Эгоплерома

– Александр! – сказал Гоор.

– Да?

– Пока твои бойцы отдыхают, не могу ли я арендовать татами? – прозвучал как бы риторический вопрос.

– Как правило, это богатырь вызывает дракона на смертный бой! А не иначе! К тому же должна иметься веская причина: красавица-принцесса, заточённая в башню, полцарства, жар-птица и прочая награда герою.

– Осторожнее с желаниями, – посоветовал Гоор. – Сказка сказке рознь. Всё перечисленное есть прямо здесь и сейчас. Оглянись! Жар-птица… что же! – мечтательно вздохнул он. – Немного актёрского мастерства мне не помешает.

– Уговорил, театрал. Татами ждёт. Марию тут оставишь или в садик отведёшь? Я к тому: сколько времени есть у меня в запасе?

– Отведу, – ящер развернулся и, после того как Мария построилась в шеренгу по двое, начал усаживать её в манеж.

* * *

Минуя шлюз, Алекс застал затухающие всполохи северного сияния. Опередивший его дракон не развалился на коралловом рифе, как поступал из раза в раз, а вопреки ожиданиям стоял по колено и по локоть в воде с утонувшим на треть хвостом. Но и риф не пустовал: в ложбине коего скучковались бойцы-островитяне, почему-то до паники боявшиеся воды.

Гоор вытянул шею, уронил голову на песок и пустил ноздрями струйки серого дыма. – Забирайся на загривок.

Столь несвойственная дракону просьба, сказанная вслух и без принуждения, могла бы и насторожить, да врождённое любопытство Алекса брало верх над опасностью – и не в такой ситуации.

– Держись за рог, – посоветовал Гоор.

Его рекомендация оказалась весьма кстати потому как выполнение трюка в качестве каскадёра, падающего без страховки с высоты, откуда и орлиный помёт неделю приземляется, в расписании Алекса не значилось – не его это амплуа.

Над озером, словно в нём что-то закипело, заклубился туман желеобразной плотности. Выплескиваясь на берег липкими широкими языками, он застывал хлопьями белёсой пены, намечая размытые обводы на невидимых глазу преградах. Затем, чернилами на промокашке, на поверхности оцепеневшей накипи проступили бесформенные цветные пятна. Так видит человек с сильной близорукостью, наблюдая салют в очках от дальнозоркости.

– Так выглядит трафарет сознания, – продекламировал дракон. – Теперь это наш маячок! – Через пару минут, так и не дождавшись внятной реакции ошеломлённого Алекса, предложил: – Желаешь увидеть своими глазами?

– После твоих пояснений, да и собственными глазами? Однозначно хочу!

Ящер резко снизился, проваливаясь в эпицентр туманной мути. Наездник, потеряв упор под пятой точкой, последовал за ним. А когда догнал, осмыслил, что они оказались возле яслей, паривших в пустоте параллельным курсом. Нет сомнений, именно яслей, но в первоначальном, авторском замысле – палаты для новорождённых. Потолок и три стены, видимые лишь изнутри, снаружи оказались идеально прозрачны. Четвёртая стена с окном и пол отсутствовали вовсе. Кроватка, откуда застывшие глаза бездыханного младенца изучали сложно определимую без знаний триангуляции точку, зависла в воздухе, так как деталям конструкции ниже плоскости матраса и помину нет.

Алекс подтянулся за рог и, наклонившись к самому уху дракона, прошептал: – Что тут происходит?

– Ничего особого, – заверил тот. – Сейчас мы в точке времени, где основе Марии пару часов от рождения.

– Почему именно часов?

– Настаиваешь на желании присутствовать при родах? – Подождал и не дождался ответа. – Я так и подумал, – съехидничал Гоор.

– Не надейся, рассказы слушать твои не стану. О том, как ты превозмогал себя и в первый, и в двадцать четвёртый раз, при этом ещё и роженице помогал, напишешь в мемуарах, – саркастически посоветовал Алекс. – Лучше скажи, «точка времени» – это о чём?

– Представь Вавилонскую башню и основу Марии руководителем стройки, где закладной камень фундамента – точка её рождения. Всё, что выше – жизнь. Строительные леса, вьющиеся спиралью ввысь – пройденный ею путь. Кто-то из рабочих толкает полную тележку, кто-то полупустую, а кто-то и вовсе сорвался вниз. Так вот, мы с тобой не боги-разрушители, потерявшие терпение, мы – томограф.

