скачать книгу бесплатно
Иззи задумывается. Никто из одноклассников не ждет ее у ворот школы, Мелисса неизменно находит ее в конце дня одиноко стоящей, прислонившись к ограде. Если у нее появляются друзья, то очень ненадолго. В кино или по магазинам она ходит только с отцом. Вероятно, ей очень хочется с кем-нибудь подружиться.
– Сколько ты мне дашь, если я соглашусь?
– Что «сколько»? – не понимает Мелисса.
– Я хочу сто фунтов, – нетерпеливо заявляет Иззи.
Ее дочь не может выглядеть как-то иначе. Густые белокурые волосы; яростный синий взгляд; сильное и крепкое тело; длинные ноги, грациозные, как у жеребенка. Дислексия куда лучше, чем анорексия. Забавно, что оба эти слова звучат так приятно. Будто имена девушек, красивых девушек.
– Пятьдесят.
За все приходится платить. Цена за согласие Иззи невысока; в последнее время дочь стала очень злой. Учителя говорят, что виноваты фрустрация, обычно сопровождающая дислексию, и переходный возраст, конечно. Иззи нашли репетитора и организовали дополнительные занятия в школе, но пока особых результатов нет. Мысли проносятся в голове Мелиссы, как автомобильные потоки на многоуровневой развязке. Иззи права: она сможет закончить работу, если дочь будет чем-то занята. И даже успеет на пробежку.
Иззи улыбается, словно прочитала мысли матери. Наверное, так и есть.
– Годится, – соглашается она, мягко роняя подушку на пол.
– Это на Колледж-роуд, нам понадобится минут десять, чтобы дойти пешком, – говорит Мелисса.
Они могли бы поболтать по дороге. Иззи хоть немного открылась бы. Мелисса представляет себя вместе с ней, словно на рекламном плакате уик-эндов: мать и дочь идут по парку с цветами, держась за руки и смеясь. Наслаждаясь особым временем их единения.
– Пешком? – ужасается Иззи.
– Хорошо, я подброшу тебя на машине.
Мелисса делает шаг вперед и крепко обнимает дочь, несколько мгновений вдыхая чистый аромат ее волос. Иззи согласилась поехать – и это главное, больше она ни на чем не будет настаивать.
– Высади меня, не доезжая до их дома, – требует Иззи, чуть отстраняясь. – Я же не малышка, которую надо сдавать с рук на руки.
Мелисса послушно кивает и удаляется на кухню. С Евой она поболтает, когда приедет забирать Иззи после занятий.
Недавно обустроенная кухня располагается в подвале рядом со спортзалом. Серые бетонные стены идеально выровнены. За дощатыми дверьми скрывается небольшая кладовка с полками. Темная мраморная плита на рабочем столе сделана на заказ. В углу тихонько гудит огромный холодильник. Пол относит старые вещи в сарай, он предпочитает все новое. Он постоянно что-то меняет на кухне – мебель или технику. Говорит, что для архитектора очень важно идти в ногу с современными тенденциями в дизайне. Время от времени он показывает дом клиентам. Двойные двери в дальней стене ведут в мощеный дворик, за которым начинаются изогнутые линии ландшафтного сада.
Смуглая молодая женщина в черном одеянии до щиколоток моет пол и что-то негромко напевает. Ее симметричное лицо обрамляет хиджаб. Кошка по кличке Венера отпрыгивает с дороги и принимается играть со шваброй, тряся белыми лапками. Лина родом из Сирии, прежде она работала у коллег Пола, архитекторов, уехавших в Америку, и получила отличные рекомендации. Когда бизнес Мелиссы по дизайну интерьеров стал набирать обороты, семье понадобилась помощница, которая присматривала бы за домом и готовила. Лина живет в обновленной мансарде. Мелиссе уж и не вспомнить, как она раньше обходилась без нее. Девушке, должно быть, около двадцати, хотя из-за просторной одежды и неизменной косметики на лице точно определить невозможно. Пол платит Лине наличными, по субботам приглашая к себе в кабинет. Похоже, ее это устраивает. Лина поднимает глаза и приветливо машет рукой. Мелисса растроганно улыбается. Эта невысокая молчаливая служанка ей близка, иногда даже ближе, чем дочь. Они проводят вместе довольно много времени. Мелисса делится с ней своими мыслями. На прошлой неделе Лина работала допоздна, прибираясь в шкафах. Пол был в отъезде. Мелисса присела за стол с бокалом вина и позволила себе немного поболтать. Лина выслушала и коротко коснулась рукой ее плеча. Мелисса не уверена, что Лина понимает все до конца: по-английски говорит она плохо. Но слушает внимательно, словно союзница. Ее присутствие успокаивает и даже исцеляет Мелиссу, хотя Пол наверняка рассмеялся бы, скажи она ему об этом.
