Злые люди и как они расплачиваются за свое зло

Но до сих пор я вижу, что этого нет. Наоборот, Алеше почему-то везет. Ничто ему не угрожает, никто на него не бросается, не преследует. Это создает впечатление неопределенности положения: будет ли зло наказано, непонятно. Нехорошее впечатление.

Все это я сказала тете, и она ответила: «Нет, Олечка, это не так. Алешу ждет ужасный конец, и жизнь он проживет короткую. Потому что он притягивает к себе зло. А зло бывает разное, и бывает такой величины, что слопает этого мальчика с потрохами, и нет его!»

Спорили мы с тетей около часа. Потом стали говорить о другом и забыли про Алешу. Но тетины слова я запомнила. Алеше тогда было почти семнадцать лет. В следующем году ему полагалось отправляться на военную службу, а там дисциплина, командиры, и если им не подчиниться, то осудят и отправят в тюрьму. Мне было любопытно: сразу ли Алешу арестуют и посадят за решетку или он какое-то время будет слушаться командиров. Ведь он бешено строптивый, а в войсках таких людей не держат, а держат их в тюрьме.

Но Алеша вообще не пожелал служить в армии. Взял и уехал из поселка. Махнул рукой на закон и поступил по собственному усмотрению.

Наш поселок стал жить без Алеши. Был негодяй – и куда-то подался. Никто о нем ничего не слышал. Его родители, а также братья и сестры отвечали одно и то же: «Ничего не знаем. Где он сейчас – неизвестно».

Прошло девять лет. Наш поселок изменился: появились новые люди и новые дома. Появились состоятельные жители, которые купили себе сразу несколько домов. Зато многие из местных уехали из наших мест кто куда. Одни переселились в город, другие предпочли отправиться в дальние края, даже за границу. Алешина семья тоже распрощалась с поселком, продали все, что можно, и уехали. В их доме поселился какой-то горожанин, дачник. Он и его жена приезжали только на лето. Возились на огороде, ходили на реку, в лес. Варили варенье.

Поначалу это было для нас удивительно: идешь по улице, а навстречу незнакомцы. Не здороваются и даже не смотрят. То же и в магазинах. Иногда казалось, что поселок не родной, а чужой, но потом мы привыкли и смирились. Некоторые из приезжих сильно отличались от нас, местных. Один такой дядя употреблял слова «отнюдь» и «несомненно», которые в нашем поселке никому бы не пришли в голову и не попали на язык. Все мы изъяснялись куда проще, однако, я думаю, нас это не портило.

Я осталась жить в поселке с мужем и детьми. Мой муж из местных. Когда я выходила за него, он предложил уехать, но я сказала: «Уехать мы всегда успеем. Не будем торопиться. Пока у нас здесь есть работа и дом, поживем, а там увидим». Действительно, перебраться в город мы могли в любое время, хоть в разгар зимы, когда сугробы и метели, то есть когда продавать дом и прочее имущество невыгодно. Зимой цена на дома всегда ниже. Но если бы мы захотели, то не посмотрели бы и на это. Мы с мужем всегда действуем заодно, разногласия у нас редкость. Я хочу сказать, что мне повезло с мужчиной, и я радуюсь и по сей день. Мы оба из тех людей, которым много не нужно, жизнь для нас в удовольствие и без богатства. И хорошо, когда так. Мы даже умеем не завидовать. Хотя в нашем поселке, к слову сказать, прямо на нашей улице поселились обеспеченные люди, горожане. Приехали, чтобы приобрести «загородные владения». Купили сразу три дома, перестроили их, разбили газоны, лужайки. Среди них был молодой мужчина весьма привлекательной наружности, белокурый, блондин. И я как-то раз, разглядев его хорошенько, сказала мужу: «Смотри-ка, он похож на Алешу Н. Не вылитый Алеша, но сходство все же имеется». Муж сказал: «Верно. Только этот человек вежливый, воспитанный, а Алеша был хам, негодяй. Стоило ему выйти на улицу, как он уже кричал кому-нибудь: «Эй, чучело! Ты где такой пиджак взял? От прадеда остался? Или свинью наизнанку вывернул и надел?» Подлый был парень. Мерзавец. Где он теперь?» Я ответила: «Кто знает».

