Первая жертва

– Будет вам кровь. – Лувейн снова прицелился. – Он не станет возражать, поскольку ничего не почувствует.

– Поздно, – сказал контролер. – Мы не одни.

Старичок в бермудах и старушка в цветастом платье, вероятно его жена, вовсю щелками фотокамерами. Засняли труп, Лувейна с контролером, друг друга.

– Туристы, – вздохнул контролер. – Надоели до чертиков, но что бы мы без них делали?

Когда пара, не выдержав его свирепого взгляда, ретировалась, Лувейн сунул в руку контролера пару купюр.

– Пишите что хотите, но я должен выглядеть хорошо.

Контролер кивнул, спрятал деньги, подумал и накарябал:

«Причина смерти – перелом шейных позвонков, полученный при попытке избежать неминуемой гибели от руки охотника, мистера Лувейна Доубри».

Так себе причина, но успешную охоту Лувейну все же зачли, и он получил свой бонус. Домой он, однако, возвращался унылый, преисполненный отвращения к себе. Джасинта куда-то ушла, он сидел в темной гостиной один. Как можно промахнуться четырнадцать раз подряд? Он включил вечерние новости. Гордон Филакис из «Шоу Мира Охоты» перечислял сегодняшние убийства. Дойдя до лувейновского, он сказал:

– Жертве не повезло, поэтому никто не заметил, что не повезло и Лувейну Доубри. Возможно, в следующий раз его противник будет удачливее.

Подлец ты, Филакис. Лувейн в ярости выключил телевизор. К черту их всех, он стреляет не хуже прежнего. Даже лучше. Просто полоса такая пошла. Уж в следующий-то раз он покажет, чего стоит. Убьет с несравненным изяществом. Подготовит все так, что комар носа не подточит. Он может себе позволить самое лучшее, и сейчас самое время найти жертву, с которой можно договориться.

22

Новобранцев записывали ежедневно с девяти до четырех во Флигеле, бетонной пристройке на задах Охотничьей Академии.

– Ты уверен, что хочешь этого? – спросила Нора, проводив Гарольда до самых дверей. – Когда запишешься, обратного хода уже не будет. Компьютер определит твоего первого противника через пару дней, и тебе не позволят уехать с острова, пока ты его не убьешь или… сам знаешь.

– Да, Нора, знаю. Я приехал сюда охотиться и зарабатывать деньги – это самое я и делаю.

– У меня здесь знакомые. Могу устроить тебя барменом, на чаевых хорошо зарабатывают.

– Я не для того ехал, чтоб за баром стоять.

– А я не хочу, чтоб тебя убили! – Нора со слезами прильнула к нему. Гарольд бережно отстранил ее и сказал:

– Ты вот что: жди меня дома. Я приду, как только закончу здесь, и будем собираться на вечеринку.

– Что еще за вечеринка?

– Охотничий бал называется, так Альбани сказал. Вроде бы что-то особенное.

– Охотничий бал? Да это же событие года! Чудесно, Гарольд… только мне надеть нечего.

– Ничего, найдешь что-нибудь. Пока. – Он поцеловал ее и вошел.

Мистер Бакстер, здоровенный толстяк, выглядевший так, будто вот-вот родит арбуз, с копной черных кудряшек и крошечными очочками, помог Гарольду заполнить анкету и привел его в большой зал со светильниками дневного света. В дальнем конце виднелась ярко раскрашенная дверь с надписью «Аттракционы».

– Заходите в эту дверь и идете по коридорам. Движение одностороннее, не заблýдитесь – только назад нельзя поворачивать.

– А что мне делать, когда я войду?

– Защищаться. Вот, возьмите. – Бакстер снял с бокового стеллажа молот на длинной рукоятке и дал Гарольду. – Я буду ждать вас на том конце – если, конечно, все благополучно закончится.

Гарольд взвесил молот на руке.

– Что там, собственно, происходит?

– Самое разное. Я не уполномочен вдаваться в детали.

– И больше никакого оружия мне не положено?

– Нет.

– А когда я получу охотничий бонус?

– Сразу же после испытаний. Если вас ранят при их прохождении, деньги пойдут на оплату больничных счетов. Если убьют, их вручат лицу, указанному вами в анкете.

Гарольд указал Нору.

– И часто там кого-нибудь убивают?

– По мере надобности.

– Простите?

– Согласно статистике, я имею в виду. Никакого подвоха.

– Что значит «согласно статистике»?

