было куда кидать новый, спустился в яму и принялся махать лопатой. Стрелец стоял на краю и мотал головой в удивлении…
К тому времени, когда гулящие набрали первые сани трупов, подъехал батюшка в саночках. Присоединился к стрельцу, и они оба дивились на то, как ходят руки у дурака. Но раздались крики дурацкой ватаги, и стрелец приказал:
– Все, хватит, вылазь!
– Да тут вот еще немного надо бы… – попытался возразить Федот.
– Вылазь, говорю, – прикрикнул стрелец. – Хватит.
Батюшка тоже закивал. Нетот вздохнул, выкинул лопату наружу и полез по своей лестнице наверх. Белка, крутившаяся вокруг ямы, тут же бросилась к нему и старалась лизнуть в лицо.
– Так, – сказал стрелец. – Собачка твоя может и подхватить заразу. Говорят, она с блохами идет… Иди сейчас домой. Завтра с утра придешь и присыпишь тех, что они навозят. Они следующих поверх положат, – повернулся к попу и пояснил. – Если не присыпать сейчас, потом не просыплем, а весной осядет земля и зараза наружу полезет…
Батюшка покивал и начал готовиться к отпеванию. Федот помялся рядом с ними, но стрелец помахал ему рукой, отгоняя прочь, и он пошел на хутор.
– Да не иди ты им навстречу! – окрикнул его стрелец, – Иди целиной!
И Федот пошел напрямки через заснеженное поле.
