Грозовая девушка

Кровь Аи закапала на пол. Бело-голубая, светящаяся. Чисто рефлекторно я отметил, что такой она быть не должна. Раствор, выполнявший в её организме функцию крови, был бледно-розовым.

«Что же ты делаешь, дурочка?!», – вспыхнула у меня паническая мысль. Я бросился из комнаты, за аптечкой, но когда вернулся, на руке Аи уже не было даже шрама. Вернее на какую-то секунду я его заметил, но он почти сразу исчез.

– Я не человек. И ты мой создатель. Не отрицай, я уже всё поняла!

Ая смотрела прямо на меня, и впервые я чувствовал, как она колеблется, словно это её понимание вдруг резко изменило мой статус в её глазах. Это были не чувства, нет, скорее обычная логика. Так один учёный мог бы признать гений другого, понять, что сегодня, здесь и сейчас, тот его умнее и опытнее.

У меня на миг перехватило дыхание.

Я был счастлив. Счастлив, как мужчина, но… было в этом что-то неправильное. Во-первых, я не чувствовал себя умнее. Во-вторых, всю мою теорию Ая поняла за какую-то неделю-две. И это при том, что сама она появилась в этом мире совсем недавно.

– Да. – Произнёс я, наконец, подошёл к кровати и небрежно забросил её покрывалом. – Я рассказал бы тебе… позже…

Ая ждала объяснений, конечно, но дать их ей я пока не мог.

Настроение моё, от каждой случайной мысли, то поднималось к небесам, то проваливалось в бездонную, мрачную, пропасть. И сейчас, на самом деле, я просто пытался выгадать время.

Ая, вела себя вроде бы спокойно, как всегда, но… напряжение в комнате усиливалось. Затем она вдруг словно «пришла в себя», как-то странно кивнула мне и вышла. Лишь спустя несколько секунд до меня дошло, что было во всём этом не так. Этот кивок…, на самом деле это был полупоклон, знак уважения. Я вышел из комнаты, кое-как закрыл за собой дверь и, пошатываясь от шока, побрёл в ванную.

На размышления Ая дала мне два дня. Возможно, она ждала бы и дольше, не знаю. На меня она не давила и вообще больше сама не подходила ко мне. Гроз в это время тоже не было…, что было странно и немного жутковато.

В общем, объяснить созданной мной девушке всё было моим решением. Я рассказал ей про этот мир, свою жизнь, мечту, которая переродилась в теорию, и так далее. Ая приняла всё это спокойно, молча, и задала, по ходу моего рассказа, всего два или три уточняющих вопроса. Эмоции у неё по-прежнему не проявлялись.

Прошёл ещё день, два, затем неделя. Ая вдруг вновь согласилась проходить любые мои тесты, даже самые ненавистные ей – психологические. «Всё это я делаю для её же блага», – так я успокаивал себя, но на самом деле у меня возникало нехорошее чувство. Словно я за ней следил.

Мы были разными во всём. Подтвердив то, что она не человек, Ая перестала даже пытаться нас копировать. Она перестала есть и полностью перешла на электричество. Энергию, при этом, она брала прямо из воздуха, можно сказать «из ниоткуда», потому что разгадать весь этот механизм даже я, её создатель, не мог.

Спать Ая тоже практически перестала. Один жалкий час в день, который она, по моему настоянию, всё же проводила в постели, не в счёт. Скорее всего, она в это время просто о чём-либо размышляла.

Внешне, на первый взгляд, наши с Аей отношения слегка потеплели. На самом же деле всё было с точностью до наоборот. Холод пропасти между обезьяной и человеком. Теперь я чувствовал его, подходя к ней, каждый раз. Я не спрашивал её, да мне и не было нужно. Я чувствовал, вот и всё.

Глупо было надеяться, что она полюбит меня. Ведь она необычная, а я… обычный. Обижаться не на что. Мы просто не пара и всё. Так же, как человек не может полюбить обезьяну, та, которую я создал, не могла полюбить меня.

В это же время Ая практически беспрекословно мне подчинялась. С чем связано подобное её поведение я не знал. В проявлениях своей силы, после того нашего разговора, она тоже неожиданно начала сдерживаться. Иногда Ая ходила на реку…, но просто стояла там, пристально глядя на воду.

Всё это было неправильно. Грозу нельзя приручить, обладать ей. Можно – лишь восхищаться. Покорность не была тем, что было мне нужно. Я хотел не её покорности, а любви.