– Надо было внимательно прочитать наш проспект. Совет Мира Охоты определяет количество охотников и жертв, могущих безопасно состязаться в городе на данный момент. Если мы выпустим на улицы слишком много участников, воцарится невообразимый хаос. Коэффициент сложности испытаний устанавливается в зависимости от числа желающих записаться.

– Да, понимаю. Какой коэффициент вы установили сейчас?

– Семьсот двадцать пять тысячных.

– Это много?

– Не сравнить с тем, что было три года назад.

– Уже хорошо.

– Но выше, чем в каждый из трех последующих лет. Ваш проход будет записываться на видео – увидите себя в вечерних новостях в случае благоприятного результата. Итак, начинайте.

Гарольд вошел. Дверь за ним, как он и ожидал, автоматически защелкнулась. Он прислонился к ней спиной и постоял немного, приучая глаза к темноте.

Вверху гудели видеокамеры, от стен шло слабое свечение. Коридор примерно через дюжину футов поворачивал влево. Послышался явно записанный на пленку смешок.

Гарольд двинулся вперед, крепко сжимая свою кувалду. Почему именно кувалда, а не что-то еще?

Позади над его головой захлопало что-то вроде крыльев, и он обернулся, инстинктивно присев. Мимо пронеслось нечто крылатое и клювастое, развернулось и опять понеслось к нему. Механическая птичка – красные глазки мигают, клюв и когти из нержавейки. Миленькая, но неуклюжая. Гарольд сшиб ее молотом и раздавил ногой. Хрупкий механизм тренькнул, и стало тихо.

Гарольд пошел дальше. Теперь ему навстречу двигалось нечто с громким сопением. Похоже на медведя, но нет, быть не может: медведи только в зоопарках остались. Не иначе опять заводная игрушка. Повернув за угол, он увидел существо с козлиным телом, львиной головой и змеиным хвостом. Позже он узнал, что это была копия химеры из греческих мифов.

С химерой он провозился дольше, чем с птицей: у нее, наверно, больше схем было или что там у них в мозгах. Она вильнула в сторону и дохнула огнем. Гарольд попятился, подозревая, что сзади тоже надо чего-то ждать, и точно: там возник чудовищный скорпион, прямо из японского фантастического фильма, какие в прошлом веке снимали.

Гарольд поддел его кувалдой и швырнул на химеру. Когда оба чудища сцепились, он обогнул их и пошел дальше. Там его поджидали механические крысы и летучие мыши – неприятные, хотя не слишком опасные. В драке его пару раз куснули, но не так чтобы сильно.

Он шел теперь довольно уверенно – может, даже самоуверенно, – и это едва не погубило его. С потолка перед ним спрыгнул боевой робот, весь в черном, и чуть не обезглавил его своим длинным мечом. Гарольд удачно подцепил меч кувалдой, вдавил робота в стену и раздолбал.

За следующим поворотом, готовый уже буквально на все, он увидел впереди свет и мистера Бакстера, делающего записи на планшетке.

– Ну, как я прошел? – спросил Гарольд.

– Неплохо, но это был легкий вариант испытаний. В этом году стандарты сильно понизили.

– Зачем же вы меня пугали тогда?

– Чтобы вы знали, на что идете, и не замышляли побег.

– А что, бывает такое?

– Довольно часто. Некоторые думают, что можно записаться, получить бонус, а после сбежать.

– Что же им мешает?

– Полиция, что ж еще. Никто из записавшихся в охотники не покинет Эсмеральду, пока не пройдет полный курс.

Они вернулись в большой зал, и Бакстер вручил Гарольду пластиковый значок, чтобы тот носил его постоянно в качестве зарегистрированного охотника. Первого назначения следовало ждать на этой неделе, если компьютер опять не сломается. Мир Охоты также предлагал начинающим современную версию «люгера 38», но Гарольд, привыкший к своему «смит-и-вессону», отказался.

Затем ему вручили чек на две тысячи долларов, который мистер Бакстер тут же обменял на двадцать хрустящих стодолларовых купюр. Отправившись прямиком на почту, Гарольд перевел тысячу долларов Калебу Отту, Кин-Вэлли, штат Нью-Йорк, и пошел к Норе.

23

Альбани встретился со своим охотником в центре, в магазине сигар недалеко от суда. Джеффрис выглядел несколько бодрее обычного – видно, что готов действовать.

