Батыева тропа

– Не помню.

Было понятно, что разговор о делах бабки Комарихи для внучки её безрадостен.

– А давай пойдём искупаемся, – предложила она, когда поработали минут сорок. – Нам станет чуток полегче.

Маринка с радостью согласилась. Бросив мотыги, они бегом устремились к большой запруде. Утки и гуси, которые прохлаждались в ней, приветствовали их криками. Птиц стесняться девушкам в голову не пришло, а никого больше в овраге не было, и они бултыхнулись в воду, сняв с себя всё. Вода была ледяная. Почти как в проруби. В первый миг Маринка решила, что не удержится, заорёт. Но перехватило дыхание, так что даже и крикнуть не получилось. Ну а потом уж стало терпимо. Она вместе с Лизой стремительно доплыла до другого берега. Под высоким его обрывом, нащупав ногами дно, они развернулись и, взяв ещё более быстрый темп, наперегонки поплыли обратно. Утки и гуси от них шарахались, гогоча.

– Как тебе водичка? – с усмешкой спросила Лиза, выйдя на берег первой и сразу плюхнувшись на живот в тёплую траву. Маринка, стуча зубами, улеглась рядом.

– Великолепная! А нас здесь никто не увидит сверху?

– Едва ли. А если кто-нибудь и увидит, что за беда? Мы не по деревне голые ходим.

– А как ты думаешь, Лёнька будет на нас глядеть, если вдруг заметит?

Вопрос совершенно точно врасплох Лизу не застал и не удивил. Она рассмеялась, сделав упор на локти.

– А ты думаешь, не будет?

– Ну, я не знаю. Мне иногда так кажется. Да и помнишь, ты мне сама сказала, что зря Наташка старается для него!

– Ты про её танцы? Да, это зря. Но тут дело в том, что Наташка просто ему не нравится, вот и всё. Такое бывает.

Маринка хмыкнула. Выдернув из земли сочный стебелёк, стала его грызть. Солнце накрывало её жаркими ладонями, и ползучие ледяные капли на спине сохли.

– А на тебя-то он не заглядывается? – плюясь кусочками стебля и согнув ноги, чтобы подставить подошвы солнышку, продолжала Маринка. – Мне кажется иногда, что да.

Лиза оставалась спокойной.

– С чего ты это взяла?

– Ну, он вчера днём, когда я проснулась, не перед Ленкой сидел в трусах, а перед тобой! И вам было весело.

– Он курил. Ленка ведь была на терраске, а там курить бабушка ему запрещала. Он и привык выходить во двор.

– А вот это номер, – пришла Маринка в недоумение. – Так Арина Тихоновна ему курить разрешала, что ли?

– Сперва-то, конечно, нет. Но потом смирилась. А куда денешься? Он упрямый.

– Угу. Понятно. А Ленка точно ему не нравится? Ведь она красивее, чем Наташка! А?

– Да не знаю я! – раздражённо отозвалась Лизавета и начала подниматься на ноги. – Я что, сплетница? Вот пристала! Пошли работать.

Маринка не возражала. Одевшись, две огородницы поднялись к владениям Комарихи и вновь взялись за мотыги. После купания стало легче переносить жару, однако же разговор более не клеился вплоть до вечера. И причину Маринка знала. Ей было ясно – Лиза досадует на саму себя, поняв, что проговорилась, подвела Лёньку. Более чёткого подтверждения того факта, что Лёнька в большой опасности, для Маринки не могло быть. Она погрузилась в мрачную и тревожную озадаченность. Как и Лиза. Они работали, иногда перебрасываясь словами то о жаре, то о Пелагее. Ходили купаться ещё два раза. Ленка звала их сверху обедать. Они ответили ей, что придут, наверное, только ужинать. При втором купании обе снова развеселились, и через час работа была окончена.

– В самом деле управились, – удивлённо прошамкала Комариха, взглянув на свой огород. Маринка припомнила фильм «Морозко», где злая мачеха не могла скрыть досаду из-за того, что Настенька справилась с непосильной работой в срок. Сходство было явное. По всей видимости, старуха тоже о чём-то таком подумала, так как нехотя улыбнулась и продолжала:

– Спасибо вам, миленькие мои! Я уж и не знала, кого просить. Если звать мальчишек, так те придут с озорницами и устроят здесь балаган! А что, молочка так и не хотите?

– Нет, не хотим, – ответила Лиза, на этот раз даже и не переглянувшись с напарницей. – Но спасибо, что предложила. Как-нибудь в другой раз.

– Ну, тогда ступайте, ступайте с Богом! Передавайте Светлане и дочке её привет.