Каждый раз, видя её стоящей вот так, я хотел подойти к ней…, сказать, что люблю её, открыть, наконец, свои чувства…, но не мог. Обезьяны не признаются в любви людям. Я не имел права на такую любовь. Я знал это и ненавидел это знание.

Так прошла ещё неделя. В это время я словно разделился на двух разных людей. Вся грязь, что была на дне моей души, вдруг поднялась на поверхность. Покорность Аи сводила меня с ума. Я перестал доверять своим алчным глазам, ненавидел себя и боялся. Иногда…, я даже задумывался о том, чтобы приказать Ае себя полюбить.

Очередной день моих мучений начался как обычно. Я, пытаясь отбросить все «лишние» мысли, сравнивал Аю с её компьютерным «прототипом», с тем, что задумывалось изначально. Красота Аи, конечно, не была случайностью. Для моего эксперимента мне нужно было совершенство. На полумеры я был не согласен. При этом, хоть я и разбирался немного в 3D-моделировании, но был в нём всё же не слишком силён.

В общем, задействовав кое-какие связи и изрядно раскошелившись, я получил то, что мне было нужно – полный 3D-скан тела одной действительно красивой девушки-модели, её ДНК, рентген костей, сосудов и ещё некоторые мелочи. Сейчас мне почему-то казалось, что это было уже давно…

Забавно, но ни имени, ни лица той девушки я не запомнил. Откровенно мне и во время сканирования-то не было до неё особого дела, хотя она, кажется, мной заинтересовалась. Ну…, не мной, конечно, моим именем, положением, деньгами. Смущение даже разыгрывала, всё спрашивала, зачем я так тщательно её изучаю.

Да…, первоначально тело Аи было таким…, почти как у той девушки, лишь с некоторыми, добавленными мной, поправками. За это время, однако, она изменилась. Изменилась её кровь, дыхательный ритм, рост, вес, внешность, основные женские параметры и так далее. Тело созданной мной девушки совершенствовалось. Не хотел бы я на месте той модели с ней встретиться. «Копия» и изначально превосходила «оригинал», но теперь… эта разница стала слишком очевидной.

Я оторвался от микроскопа, отодвинул стул и медленно поднялся. Борьба внутри меня усилилась, разрослась до масштабов внутренней войны. Мне… нужно было осмотреть Аю, чтобы понять, как именно изменяется её тело. С другой стороны я мог вполне без этого обойтись, попытаться понять всё по одним анализам и последнему, позавчерашнему, 3D-сканированию.

К комнате Аи я вновь шёл нерешительно и медленно, однако… всё-таки шёл. Я как мог сопротивлялся, убеждал себя, что этого делать не стоит, но устоять перед подобным искушением всё же не мог.

Постучал я тихо, но Ая, естественно, меня услышала.

– Входи! – раздался из-за двери её спокойный, холодный голос.

Обратного пути не было.

Я судорожно, глубоко вдохнул, распахнул дверь и зашёл.

Ая сегодня, как ни странно, не читала. Ноутбук, который я ей купил, тоже был выключен, закрыт и лежал на кровати. Ая сидела у окна и задумчиво изучала чистое, без единого облачка, небо.

Мы перебросились несколькими практически ничего не значащими фразами, и я объяснил Ае, что хочу её осмотреть…, а также, словно оправдываясь, для чего мне, собственно, это нужно, почему именно сейчас и так далее.

Ая понимающе кивнула, поднялась, отошла к кровати и неторопливо начала раздеваться. Стояла она при этом, к слову, ко мне спиной, но всего в каком-то шаге-двух от меня.

Ая сняла штаны, рубашку и завела руки за спину, готовясь расстегнуть бюстгальтер.

– Достаточно. – Я поднял руку, изо всех сил стараясь успокоиться. – Достаточно…, я осмотрю тебя так.

Ая убрала из-за спины руки и повернулась ко мне. Её длинные, слегка волнистые волосы при этом плавно качнулись и чуть блеснули. По ним почти бесшумно пробежала сеточка небольших ярко-голубых молний. Запах озона, идущий от её обнажённого тела, был… чище, мягче и соблазнительнее. Я смотрел на неё, как на чудо, не в силах отвести глаз.

– Ты смотришь на меня так, словно тебе нравится моё тело. – произнесла Ая и изучающе оглядела себя. – Почему?

Она подняла глаза. Молний в них не было.

Наши взгляды встретились, и я понял, что не могу врать.

В горле у меня пересохло.

– Оно… мне… нравится… – произнёс я и с усилием отвернулся.