– Теперь-то понятно! – Собеседник хлопнул ладонью по лбу. – Именно так я это и представлял! Отличие в мелочах. В несущественных деталях. Пойду инструкцию почитаю.

– Александр! – Дракон, пропустив иронию, снизошёл до разъяснений. – Представь себе термометр, под колбочкой которого сотрудники ада развели костёр. Это – точка её рождения. Полоска ртути, неустанно ползущая по капиллярной трубочке вверх – её жизнь. Когда-нибудь, достигнув предела расширения, колбочка обязательно взорвётся, разбрызгается содержимое. И пока не случилось этого, шкала показаний – отсечка времени, коя в нашем распоряжении.

– Не могу поверить, как нам повезло… – сказал Алекс с лёгкой иронией.

– В чём? – насторожился в свою очередь оппонент.

– Ты и сам должен знать! Мы можем путешествовать во времени по диапазону её жизни.

– Ну, да… об этом и речь, – подтвердил Гоор.

– А когда она умрёт, каковы последствия?

– Не знаю.

Картинка ожила. Основа Марии повернула голову, и стена, выпав из поля её зрения, тут же исчезла, поступив как капризная барышня, убежавшая в уборную смахнуть слезу и попудрить носик. Дракон ускорил течение времени. Возле кроватки из пустоты, будто призрак, сформировалась медсестра пенсионного возраста. Ловко подхватила девочку, развернулась и зашагала в сторону двери, оставаясь при этом всё в той же точке координат. Зато пришёл в движение возникший ниоткуда кафельный пол, словно это не железобетонная плита, а беговая дорожка спортивного тренажёра. Надо ли уточнять, что всё движимое и недвижимое имущество последовало его пагубному примеру. Растворились во мраке остатки отъехавшей от медсестры палаты, проплывшие мимо двери ординаторской, процедурной и просто с порядковыми номерами; коридор с плакатом каких-то инструкций и схемой экстренной эвакуации в металлической рамке.

Время, следуя посылам Гоора, ускорилось значительно. Замелькали тени, пятна света, яркие и выцветшие, будто наваждения, кляксы различной раскраски. Иногда в наступившей чехарде проступали очертания знакомых объектов, среди которых попадались и люди. Если кто видел замедленную съёмку, прокрученную в ускоренном режиме; метаморфозу бутона в распустившийся цветок, смену дня и ночи или оживлённый перекрёсток в центре мегаполиса, тот не станет задавать наводящих вопросов. И на том спасибо.

Времени вернулся ритм сердцебиения дракона.

Девочка дошкольного возраста, с огромными красными бантами на концах аккуратно заплетённых в косички волос цвета тёмного шоколада, старательно крутила педали. Из-под колёс велосипеда вместе с мелкими камешками вылетала дорожка парка, мимо пробегали клумбы, скамейки с отдыхающими, хлебные крошки с голубями, тележка с эскимо.

* * *

– С возвращением, Александр. Слезай, приехали, – сказал дракон, приземляясь на арену.

Алекс с минуту наблюдал, как выцветает небо, лишаясь всполохов северного сияния, и лишь затем спустился на татами.

– Как это всё понимать, Гоор?

– Мы просто смотрели её глазами, но только со стороны. Потому что так привычнее.

– Ладно, допустим. А зачем мы это делали?

– Синхронизировали время Эгоплеромы с текущим возрастом основы Марии. Никто не знает, к чему содеянное приведёт. Но до той поры… – помолчал. – Я стану за ней присматривать. Ну, не за ней, конечно, – тут же исправился, – а за её возможным будущим на Земле.

– Алгоритм «Дракона Гоора», – задумчиво вымолвил Алекс, – несложно догадаться.

Крылатый подтвердил кивком.

– А толку? Влиять на земные события разве возможно? И очень странное определение – до той поры… не находишь? – поинтересовался соучастник.

– Ты прошёл сквозь портал в пространство, ставшее Эгоплеромой. Не так ли? Значит, вероятность перехода существует. По крайней мере, теоретически. А это – минимум полдела! – Посмотрел на оппонента, изучая, точно видит впервые. – Пока не поймём, влияет ли основа Марии на Эгоплерому, её никак нельзя оставить без внимания. Ты прав! Мы не можем отсюда вмешаться в её судьбу. Но в крайнем случае успеем меры принять… относительно тебя…

– Вернуться в ясли, аннигилировать Эгоплерому и начать всё заново? – предвосхитил Алекс.