Светлана на ужин подала рис и жареные сосиски. Лиза на этот раз смела всё, что ей положили. И попросила ещё. От сытости у неё очень ярко выступил на щеках румянец. Ленка, не в пример ей, ела очень медленно и в одной руке держала смартфон.

– Что ты всё читаешь? – спросила у неё мать, когда уже пили чай. – Опять «Гарри Поттера»?

– Смотрю новости, – важным тоном ответила старшеклассница. – Наши скоро возьмут Донбасс целиком.

Маринка и Лиза переглянулись.

– Это не новость, – сказала первая. – То есть, новость, конечно, но ожидаемая. Светлана, наши хоть раз проигрывали войну? Что-то я такого не помню.

– Мне твой вопрос не очень понятен, – сдвинула брови учительница истории. – Ты кого подразумеваешь под словом «наши»? Если Великий Новгород, то конечно! И ещё как. Иначе бы он остался республикой.

– Я имела в виду Россию. Были в её истории неудачные войны?

– Ну разумеется, нет! Ты что, не училась в школе? Одни сплошные победы. Самая впечатляющая имела место вчера, в Крестецком районе, возле деревни Полометь. Ну, у речки, где пролегает граница Рдейского заповедника и бетонный крест установлен! Там окружили и уничтожили шесть оленей, в том числе самку с месячным оленёнком.

Ленка оторвалась от смартфона и поглядела на мать, гордо вскинув голову.

– Начинается! А Россия-то здесь при чём? Ведь это же сделали браконьеры!

– А я что, спорю? Зайди на сайт государственной охотничьей инспекции Новгородской области.

– Хорошо, – пожала плечами Ленка и обратилась опять к своему смартфону. Через минуту она прочла, делая киношные жесты: – «Олени несколько дней бродили невдалеке от Игнач Креста, грозя повредить этот уникальный мемориал, и время от времени подходили к деревне Полометь, представляя опасность для её жителей. Операция проводилась силами местной егерской службы в составе государственной охотничьей инспекции Новгородской области. Основную роль в ликвидации агрессивных, очень опасных зверей сыграло высокое должностное лицо Российской Федерации, не жалеющее ни сил, ни средств на благоустройство северных областей. Трудно переоценить его вклад в обеспечение безопасности наших уважаемых граждан, живущих в лесной глуши, и мемориала в память защитников нашей Родины! Руководство области выступило с инициативой о присвоении этому замечательному стрелку, который потребовал сохранить его имя втайне, звания почётного жителя Новгородчины…»

Дочитать Ленка не смогла. Не то уронив, не то бросив смартфон на стол, она поднялась и ринулась в свою комнату, на бегу крича:

– Твою мать! Что же это делается? Вот жопа!

Хлопнула дверь, скрипнула за нею кровать, и сделалось тихо. Мать бедной девочки, вздохом выразив сожаление о своей несдержанности, взглянула на двух оставшихся.

– Извините, мои хорошие. Мне не следовало так делать.

– Всё-таки хорошо, что Евпатий Коловрат пал в бою, – сказала Маринка, допив свой чай и глубокомысленно стукнув по столу ложкой. Лиза оторопела.

– Что ты несёшь?

– Да, да, хорошо! Иначе ему пришлось бы только и делать, что извиняться. Ведь если бы он победил, Батый не пошёл бы к Игнач Кресту, там не возвели бы мемориал из бетона и месячный оленёнок не прекратил бы терроризировать всю округу! Насколько я понимаю, убить животное в заповеднике можно только тогда, когда под угрозой мемориал. Светлана Петровна! Не вы, а я виновата…

– Света, – махнула рукой учительница. – Зови меня просто Света. Я тебя старше только на десять лет.

– Извините, Света. Мой папа – литературовед, историк и культуролог. Я вам задала вопрос, ответ на который знаю.

Они ещё пили чай. Домой Маринка вернулась, когда стемнело. Лёнька был чем-то занят в маленькой мастерской, которая находилась слева от лестницы. Заглянув туда, Маринка увидела, что он пилит длинный брусок, сжав его тисками на верстачке.

– Что это ты делаешь?

– Табуретку, – ответил Лёнька, не останавливая работу.

– Как табуретку? Да их полно уже развелось у нас! Зачем больше?

– Тётя Лариса просила сделать ей табуретку.

– Ты у неё поужинал?

– Да.

Маринка взошла к себе на мансарду. Прежде чем лечь в постель, она позвонила Женьке и рассказала ей обо всём, что случилось за день.

– Так она шла с травой или нет? – не поняла Женька, которая торопливо шагала по оживлённой улице.

– Комариха? Я не заметила у неё никакой травы.

