Её величество

– За неимением лучших объектов любви Лиля брала никудышных в надежде перевоспитать их своей любовью. И превращалась в мамку-няньку. А мужья не ценили, предавали, – резко отозвалась Инна. И Федор так ничего не понял в любви Эммы.

– Ты же нравственно здоровый человек, вот и не догоняешь… отчего так бывает. Больной больного лучше понимает, – хитро подмигнула Ане Жанна. – Прими как данность и успокойся.

– Догадка осенила? Подсластила мне пилюлю! Не поняла я твоих намеков. Тоже дразнишь, выворачиваешь мне душу, прикрываясь грубой лестью? – обижено покачала головой Аня.

– Ты не в себе. Поостынь малость. – Инна не хотела углубляться в суть вопроса. Ночью мозги плохо работали. – Понимаешь, слабые люди не выносят добрых и сильных, завидуют, вот и гадят им по мере возможностей. Именно поэтому в поисках приключений Федька как бабочка с цветка на цветок бездумно перелетает и трубит об этом направо и налево. Собственно, он и сам не знает, что ищет. Бывает, что человек придумает себе нереальную мечту и всю жизнь ею болеет. Иногда скудность фантазий помогает ему избежать разочарований. А Федьке просто понравилась такая жизнь. Образ своей женщины он так и не сформировал. Что он олицетворяет? У него они все разные. Кулаки чешутся. Вот бы посчитаться!

– Триумф мстительности? – откликнулась на угрозу Инны Аня.

«Ох уж эта твоя, Инна, вызывающая изумление однобокая откровенность. Выложила все как на духу. Ну ладно бы еще с оттенком «уважительной» самоиронии, а то ведь в лоб и как-то по-бабьи примитивно», – передернулась Лена.

– Реальная жизнь придавила Эмму. В ней осталось только чистое чувство скорби, – сочувствуя, поежилась Жанна.

– Еще мучительная жалость к себе и брезгливость к Федору, – добавила Аня. – Наша непонятная метафизическая тоска, возможно, имеет корни… в безответственности, лени и непостоянстве мужчин?

– Похоже на то, – сказала Инна и будто печать поставила.

– Лозунг семидесятых: «Берегите мужчин!» Федор воспринял слишком буквально, – с неожиданно грубым вызовом сказала Аня.

– Ему было на кого свалить все заботы. И стала Эмма по его прихоти сама себе швец, жнец и на дуде игрец, – подтвердила ее мнение Жанна.

– Что толку попусту распинаться? Выживают более наглые и аморальные – вот ведь в чем фокус-покус, – с неопределенной интонацией пробурчала Аня, похоже, отвечая на какие-то свои не оптимистичные мысли.

– Самое трудное – это одиночество вдвоем, рядом с совершенно индифферентным человеком.

По лицам подруг Лена поняла, что попала в самое больное место для многих женщин, в их общую беду. И она пожалела о своих словах.

– Общеизвестно, – согласилась Аня, чтобы обратить на себя внимание.

– Федор счастлив сам, а нас интересует счастье всей семьи и прежде всего детей, – сказала Жанна и подумала: «С возрастом у многих из нас появилась привычка говорить лозунгами, штампами, фразами от авторитетов».

– Знаешь, как Вуди Ален объяснял, в чем отличие комедии от трагедии? В комедии люди находят в себе силы справиться со своей бедой, а в трагедии – нет. – Инна попыталась уйти от учительской назидательности Жанны.

– Не всем даже очень хорошим и умным людям это удается, – печально вздохнула Аня. – С глазу на глаз Эмма мне так и говорила: «Подкараулила меня злая судьба. А за что?» И ее большие кроткие глаза темнели и тускнели, будто налетом печали покрывались. Я забрасывала ее вопросами, пыталась во всем разобраться, чтобы помочь. Да куда там… А она отшучивалась, мол, твое дело предлагать, мое – отказываться. Говорила, что счастье это всего лишь паузы между несчастьями. А я отвечала, что мы сами должны стремиться так жить, чтобы эти паузы были как можно длиннее, что точку опоры надо находить не в прошлом, а в будущем. Хотя после пятидесяти какое будущее?

– Настоящее понимание жизни приходит только с годами. Вон японцы… – попыталась встроиться в разговор со своим мнением Жанна.

– От обид трудно отказаться, они в кровь и в плоть въедаются. Нам бы наш нынешний ум и опыт да в молодые годы.