– Мои осведомители сообщают, что ваша жертва проходит здесь каждый день. Он всегда обедает вон там, через улицу, в «Аламо Чили». Говорит, что другой еды не признаёт.

– Что же он ест?

– Бобы с горячим соусом. И говядину.

– Добровольно?

– Он же из Техаса, они там употребляют только местную кухню.

– И как же мне его подцепить?

– Ваша жертва – мечта охотника. После обеда он, всегда с зубочисткой во рту, следует в бар «Лонгхорн» на этой же улице – попить пива.

– Какой сорт он предпочитает?

– А это важно?

– Это позволит мне лучше его понять.

– Он пьет импортное, «Зюдетенланд пильзнер».

– Вот видите, он сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Это стоит запомнить, Альбани. Так какой у вас план?

– Попив пива, он идет обратно в отель. У него хитрые темные очки – он в них видит, что происходит сзади.

– Плохо дело, – сказал Джеффрис.

– Наоборот, хорошо. Очки дают ему чувство ложной безопасности. На углу Нортрап и Молл, как раз перед поворотом к себе на Седжвик, он попадает в слепую зону – дневной свет так действует.

– Насколько велика эта зона?

– Вы как раз в ней поместитесь, мистер Джеффрис. Вы будете позади и слева, пистолет он достает правой рукой. Он пройдет в десяти футах от вас – легкая мишень.

– Да, хорошо как будто. Как он вооружен?

– «Кольт-магнум 357» в плечевой кобуре и «харрингтон-ричардсон» 5,5 дюйма на лодыжке.

– Недурно.

– Задумка в том, чтобы не дать ему ими воспользоваться.

– Вы уверены насчет слепой зоны?

– Абсолютно уверен. Я обвел ее мелом на тротуаре. Станете там, и он не увидит вас, когда пройдет мимо.

– Хорошо. Превосходно. Думаю, на этот раз у нас выйдет. – Джеффрис проверил магазин своего «моссберг-абилина», «магнум 44». – Я готов.

– Дождитесь, когда он выйдет из «Аламо». Все, пошли!

Джеффрис пригладил волосы, сунул «моссберг» в карман и вышел на улицу. Повернул за угол (Альбани шел за ним), занял позицию на указанном месте. Драза, заметный издали по ковбойской шляпе и сапогам на высоких каблуках, вышел из «Аламо», зашагал куда следует, дошел до угла. Джеффрис, пропустив его вперед, поднял свой пистолет – и взорвался.

Альбани глазам своим не верил. В чем дело? Джеффриса размазало по тротуару, а Драза достал из кармана длинную черную сигару, откусил кончик и закурил. Подъехала, завывая сиреной, машина с эмблемой Мира Охоты.

– Ваше имя? – спросил вышедший из нее контролер.

– Текс Драза.

– Ничего себе месиво. Что использовали?

– Противопехотную мину под тротуаром.

– Нарушение, – вмешался Альбани. – Устройства, могущие причинить вред посторонним лицам, в Мире Охоты запрещены.

– Она не могла причинить вред никому другому. Была настроена на определенного человека.

– Впервые о таком слышу, – сказал контролер. – И как вы узнали, кто за вами охотится?

– Мало ли как люди себя выдают, – подмигнул Драза. Контролер знал, что некоторые жертвы не скупятся на взятки, чтобы узнать имена охотников, но доказать ничего не мог – в противном случае Дразе пришлось бы выложить очень большую взятку.

– Ну что ж, замечаний нет, – сказал контролер.

– Протестую! – вскричал Альбани.

– Почему? Все легально. Вы были его егерем? – Контролер показал на то, что осталось на тротуаре.

– Да. Заметьте, я ему не советовал. Всячески его отговаривал, так ведь нет, он все знал лучше всех. Я за это не отвечаю.

– Пусть Арбитражный комитет разбирается – по мне, все законно.

Альбани пошел прочь, всей душой ненавидя новомодные фокусы, извращающие самую суть Охоты. С этим надо как-то бороться. Опять штраф плати, ну и денек выдался. Хорошо еще, что вечером Охотничий бал – можно будет напиться и забыть обо всем.

24

Нора порадовалась, услышав, как хорошо ее земляк прошел испытания. Деньги тоже кстати пришлись: Гарольд, несмотря на ее протесты, дал ей двести долларов.

– За квартиру заплатишь. Не волнуйся, они у меня не последние. А как убью в первый раз, еще получу.

– Не самый легкий заработок.