– Очень интересно! Грибов пока ещё нет. Зачем она в лес ходила?

– Не знаю!

– Ладно, в пятницу я приеду и разберусь. Что-нибудь ещё?

– Да, конечно! Ты знаешь, Лёнька всё-таки…

Не дослушав, Женька решительно обругала Маринку матом, после чего раздались гудки.

Глава восьмая

Проснулась Маринка вскоре после рассвета. В саду щебетала иволга. Было солнечно, но ещё довольно прохладно. Маринка выспалась. Ощущая бодрое настроение и желание чем-нибудь поскорей заняться, она вскочила с кровати и осторожно, чтобы не разбудить своего соседа, сошла на нижний этаж. Лёнька и не спал. Из его коморки слышалась музыка. Но Маринка не стала его проведывать. Сбегав в сад, она улыбнулась солнышку, второпях выполнила водные процедуры и так же быстро вернулась в свою обитель.

Ей захотелось прочесть небольшую книгу, которая её заинтересовала своим названием. Это была повесть Мариенгофа «Циники». Но ложиться опять в постель желания не было. Раскрыв шкаф, Маринка надела ковбойские джинсы, блузку, взбила подушки и, щёткой начесав волосы, улеглась с книгой на кровать поверх одеяла. Тут её взгляд упал опять на обои, которые отошли от стены в углу. Они ей испортили настроение. Пришлось вспомнить про лексотан. Осталось его немного, так как ночами Маринке плохо спалось. Проглотив последние пять таблеток, она без энтузиазма раскрыла книжку и попыталась вчитаться в повествование. Сперва было довольно скучно. Банальный и слабый текст никак всё не вытеснял из башки обои и Лёньку, которого срочно нужно было спасать от психиатрической клиники, неизбежной, по словам Женьки, в случае вольнодумства в интимной сфере. Но на двадцатой странице Маринка вдруг, мягко говоря, оживилась. Её глаза, ставшие медлительными и вялыми, проморгались и вгрызлись в текст. Обои мгновенно были забыты. Дойдя до конца главы, Маринка перечитала страницу и бросила книгу на пол – не от презрения к автору, а, скорее, наоборот, отдавая должное подлинному цинизму, который обжёг ей руки. Спустя мгновение в них уже был айфон. Минут пять Маринка строчила Женьке эмоциональное сообщение, излагая план спасения Лёньки. Потом отправила. И от радости так шарахнула пятками по кровати, что та чуть не развалилась, даром что была выкована из стали.

А солнышко за окном светило всё жарче. К иволге присоединились ещё какие-то две или три певуньи. Видя, что Женька её сообщение не читает, Маринка переместилась к зеркалу и поспешно сделала макияж, воспользовавшись тональным кремом. Глазам она придала величественное и хищное выражение, вытянув их стрелками до висков, губам – сочный блеск. Припудрила щёки, чтобы бросалась в глаза их томная бледность. Затем опять легла на кровать, взяла телефон и набрала Вике. Вика, врач-диетолог тридцати лет, сотрудничала с модельным агентством «Джессика Премиум», где Маринка работала уже год. Последняя по контракту была обязана выполнять все рекомендации штатного диетолога, но, подобно всем остальным девушкам из «Джессики», не любила с Викой очень уж откровенничать и вставать на весы в её кабинете. Причина была проста: Вика по любому поводу назначала гастроскопию и клизмы. Увы, сейчас без этой зануды было не обойтись. Она вышла на связь сразу.

– Привет, Маринка! Ты где? В деревне ещё?

– Конечно! Я здесь пробуду не меньше месяца.

– Ясно. И как ты там?

– Лучше некуда! Вика, знаешь, я поняла, почему в деревнях все девки такие толстые! Это всё здоровый и чистый воздух. Мне, видимо, нужен воздух больной и грязный, чтобы быть в форме.

Судя по шуму воды и быстрому шороху прямо около телефона, Вика усердно чистила зубы. Слова Маринки вынудили её немедленно отплеваться и вскрикнуть:

– Что?

– Да шучу, шучу! Всё будет окей, если дашь совет. Какие слабительные таблетки лучше купить?

– Слабительные таблетки? – взорвалась Вика. – Ты обалдела совсем? Или ты забыла, что у тебя был острый перитонит? Где сейчас твой брат?

– Мой брат?

– Да, да! Лёнька, к которому ты приехала!

– Ещё спит. Зачем он тебе?

– Спит? Ну хорошо, я ему сейчас напишу. Он, кажется, есть у тебя в друзьях во «ВКонтакте»?