– Превосходно. – Мелисса оглядывает сверкающую кухню. – Спасибо, дорогая. Про цветы не забыли?
Лина кивает. Выжимает швабру и убирает ведро в кладовку. Она ничего не забывает. Белые лилии, особый сорт без запаха, который предпочитает Пол, доставят позже.
– Что с ужином?
Лина снова кивает. Она приготовит его любимую тушеную говядину и поставит ее в холодильник.
– Вы просто ангел. И как мы справлялись до вашего появления?
Мелиссе хочется обнять Лину, но она не решается.
Щеки Лины заливает румянец. Она ставит на стол овсянку, миски, приборы и вазочку с цветами.
– Возьмите выходной, – в порыве благодарности говорит Мелисса. – Иззи уедет, а я намерена поработать. К возвращению Пола все готово. Вы заслужили отдых.
Лина встречается с коренастым бородатым мужчиной, немного угрюмым с виду и постарше нее. По вечерам он ждет ее на улице. Сегодня они смогут провести весь день вместе. В знак признательности Лина склоняет голову. Мелисса возвращается в гостиную. Иззи все так же таращится в ноутбук.
– К тебе Венера в гости, а я собираюсь немного поработать до нашего отъезда.
Мелиса легонько бросает кошку на колени дочери, и та начинает поглаживать мягкие ушки своего питомца.
Грейс
– Черт! Черт, черт, черт!
Грейс толкает стекло. Заклинившая рама подается с третьей попытки, и Грейс царапает ладонь об острый край. Спрыгивает с табуретки в ванной и держит кровоточащую рану под струей холодной воды, которая, стекая по руке, попадает на новую белую блузку и рукав аккуратного черного жакета.
– Проклятье!
Администраторы должны выглядеть безупречно, но переодеваться уже некогда да и не во что. Она спотыкается о ботинки Мартина, которые тот бросил на пороге гостиной.
– Да чтоб тебя!
Грейс отдергивает шторы, и в комнату врывается солнце. За окном безоблачное, обманчиво голубое английское небо. С тринадцатого этажа видно далеко. Мартин беспокоился, что тринадцать – несчастливое число. «Не до жиру», – бросила она в ответ. Чарли вид нравится. Отсюда она смотрит на бегающих по огородам лис, в сумерках их изящные силуэты скользят между рядами кустов фасоли. Блейк мечтает о собственном участке, но тогда ему понадобится помощь, а лишнего времени у Грейс нет. Вечерами ей удается выкроить всего десять свободных минут, а если повезет – то полчаса, не больше. Этого хватает лишь на то, чтобы вытащить толстую красную тетрадь из тайника на верхней полке, где она лежит под стопкой купленных в Зимбабве поваренных книг, и, борясь с усталостью, тайком написать несколько строк.
С дивана доносится приглушенный стон. Мартин уснул на спине, накрыв голову подушкой. Рядом с ним дымится переполненная пепельница, на столе – шеренга пустых пивных бутылок, по полу разбросаны бумаги. Когда Грейс прищуривается, очертания Мартина превращаются в силуэт животного – зверя из саванны, без признаков жизни, брошенного в кузов грузовика ее деда, который на рассвете въезжает в деревню. Кровь капает в пыль. Надрываются петухи. Из труб поднимается дым. Это было далеко и давно. До успехов и неудач. Глубоко в душе ее муж – все тот же молодой студент с горящими глазами. Английский паренек, с которым она переехала в чужую страну. В квартире наверху хлопает дверь – жильцы отправляются на работу. У них с Мартином много лет назад все началось с такого же звука хлопнувшей двери.
Было поздно, большинство посетителей уже, пошатываясь, вывалились на усеянные ухабами улицы Хараре. Пустые бокалы и кружки громоздились на столах в клубах табачного дыма. Дверь в бар распахнулась, грохнув о стену, и сразу захлопнулась. Послышались шаги, на стойку со стуком поставили что-то тяжелое.
– Мы закрылись. – Грейс стояла спиной к стойке и подсчитывала выручку в кассе.
– Черт, не повезло! Может, хоть стакан воды?