– Ну, не знаю. Мне кажется, мы, девчонки, в двадцать лет четко представляли свои желания. Просто они не совпадали с желаниями мужчин, которые нам доставались, – возразила Ане Инна.

– Мы были умными, но не мудрыми. «Главный дежурный по стране» – юморист Жванецкий – четко выразил эту мысль: «Умный человек выкручивается из ситуации, в которую мудрый не попадает», – напомнила Лена. – Нельзя жить одними обидами. Их лучше вообще отсекать.

– А если карты легли иначе, чем мечталось? – лицо Ани померкло в откровенной грусти. – Помню, первое время Эмма имела вид совершенно несчастный, подавленный, растерянный, обиженный, ходила как в воду опущенная. Во всем ее облике сквозила смертельная усталость доведенного до предела человека, уже не ждущего от жизни ничего хорошего. Она являла печальное зрелище женщины, внезапно и непоправимо утратившей смысл жизни, и была прямо-таки олицетворением скорби. Может, ее терзало чувство вины перед детьми? Или к Федору стала испытывать стойкое отвращение? Отсюда полное разочарование и депрессия. Красивая, успешная! Откуда быть низкой самооценке?

– От излишней скромности. Она у нее из детства, – определила Жанна. – Одна моя умная, образованная знакомая была настолько потрясена тем, что от нее ушел муж, что в сорок пять лет превратилась в старуху. Не смогла справиться с обидой. А муж на самом деле ее не стоил. Она его выучила, на прекрасную работу устроила, а он получил все, что хотел, и ушел к женщине попроще, где чувствовал себя гоголем, хозяином положения. Моя знакомая своим похоронным, безнадежным видом сама себе все портила. Могла бы еще раз замуж выйти. При любых обстоятельствах надо ходить с гордо поднятой головой. Мужчины не любят как в воду опущенных женщин, при виде которых у них создается впечатление об их полной неспособности к чему бы то ни было.

– Мужчины не любят! Нашла на кого сослаться. Можно подумать, Федька умел ценить достоинства. Как-то прихожу к ним, а он нецензурно ругается. Я в штыки, а он мне, мол, я не на жену, по телефону. «Но при ней, – парирую я. – Почему Эмма должна выслушивать твои маты. Это же обыкновенный эгоизм и не более того. Это, в конце концов, элементарная невоспитанность. Наверное, мнишь себя интеллигентом? Если ты не можешь без подобных «украшений», проговаривай их в уме или заменяй на более удобоваримые слова, хотя это не реабилитирует тебя. Но такое сейчас у нас повсеместно.

Аня согласилась с Инной:

– Помню, на свадьбе я услышала, как на просьбы женщин укоротить языки, мужчины отвечали: «Пусть привыкает». Я возмутилась: «Почему женщины должны привыкать к грубости и пошлости? Может, мужчинам пора становиться культурными, порядочными и добрыми? Жизнь сразу станет краше и светлее. Глядишь, и дети ваши будут более воспитанными и умными, а внуки еще лучше разовьют положительные задатки». А они мне: «Жизнь грубая и жестокая». «А кто ее делает такой? – разозлилась я уже всерьез. – Вы хотя бы в семьи не несите грязь и жестокость».

«Она хочет обустроить коммунизм в отдельно взятой семье!» – пьяно изгалялись надо мной мужчины.

«Есть вещи, которые приходится терпеть из жалости, например, стоны больного. Но если здоровый человек не сдержан в словах – он просто распущенный, не уважающий ни себя, ни других. Вы считаете, что грубость – отличительный признак мужчины? Ну, если ничего другого положительного в вас не имеется…»

И, конечно, получила отлуп, мол, не доросла нас учить, – созналась Аня. – Некоторые мужчины не хотят задумываться о «пустяках». Им просто лень. Они живут привычками, навязанными с детства канонами, стереотипами, шаблонным мышлением. Они не делают выводов. «Я так хочу!» А почему, зачем? – не вникают. Им подчас не втолкуешь самые элементарные вещи. Упрутся, не столкнешь с проторенной дорожки. Их полностью устраивает своя натура, а остальные должны к ним приспосабливаться.

– Более чем устраивает, – усмехнулась Инна – А в семье оба должны меняться или идти на компромиссы.

