скачать книгу бесплатно
Сонеты. Гамлет в переводе Николая Самойлова
Уильям Шекспир
Известны сонеты Шекспира в переводе Маршака. У него все сонеты посвящены женщине, этим он лишил их трагического накала страстей, когда герой узнаёт о двойной измене. Это издание произведений Шекспира является уникальным в современной Российской литературе. Переводчик избавил Шекспира от литературных наслоений, нанесённых переводчиками двадцатого века. Самойлов показал реальное и, как оказалось, весьма актуальное творчество мирового гения. Знакомьтесь с трагедией «Гамлет», поражающей воображение накалом страстей: Призрак, яд, убийство брата, вероломство друзей, любовь, дружба, отчаянье героя, смерть любимой, месть. Всё это вы найдёте в этой трагедии.
сонеты
1
From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak'st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.
1
Потомство ждём от перла красоты,
Так роза красоты не умирает;
Когда увянут зрелые цветы –
Наследники их память сохраняют.
Но ты обвенчан взглядом ясных глаз,
Своею красотой любовь питаешь,
При изобилии себя за разом раз,
Как злейший враг, на голод обрекаешь.
Ты – украшенье мира, эталон,
Красот весны единственный глашатай,
Свой милый облик, хороня в бутон,
Как скряга, расточаешь скудной платой.
Не будь обжорой, обижая мир,
С могилой на двоих, устроив, пир.
2
When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer, `This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse',
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.
2
Когда чело осадят сорок зим,
На поле красоты, воюя с плотью,
Наряд, в котором ты неотразим,
Износится, став жалким, как лохмотья;
Тогда то, если спросят, где сейчас
Великолепье юного наряда
Не говори: «В глубинах впалых глаз».
Ответ сочтут бесстыдной бравадой.
Достойнее сказать: « Я жил не зря,
Вот оправданье старости – ребёнок.
Старался я, в нём копию творя,
Поэтому он мой портрет с пелёнок.
Я, постарев, как будто молод вновь:
Остыв во мне, пылает в сыне кровь».
3
Look in thy glass and tell the face thou viewest,
Now is the time that face should form another,
Whose fresh repair if now thou not renewest,
Thou dost beguile the world, unbless some mother.
For where is she so fair whose uneared womb
Disdains the tillage of thy husbandry?
Or who is he so fond will be the tomb
Of his self-love to stop posterity?
Thou art thy mother's glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime;
So thou through windows of thine age shalt see,
Despite of wrinkles, this thy golden time.
But if thou live rememb'red not to be,
Die single, and thine image dies with thee.
3
Глянь в зеркало, увидев отраженье,
Скажи: «Пора живой портрет создать».
Обманешь мир, не выполнив решенье,
У девушки отнимешь благодать.
Ведь где же та, которая не рада
Дать девственное лоно распахать?
А может быть любовь к себе – преграда,
Она велит бездетным умирать?
Для рода стать гробницей – вероломство,
Ты – зеркало для матери своей,
Она – в тебе, а ты – в своём потомстве
Вернёшь себе апрель минувших дней.
Но, если ты решил прервать свой род,
Живи один, и образ твой умрёт.
4
Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty's legacy?
Nature's bequest gives nothing, but doth lend,
And being frank she lends to those are free:
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