После этого я стала чаще вспоминать Алешу. Что с ним сделалось? Моя тетя говорила, что такие люди притягивают зло. Манят к себе все плохое. Так ли это? Я хотела бы знать, настигла ли Алешу кара за его подлость, но о нем не было никаких сведений, даже самого короткого сообщения, в одно слово, например, «умер» или «в тюрьме». И вот однажды произошло удивительное событие: в одном из нищих бродяг, которые появились в нашем поселке, я узнала этого человека.

Двое отвратительных бездомных неожиданно появились возле нашего дома в обычный полдень, посреди недели. Это было весной. Снег уже сошел, но теплые дни еще не наступили. И оба они тряслись от холода – худые, изможденные, невероятно опустившиеся люди. Я смотрела на них в окно и думала: «Чего им здесь нужно?» Потом мне пришло в голову, что они высматривают хозяев, чтобы попросить еды или денег. Я вышла во двор, поглядела на них поверх забора. И вдруг один из них обратился ко мне: «Хозяюшка, подай хлеба!» Я была готова к этому и вернулась в дом. Взяла хлеба, нарезала сала, налила в бутылку горячего чая с сахаром, прихватила еще несколько вареных яиц. Когда я отдала еду, то внимательно разглядела бродягу, который ко мне обратился. Боже мой! До чего жестоко может обойтись судьба с человеком! Он был изуродован: часть подбородка снесена, ухо разорвано, глаз вытек… Во рту почти нет зубов. Руки искалечены. Он был одет в такое нищенское тряпье, что оно не сгодилось бы даже для огородного чучела. Но спрашивать таких людей о чем-либо личном, конечно, не стоит. Расспрашивать их о причинах, приведших к такому падению, не годится. И я, поэтому, молча повернулась, чтобы уйти. И тут бродяга спросил: «Скажите, пожалуйста, а где семья Н.? Они жили вон в том доме. А теперь их нет. Там другие люди. Они что, уехали?» Я сказала: «Уехали три года назад. Адреса не оставили. Где они сейчас, не знаю».

Голос бродяги показался мне знакомым. И я снова поглядела на него. И уж не знаю как, но я догадалась, кто этот человек. Алеша Н.! Опустившийся нищий, смрадный бездомный – это наш бывший сосед по улице, жестокий негодяй Алешка. Я растерялась. Алеша в моей памяти остался совсем другим. Люди, ненавидящие его, говорили, что он мерзавец, и так и было, однако он никогда не терял своей привлекательности. К неряшливости тоже не стремился. Наоборот, был чистюля. Его кожа от природы имела красивый карамельный оттенок. Пальцы у него были длинные и аристократически изящные. Идеальной формы ногти. А теперь…

Теперь Алеша выглядел настолько безобразно, что редко встретишь такого человека. Все, чем он когда-то гордился, было искажено. Нос сломан, на переносице глубокая борозда. На лбу какие-то лиловые шишки, выбоины. От красивых волос не осталось и намека: почти голый череп, вместо прядей из-под шапки выглядывает какая-то парша, экзема.

У меня создалось впечатление, что Алеша пережил жестокую катастрофу, автомобильную или железнодорожную. Как порой говорят, угодил в мясорубку. Так или иначе, он явно пострадал из-за какого-то ужасного несчастного случая. Как же можно так повредиться? Но чтобы узнать об этом, нужно было его расспросить. А чтобы расспросить, необходимо было сначала сообщить ему, что его узнали. Но я колебалась. Я раздумывала. С одной стороны, мне было очень любопытно узнать, что такое с ним приключилось, а с другой, я боялась привлекать внимание пакостного бродяги. Но когда я на мгновение вспомнила о моей тете, с которой я должна была увидеться на следующий день, то взяла и решилась.