– Меня с детства шокировало стремление некоторых мужчин хвалиться своей пошлостью и глупостью. Они в этом видели свое мужское достоинство? «Почему я, маленькая, понимаю, что это гадко, а они нет?» – удивлялась я. – Свадьба – интимное и торжественное дело, а у нас ее превращают в развлекательное представление, в шоу, лишая молодых благоговения в восприятия друг друга, заставляя их терпеть пошлость, а подчас и пьяное хамство. Разве с этого они должны начинать свою новую жизнь? Еще я не терплю, когда считают под крики «горько» во время поцелуев. Меня коробит эта бесцеремонность.

Это Жанна поделилась воспоминаниями.

– Ты же сама сказала, что хвалились глупостью. Вот и делай вывод, какие то были мужчины. Умные не позволят себе подобных высказываний. В крайнем случае просто промолчат, – заверила её Лена.

Аня вернулась к проблемам невезучей подруги:

– Из-за стресса Эмма долго не могла выйти из шокового состояния, была неспособна к беспристрастной оценке своей ситуации, потеряла вкус к жизни и несколько лет не могла войти в норму. Будто что-то отключилось в ее мозгу, и она зависла, ушла в себя. Навязчивые мысли не способствовали избавлению от тревожного состояния, не давали расслабиться, потому что не исчезала причина, державшая ее в напряжении. Отсюда стойкая депрессия.

– Человек попадает в ад по собственному желанию, – резко заявила Жанна. – Эмма концентрировалась на плохом, у нее опускались руки. Надо учиться успокаиваться. Паникеры и на войне гибли в первую очередь.

– Эмма не паникер, – возмутилась Аня. – Подсознание ее подвело. В его кладовые трудно проникнуть, но еще труднее выбраться из них. Понимаешь, бывают такие моменты, когда в человеке происходит перенасыщение… Именно тогда на уровне подсознания ее организм сдался в плен тоскливым эмоциям. Вот и страдала. Я помню суровую, потустороннюю отрешенность ее гордого лица… Эмма была не готова к такому повороту событий, поэтому сразу не смогла стряхнуть с себя наваждение и навсегда избавиться от «наркотической» зависимости любви. Вот и погрязла в обидах.

– Эмму понять можно. Как обессиливает ежедневное изматывающее, изнуряющее напряжение нервов! – вздохнула Жанна.

– Убивалась? Было бы о ком! – с высокомерной злостью отреагировала Инна на сочувственные рассуждения подруг.

– Эмме переступить бы через себя, но обида до сих пор сжигает ее душу. И почему так получается: как хороший человек, так личная судьба у него сволочная, – вздохнула Аня и надолго замолчала.

– Теперь ее душа – обиталище демонов и духов неверия. Они сеют обиды и губят Эмму, – заметила Жанна.

– Да уж, не сладка ноющая сердечная тоска, – хмыкнула Инна. – Только счастливая женщина выглядит особенно красивой. А если она влачит мерзопакостное существование?.. Надо плевать на обстоятельства!

– Ты умеешь смеяться, когда хочется плакать? – удивилась Аня.

– Стараюсь.

– Махнула Эмма на себя рукой, мол, пропади оно все пропадом! И с тех пор видел Федька ее уныло-понурые скорбные плечи, потерянное безучастное отключенное от всего на свете лицо, тусклые глаза, заполненные неизбывной чеховской тоской или яростную маску… безразличия, за которой не спокойствие, а готовность к взрыву.

Без чувства победы в душе нельзя идти в бой. Вот Эмма и проигрывала Федьке. Говорят, характер формируется в схватке с жизнью. Нет, надо быть готовым к этой схватке. А Федька стрелял в нее оголтелым самодовольством, самодурством и холостыми снарядами беспечности и безразличия. И жерло его «пушки» было направлено точно в цель, в ее любящее сердце. Обиды в ней копились, копились… Эмма часто бывала на грани. Казалось, тронешь – и случится переворот сознания, и разнесет она всё к чертовой прабабушке… Но она держала свои чувства в узде, потому и заболела. Не вынес организм долговременного нервного напряжения, – скорбно вздохнула Инна.

– Получается, чем выше любовь, тем больше недостатков женщина обязана прощать тому, кого любит? В этом состоит благородство любви? Чушь! Любить – это прежде всего уважать и ценить. А за что было уважать Федора? – гневно спросила Аня.

– Любить недостойного жертвенно, а значит, божественно, – сформулировала Жанна позицию христианской церкви. – Помните в Библии притчу о красавице и ее муже-пьянице?