Этот голос был словно из радио. Так говорят чистокровные белые родезийцы из высшего общества, олицетворение всего того, что ненавидели ее дед и бабушка. Грейс повернулась, чтобы рявкнуть на вломившегося и выгнать вон, но поверх рюкзака на нее смотрело забрызганное грязью улыбающееся лицо. Таких веселых и живых глаз она не видела ни здесь, ни где-то еще, если уж на то пошло. Она взяла из холодильника бутылку пива и протянула гостю.
– За счет заведения. Только быстро. – Вернулась через пять минут и спросила: – Все?
– К чему спешить? – Он подал ей пустую бутылку.
– Я же сказала, мы закрыты. – И добавила, потому что он продолжал улыбаться, а из его рюкзака торчали книги: – У меня скоро экзамен.
– Какой?
– Английский. На следующей неделе. Чтобы получить аттестат.
– Понятно. – Он достал из рюкзака книгу и положил на стойку. «Большие надежды» Диккенса. – Читала?
Уловка, чтобы заинтересовать ее и завязать разговор, как он позже признался. Ей нравился этот роман, поэтому она кивнула. Он бросил на стойку «Миддлмарч» Джорджа Элиота – она снова кивнула. Потом они сидели на улице рядом с парковкой. Он рассказал, что учится на последнем курсе в Оксфорде, специализируется на английской литературе. Они до рассвета проговорили о книгах, которые прочитали, о своих тайных мечтах о писательстве. Взошло солнце, ослепительное и жгучее, как сегодня. Будущее сверкало всеми красками радуги, как припаркованные рядом с ними машины.
Грейс проводит рукой по седеющим волосам мужа и отворачивается, давая ему поспать еще пять минут. Дети раскинулись в кроватках, рты полуоткрыты, руки – в разные стороны. Придя домой после вчерашней смены, она нашла детей сидящими у телевизора с остекленевшими глазами и до отвала наевшимися пиццы и чипсов. Мартин обнимал их за плечи и делал вид, что позволил это для их удовольствия, а не из-за собственной лени.
Чарли просыпается от ее прикосновения и соскальзывает с кровати, аккуратно перебирая руками и ногами. Блейк неуклюже переворачивается и, ворча, как щенок, падает на пол. Они оба знают, что лучше не спорить, и несутся в ванную, толкая друг друга локтями. Трудно представить, что эти жизнерадостные дети скоро вырастут и оправдают свои имена: Чарли в честь Шарлотты Бронте (выбирала Грейс), Блейк в честь Уильяма Блейка (выбирал Мартин). Грейс тащит детей на кухню и смотрит, как они поглощают молоко, сок и овсяные хлопья.
– Мне точно надо ехать? – хнычет Блейк, вбирая голову в плечи. Грейс зарывает пальцы в его пышную африканскую шевелюру и осторожно потягивает, заставляя поднять глаза.
– Да.
– Почему?
Ей не хочется повторять это снова: одиннадцатилетний мальчик должен писать лучше, чем его девятилетняя сестра; в его возрасте уже бегло читают; он не виноват, что отстает, но надо стараться; она заплатила за курс, который нашла в соцсети, пусть не такие большие, но с трудом заработанные деньги.
– Потому. – Грейс разжимает пальцы и указывает на дверь. – Одевайся.
– А мне можно поехать? – Чарли толкает Блейка плечом, тот в ответ пинает ее ногой. Грейс разнимает их.
– Ну пожалуйста, – протяжно хнычет Чарли, дергая Грейс за руку.
– Можешь потом заехать за ним вместе с папой.
– Ты сказала, у них есть собачка. И ослики.
– Я заплатила, чтобы занимались с Блейком, а не нянчились с тобой.
– А как же другие дети? Там есть маленькие мальчик и девочка. Я могу помочь присмотреть за ними. Мисс Говард говорила тебе, что я хорошо лажу с малышами.
Чарли помогает присматривать за младшими учениками на продленке. Это правда, учительница упоминала, что для своих девяти лет она очень расторопна и исполнительна, а также добра, особенно по отношению к малышам. Грейс смотрит в горящие надеждой большие карие глаза дочери.
– Я передам твои слова Еве, но она наверняка уже договорилась с кем-то другим. Посиди в машине, пока я ее расспрошу, хорошо? Не хочу, чтобы ты выкручивала ей руки.
Чарли победно вскидывает кулачок.
– А теперь одеваться, – велит Грейс обоим.
Мартин потягивается на диване и зевает, не открывая глаз.
– Мы уезжаем. Чарли с нами, но ты пока не уходи. Возможно, я вернусь и оставлю ее с тобой.