Я набрала в легкие воздуху и спросила: «Ты Алеша Н.?»

Алеша ответил сразу же: «Да, это я». Казалось, что он ждал этого и потому ничуть не удивился. Зато каково было мое удивление! Он говорил теперь совсем другим тоном. Тоном просящего, извиняющегося человека. Сказал, что пришел потому, что надеялся застать родных – отца, мать, братьев и сестер, и никак не думал, что все они до одного уехали.

Мы разговаривали через забор, он у нас был невысокий. Алеша глядел на меня своим единственным глазом, а я – распахнув глаза. Я зачем-то спросила: «Где же ты живешь?» На что Алеша ответил просто: «Нигде». Лицо его выражало не уныние и не страх, а не проходящую боль, глубокое поражение, окончательный разгром. Мне так показалось. Что еще, кроме муки, может выражать изувеченное лицо? Одно страдание. И вот из-за этого я больше не решилась ни о чем спрашивать. А весенний воздух был холодный. Дул ветер. Другой бродяга окоченел от стояния на одном месте и сказал Алеше: «Ну, пойдем что ли?» Они пошли по улице и скрылись из виду. Я вернулась в дом, взялась за домашние дела, но оставила их. Стала ходить из угла в угол и думать об Алеше. Я была потрясена, как еще никогда в жизни. Мне еще ни разу не приходилось так удивляться. Наконец я поняла, что мне нужно об этом кому-нибудь рассказать, в первую очередь тете. Дома я была одна. Меня ждала глажка, затем я должна была сварить щи, но я собралась и ушла.

От волнения я не могла сидеть и рассказывала об Алеше стоя. А тетя сидела за столом и пила чай. Она держалась очень спокойно. Можно было подумать, что она раньше меня узнала в бродяге бывшего местного хулигана и негодяя. Из-за волнения мой рассказ не был богат красками. Я лишь повторяла: «Бродяга! Нищий!» и «Изуродованный калека!» Ведь Алеша еще и хромал, у него почти не сгибалась правая нога. Но поскольку история была необычная, она произвела должное впечатление.

Тетя ответила: «Да-а! Вот ведь как бывает в жизни!» Я сказала ей, что она оказалась права: Алеша навлек на себя беду, и кара его все-таки настигла. Вдруг тетя сказала: «Вот что. Держи рот на замке. Не болтай про Алешу. Нужно поступить, как Бог велит: без вреда человеку. Кто знает, как отнесутся к Алеше те люди, которых он когда-то обидел? Сейчас они сильнее, положение их куда выгоднее, поэтому они, может быть, бросятся мстить. Побьют его. Или будут издеваться». Я согласилась. И мы решили, что никому не скажем, что Алеша появился в поселке. Я сообщу об этом только своему мужу.

Миша, мой муж, выслушал меня с изумлением. Он хорошо помнил, как выглядел когда-то Алеша и какой это был неслыханно дерзкий и самоуверенный человек. «Эх! – сказал Миша. – Хотел бы я на него посмотреть!» Ему даже захотелось пройтись по поселку и поискать бродяг, но я отговорила его. И правильно. На следующий день Алеша снова появился перед нашим домом, только в этот раз он был один.

Я вынесла ему хлеба и ветчины, прибавила пачку сигарет и подумала насчет денег – не дать ли немного, если у него вообще нет ни копейки. Алеша взял все это и сказал: «Можно, я переночую у вас в сарае? Только одну ночь. Мне нужно отлежаться, а тут, в поселке, негде. Разрешите… А завтра я уйду».