– Да нет, это просто. Не получится – значит, грохнут меня, и всех дел. Все лучше, чем у нас дома. Я поработал, теперь повеселиться хочу. Пошли на бал.

– Минутку, только переоденусь.

Ушла на это далеко не минутка, но наконец Нора вышла из спальни в белом вечернем платье, накидке из искусственного меха и с замысловатой прической.

– Ну как тебе?

– Леди, вы прелестны. Что это за бал такой, кстати?

– Главное светское мероприятие на Эсмеральде. Сатурналии начинаются вскоре после него.

– Ну, танцы дело хорошее.

– Особенно эти. Там подают изысканную еду, какие хочешь напитки и все известные человеку наркотики.

– Я насчет них не очень. Разве что травку иногда покурить.

– И не надо, если не хочешь. Я просто говорю тебе, чем там можно попользоваться.

– Ясно. Может, мне купить себе что-то новое? – Саржевый костюм Гарольду почистили и отгладили, но он все равно смотрелся неважно.

– У меня еще вещи Джонсона сохранились. Он был чуть пониже тебя, но шире в груди. Рубашка и пиджак должны подойти, а брюки отпустить можно.

– Черт, почему бы мне просто новый костюм не купить?

– Побереги деньги, Гарольд Эрдман. Тебе еще оружие понадобится и егерь.

– Тут много навороченных стволов продается, но по мне и старый «смит-вессон» хорош. А егеря я одного знаю, Альбани – говорит, что он супер. Работа ему вроде нужна, и возьмет, похоже, недорого.

Охотничий бал давали во дворце мэра, примыкающем к Охотничьей Академии. Служители в униформе ставили машины гостей на парковку и открывали дверцы такси. Все окна дворца светились. Гарольд чувствовал себя не совсем удобно в белом смокинге Джонсона, но выглядел импозантно.

У Норы здесь нашлось немало знакомых. Пока она оживленно болтала с ними, Гарольд одиноко бродил по залу, чувствуя себя в общем-то хорошо. Подошел официант с напитками, и Гарольд взял с подноса что-то зеленое, но не мятный ликер. Потом оказалось, что это «зеленый дьявол» – смесь кокосового молока и ананасного сока, приправленная испанским амфетамином со вкусом корицы. От него Гарольду сделалось не просто хорошо, а прекрасно. Всюду красиво одетые люди, несколько оркестров, буфеты и многочисленные подносы с напитками. Он взял еще одного «дьявола» и залюбовался припудренными плечами женщин при свете люстр. Разговоры до него как-то не доходили – люди здесь выражались несколько странно.

Потом он неожиданно завязал беседу с очень хорошенькой девушкой – ее волосы лежали на голове, как черная блестящая шапочка. Облегающее красное платье открывало великолепные плечи и верхнюю часть маленькой красивой груди. Звали ее Джасинта.

– Мир Охоты – это предохранительный клапан для всего остального мира, – говорила она. – Неудовлетворенные желания могут сказаться самым нежелательным образом; этот простой закон психологии целиком оправдывает Охоту.

– Я думаю точно так же, – заявил Гарольд.

– Не прикидывайтесь тупицей, – весело сказала она. – Эмоции, которые мы определяем как охотничьи, то есть стремление убивать и защищать свою жизнь, нужно постоянно стимулировать для обеспечения здоровой жизни – и личной, и социальной. Это общеизвестно.

– Само собой, – согласился Гарольд.

– Ясно также, что у современного человека эти эмоции атрофировались. Много веков охота на диких животных заменяла все прочие виды насилия. Но затем население увеличилось, началась урбанизация, животных всех перебили. Со временем прекратились и войны, и никаких насильственных занятий у мужчин не осталось. Вот Мир Охоты и заполняет этот пробел.

– Замечательно. Откуда вы все это знаете?

– Слушала лекции в Беннингтоне.

– Здоровское место, должно быть.

Веселье было в разгаре. В воздухе стоял синий и желтый дым от различных наркотических средств. Музыка гремела из гигантских динамиков так, что у Гарольда кости вибрировали. Эсмеральдийцы оценивают вечеринки по степени шума и по количеству глупостей, сотворенных участниками.

С последним у Гарольда обстояло неважно. Пил он всегда умеренно, в наркотиках вовсе не смыслил и потому сохранял над собой контроль, хотя голова и покруживалась. Чтобы расслышать Джасинту, он приблизил ухо к самому ее красивому ротику, и ее маленькие острые груди прижимались к нему в толчее.