В этот миг я ненавидел себя.

– Ты создал меня. Я не совсем понимаю, что ты хочешь, но думаю, что не вправе противиться.

Ая по-прежнему смотрела мне в глаза, спокойно и словно с пониманием, видимо ожидала моего решения.

После этих её слов я сломался. Во мне что-то умерло, и я понял, что убью себя прежде, чем дам себе её коснуться.

Странно, но мысль о смерти меня успокоила. Я указал Ае взглядом на одежду, вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

Вернувшись в лабораторию, я быстро приготовил то, что было мне нужно – сильнейший яд, убивающий мгновенно. С тех пор он всегда был со мной.

Как-то этот проклятый день всё же закончился. За ним прошёл ещё один и ещё. От Аи я пока старался держаться подальше, а она почему-то, напротив, вдруг… словно заинтересовалась мной. Уже несколько раз мы «случайно» встречались на кухне. Совпадением это быть не могло.

В довершение ко всему Ая вдруг, резко, «сменила имидж», вместо своего обычного строгого костюма начала носить собственную «одежду», сотканную из электричества, «топик» и «юбку». Выглядело это потрясающе. Теперь даже от случайного взгляда на неё я краснел и чувствовал, как моё сердце начинает биться словно сумасшедшее.

Моя следующая с Аей встреча случилась и вовсе внезапно. Я как раз сидел в лаборатории, за микроскопом, и изучал её обновлённую «кровь». Как учёный, к слову, я запутывался всё больше. Того, что я видел, просто не могло быть.

В дверь вдруг тихо, но чётко постучали. Я вздрогнул и едва не оттолкнул микроскоп. Пачка последних распечаток, от моего удара локтём, свалилась на пол и рассыпалась.

– Входи… – пробормотал я словно в полусне и торопливо, невидящим взглядом, уставился в микроскоп.

В лабораторию ко мне Ая заходила впервые.

Пластиковая герметичная дверь сухо щёлкнула, открылась, и в помещении тут же разлился знакомый и уже ставший привычным запах озона. Ая быстро вошла и так же, до щелчка, плотно закрыла дверь.

Мне вдруг почему-то показалось, что в помещении стало свежее и прохладнее, словно я сам неожиданно оказался снаружи. Лампы дневного света загудели чуть громче, а некоторые так и вовсе замерцали.

Я машинально сунул руку под стол и щёлкнул тумблером, обесточив все компьютеры и электронное оборудование. Эту «меру защиты» я придумал уже давно, но не ожидал, что она и вправду когда-нибудь мне пригодится. Электроника Аю не слишком любила. Даже ноутбук для неё мне пришлось предварительно изолировать.

– Работаешь?

Ая подошла к моему столу, на миг замерла, затем присела на корточки и начала собирать рассыпавшиеся распечатки.

– Угу. – Я хотел было ей помочь, но передумал. Мы и без того были слишком близко. – Ты…, тебе что-то нужно?

Я чуть повернулся на кресле к ней, делая вид, впрочем, что не слишком заинтересован. По правде же мысли мои неслись галопом. Своим приходом Ая перепугала меня не на шутку.

– Я в порядке, и у меня ничего не болит. – Ая поднялась и положила идеально ровно сложенную пачку бумаг мне на стол. – Не смотри так. У тебя… «на лице всё написано».

Она скользнула взглядом по тёмным экранам обесточенных компьютеров и медленно пошла по лаборатории, на что-то поглядывая мельком, у чего-то задерживаясь.

Я перевёл дыхание. Врать Ая не умела…, наверное. Я вдруг понял, что даже если она мне соврёт, то я этого не пойму. И эта мысль мне не понравилась. Очень.

Я повернулся на кресле ещё чуть-чуть и быстро окинул Аю взглядом. Цвет кожи у неё был нормальным…, для неё, крови, вроде бы, тоже нигде не было, координация движений была в порядке…, да и всё остальное тоже. И всё-таки я нервничал.

– Со мной всё в порядке. – Ая вдруг обернулась. – Не волнуйся. Люди от этого раньше умирают. Все мои жизненные показатели в норме. Я сама за ними слежу.

Она бесцеремонно открыла шкаф с реактивами и начала там всё разглядывать. Я молчал, собираясь с мыслями. Изменения в Ае всё же были. Её проницательность и коммуникабельность выросли в разы.

Либо она изучала книги по невербальному общению и прочему…, либо научилась читать мысли. От последнего предположения мне стало слегка не по себе.