– Именно! – Гоор сделался тревожным. – Ты должен мне пообещать, что начнёшь развитие мира с сотворения дракона. Очевидно же, мы оба успели к нему привыкнуть. И главное – покинутые ясли в тот же миг следует замуровать… вместе с белым шумом, не позволить ему развиваться.

* * *

– Есть новости! Эгофрения реальна! – радостно изрёк дракон.

– Эгофрения?! Это производная от твоего диагноза? – Алекс посмотрел на крылатого с пристрастием. – Мне начинать волноваться?!

Не заинтересовавшись последним вопросом, Гоор пояснил: – Эгофрения – смысловой союз двух слов: «эго» и «шизофрении», где первое символизирует родство с Эгоплеромой. И да, ты близок к истине, второе – её диагноз! Правда, он отнюдь не медицинский, скорее, дилетантский. Желаешь, можешь переименовать или попытаться излечить. – Выпустив колечко дыма, ящер продолжил. – Прежде чем активировать Эгофрению, необходимо создать подпространство…

Алекс взмахом руки прервал поток рассуждений Гоора, пока монолог не превратился в защиту диссертации. – Скажи о главном и по-человечески, – попросил. – Зачем она вообще, твоя Эгофрения?

– Во-первых, она не моя, а твоя. Во-вторых, не для меня, а для тебя! – Увеличил концентрацию дыма. – В-третьих – управлять событиями мнимой вероятности в полном объёме без каких-либо квот.

– Продолжай, – заинтересовался собеседник.

– В Эгофрении скрыт огромный потенциал! – Оголился коготь безымянного пальца правой лапы. – Считай!

– Один, – начал Алекс.

– Творить временную историю на собственное усмотрение, абсолютно в любом направлении развития.

– Два, – подытожил и тут же спросил: – Ограничения?

– Пока известно несколько. – Когти втянулись один за другим. – Пределы ограничены областью захвата фона сознания обитающих в выбранной локации землян. Ещё нельзя создать Эгофрению того места, которое ранее ты не посещал, обитая в прошлой жизни. Ну, или не видел хотя бы на картинке. Касательно содержания. Представь: некий парень по телефону договорился с некой любимой девушкой о свидании. И ровно в этот момент столь благие намерения я инсталлировал в Эгофрению. Они же – намерения, став самостоятельным алгоритмом, продолжили исполняться уже в отрыве от земной реальности. А на Земле в то же время чёрная кошка перебежала девушке дорогу. Та споткнулась и попала в больницу с переломом ноги. Гипс и отмена встречи. В Эгоплероме параллельно развиваются уже совсем иные события, не омрачённые внеплановой случайностью. Твоё вмешательство – так и вовсе новый алгоритм для исполнения упомянутой парочкой, притом с наивысшим приоритетом. Впрочем, если в двух словах: можешь просто наблюдать со стороны за происходящим, можешь править что угодно в любое время на своё усмотрение. Эгоплерома – твоя новая игрушка. – Дракон пустил треугольник дыма. – Ты что, расстроился?

– С чего это вдруг ты так решил? – Алекс почесал загривок. – Просто задумался.

– Повстречай тебя репчатый лук, расплакался бы, – пояснил Гоор.

– Его звали Чиполлино! – огрызнулся собеседник.

* * *

Мысли Алекса стаей саранчи посетили пшеничное поле, где отдельное спелое зёрнышко – малая толика великого соблазна. Уж больно хотелось ему всего урожая да за один присест! Зуду нетерпения вселенский слёт аллергии аплодировал стоя.

Из эстетических соображений Алекс отказался от монтажа дополнительной двери в соседнее подпространство и воспользовался существующей, не имевшей привычки скрипеть. Дуб как материал – дерево крепкое, морёное и так далее. Сейфовая дверь, ведущая к арене, согласно изменённой геометрии туннеля, сместилась влево на полные девяносто градусов. Кроме того, он углубил её на десяток метров, отгородив антуражно ржавыми железными прутьями решётки. Чисто так, для красоты. Компанию ей составил пульт управления временем; смысла нет разбивать сложившийся тандем. На освободившемся месте появилась вращающаяся дверь из ударопрочного стекла. Под ударом стекло звучало гулко и раскатисто, громом среди ясного неба, что свидетельствовало об отсутствии сколов и трещин. Благодаря удачной компоновке материалов, конструкция не засекречивала то, что разместилось за её порогом. Сопряжённое помещение аскетического убранства идеально цилиндрической формы встречало белизной водоэмульсионной краски и кафельной плиткой пола убыточного скольжения. Хоровод раздвижных дверей с незаполненными табличками – существенное развитие камня, ожидающего путника у распутья. Пусть поначалу только один маршрут станет востребованным, не беда, забота о будущем – приоритет.

