Путь домой. Четыре близнеца

Но Жан не смог проспать долго, ведь такое забвение не способно принести покой и восстановить силы. Скоро он снова открыл глаза.

Оказывается, в этом чулане не так темно, как это показалось в первый момент – здесь нашлось окно! Пусть и закрытое крепкими деревянными ставнями, оно сумело стать источником скудного света. Тонкие нити солнечных лучей сумели избавить юношу от неприятного чувства слепоты и теперь взялись обрисовать контуры творящегося здесь беспорядка. Очевидно, что это помещение служило кладовой, или скорее свалкой вышедших из употребления вещей. Была тут и мебель, и изъеденная временем и пылью одежда, и разбитая посуда.

Жан вдруг понял, что то положение, в котором он пребывал уже неизвестно сколько времени, было далеко не самое удобное. Может быть, именно благодаря ему он и испытывал такую сильную боль в пояснице? Жан попробовал встать и только сейчас вспомнил, что он связан. И в тот же миг воспоминания обрушились на него беспощадной лавиной, грозя раздавить, стереть в порошок, а в душу запустил клешни холод страха. Всё уже пережитое и только обещанное герцогом случиться навалилось на утомлённую душу одновременно, словно тысяча игл пронзили сердце. Но в этот раз почти сразу, откуда-то из глубины, поднялся сильный протест, или, быть может, гнев. Так или иначе Жан ощутил страшный жар в груди, а всё, что бурлило в его сознании, наконец сформировалось в одно слово: «Марианна!» Именно это имя заставило юношу собраться, прояснило сознание, вернуло способность мыслить более не менее связно.

«Неужели Анри не удалось уйти?! Неужели он в самом деле погиб?!» – Жан отказывался в это поверить, но тут в его памяти вдруг некстати всплыли когда-то оброненные Анри слова касательно праиэров: «Помяни моё слово, однажды эти гады убьют меня!» Нет, было немыслимо представить, что он, Жан, никогда больше не увидит друга, не услышит его шутки и смех. Нет! И Жан отказал себе в праве рассуждать на эту тему! Люди герцога не видели Анри мёртвым! Он не может погибнуть, и точка!!! Но где теперь Марианна?! Что с ней?! Сплошные такие изматывающие вопросы…

Ясно только одно – он, Жан, сможет помочь Марианне и найти друга только, если выберется из плена! Это также очевидно, как и то, что он сейчас валяется в этом Богом забытом чулане и покорно ждёт воли герцога. Но нет!.. Надо выбираться!!!

Жан осмотрелся более внимательно, и тут же судьба улыбнулась ему. У дальней стены стояло что-то похожее на разбитый чан. Сделав неимоверное усилие, Жан встал и маленькими прыжками добрался до него. Глаза его не обманули. Отбитый край оказался достаточно острым, чтобы с его помощью можно было бы попытаться перерезать верёвки, связывающие руки за спиной. Преодолевая сопротивление измученного тела, Жан опустился на пол спиной к чану и, немыслимо изогнувшись, поднёс руки к острому краю чана. Цель достигнута, и работа закипела.

Вдруг за дверью раздался кашель. Он не приближался и не удалялся, возник как-то сразу, неожиданно, и Жан понял – его стерегут. Что ж, тем лучше. С каждой секундой надежда крепла всё больше, но неудобство позы быстро истощало силы. Если бы через миг верёвки не поддались, Жан, как ему показалось в тот момент, сошёл бы с ума. Но он победил.

Освободившись от пут, Жан растянулся на полу: «Сейчас… минутку… Только бы хватило сил! Только бы хватило сил! Сейчас… Сейчас ты встанешь и что-нибудь сделаешь», – начал уговаривать он сам себя…

Стражник, один из слуг барона, надломленный столь однообразной работой, уже клевал носом, когда в чулане вдруг поднялся страшный грохот, обильно сдобренный стонами и причитаниями. Слуга отказывался что-либо понимать: «Этих звуков быть не должно, не место им здесь! Что там происходит? Что толку тут сидеть, если с пленником что-нибудь случится?!?» Безобразие в чулане набирало силу, и стражник решился. Он крепче вцепился в свой длинный нож, откинул запор и осторожно заглянул во внутрь.

В тот же миг всё стихло, а на любопытную макушку обрушился тяжёлый удар, и страж скрылся в чулане.

В коридоре никого не было видно, и совершенно одинаковые его концы с равной силой манили узника. Неизвестно сколько бы ещё Жан пребывал в нерешительности, ведь окна здесь были узкими, как бойницы, и затянуты непрозрачной слюдой, но откуда-то справа раздались шаги, и в следующий миг Жан уже знал, что делать. Затаив дыхание, он слился с дверным проёмом.

Скоро стало ясно, что приближается один человек, и этот человек совершенно не подозревает о поджидающей его опасности. Лихой мотивчик оборвался на полуслове. Стоило певцу обогнуть угол, как он плашмя рухнул на пол. Сбив этого незадачливого служителя гостиницы с ног, Жан аккуратно ударил его по голове, и тот уснул, так и не узнав, что за напасть свалилась на его голову.

К сожалению, несчастный не был вооружен, но это не очень расстроило Жана. Он чувствовал прилив гигантской силы и невольно мысленно поблагодарил Генриха Рая за преподанные в своё время уроки выживания.