Теперь уже была очередь прийти в ужас Маринке. Она очень постаралась – подпрыгнула на кровати так, что вздрогнул весь дом.

– Вика, ты нормальная? Ему нет восемнадцати! Он окончил только два курса!

– Он бы и после первого справился, что здесь сложного? Учти – если он мне напишет, что ты его послала, я в ту же минуту позвоню менеджерам, и хрен ты у меня выступишь в доме Хлудова! Нам ещё не хватало, чтоб ты опять на полмесяца загремела в больницу с перитонитом!

И Вика ушла со связи. Разговор занял значительно меньше времени, чем Маринка предполагала. Вернув лицу спокойное выражение, она вновь вытянула ноги к трём стальным прутьям на задней спинке кровати и призадумалась, как ловчее уделать Лёньку. Тут как раз Лёнька и заявился. Пяти минут не прошло! Нельзя было не заметить, что постучался он деловито. В этом же духе и расфуфырился – бриджи, клетчатая рубашка, в которой прадед расстреливал Колчака, носки безо всяких дыр и, что интересно, ботинки, вполне пригодные для визита к самой капризной даме из самой большой деревни. Вчера и позавчера даже половины этого не было. Сев на стул за спинкой кровати, он стал глядеть на Маринку. Точнее, на её пятки, не вполне чистые после утренней беготни по грядкам. Вместо того, чтобы оценить макияж! Маринку, конечно, это взбесило.

– Ты, тварь, когда, наконец, приклеишь обои вон в том углу? – крикнула она, досадливо скрестив ноги. – Не раньше, чем табуретку сделаешь для Ларисы? Отдай ей наших пять штук и пусть успокоится! Твою мать! Что за табуреточная деревня?

Тут только он удосужился поднять взор на её лицо. Именно поднять – Маринкины плечи и голова были на высоких взбитых подушках. Ни макияж, ни пышные волосы, судя по всему, его не очаровали, так как ответ прозвучал немедленно:

– Я сегодня подклею их. Ближе к вечеру.

– Я вчера уже это слышала! – не остыла Маринка. – Ты каждый день будешь повторять мне одно и то же? Чего явился?

– Да просто хотел спросить, мы завтракать будем? Или пока приготовить кофе тебе, а там уже будет видно?

Маринка вмиг поняла, как ей надо действовать. Сменив гнев на милость, она кисло улыбнулась младшему брату в ответ на его приветливость до ушей, как у Буратино из фильма.

– Завтракать? Нет! Я не в настроении. Иди к Наде или к Ларисе. Или к Денисовым. Там Наташенька позаботится о тебе.

К этому пассажу она присовокупила жест скорбной непреклонности. Но сейчас же, словно вдруг ухватив за хвост внезапную мысль, вперила в кузена пытливый взгляд.

– Так говоришь, завтракать? Ты уверен, что именно это дело тебя сюда привело? А может быть, кукла с накачанными губами, которую зовут Вика, тебе додумалась написать сообщение? Колись, мелкий!

Если бы Лёнька не был ошеломлён такой прозорливостью, он вот-вот уже заприметил бы что-нибудь. К примеру, расширенные зрачки. Теперь же об этом и речи не было – приходилось мучительно подбирать слова под взглядом сестры, которая ожидала их в драных джинсах и таком блеске великолепия, что с ней рядом все самые золотые мажорки из медучилища сдулись бы за секунду. И что это был за взгляд! Да, от глаз Маринки после пяти колёс лексотана, пожалуй, не отказался бы Иван Грозный в случае надобности кого-нибудь ухандокать без палача.

– Вот же ненормальная, – усмехнулась она как Снежная королева, дождавшись слабого утвердительного наклона Лёнькиной головы. – Надо же додуматься до такого! Надеюсь, ты понимаешь, что это бред девственной кобылы в лунную ночь?

– Но ведь она Сеченовский окончила, – пискнул Лёнька и засопел. Старшая сестра, передразнивая его, скорчила гримасу и засопела точно таким же образом.

– Ты собрался надо мной ржать? Если ты тупой, объясняю: место моей работы – подиум, где меня снимают с разных сторон! Кого будут снимать осенью на «Московской неделе моды»? Неврастеничку? Ты видишь моё лицо? Я близка к депрессии, потому что Вика меня взбесила, а ты пришёл меня добивать своим табуреточным скудоумием! С какой стати ты радостно пустил слюни, услышав, что я расклеилась? Разве я похожа на табуретку?

– Так у тебя ещё и депрессия начинается? – неожиданно воодушевился Лёнька. – Значит, всё сходится! Эта Вика предупредила, что ты сейчас можешь даже слететь с катушек.