У Алеши очень сильно болел желудок. Боли такие сильные и резкие, словно он проглотил острое стекло. И он хотел лечь в нашем сарае и полежать. Его невероятно грязная, засаленная одежда и смрадный запах внушали отвращение. Я на мгновение подумала, что это невозможно, поскольку у нас в сарае чисто, там хранятся домашние консервы и прочее, но все же я впустила Алешу во двор. Я рассуждала уже о старой мужниной одежде для него, на замену. Пришлось преодолевать отвращение к смраду и вести Алешу в сарай. Я принесла ему брюки, свитер, носки и ботинки, а также нижнее белье и одеяло. Велела: «Переоденься». И тут же подумала, что сначала следует помыть человека в бане. Разве нет? Конечно! В этот самый момент появилась тетя. Она тоже принесла одежду для Алеши, хотя и не знала, что он у нас. И тоже предложила затопить баню. Алеша стал говорить: «Спасибо, спасибо!» Но было видно, что ему очень плохо, очень больно. Я принесла раскладушку, постелила на нее старую простынь, и Алеша лег, прямо как был, в своем смрадном одеянии, и поджал колени к животу.

Тетя спросила: «Что тебе поможет? Может быть, горячее молоко?» Алеша не знал насчет горячего молока. Он пил его очень давно. В последнее время – только воду и спиртное. Водку старался пить почти каждый день. Она его «выручала».

Тетя пошла топить баню, а я нагрела для Алеши молока. Он взял кружку обеими руками. О, как исказилось его лицо после первого глотка! Точно раскаленное шипящее масло пролилось ему внутрь. Горло его испустило звук, похожий на скрежет. Я увидела гримасу отчаянного страдания. Алеша хотел пить молоко, а его организм отказывался, и он ничего не мог поделать. Внутри у него, сказал он, все горит огнем. Горло, легкие и желудок будто искромсали ножом. «Мне очень-очень больно», – сказал Алеша. А я сказала: «Тебе нужно в больницу! Нужно лечиться! Хочешь, вызовем «скорую»?»

Пришла тетя и стала слушать наш разговор. Наблюдая за Алешей, она сделала самое серьезное лицо, какое только я у нее видела. Наконец она строго сказала: «Что тут рассуждать? Конечно, тебе нужно в больницу. Вот сейчас вымоем тебя в бане, переоденем, накормим и отвезем к нашему доктору, Сергею Сергеевичу, он сегодня как раз на дежурстве. Он тебя устроит в палату». Тетя говорила о своем соседе, пожилом враче-хирурге Сергее Сергеевиче. Возможно, Алеша помнил его. Но он ответил, что его не примут в больницу, так как он не в состоянии удостоверить свою личность. «Ну и что? – проговорила тетя. – Мы за тебя попросим. Договоримся и заплатим. Нужно только тебя отмыть… Как только баня нагреется, сразу иди мыться».

Алеша лежал на боку, схватившись за живот. Мне очень хотелось его расспросить, где он так сильно побился. Неужели где-то перевернулся поезд? Или, быть может, рухнул башенный кран, а Алеша находился внутри, в кабине? И все же я отложила расспросы. Заговорила об обеде. После бани Алешу ждал вчерашний куриный суп, а еще мясные котлеты с картофельным пюре и пирог с яйцом и луком. Пирог принесла тетя. Алеша был невообразимо худым для своего возраста. Руки и ноги – как у моих дочерей-первоклашек. Я подумала: «Буду готовить еду теперь и для него. Пусть питается и восстанавливается».

Алеша пошел в баню. Швырнул на землю, как мы ему велели, свое немыслимое тряпье, которое мы поспешили сжечь в бочке для мусора. В бане ему стало плохо. Он выглянул в окно и сказал, что не может находиться в такой жаркой среде, у него болят раны и зудят язвы. Тогда тетя сказала: «Я сама тебя вымою теплой водой!» Она надела резиновые перчатки, взяла мягкую губку, шампунь, мыло и пошла действовать. Я хорошо знаю свою тетю, она невпечатлительная женщина, не брезгливая, потому-то и вызвалась мыть отвратительного бродягу. Но когда она управилась, на лице у нее была растерянность. «Видела я всякое в жизни, но такого – никогда!» Так она сказала о невероятно запущенном теле Алеши. Сверху до низу оно покрыто кровоточащими трещинами, паршой и язвами. «Здесь припарки не помогут, – тихо сказала тетя. – Необходимо переливание крови и усиленное питание. И продолжительное лечение».