– Кстати…, эта одежда мне подходит? Я красивая в ней?

Ая вдруг, неожиданно, отошла от раскрытого шкафа и подошла ближе, остановившись прямо возле меня. Тон её голоса был обычным, холодным и ровным…, но сам вопрос…, его я понял не сразу.

Я вздрогнул, оторвался от микроскопа, бросил на Аю быстрый взгляд и как-то неловко, дёргано кивнул. Рта я не раскрывал, потому что боялся, что на одних лишь комплиментах не остановлюсь. Стук моего сердца… она наверняка слышала. Незаметно, чтобы немного успокоиться, я запустил руку в карман халата и крепко, до боли, стиснул спасительный бутылёк. Последнее, крайнее, средство. Словно пистолет и один патрон.

Ая молчала, но я чувствовал, что она готовится меня «добить», спросить ещё что-то. Продолжать пялиться в микроскоп стало неуместно. Я повернулся на кресле к ней и поднял глаза.

Наши с Аей взгляды на миг встретились, и я вдруг заметил в глубине её чёрных глаз слабые всполохи света. Длилось это, впрочем, совсем недолго, поэтому вполне возможно, что мне показалось.

– Что такое «любовь»? – Ая посмотрела мне прямо в глаза, явно изучая мою реакцию. – Я много читала, думала…, но не понимаю. Не могу понять. Во многих книгах этому чувству придаётся большое значение. Люди считают его важным. Почему?

Она покосилась на ближайшую к ней лампу дневного света, которая вдруг загудела чуть громче и замерцала сильней.

Я растерялся. Как объяснить незрячему, что такое фейерверк или радуга? Некоторые вещи нельзя описать словами. Наверное, умение чувствовать – одна из них.

– Это… сложно… – Пробормотал я, наконец. – Я плохо в этом разбираюсь.

Кто бы знал, насколько мне сложно было сдерживаться. Я хотел ей признаться. Прямо сейчас. Осыпать её комплиментами, сказать, что не представляю себе жизни без неё, и это была правда, подарить ей что-нибудь, сделать её счастливой…

– А ты «любил» когда-нибудь?

Ая вновь попыталась поймать мой взгляд, но я быстро открыл ящик стола и уткнулся в него, сделав вид, что что-то там ищу.

После небольшой паузы я отрицательно помотал головой. Весь мой вид, как я надеялся, должен был показать Ае, что её вопрос неважен, я слишком занят и вообще она меня отвлекает. Ответил я ей, хотя, почти честно. Опытом в таких делах я, и правда, похвастаться не мог. Ая была моей первой любовью. До неё я думал, что неспособен на чувства. Женщины и вообще «отношения» всегда казались мне пустой тратой времени.

– Любовь – это глупость. Ясно.

Ая вдруг слегка поклонилась мне, быстрым шагом вышла из лаборатории и закрыла за собой дверь. Помещение стал медленно заполнять прежний запах подвала и химикатов.

В эту ночь мой сон про Аю вдруг изменился, из светлой сказки превратился в мрачный, тяжёлый, кошмар. Одиночество. Я чувствовал, как оно, словно липкий густой туман скрывает всё.

Я видел гаснущие молнии, слышал далёкий, затихающий, отчаявшийся, гром. Ая умирала. Умирала где-то в глубине этого тумана, а я не мог её отыскать.

Проснулся я в холодном поту, в ужасе, резко, словно вынырнув из толщи воды. Скорее всего, я кричал, звал её, не знаю. Во сне точно кричал.

Чувствовал я себя ужасно. Вчерашние вопросы Аи, её поведение и, в довершение, мой сон начисто выбили меня из колеи.

Я кое-как умылся, налил себе кофе, спустился в лабораторию и часа два тупо, расфокусированным взглядом, пялился в микроскоп. Кусочки мозаики в моей голове медленно складывались воедино. Ещё спустя какое-то время я понял, был уверен, что понял, что с Аей произошло.

Осознав собственную уникальность, созданная мной девушка осознала и одиночество. Одна… в целом мире. Одна. Даже с отсутствием эмоций у Аи это не могло на неё не давить. Скорее всего, это было что-то вроде подсознательного страха, «фобии» полного одиночества. И вряд ли она сама её осознавала, по крайней мере, до конца.

Внезапно возникший интерес Аи ко мне объяснялся просто. Я связывал её и остальной мир, случайно оказавшись между ними. Поэтому же она за меня «волновалась». От безысходности. И этого я в своём «эксперименте» не учёл. Хотя…, дело тут было уже, конечно, не в науке.