Потом Джасинту оттащил молодой человек лет тридцати – высокий надменный блондин с серыми глазами и красивым раздраженным лицом.

– Джасинта, – сказал он, – если ты уже закончила нализывать ему ухо, Том и Мэнди заняли нам столик наверху.

– Я делилась с ним новейшими теориями Охоты. Гарольд, это Лувейн, мой кузен.

– Очень приятно, – сказал Гарольд, протянув руку.

Посмотрев на нее, как на дохлую рыбу, Лувейн смерил Гарольда взглядом.

– Если вы опять-таки вдоволь пообжимались с Джасинтой, то мы пойдем и позволим вам сохранить свою анонимность – вполне, безусловно, заслуженную.

Гарольд, не зная, смеяться ему или злиться, выбрал нечто среднее.

– Я бы сказал, кто ты есть, но вы тут на Эсмеральде славитесь своим хамством – наверно, это у тебя юмор такой. Скажи мне кто-то такое всерьез, я бы вбил в него правила хорошего тона.

Высказав это с дружелюбной улыбкой, Гарольд испортил весь эффект, упав на официанта, который уронил свой поднос.

– Мне тоже очень приятно, – сказал Лувейн и помог Гарольду встать. – Всем весело, никто не в обиде, только не падайте. Идем, Джасинта.

Она послала Гарольду воздушный поцелуй и ушла с Лувейном. Гарольд почесал в затылке и пошел искать Нору.

25

– Значит, Гарольд тебе не понравился, – сказала Джасинта. Они уже ушли с бала и пили в портовом ресторанчике пиво с мидиями – старый эсмеральдийский обычай.

– С чего ты взяла? Очень даже понравился – он само совершенство.

– Это еще почему?

– Из него вышла бы идеальная жертва. Чудо что за увалень.

– Он правда немного наивен, – подумав, сказала Джасинта. – Только что прошел испытания и записался в охотники – ты не знал?

– Интересно… отличная потенциальная мишень. Я, кстати, тоже записываюсь на новый круг.

– Ты же только вчера последнюю дуэль завершил.

– И не блеснул, прямо скажем. Надо доказать, что я не утратил таланта.

– Вот будет забавно, если компьютер сведет вас с Гарольдом.

– Не то слово. О таком партнере можно только мечтать.

– Хотя вряд ли.

Лувейн кивнул, и они заговорили о другом, но Гарольд не покидал его мыслей. Действительно отличная мишень, крупный, высокий – не промахнешься, даже если целить высоко, как Лувейну свойственно.

26

Назавтра с утра Лувейн поехал к дяде Эзре. Машину он взял городскую, «Бьюик-трицератопс» с пуленепробиваемыми стеклами, суперпрочными шинами, подушкой безопасности и кислородной маской на случай газовой атаки. Двигатель был 30-литровый, с двойным распредвалом, на 24 цилиндра и 2000 лошадиных сил. Требовалась большая мощность, чтобы привести в движение «Бьюик» со стальной обшивкой в дюйм толщиной. Автомобили на Эсмеральде отличались высокой функциональностью.

Броня, конечно, отрицательно сказывалась на ходовых качествах и бензина съедала немерено, но была необходима в таком месте, как Мир Охоты. Всегда найдется придурок, полагающий, что будет очень весело кинуть гранату под едущую машину.

Имелась и другая причина обзаводиться броней: водители на Эсмеральде ездили, как правило, быстро, бесшабашно и неумело. Вследствие этого они то и дело сталкивались, а страхования на острове не было: не кто иной, как лондонский офис Ллойда, объявил, что Мир Охоты страховке не подлежит.

И, наконец, был немалый риск, что в тебя врежется водитель, выполняющий Обязательство неосторожной езды.

У Министерства Охоты Лувейн застрял в вечной пробке, но кинжальный капот позволял ему протискиваться между не столь удачно спроектированными машинами. Маневр сопровождался жутким скрежетом металла о металл, но благодаря хорошей звукоизоляции это не слишком действовало Лувейну на нервы.

Припарковавшись в третьем ряду у пожарного крана, он взбежал по широким мраморным ступеням министерства. Голуби вспархивали у него из-под ног, маленькая девочка выронила сэндвич с арахисовым маслом, на который он тут же и наступил. Клерк сообщил, что дяди Эзры на месте нет. Возможно, он следит за подготовкой к праздничным боям в Колизее.