Маринка ахнула. Но ей сразу стало смешно.

– А клизма-то здесь при чём? Ты тупой, реально? Депрессия ведь не в жопе, а в голове!

Наблюдать за Лёнькой было забавно. Пристыженный депрессивным и даже, можно сказать, стеклянным взглядом Маринки, он снова начал смотреть на её подошвы.

– Ну, типа, интоксикация организма и всё такое! Вика уверена, что его нужно очищать.

– Нашёл кого слушать! Когда моя близкая подруга, Алька Метельская, набрала пару килограммов из-за контрацептивов, Вика очистила её так, что она тут же залетела.

– Реально? Как залетела?

– В чарты! Её это всё достало, она решила сменить род деятельности и, вспомнив английский, завирусила песню о младшем брате, который за ней подглядывает. Ты разве не видел клип?

Лёнька покраснел. В его хлипком возрасте выдержать прямой взгляд Маринки было непросто. Она решила его дожать, загадочно подмигнув ему левым глазом.

– Вот так, дружок! Кстати, жаль, что мне вспомнить нечего – у меня в школе по английскому была двойка.

Повисла лёгкая недосказанность. Студент-медик усиленно скрипел стулом, словно пытаясь отклеиться от внимательных хищных глаз с густыми накрашенными ресницами.

– Да и мой младший брат вроде бы не склонен ко всяким там извращениям, вообще даже ни к каким, – стала развивать свою мысль Маринка. – Шучу, шучу! Вряд ли ты сумеешь подклеить эти обои.

– Да почему? – разошёлся Лёнька. – Подклею прямо сейчас, если тебе нужно.

– Ты на какой курс медколледжа перешёл? – сузила кошачьи глаза Маринка. – На третий?

– Пока ещё на второй.

– Только на второй? Но вы проходили, как ставить клизмы?

– Конечно! У нас была даже практика в роддомах.

Маринка развеселилась.

– Серьёзно? Какая прелесть! И тебя там ни разу с новорождённым не перепутали? Шутка, шутка! Ты можешь мне рассказать, как всё это происходит в клизменной?

Лёнька стал вдруг похож на девятиклассника перед двадцатилетней учительницей. Маринка даже подумала, что он вскочит. Но он всего лишь поднял глаза к потолку и, чуть запинаясь на слишком трудных словах, начал отвечать по учебнику.

– Молодец, – прервала Маринка взволнованного подростка на самом пикантном месте и засмеялась. – Ты, я гляжу, весь этот параграф вызубрил наизусть?

– Да делать мне больше нечего, – опустил подросток глаза. – Я всё это видел раз двадцать!

– Пусть будет так. Значит, там написано, что больная ложится на левый бок?

– Это если девушка в положении! Остальные встают обычно на четвереньки.

– Да щас тебе! Это уж ты врёшь, паразит!

Лёнькина улыбка опять дошла до ушей. И так захотелось Маринке влепить ему по мордасам справа и слева, что она даже стиснула кулаки.

– Я в шоке! Видите ли, он практику проходил! Ну и на каком расстоянии должна быть клизменная кушетка от туалета?

– Ты думаешь, я рулетку с собой таскал? – отвёл глаза Лёнька, но тут же выдал ответ: – Примерно как наша лавочка у терраски от туалета в саду.

– Да ты что? Так близко?

– Дальше уже нельзя. Медсёстры мне часто на практике говорили: «Представь, что в жопе пожар, который ты должен срочно тушить!»

– Какие красавицы! А ты, сука, не думал Мишку и Витьку спрятать где-нибудь в огороде, чтобы они засняли на видео, как ты ставишь клизму старшей сестре?

Лёнька весь раздулся от возмущения, но Маринка сделала милый взгляд и успокоительно выставила вперёд ладонь.

– Не суетись, Лёнька! Я пошутила. Наверное, Витька с Мишкой и даже, может быть, Катька верят, что у тебя была практика! Ведь она реально была?

У Лёньки хватило наглости лишь кивнуть. Следя за ним с прежней зоркостью, депрессивная жертва свежего воздуха продолжала его допрос:

– А если, к примеру, медбрат сделает чрезмерный напор воды, то девушка может до туалета не добежать? Бывали такие случаи в твоей практике?

– Специально для таких случаев есть горшок, – успокоил Лёнька. – Его ставят под кушетку. Но, вообще, все девушки после клизмы бегают быстро.

– Ой! – сложила Маринка руки перед лицом. – Вот бедные девушки! Впрочем, ты, наверное, прав – твои пациентки все молодые, шустрые, длинноногие, и едва ли горшок бывает востребован. А они над тобой не ржут, вставая на четвереньки?