– Не знать настоящей красоты прекрасных мгновений единения… Ну, нет! – энергично воспротивилась Аня. – У Эммы абсолютно разрушена нервная система, она живет с постоянно нарывающей тоской в сердце. Ты насмехаешься? У тебя нервы из канатов? – видно, как-то по-своему поняла она Жанну. – Ты сама попробуй походить уверенной походкой самодостаточной женщины, когда тебя душит обида и горькие метания занимают все мысли. Человека невозможно отделить от его страданий.

– Определилась Эмма к Федьке на постой на всю оставшуюся жизнь, приютила у себя беду, да так и не рассталась с нею. Горечь не избыть.

– И теперь, естественно, главный недостаток Федора затмил в ее глазах все присущие ему достоинства.

Аня повернулась к Лене. Ей нужен был сочувствующий слушатель. Но та лежала неподвижно и с закрытыми глазами. Похоже, спала.

– Хорошими детьми все жертвы окупаются, – заметила Жанна.

– Нет! Это другое. Не бросай в один котел причины и следствия. А мужчинам что советует религия? – взвилась Аня так, что ее побелевшие глаза чуть не выскакивают из орбит.

– Моя знакомая Лида Прокопьева очень точно выразилась: «Женщина телом прощает, сердцем – нет», – сказала Аня. – Только Эмма ни тем, ни другим не смогла.

– Я слишком гордая, независимая и несговорчивая. Не представляю себя на месте Эммы. Это выше моих сил. Я должна быть единственной и на меньшее не согласна. А она свыклась с поражением, с ролью никчёмной. – заявила Жанна.

Аня рассердилась:

– Добиваешь Эмму! Отбрила. Можно подумать, она не воевала. Да тысячу раз! Но все бесполезно. Мысли обступали и поглощали ее, как омут. С лица спала. Сердце так захолонуло, того и гляди душа вон… Легко любить любящего тебя. Но богатство Эмминой души не исчезло из-за беды. Трагедия не бросила ее в руки других мужчин и не превратила в злую мстительную мегеру. Всю свою душу она вкладывала в детей и в работу и оставалась человеком в самом высоком смысле этого слова. Только неразрешимая нескончаемая мука сердца изводила ее.

– Чтобы раскрыть тайну души человеческой, иногда надо давать волю своей фантазии, позабыв то, что уже известно, о чем всегда знала. И тогда воображение вырвется на свободу и проникнет в самую суть вещей…

– Романтично! Тебе удавалось?

– Жанна молча качнула головой так, словно уже сказала больше, чем хотела.

Аня не стала ее «допрашивать».

– Несколько лет потребовалось Эмме, чтобы прийти в себя, взять свои эмоции в собственные руки и начать ходить с гордо поднятой головой. Выла от депрессии, но самоотверженно боролась со своим недугом. Как-то сказала мне: «Он перестал быть частью меня самой, обрел наконец в моем сознании отдельное существование, и теперь я могу его отодвинуть, отринуть», – поделилась Инна. – Но до сих пор «улыбка вянет на ее губах».

«Чем блуд Федора отличается от «подвигов» мужа Галины? – от скуки задала себе вопрос Лена. – Тем, что в этих деяниях его целиком и полностью поддерживала мать? Она зародила в сыне ревность и постоянно с наслаждением подпитывала ее оговорами и сплетнями. Но ведь не только невестку, но и сына этим мучила. Он всегда был злой, безрадостный. Это ее не волновало? Она считала, что сын с лихвой компенсировал все потери? Такое трудно понять… А что общего? Оба легко подчинялись любой чужой воле, кроме жен. Почему подчинялись? Слабость и мстительность в характере? Воспитание? А результат один».

18

Аня прислушалась к беседе Лены с Инной.

– …Александр Николаевич Бессуднов с исторического тоже еще работает?

– Он же моложе нас.

– Прекрасный человек, удивительный педагог! Мой сын одно лето участвовал вместе со студентами разных вузов в раскопках. Его восхищала дружеская и какая-то удивительно теплая и светлая атмосфера, в которой жил и работал этот коллектив. Какое там было уважение друг к другу! А к девушкам просто рыцарское. И это при том, что дисциплина соблюдалась неукоснительно. И что заслуга в том была их талантливого руководителя – не обсуждается. Андрюша уезжал с раскопок чуть ли не со слезами, переполненный оптимизмом и восторгом, влюбленным не только в преподавателя, но и в весь окружающий мир. Он был таким счастливым! Эта встреча много дала ему в плане формирования его характера и взглядов на жизнь. Я благодарна Александру Николаевичу за сына. Их знакомство совпало с трудным подростковым периодом взросления Андрюши. Он был хорошим мальчиком, но его терзали неразрешимые проблемы, требующие правильной мужской поддержки.