Выбрав дверь наугад, Алекс словами: – Гоор, я готов, – распустил на брёвна спасительный плот.

* * *

Ширмовые двери на выходе из шлюза разбежались по сторонам. Привычным неосознанным движением, едва коснувшись поручня, честно поделившего ступени пополам, Алекс сошёл на знакомой, в том нет никаких сомнений, троллейбусной остановке.

Нога незнакомца, занесённая над брошенным окурком; капризный малыш, тянущий ручонки к маме; женщина с собачкой, поднявшей заднюю лапку на урну – бездействовали.

– Даю обратный отсчёт, – отрапортовала голосом дракона зубастая тень на асфальте. – Пять, четыре, три, два, один…

Носок мужского ботинка раздавил потенциальный очаг возгорания. Троллейбус, сбросив пару тучных пассажиров возраста пивного живота (точнее не определить), хлопнул дверьми и продолжил маршрут. Судьбы мамы малыша и тем более собачки остались за кадром.

Алекс попытался примкнуть к одному из разнонаправленных людских потоков. Не тут-то было. Потерпев неудачу, остановился, ощутив себя железобетонным столбом, установленным на островке безопасности, притом увешанным группой дорожных знаков приоритета. Эгофренийцы сторонились его, точно юродивые греха. Поле шокового контроля исправно работало и здесь.

Простояв с минуту, Алекс воззвал к небу, где, купаясь в солнечных лучах, не достигая высот перелётных птиц и ничуть того не стесняясь, барражировал дракон. – И что мне делать дальше?

– Александр! – Отозвались небеса с дикцией учителя младших классов. – Не поддавайся иллюзиям. Эгофрения – кукольный театр одного актёра. Наслаждайся пьесой, дёргай за ниточки. Ты свободен!!! Помни: пока не обозначишь своего присутствия, тебя не существует.

– Как скажешь, – огрызнулся тот. И позволил Казанскому собору начать сокращать разделявшее их расстояние. Что и происходило с успехом какое-то время, пока Алекс задействовал ноги.

– Эй, тётя! – Парень внешне лет восемнадцати, с черепом, поросшим рыжим ёжиком, дал пинок впереди идущей женщине средних лет. – Посторонись, старушка!

– Молодым везде у нас дорога… – поддержал товарища ломаным голосом аналогичный типаж.

Оба в унисон заржали, так складно, будто годами репетировали.

Женщина в попытке устоять ухватилась за основание фонаря. Не повезло: пальцы, соскользнувшие с чугуна, подвели. Движение тела вперёд, но теперь уже с лёгким наклоном, продолжилось.

Со стороны проезжей части донёсся глухой удар, лязг битого триплекса, скрежет тормозов. Снова удар, но на этот раз более звонкий с металлическим отливом. На асфальте, метрах в трёх от лобового стекла, украшенного двумя овальными новообразованиями в мелкую сеточку трещин, стояли лакированные туфли модного в текущем сезоне синего цвета. Гармоничная по стилю сумочка, избежавшая прямого столкновения, притаилась под днищем покорёженного автомобиля. Чуть далее, приняв немыслимую позу и неестественно вывернув ноги, упокоилась бывшая хозяйка оставленных без присмотра вещей. Увы, но холод чугунного люка вряд ли женщине поможет, потому как из-под головы растеряхи медленно стекал в ливневку тёмно-бордовый ручеёк.

Дверь повреждённого автомобиля, лязгнув, распахнулась, явив на обозрение зевак мужчину неопределяемого возраста, лицо коего скрывалось под сплошным синяком. Обладай свидетели трижды феноменальной памятью, фоторобот с такого не составишь. Привычно лежавшая в руке водителя монтировка, точно тот всю жизнь гвозди из старых досок извлекал, как только позволила дистанция, определилась между лопаток виновницы аварии. Хрустнули позвонки.

– Стерва! – Сплюнул в сердцах нефотогеничный товарищ. Ударил носком ботинка в бок беззащитное женское тело, колыхнувшееся в ответном порыве. – Может, туфли жене налезут, вроде размер подходящий. – Подобрал. – Смотри-ка, не ношены совсем, повезло. – Закинув находку в багажник, уселся за руль.

Зарычал мотор, добродушно, прямо как львёнок в мультфильме. Правые колёса поочерёдно переехали, не сочтя достойным препятствием, босые стройные ножки. И израненный автомобиль, отомстив обидчице, покинул зону происшествия.