Сколько буду жить я и сколько она? Судя по тому, что я видел, созданная мной девушка вообще, скорее всего, была «бессмертной». Старение Ае не грозило, а любые микробы умирали, лишь только приближаясь к ней.

Всё это было нечестно. Так теперь я видел свой эксперимент. Внезапно возникшая догадка опалила моё сердце, словно кислота. Безэмоциональность Аи. Могла ли она быть лишь видимостью? Могло ли быть так, что её эмоции «спали», ожидая того, что сможет их пробудить?

В конце концов Ая меня превзошла, как и любой хороший ученик своего учителя. Её решение изучать любовь было верным, но… «изучать» не значит чувствовать. Теперь, зная всё, я должен был ей помочь…, даже если это означало, что сам я останусь лишним. Я должен был сделать ей пару. Мужчину такого же, как она.

На споры с самим собой, обдумывание деталей моего плана и закупку необходимого у меня ушло ещё несколько дней. Ая в своих поисках тоже не останавливалась. Моё мнение, что «любовь – это глупость» она, видимо, сочла недостаточно объективным.

Наконец я закончил приготовления и рассказал Ае о том, что собираюсь сделать. Мнения её я при этом не спрашивал и попросту поставил её перед фактом. Краснея и бледнея, мне пришлось объяснить Ае, что любовь – это не глупость, и она просто неправильно меня тогда поняла.

Вообще, конечно, я сделал бы всё и сам…, если бы мог. Теперь, переосмыслив ещё раз свою теорию, я понял, почему у меня тогда получилось. Оживлять может лишь любовь. Да. Это было совершенно ненаучно, недоказуемо и всё же… я это просто знал. Начальные, пробные, куклы не оживали, потому что мне не было до них дела, а Аю… я полюбил задолго до того, как она впервые открыла глаза.

Тело будущему другу Аи я, естественно, создавал, согласуясь с её понятиями прекрасного. Это было обидно и больно. На меня готовый компьютерный прототип был даже и близко не похож.

Ая, к слову, за пару дней освоила все необходимые теоретические знания и теперь обращалась с любым оборудованием и компьютерами не хуже профессионала. Работу свою она выполняла в резиновом защитном костюме, на чём настояла сама, так что проблем со сбоями в электронике у нас больше не было.

Наконец, спустя примерно месяц, мы всё закончили. Странно, что у меня получилось. Ведь я понимал, что делаю соперника. Делаю того, кто изначально будет лучше меня. Того, кто будет достоин её любви. О главной проблеме оживления я Ае, конечно же, рассказал ещё перед началом работы, однако до сих пор не был уверен, что она правильно меня поняла.

Возле нашего творения, впрочем, Ая крутилась часто. Иногда сидела рядом, брала «манекен-заготовку» за руку и задумчиво вглядывалась в его красивое, идеальное, лицо.

Я на это старался внимания не обращать, гасил острые, как бритва, вспышки ревности, а затем и вовсе стал принимать успокоительные таблетки, сведя свою эмоциональность к уровню бездушного механизма. Сны мне в последнее время тоже больше не снились.

На следующее утро я проснулся часа на три раньше обычного. День намечался слишком важный, а мои спасительные таблетки, как назло, вчера вдруг закончились. С другой стороны вмешаться в процесс, всё остановить или саботировать, я уже не мог, поэтому и смысла в них больше не было. Может быть, это было даже хорошо.

Быстро умывшись и плеснув себе кофе, я вышел из дома и пошёл к сараю во дворе. Оживление Аи я проводил в доме, но в этот раз, естественно, так делать уже не рискнул.

Снаружи дул лёгкий, свежий ветерок, да и вообще было довольно прохладно. Ая, как я и предполагал, уже ждала меня, правда почему-то не в самом сарае, а рядом с ним. Она стояла и смотрела в уже совсем по-осеннему хмурое небо.

Мы коротко и почти синхронно кивнули друг другу в знак приветствия, что за это время уже вошло у нас в привычку, зашли в сарай и подошли к нашему творению, лежащему на лабораторном столе.

– Двадцать шесть, шесть, три, двадцать пять, двадцать один, двенадцать. – Я быстро проверил некоторые показатели. – Шестнадцать, тринадцать, шесть…, четыре.

Ая кивнула. Её память позволяла запоминать всё что угодно с первого раза, поэтому все текущие данные исследований она просто держала в уме, а оцифровывали мы их уже позже.