Переодевшись, Алеша сел обедать. Накрошил в суп хлеба, хорошенько размочил его в бульоне и только тогда взялся разжевывать. Из-за распухших и кровоточащих десен твердая еда доставляла ему муку. Ел он долго, останавливаясь и выдерживая паузы – как старый, больной человек. А ведь ему не было еще и тридцати лет!

После еды Алеше стало легче. Он лег и почти с головой накрылся одеялом. «Спасибо вам большое!» – сказал он. Я поняла: этот человек уже не в состоянии испытывать удовольствие, а лишь облегчение. Там, на небесах, его зачислили в самые пропащие неудачники, и он не знает, как выбраться. У него нет никаких обязанностей, так как он с детства от них отмахнулся. Клянчит себе пропитание или подбирает с земли. Каждый день ему нужна водка, чтобы согреться или забыться. Никаким имуществом он не располагает, и никакие люди не могут о нем позаботиться. Никому он не нужен. Документов тоже нет, ни одной бумажки. Когда-то охваченный тягой всем показывать свое превосходство, он теперь дряннее старой и облезлой крысы, которая уже не может копошиться в мусорном баке, а только подбирает крошки возле него. Вот что сделала судьба с человеком!

Прибежали из школы мои дочки-первоклашки. Пришел на обед муж. Заглянул в сарай и подивился. Дочки тоже заглянули и стали спрашивать меня: «Что это за чудовище?» Я сказала им: «А ну, идите в дом. Я вам потому расскажу, что это за человек. А сейчас идите отсюда».

Алеша не узнавал моего мужа. А Миша, наоборот, узнал Алешу. Он был ошеломлен. Он даже не стал обедать.

Мы втроем собрались на совет. В теперешнем состоянии Алеше место было только в больнице. Все мы согласились с этим. Мы можем пригласить его в дом, хотя и не уверены, что у него нет чесотки, но что это изменит? Мы ведь не доктора. Муж сказал: «Я его сам отвезу. Я тоже знаю Сергея Сергеевича, и он не откажет мне в содействии».

В этот же день Алеша очутился в больнице. Его приняли без документов. Через несколько дней нам сообщили, что у него множество болезней, среди них имеются тяжелые: прободная язва, туберкулез, гепатит, бруцеллез и лейкемия. Невероятно! Вполне возможно, что всякий человек может заболеть сразу двумя или тремя тяжелыми болезнями, а у Алеши их было пять! Кроме того, псориаз, чесотка и паразиты. Доктора говорили, впервые в жизни видят этакое. А я подумала: «Как же можно жить в таком положении? О чем думать, если не о скором конце? Ведь это вечно наползающая тоска, от которой нет спасения!»

Он умер через три дня. Мы с тетей навещали его накануне смерти, вечером. Принесли ему топленое молоко, сметану и булочки. Присели на стулья возле его кровати. Наконец-то я могла спросить его, где он так покалечился. И он ответил: «Избили. Несколько раз, в разное время, до полусмерти». Вот как! А я-то думала, что где-то перевернулся поезд.

Наша забота, конечно, растрогала его, но на его лице ничего нельзя было увидеть кроме боли. Постоянная боль, и только. Тетя сказала: «Завтра принесу тебе икону. Ты неправильно жил, Алеша, поэтому нужно раскаяться». Он ничего не ответил. Только кивал. А когда мы уходили, он сказал: «Я спас тонущую собаку. Недавно, примерно месяц назад. Она провалилась под лед и стала тонуть, а я ее спас».