С опозданием, но всё же прибывшие стражи правопорядка, обнаружив на мостовой беспризорную женскую сумочку, повеселели.

– Повезло, вещдок! Ну-ка, что там у нас внутри? – Звякнула связка из трёх ключей. Небольшое круглое зеркальце, упав под ноги, рассыпалось осколками. – Гуляем сегодня, сержант! – На асфальт спланировал раскрытый кошелёк, следом профсоюзный билет, косметичка. – Ничего больше ценного. – Офицер брезгливо приблизился к трупу.

– Эй, ты! – Небрежным жестом поманил из толпы первого встречного полицейский, производивший досмотр улики. – Подошёл ко мне, быстро!

– Кто, я? – испуганный голос, явно либерала.

– Разве ты, свободомыслящий, ещё кого-то тут видишь из ценных свидетелей? Подошёл, я сказал, повторять не стану! Рассказывай подробности и под протокол!

– Этот рыжий молодой человек… – Привлечённый к даче показаний указал исподтишка, еле заметным движением пальца, за спину сквозь собственную грудь. – Взял и вытолкнул жертву на дорогу, прямо под колёса машины… – Одними глазами воспроизвёл маршрут движения жертвы.

– Хватит мямлить, громче говори. – Надавил офицер. – Боишься, заподозрят честного человека в сотрудничестве с представителями власти?

Интеллигент не сдюжил стать прозрачным, как ни старался, просто побледнел.

– Так, всё ясно, временно свободен! Вы двое! – Лейтенант без труда вычленил подозреваемых из группы ротозеев. – Подошли, развернулись, встали на колени! Руки за голову! Сержант!

Напарник, освободив от пистолета кобуру, передёрнул затвор, снял с предохранителя. – Всю жизнь мечтал пристрелить бандита-негодяя! – Поднёс ствол к рыжему затылку. Рука заметно дёрнулась от отдачи.

Публика родила возбуждённый ропот.

В лучших традициях вестерна, чьим поклонником и являлся стрелявший, маршал просто обязан сдуть вьющийся из нарезного отверстия пороховой дымок. Поднеся ствол к сложенным трубочкой губам, киноман услышал: «Отличный выстрел, сержант!» и почувствовал одобрительный толчок в плечо. Неубранный палец рефлекторным движением вдавил спусковой крючок. Череп, треснув новогодней хлопушкой, выбросил в небо фонтан однотонного конфетти. Слуга народа и фуражка, успевшая выполнить двойной кульбит, опустились на землю синхронно. И один, и вторая хвастали пулевыми отверстиями, кои недвусмысленно указывали на их полную негодность.

– Внимание! – Лейтенант предупредительно выстрелил вверх. – Всем разойтись, здесь вам не цирк приехал! А ты-то куда собрался? – Толкнул ногой в спину собиравшегося подняться с колен и затеряться под шумок в людской массе второго соучастника автомобильного преступления. – Лежи, не дёргайся! – Прострелил тому бедро. Подогрел интерес толпы.

Из подкатившей кареты скорой помощи высыпали ничем не примечательный врач и колоритная медсестра, прототип персонажа для кино восемнадцать плюс.

– Три трупа, женский и два мужских, – определил носитель многолетнего медицинского стажа. – Избежать ответственности за проступок нацеливался? – Пальцем указал на обладателя простреленной ноги.

– Так точно! Попытка побега.

Эскулап бегло глянул на рану и вынес вердикт: – Сквозная. – И обратился к болезному. – Вот что, калека. Сам способен дойти без носилок или тут тебя бросить? Полежишь немного, кровью истечёшь. – Похлопал по раненой ноге, вызвав у подранка болезненный стон. – А потом с товарищем за компанию в морг поедешь, отдохнёшь до вскрытия. – Обернулся к медсестре. – Верочка, помоги пациенту. Так и быть, грузи его в салон. Только привяжи покрепче к каталке, чтоб не вырвался да не удрал по дороге. – Обернулся к офицеру. – Лейтенант, мы тут постоим, доколь за жмуриками спецбригада не подъехала.

Тот не имел возражений.

Не прошло и пары минут, как уравновешенный и не в таких передрягах побывавший лейтенант обратился к водителю неотложной помощи. – Сирену включи, заглуши истошные вопли. А то народ волнуется, патронов мало, не отобьёмся…

– Гоор, время тормозни и забери меня! – крикнул Алекс. – Здесь творится неприкрытый беспредел!