– Ух ты. – Мартин открывает глаза, его лицо становится шире, когда он улыбается. – Шанс провести день в одиночку. Можно сходить в библиотеку. Седьмая глава никак не подвигается. – Он шарит по столу в поисках часов.
Писательство. Для него это курение, кофе, чтение газет, просмотр фильмов, обеды в пабе. А для нее – жевание бумаги, чтобы не заснуть, мучительный поиск правильных слов, изнеможение на следующий день. Она подбирает с пола рубашку и разбросанные носки Блейка и сует их в стиральную машину.
– Я полон благодарности. – Мартин смотрит на жену. – Ты это знаешь, так ведь?
Благодарность – это легко: она почти ничего не стоит. Он влюбился в ее энергию, которой теперь злоупотребляет. Грейс открывает большую банку из-под печенья, стоящую на сушилке за чайником, и достает из груды монеток десять фунтов, которыми заплатит за парковку. Кладет деньги в кошелек и сражается со сломанной молнией на сумке.
– Ты и должен быть благодарен, – говорит она. – Ведь была моя очередь.
Мартин улыбается своей неповторимой нежной улыбкой и целует Грейс. Та смягчается и чмокает его в ответ.
– Фу! – отводит глаза Чарли.
Пока Мартин обнимает детей на прощание, Грейс достает с верхней полки красную тетрадь и кладет ее в сумку. В отеле обычно отводят полчаса на обед, а если работы немного, даже больше. Можно использовать это время для письма.
Они ждут лифт на узкой лестничной площадке. Блейк вздыхает и пинает ногой стену. В лифте пахнет рвотой и мочой, на лестнице эта вонь сильнее. Смотрительнице дома следовало бы вызвать уборщицу. Грейс иногда видит ее, вынося мусор в баки. Эта крупная рыжеволосая женщина с огромными очками на носу редко покидает свою квартиру на первом этаже. Грейс вежливо здоровается с ней и слышит в ответ невнятное бурчание. Похоже, смотрительница терпеть не может жильцов.
Дети вслед за Грейс выходят на улицу. Ее рубашка уже прилипла к телу. На лужайке у стоянки сверкают выброшенные бутылки. Группа подростков, как обычно, околачивается у мусорных баков – тощие мальчишки в ожидании наркотиков. Сегодня к ним присоединился новенький, постарше и повыше ростом. Ярко-зеленые подошвы его кроссовок сверкают, когда он крутится на месте, вышагивает, разворачивается и вновь принимается ходить. Его голова под надвинутым капюшоном опущена. Ему, наверное, лет семнадцать, он худосочный, но уже «бывалый». Он бросает окурок в их сторону, и Грейс пронизывает страх – он смотрит на них, криво ухмыляясь и словно выжидая. Отец Грейс был ветераном Второй Чимуренги в Зимбабве. Он воевал на стороне ЗАНУ против господства белых и своими глазами видел зверства, которым подвергались его соплеменники. Грейс выросла на его рассказах. Ей понадобилось немало времени, чтобы убедить свою семью в том, что Мартин другой, что с ним она будет в безопасности. Она не рассказала родным о расистских граффити на стенах домов, когда они переехали сюда. В то время она была беременна Блейком, им нужен был кров, но они могли позволить себе только эту квартиру. Грейс следит, как ее дети устраиваются в машине, с бьющимся сердцем садится за руль, выезжает со стоянки и включает радио. Ее история начинается вновь и течет под музыку, словно сверкающая на солнце река.
Поппи лежит на кровати и смотрит на пляшущие в лучах света пылинки. Минуты тянутся томительно. Ей совершенно нечего делать. Она закрывает глаза. Эш плачет; Соррель слезливо жалуется, что Поппи не пускает ее на свою кровать. От витающего в доме запаха горячего хлеба подкатывает тошнота. Так и тянет сказать матери, чтобы та прикрыла свою гребаную пекарню. Ей хочется выйти из комнаты, спуститься по лестнице и оказаться на улице, а потом в другом доме. В нормальной семье, где детям разрешают сидеть за компьютером, смотреть телевизор, есть фастфуд и нормальный хлеб. Где им не надо присматривать за братом или сестрой и играть в саду, как детишкам из гребаной сказки. В школе все считают ее идиоткой. Иззи – девчонка, которая приедет утром, – подумает, что она тупая, когда они начнут заниматься вместе. Иззи появится с минуты на минуту, и станет неловко из-за смеха матери – та словно из дурдома сбежала. Она сегодня снова без лифчика, Иззи будет противно. Поппи переворачивается на живот, раздавив рогалик, и зажимает ладонями уши, чтобы не слышать Эша и хныкающую младшую сестру. Жаль, что нет наушников, которые вырубают внешний шум. Если бы могла, она бы вырубила всю свою семейку.