Идя по коридору, тетя сказала: «Наверное, поэтому он и увидел наконец что-то хорошее. Получил от людей помощь. Спас собаку… Правда, скольких он в детстве покалечил кошек и птиц!»

Мы не знали, что в последний раз видели Алешу живым. Ночью он скончался. Но после того, как мы с тетей ушли, у него были другие посетители. Мне показалось это странным, когда я узнала, кто именно приходил к Алеше. Ведь мы никому ничего не сказали, ни слова, ни полсловечка. И все же к Алеше явились двое наших местных жителей и стали ему угрожать. «Значит, ты Алеша Н.? – злобно пыхтели они. – Помнишь нас, сволочь? Или забыл? Ну ничего, мы тебе напомним. Несмотря на то, что теперь ты урод, мы свое возьмем, не забудем. А как же? Довольно ты над нами, гадина, в детстве издевался! Пришло время должок платить! Как только выпишешься из больницы, мы тебя встретим… Получишь свое, мерзавец!»

Вероятно, Алеша принял свое поражение и потерял надежду. Так сказала тетя, когда нам сообщили о его смерти и о двух разъяренных посетителях.

Вот как сложилась жизнь у этого злого человека».

* * *

Светлана Пи-кова, 1956 года рождения: «В нашем поселке я работала в конторе лесного хозяйства, в отделе труда и заработной платы. В небольшой комнате стояли три канцелярских стола, и мы, три женщины, весь рабочий день сидели за этими столами, писали, принимали посетителей. Кому-то давали устные разъяснения, а кто-то приходил и требовал официальную справку. Работали мы хорошо. Работу свою любили. Каждый год на общем собрании нам вручали грамоту за успешный труд, выплачивали квартальную премию. Но чаще нас хвалили простым словом: «Молодцы!» Это было очень приятно.

Я жила с мамой и копила деньги на свадьбу, потому что я была незамужняя, несмотря на возраст. Мне было уже двадцать семь лет, а подходящего мужчины я так и не встретила. Иногда я впадала в отчаянье, а иной раз мне не хотелось жить. Но однажды я почувствовала, что вот-вот в моей жизни произойдут счастливые перемены, пройдет еще немного времени, и я повстречаю хорошего человека, который и станет моим мужем. И повстречала! Но об этом я расскажу после.

Рядом с нашей конторой находилась еще одна контора, хозяйственная, там были диспетчерская и склад, и там тоже работали женщины. Среди них Татьяна К., бойкая и вредная селянка, горлопанка, то есть говорливая и крикливая. Каждый день мы слышали ее голос. Даже в холодное время через форточку до нас доносились ее некрасивый смех и крики. Она кричала знакомым шоферам, трактористам, лесорубам, заготовителям, инженерам и прочим – окликала всех, кто проходил мимо, и, казалось, что все люди до единого ей знакомы. Многие эту женщину побаивались. Одни избегали ее избыточного, почти мужского темперамента, а другие боялись попасть в неловкое положение из-за ее грубой прямолинейности, из-за дерзкой привычки задавать очень личные вопросы.

Увидев меня, она могла закричать: «Что, пошла женихов искать? Думаешь, сегодня повезет?» Это, конечно, было очень неприятно. Не только потому, что на меня оглядывались посторонние люди, а потому что в мою жизнь грубо вмешивались. По какому праву?

Странно, что такие люди, как Татьяна К., находят удовольствие в том, чтобы унижать других. Я думаю, что в каждом из них сидит бес, который поначалу ограждает их от неприятностей. От нахальства и невоспитанности Татьяны К. страдали даже крепкие мужчины, но никто не мог положить этому конец.

У нее было уже три гражданских мужа, и все они в свое время сбежали кто куда. Никто из них не хотел себе такой ужасной жены. Она могла громко обозвать мужчину «дураком» у всех на виду и в каком угодно месте. Опозорить человека для нее было так же просто, как почесать нос. А когда мужчины отвечали на ее грубость такой же грубостью, она приходила в ярость и становилась бешеная.