Я вручную перепроверил все кабели и прочее оборудование, подошёл к контрольному пульту и снял блокировку от случайного запуска процесса. Вообще-то всё уже было готово… и, возможно, я просто неосознанно тянул время.

– Мы… закончили. Теперь ты должна его полюбить.

Я сделал вид, что изучаю ещё что-то на пульте, хотя на самом деле просто пялился на зелёные и синие огоньки, некоторые из которых иногда помаргивали. Говорить мне было тяжело.

– Полюбить…

Ая скользнула взглядом по пульту, рычагу запуска оживления, подошла к нашему творению, лежащему на лабораторном столе и опутанному сетью проводов, и задумчиво провела пальчиками по его плечу, словно оценивая нашу работу. В её взгляде появилось что-то, всего на миг, но… он почему-то стал похож на взгляд пассажира отходящего поезда.

Обратного пути не было.

Я, не в силах оставаться здесь больше, подошёл к двери и открыл её.

– Да. Как только ты полюбишь его, он оживёт. Не раньше.

Смотреть на то, как это происходит, у меня не было сил.

Я создал его, но оживить его могла лишь она. Её любовь должна была стать её победой. Не знаю, как это объяснить, но я просто знал, если она полюбит, то сможет всё. Уничтожать и создавать миры. Всё будет в её власти.

Ко мне Ая пришла вечером. Я сидел в лаборатории и кое-что изучал. За это время я успел многое обдумать. Шанс неудачи был, и я не мог его игнорировать. У меня должен был быть второй, запасной, вариант.

– Я не могу.

Ая подошла ближе, остановилась прямо напротив моего стола и положила на него ключ предохранителя. Перегрузок и сбоев в напряжении за это время не было, что значило, что запускать процесс оживления она даже не попыталась.

Я поднял глаза и вопросительно на неё посмотрел. Ая встретила мой взгляд, почти не моргая. В глубине её чёрных глаз мелькали сеточки небольших молний.

– Нет смысла. Я ничего не чувствую.

Она открыто и можно даже сказать «нагло» принялась меня изучать. Я чувствовал, как Ая отмечает всё: мою осанку, положение рук и глаз и прочее. Зачем она это делает, я не знал.

– Ты ведь ещё не пробовала, как следует. – Я изо всех сил попытался улыбнуться, но мне это не удалось. – Может немного подождём?

Ая отрицательно покачала головой и бросила взгляд на результаты моих сегодняшних исследований. С её скоростью чтения это означало, что она уже всё поняла.

– Он мне нравится. И я знаю, что полюбила бы его, но я не могу. Ведь у меня нет сердца. Я холодная. И это ты создал меня такой.

Ая говорила спокойно, ровно, как всегда просто констатируя очередной очевидный факт…, и от этого мне почему-то было лишь хуже. «Лучше бы она разозлилась». – Подумал я вдруг. – «Лучше бы накричала на меня и, недолго думая, разнесла тут всё в щепки». Даже проклятые лампы дневного света горели идеально ровно, без единого сбоя или мерцания, несмотря на то, что Ая была в «своей» одежде, из электричества. Её контроль собственной силы стал совершенен… Молнии внутри неё гасли.

Я бросил взгляд на стопку листов с моими сегодняшними исследованиями. Ноотропы и чудовищный стресс сделали своё дело. Это был настоящий прорыв. За это время я нашёл объяснение безэмоциональности Аи. Искусственное сердце, которое я ей создал, работало без биения, ровно, словно обычный насос. Пульса, как такового, у Аи никогда не было.

Я отложил карандаш и ещё раз внимательно посмотрел на Аю. Она как всегда была прекрасна… и как всегда печальна, как и полагается грозе. Сеточки молний в её глазах стали совсем прозрачными и едва заметными.

Я размышлял недолго, ведь в конце концов, что я терял? Цель оправдывала средства полностью.

Да. Именно так.

– Хорошо. – Произнёс я тихо. – Раз у тебя нет сердца, я отдам тебе своё.

С того разговора прошло около месяца. Всё это время я работал на износ, стремясь создать максимально точное и безопасное автоматизированное хирургическое оборудование. На самом деле, конечно, это была скорее уж модернизация моей прежней разработки, да и денег я не жалел, поэтому работа продвигалась быстро. Вопрос с наркозом тоже оказался не из лёгких, но в конце концов мне удалось решить и его. Готовился к операции я, естественно, максимально тщательно. Любая ошибка могла стоить Ае жизни или слишком рано оборвать мою, чего я допустить не мог.