– Мне девчонки писали, что Эмма теперь шубы каждый день меняет, – неожиданно громко сказала Жанна.

– Да, сегодня одну, завтра другую, послезавтра опять первую, – ответила ей Аня. – Имеет право. Все что у нее есть, она сама заработала.

– Столько лет жила «на позорном помосте беды», оглушенной до полубессознательного состояния, со стонущим сердцем, с истекающими болью глазами, смотрящими в никуда! Как в бреду ходила по лабиринтам заблуждений; находясь в унизительном плену своей болезненной любви, шарахалась от людей, пытаясь самостоятельно развеять обиду от «немеркнущей» славы подвигов мужа! Не многовато ли для одной жизни? Ее организм требовал положительных эмоций. Исковерканная душа, изъеденная годами плача, умирала, отравленный рассудок полностью не восстанавливался. Годы без радости, конечно же, привели к болезни. И ведь, наверное, считала свою жизнь праведной. Я говорила Эмме: «До чего можно докатиться, жалея себя? До психушки? А дети? Сколько еще сможешь прожить с неживым сердцем и потерянной душой? Пришло время отрезать беду от ее пуповины и возродить веру во всё прекрасное, в то, ради чего рождаются люди», – грустно поделилась Инна.

– А Федора вина не грызла, не снисходило на него отрезвление, – сердито пробурчала Аня.

– Мотив Христа и Антихриста, – сказала Жанна.

– Миллион ассоциаций.

– Иным жизни не хватает, чтобы осмыслить происходящее и отречься от своей порочной сути – страсти.

– Или от необыкновенной любви.

«Инна говорит об Эмме или грубо намекает на свою лучшую подругу?» – подумала Жанна и обратилась к Лене:

– Каково твое представление о счастливой семье?

– Не скажу ничего нового. Счастливая семья строится на взаимной любви, взаимопонимании и общности интересов. Эти три кита являются фундаментом всего многообразия прекрасных отношений в семьях. Сюда же включаются доверие, уважение, взаимопомощь и т.д. и т.п. Они как бы предполагаются понятием «взаимопонимание». Все это – азы семейной азбуки. И как шутит молодежь в Интернете: «Борщ тоже неплохо бы уметь готовить». Но как раз этому-то научиться проще всего. А вот хотеть и уметь строить взаимоотношения – задача не всем по плечу. Оттого-то и возникают в семьях проблемы.

– Единомыслие – это счастье, несовпадение взглядов – трагедия – печально сказала Аня.

– Как ты думаешь, Федор жалеет, что не оставил Эмму? – Это Жанна спросила у Инны.

– Жалеет?! С чего бы это? Ухожен, дети сами по себе, без его участия растут. Вот с жиру и бесится. Где гарантия, что в новой семье его ожидает такой же кайф? Он не дурак шило на мыло менять. Но признавать и ценить Эммино смиренное достоинство так и не научился. Ему это не выгодно. Их отношения до сих пор остаются натянутыми, что периодически порождает вспышки гнева с ее стороны и бурную, беспардонную реакцию с его.

– Федор считал, что его жена из тех, кому сам Бог повелел лгать: добрая, доверчивая, искренняя. Думал, так будет до скончания века. А теперь пожинает им же самим порожденное.

– Он пожинает? – удивилась словам Жанны Инна. – Можно подумать, его трогает состояние здоровья жены. Пока она «тянет», он будет ею пользоваться, а потом другую бабенку себе приведет.

– Не всякая пойдет, – возразила Аня. – Если только из-за квартиры. Я как-то спросила у своей подруги Кати, почему она не вышла замуж второй раз? Ведь были предложения. Она ответила: «Нет потребности в том, чтобы мужчина был рядом. Первое время очень не хватало мужа, потому что любила его. Хороший был. Твердо стоял на ногах. Знал в чем истина. За химерами не гонялся. Скучала без него, тосковала, томилась. Садилась на электричку и куда-то ехала, ехала… Подруги прихватывали неделю-другую к отпуску, а я, наоборот, с работы домой не спешила. Потом привыкла. А другой мне без любви не нужен. К чужому приспосабливаться надо, колготиться вокруг него, обихаживать, душой тратиться, может даже детей ему рожать. Зачем? Одной мне уже не одиноко. Потребность в мужчине?.. Когда они доступны, их не хочется. А теперь возраст. Внуками занимаюсь, все силы им отдаю. Они моя единственная любовь и забота».