Ее последнего гражданского мужа звали Валерий. Он работал водителем тягача. Уж не знаю, как он сошелся с такой сложной по характеру дамой, но какое-то время всем казалось, что у этой парочки самые настоящие сердечные отношения.

Они прожили вместе около двух месяцев. А потом, после очень некрасивого случая, Валерий собрал свои вещи и ушел.

А вышло вот что. Однажды в продовольственном магазине они устроили мелкий спор насчет того, нужно ли им покупать подсолнечное масло. Татьяна К. уверяла Валерия, что масла в их доме достаточно. Если оно закончилось в бутылке, это не значит, что его нет вообще. Банка с маслом стоит в кладовой. Но Валерий все равно купил масло. Видимо, ему так захотелось. И Татьяна К. громко и при всех назвала Валерия «ослом». «Осел! – выкрикнула она. – Твое место в ослином стойле!» Валерий на это ответил просто: «Дура!» И тогда Татьяна точно взбесилась. Выхватила из сумки бутылку с маслом, откупорила ее и плеснула своему мужчине маслом в лицо. А потом еще швырнула бутылку ему под ноги. Валерий обиделся и ушел. Бросил Татьяну К. в магазине, а она закричала ему вслед: «Ишь ты! Обиделся! Побежал! Смотри, не споткнись, а то пломбы из зубов выскочат!»

После этого она осталась одна и сделалась еще злее. Орала еще громче, а выражалась грубее. Хоть бы раз она подумала о своей невоспитанности! И хоть бы раз задумалась о своем ничтожестве! Но нет. Все, кто надеялись на это, просчитались.

Когда такие люди находятся рядом, кажется, что пронизывает холод: до того становится неуютно и нехорошо. Каждый раз, когда Татьяна К. приближалась ко мне, на меня нападала мелкая дрожь. Да еще путались мысли. Очень неприятное ощущение. А после разговора с ней чувствовались тяжесть и усталость.

Я хотела бы знать, каким ребенком была эта женщина. Ведь она была когда-то маленькой девочкой, крошкой, мечтала об играх и сладостях. Я никогда не встречала злых детей, но злые люди, наверное, с малых лет злые. Ведь не могла же Татьяна К. растерять всю свою доброту. Наверное, она росла недоброй, а со временем укрепилась в своей злобе. И все от нее страдали.

Я пострадала от Татьяны К. самым коварным образом. И я, и мой муж.

В двадцать восемь лет я вышла замуж и радовалась долгожданному повороту в моей судьбе. Мой муж оказался хорошим человеком. Однако не все было безоблачно. Нашу семью стала преследовать одна неприятность, со стороны знакомого моего мужа. Вернее сказать, этот знакомый и был той самой неприятностью, преследовавшей нас. Странная и дурная личность.

Он появился в нашем поселке через три месяца после того, как в поселок приехал на жительство мой будущий муж, Степан. Степа приехал работать водителем самосвала, холостой, приятной наружности застенчивый мужчина. Ему было всего двадцать четыре года, но я все равно решилась и сама позвала его сходить в кино и в кафе, и он согласился. Я думала: «Пусть он моложе, ну и что? Выглядим-то мы как ровесники. Кому придет в голову спрашивать нас о возрасте?» И нам повезло: никто и не догадывался, что я старше.

Мы понравились друг другу, поженились. Свадьбу устроили скромную, пришли всего семь человек. И хорошо. Мама сказала: «Чем скромнее начало, тем богаче жизнь!» Это была мудрость, которая и успокаивает, и укрепляет. В жизни нужно всегда держаться такой мудрости.

Когда мы со Степаном справляли свадьбу, Татьяна К. находилась в отъезде. То есть мне повезло и в этом. Когда она вернулась, мы уже отгуляли на свадебном вечере.