Лувейн снова сел в машину и помчался в Колизей. По дороге он скорее нечаянно, чем намеренно, задавил инвалида на коляске с мотором, у которого нагнетатель заело. Это на сто очков приближало Лувейна к званию Водителя Года, и он, хотя и спешил, дождался дорожного контролера, чтобы тот зарегистрировал смертельный исход.

Мелочь, а приятно. Быть может, удача снова улыбнется ему. Если бы только дядя Эзра согласился оказать ему одну маленькую услугу.

27

На этот раз Лувейн припарковался у восточных ворот Колизея. Этот гигантский амфитеатр строили по оригинальному римскому образцу: сначала внешняя четырехъярусная стена с коринфскими аркадами, потом вторая, через которую и выходят на арену.

По обе стороны тянулись ряды сидений, и служители натягивали над ними тенты для защиты от полуденного карибского солнца. На самой арене в путанице черных проводов и незаконченных декораций толклись осветители, звуко- и видеооператоры, непосредственные участники игр. Разносчики сэндвичей и напитков усугубляли хаос.

Маленький дядя Эзра с розовыми щечками, розовой лысиной, клочками белых волос за ушами, носом-пуговкой и внушительными бровями, сидел на той стороне арены за столом с чертежами, придавленными парочкой револьверов.

Дядя Эзра принадлежал к числу старейшин Мира Охоты. Сделав большие деньги на нематериальных активах в Лондоне и Париже, он отошел от дел и поселился на Эсмеральде, где стал одним из заправил местной политики. Сейчас он лихорадочно готовился к Большой Раздаче, которая должна была состояться в конце недели и открыть сатурналии.

Сатурналии, главный праздник на острове, включали в себя песни на улицах и повальное пьянство, подобно Марди-Гра или карнавалу в других местах. Будет также парад, где полуголые девушки разбрасывают цветы с движущихся платформ. Уличные продавцы будут продавать товары, запрещенные в течение всего прочего года – именно это и служит отличительной чертой сатурналий.

В обязанности дяди Эзры входила организация различных игр на арене: поединков, общих схваток, резни, смертельных боев и, конечно, популярного представления «Клоуны-самоубийцы».

В одном по крайней мере Эсмеральдийские Игры превосходили древнеримские гладиаторские бои, бывшие некогда эталоном вульгарной, бессмысленной бойни. Древние римляне за неимением двигателей внутреннего сгорания не могли поставить впечатляющие механические сражения. (Хотя столкновение четырех быстроходных колесниц посмотреть, безусловно, стоило.) А вот животные в Эсмеральдийских Играх не участвовали. Никто не хотел видеть, как убивают больших зверей: слишком мало их осталось даже и в зоопарках. Убивать надо гомо сапиенсов, разумных млекопитающих, которые довели мир до теперешнего его состояния.

Представлениям полагалось быть похожими на прошлогодние, но в чем-то и отличаться от них, чтобы организаторов не упрекнули в недостатке оригинальности. Эзра постоянно совещался с постановщиками аварий, декораторами смерти, концептуальными поп-смертельщиками и другими специалистами.

Кульминационным моментом Игр станет Большая Раздача. Пара дуэлянтов, выбранная из всех задействованных на данный момент, сразится в Колизее при полном аншлаге, причем то, каким оружием и на каких условиях они будут сражаться, откроется только в начале боя.

Лувейн всегда хотел попасть в Большую Раздачу: это кратчайший путь к бессмертию – все равно, победишь или проиграешь. Но к этому номеру программы дядя Эзра отношения не имел. Большую Раздачу устраивало «Шоу Мира Охоты», а пару выбирал телеведущий Гордон Филакис, общий любимец.

– Здравствуй, дядя Эзра, рад тебя видеть, – сказал Лувейн.

– Здравствуй, Лувейн. Смотрел клип твоей последней охоты в ночных новостях. Забавно, ничего не скажешь.

– Мне так не показалось.

– Еще бы, но признайся, что это смешно: жертва валится на мусорный бак и ломает шею, а ты все окна по соседству высаживаешь.

– Нельзя ли поговорить о чем-то другом?

– Конечно, мой мальчик. О чем, к примеру?

– Я записываюсь на следующий цикл.

– Отличная мысль – но, может, тебе сперва пройти коррективный стрелковый курс?

– Я стреляю нормально, просто мне сейчас не везет.

– Со всеми бывает. Глядишь, и повезет.