– А почему ее подруга Зинаида рискнула? Захотела испытать хотя бы причастность к чему-то новому, мол, мы живем в мире «переменных постоянных»? – усмехнулась Инна. – А ее избраннику надоело жить в состоянии организованного хаоса?

– Ты помнишь ее первого мужа? Намаялась она с ним. А в этом она вдруг почувствовала человека, которому хочется семьи и который сделает всё, чтобы она была счастливая. Зина промодулировала ситуацию и впервые поняла, что нуждается в муже и именно в таком. У него не было заскоков. Он имел четкие понятия, что хорошо, что плохо. С ним было легко и просто. И с ее ребенком он сразу нашел общий язык.

– Не стану зарекаться на счет Эммы. У них с Федором есть еще время «разнообразить» свои взаимоотношения. Могу сослаться на первоисточники, – криво усмехнулась Инна. Потом беззастенчиво зевнула во весь рот, с удовольствием демонстративно потянулась и повернулась к Ане. Но та даже взглядом не попыталась заставить Инну признаться в позорной невоспитанности. Наверное, устала и решила оставить сей прискорбный для учителя факт без внимания. А может, посчитала, что воспитанному человеку полагается не замечать малых промахов.

– Насмехаешься? К чему это разнообразие в ее годы? Ей теперь о своем здоровье думать надо. Эмма правильно себя ведет. Религия утверждает: милосердие важнее справедливости. Истина в милосердии, – сказала Жанна.

– Чтоб ты провалилась со своим благочестием! Проявлять милосердие к подонку – значит потворствовать подлости. Совсем мозги иссушила себе проповедями и разучилась соображать? Религия – средство порабощения женщин! Представь себя на месте Эммы! Тебе осталось возмутиться: «Сама не гуляет и мужу не дает». Ох, устрою я тебе пенку во всю стенку, долго меня будешь помнить!

Дальше Инна только рот раскрывала, но по яростной артикуляции угадывался весь набор ее «ярких образных» выражений, который она могла бы выдать Жанне в ответ на ее богословские афоризмы.

– Мне твое утверждение, Жанна, тоже кажется сомнительным, – искренне поддержала Инну Аня. – До чего же Федор до противного фальшивый. Слезы кипят в моей душе, когда вижу женское и детское горе.

– А мужское? – не утерпела Инна.

Аня не ответила.

– Эмме давно бы внять голосу рассудка, а она страдала. Не понимал Федор, что любовь – это одно, а обладание – совсем другое. «Любовь – это когда одного бьют, а второму больно». Много больнее, чем пострадавшему. Боль в сердце начинается с понимания чужой беды. Так в Библии сказано. А брак – это долгий разговор друг с другом.

– А Федька, то же мне! – туз в рукаве, мать его… – опять вскинулась Инна с внезапно вспыхнувшей злостью.

Лена сжала виски ладонями. «И по кругу, и по кругу», – почти беззвучно простонала она.

– Христос до сих пор каждую минуту распинаем нашими грехами, – устало сказала Жанна.

«Инна выбрала единственно правильный тон сопереживания и поддержки. А она не такая уж стерва, как иногда кажется. Внешнее поведение не всегда соответствует внутреннему содержанию», – решила Аня.

– Выстоять можно, но как восторжествовать? – задала Аня сложный риторический вопрос. – Страна наша огромная, и мне иногда кажется, что в ней обязательно для каждого человека есть место, где он может быть абсолютно счастлив.

– К сожалению, в подобных фантазиях ты не одинока. Только не искать, а строить надо свое счастье, – назидательно заметила Жанна.

– А я так сложа руки его ждала или гонялась за туманом! – сердито возразила Аня. – Уж и помечтать не даешь, сухарь недогрызанный. Я вот о чем подумала: принято говорить, что поступки без последствий не бывают, что за всё в жизни приходится платить. А чем заплатили за свою счастливую жизнь Федор и его мамаша? За что их таких гадких хранит судьба?

Комната ответила ей звенящей тишиной.

«Я такая же, как они, болтушка. Я может, даже в большей степени обладаю способностью к словоизвержению, потому что постоянно нахожусь в диалоге с самой собой. Свои мысли я проговариваю внутри себя или выкладываю на бумагу, а они выплескивают их наружу». – Лена опять взялась искать оправдание неугомонности своих подруг.