Подобрав просителя, дракон закружил над эпицентром замороженных событий.

– А ты иного хотел, Александр? К примеру, рыжий, пострадавший от превышения полномочий – хороший парень. Его основа любит родину, готовится к призыву в армию, да вот непруха, встал сегодня не с той ноги. В земных реалиях он обогнал бы неспешную барышню, на том бы и закончилось. Здесь же – спонтанная реакция на помеху. Сержант, тот просто не успел расстаться с детскими мечтами, американского кино пересмотрел, добавить тут особо и нечего. Лейтенант, ну дал человек волю чувствам, которые при обычных условиях службы отбывают пожизненное где-то в глубине души, без права на переписку. Сорвался, работа у него такая, нервная. Доктор – военный хирург, всего-то и устал изображать Айболита.

– Гоор, пожалуй, в дальнейшем я воздержусь от посещений Эгофрении. Гротеск – это не моё, – сказал Алекс.

– Существует надёжный способ, устраняющий выявленный недостаток. Прошёл проверку не одним столетием, – объявил Гоор.

– И когда же ты успел? – усмехнулся Алекс.

– Не я! – Дракон указал пальцем ввысь. – Я только пользователь…

– Не тяни… – посетовал Алекс.

– Христианские заповеди: не убий, не укради… – пояснил Гоор.

– Воспитаем верноподданных адептов? А как же свобода волеизъявления, данная им? – Палец Алекса указал в том же направлении, куда и драконий ранее.

– Александр, в Эгофрении паствы нет, не увлекайся! Здесь мы имеем дело с готовыми фантазиями, причём чужими. И в наших силах лишь ограничить проявления, несоответствующие нашим целям.

– Может, сразу уголовный кодекс? Землянам он привычнее, не то, что кара Господня, – предложил радикальное решение Алекс.

– Александр… – Гоор взмахнул крыльями, набрав немного высоты. – Эгофрения – сплошное беззаконие и конкретика, увы, не поможет. Тому свидетель… да впрочем – вся мизансцена. Зачитать статью имеет смысл только по факту и никак не заранее. Ведь она не содержит морали. Понимаешь, в том и заключается отличие статьи от догмы. Ты же не станешь после каждого обвинения отматывать время и предупреждать кандидата в преступники о последствиях?

Алекс промолчал.

Идеальную в плане морали инсталляцию, как и следовало ожидать, пришлось создавать самостоятельно. Сначала Алекс определил для себя критерии отбора. В качестве образца он выбрал обитателей Эгоплеромы, но с поправкой на земные реалии. Затем, отфильтровав по возрасту, полу, семейному положению, профессии и прочим показателям, он сформировал группу из двенадцати тысяч кандидатов. Далее, с помощью дракона, он скопировал и перенёс в Эгофрению их сознание, создав таким образом эталонное общество. Спустя пару недель Алекс, довольный результатом, пригласил на смотрины Гоора.

Гоор, пролетев над городом, приземлился на крышу высотного здания, где его уже ожидал творец.

– Ну, как тебе? – Алекс указал вниз, на проспект, где в размеренном ритме текла жизнь.

– Скучно, – ответил Гоор. – Всё как по нотам. Ни одного правонарушения, ни одного конфликта. Даже влюблённые не целуются на людях. Идиллия, что и говорить. Но, Александр, это же не жизнь, а её подобие. Ты создал музей восковых фигур, где экспонаты умеют двигаться. Не более того.

– А что не так? – Алекс насупился.

– Всё! – Тот выпустил дымное колечко. – Ты выбросил из уравнения главный компонент – хаос. Случайность. Непредсказуемость. Без этого любое общество, даже самое идеальное, превращается в механизм. В муравейник. Ты лишил их права на ошибку, а значит, и права на развитие.

– Но ведь это же идеал! – не сдавался Алекс.

– Идеал – это смерть, Александр. Жизнь – это постоянное движение, поиск, преодоление. Ты же заморозил их в одном состоянии. Они не живут, они функционируют. Как часы. Точные, красивые, но… мёртвые.

Алекс молча смотрел на идеальный город, и вдруг ему стало не по себе. Ящер был прав. Это был не живой мир, а его искусная копия.

– Что же делать? – спросил он наконец.

– Вернуть им право выбора. Даже если этот выбор будет неправильным. Позволить им ошибаться, падать и снова подниматься. Перестать быть кукловодом и стать… ну, скажем, наблюдателем. Создателем, который дал законы, но не диктует каждый шаг.