Блейк смотрит в окно машины. Когда они проезжают мимо парка, его товарищи уже играют в футбол. Ему не хочется посещать особые занятия для тупых. Не справившись, он будет выглядеть еще тупее. Он задирает ноги на середину спинки переднего сиденья. Чарли тоже задирает ноги, но выше середины, поэтому он тычет ее в бок, и она смеется. Он тычет сильнее, но она продолжает смеяться. Вот так пройдет весь день.
Иззи выбирает джинсы с прорехами. Ей хочется выглядеть круто, но так, чтобы не было заметно, что ей не все равно. В окно спальни она наблюдает, как мать носится из дома к машине и обратно, что-то укладывает в багажник и громко зовет ее. Опять она надела этот чертов шарфик. Иззи чувствует, как в ней закипает злость. Она сует ноги в самые старые кроссовки и нарочито медленно спускается вниз.
Глава 2. Май
Ева
– О, привет! Вы, наверное, Мартин? Грейс говорила, что вы заберете детей. Чарли и Блейк гуляют с остальными. Им нужен перерыв, они славно поработали. Мой младший сынишка спит, так что сейчас подходящее время. Боже, как жарко, а я и не заметила. Говорят, этим летом будет настоящее пекло.
Господи, да замолчи ты. Это просто человек, обычный мужчина. Пригласи его в дом.
– Извините, проходите, пожалуйста.
Будучи столь известным, он выглядит излишне застенчиво. Топчется на пороге, чуть наклонив голову, как мальчишка. Он буквально нависает над ней. Как Игорь, рост которого пугает. Однако в этом «габаритном» мужчине чувствуется некая притягательность. Волосы взъерошены, как у ее отца, на носу очки, такая же хлопчатобумажная рубашка с закатанными до локтей рукавами, знакомый запах табака. Он кладет на стол стопку книг, снимает куртку и улыбается, оглядывая комнату, как свою собственную. Ева часто представляла его дом – жилище Мартина Коуэна, лауреата Букеровской премии. Мансарда с высоким потолком, рукопись на столе, скомканные листы бумаги на полу. На заднем плане хлопочет его жена. Приносит чай, шикает на детей, выпроваживает их из комнаты. Она убирает переполненное окурками блюдце… нет, тяжелую пепельницу из африканского малахита. Ева читала, что какое-то время он жил в Зимбабве, собирая материал для своей самой известной книги. Он пожертвовал половину премии школе, которая вдохновила его написать этот роман.
– Чаю хотите? Дети испекли пирожные.
– Разве можно устоять перед домашними пирожными?
Он бродит по комнате, рассматривая книги на полках. Ева наливает чай, и он садится, слегка вздохнув – не стоило беспокоиться. Выглядит он вполне довольным, даже расслабленным. Она украдкой смотрит на него: седеющие волосы до воротника, благородный нос с горбинкой, карие глаза, сверкающие из-под век с легкими морщинками. Он глядит на нее, словно чего-то ожидая. Может, стоит сказать, что ей очень нравится его роман? Она садится напротив, внезапно лишившись дара речи.
– Ну и как прошел урок?
Конечно, ему хочется знать, как дела у сына.
– О, замечательно.
– Замечательно? – Его брови забавно взлетают вверх. – И как показал себя Блейк?
– Сперва он упрямился, но мы вернулись к самому началу – к алфавитным блокам и карточкам созвучий. Как только он стал чуть поувереннее, я предложила ему письменное задание с шаблонами, и он не сделал ни одной ошибки.
– Поразительно. – Его карие глаза вспыхивают.
Ева пододвигает к нему тарелку с парой пирожных. Глазурь на них посыпана лепестками лаванды.
– Он и печь помогал.
– Вот это да! – Мартин откусывает кусочек. – Дома мы ничего подобного не практикуем.
Ева бросает взгляд на прилипшие к плите кляксы теста, на грязные миски в раковине. Грейс привезла детей, будучи одетой в деловой костюм, с макияжем, маникюром и аккуратно забинтованной рукой. По сравнению с ней Ева ощущает себя неряхой, но Мартин улыбается так, словно она, вся взмокшая, не сидит сейчас перед ним в фартуке, с растрепанными, падающими на глаза волосами и, возможно, с пятном муки на щеке.
– В конце мы прочитали главу из книжки, и Блейк точно угадал, что произойдет в конце.