Коридор оказался не слишком длинным. Он завершался широкой винтовой лестницей, и… именно на ней удача отвернулась от юноши. Вместо того, чтобы направиться вниз, он был вынужден стрелой метнуться назад, потому что прямо на него поднималось человек шесть слуг барона, и, завидев пленника, они недолго раздумывали над тем, что им делать.

Что ж, и у Жана не осталось выбора. Совсем позабыв о ранах и синяках, он несся по нескончаемым коридорам гостиницы, сбивая с ног и пугая людей. Но он так и не видел выхода, и это начинало остро щекотать нервы.

И тут, бросив взгляд в очередное распахнутое окно, Жан понял, что под ним конюшенный двор гостиницы. Кто бы раньше сказал этому герою, что фортуна улыбнётся ему столь неожиданным образом. Да, позади слуги барона. А вот и впереди показались слуги герцога во главе с Филом. Но всё ещё выход есть! Жан взлетел на подоконник и, ни секунды не колеблясь, спрыгнул прямо в приглянувшийся ему стог сена.

Этот живописный прыжок смогли по достоинству оценить не только преследователи юноши, но и только что вернувшиеся герцог, барон и сопровождавший их Ламороу. Господа замешкались на крыльце, бурно делясь впечатлениями от своей прогулки, когда из окна второго этажа гостиницы вылетел похожий на разбойника Жан. Следом за ним показался Фил. Он не стал так опрометчиво прыгать, а предпочёл спустить вниз по фасаду, сделал это очень быстро, ловко, и вот уже тоже скрылся за изгородью. Дальнейшего ни барон, ни герцог видеть не могли. Прибывая в полной растерянности, они переглянулись, и настроение обоих выразил барон:

– Ещё какой-то час назад я бы голову дал на отсечение, что этот мальчишка готовится отойти к праотцам. Но… он Лаган!

Герцог не нашёлся, что сказать в ответ. Их изумление возросло бы ещё больше, если бы они имели возможность наблюдать разыгравшуюся на конюшенном дворе сцену.

Жан кубарем скатился со стога и сразу же бросился к коням. Перепуганные конюхи в ужасе отшатнулись от него, ожесточенно крестясь и вспоминая всех святых разом, ведь и они видели, что Жана привезли в этот дом подобным трупу. Но юноша не обращал на них никакого внимания, как не обращал внимание и на свои раны, на сильно порванную, грязную, окровавленную одежду. Он всей душой рвался на свободу!

Коней уже начали рассёдлывать, и потому найти хотя бы одного, готового принять всадника, оказалось невозможно. Что ж, Жан кинулся укреплять подпруги ближайшего коня. Спуск Фила он видел лишь краем глаза. Не ускользнуло от его внимания и стремительное появление Ламороу с Роном. Жан надеялся успеть, надеялся до последнего момента. Но вот его накрыла гигантская тень первого праиэра, и юноша понял, битвы не миновать.

Огромный кулак Ламороу метил в скулу юноши и наверняка сломал бы её, но в этот раз Жан увернулся. Этот страшный удар пришёлся по седлу, и перепуганный конь тут же дико заржал, встал на дыбы, начал бить копытами. Жан отпрыгнул в сторону, но не удачно, Рон исхитрился подставить подножку. Падение вышло очень болезненное, у юноши страшно загудело в голове, словно она стала бедным колоколом, а тело свело в судороге. Это выглядело страшно. Даже Ламороу замешкался, засомневался, жив ли ещё Жан, цел ли? Но нет, свою цель юноша знал и видел по-прежнему ясно, и уже через миг заставил первого праиэра рухнуть на землю – тот не выдержал неожиданный удар каблука прямо в живот.

А Жан уже был на ногах и бросился к конюшне, но опомнившиеся конюхи и гвардейцы преградили ему дорогу. Что ж, пришлось отступить. Оправившийся от падения Ламороу уже возглавил наступление, зычно раздавал приказы направо и налево и открыто праздновал победу, ведь деваться Жану некуда. Угрожающий вид неумолимо сжимавшегося вокруг Жана кольца гвардейцев герцога должен был посеять в душе юноши панику, внушить естественное желание сдаться. Но нет, это не про Жана. Когда человеку нечего терять, когда все его устремления обращены к одной заветной цели, к свободе, мир вынужден прогнуться.

Продолжая отступать, Жан натолкнулся на бочку с водой. Юноша быстро окунул в неё голову, и, словно с водой на него хлынула гигантская сила. Он с первой же попытки перевернул эту бочку. Обильно смочив густой слой пыли, вода тут же устроила во дворе страшную грязь, и гвардейцы, увидев, что Жан метнулся к большой телеге, вместо того чтобы побежать за ним, были вынуждены растянуться поперёк двора, образуя достойную сочувствия свалку. Даже Рона затянула эта трясина. Пожалуй, только Фил и Ламороу избежали этой грязной участи, но всё равно оказались отделены от Жана этой грудой перепачканных тел. Что ж, они решили добраться до Жана, обойдя поверженных, один справа, другой слева.

А тем временем на дворе появилось ещё несколько гвардейцев, а с ними и Пит, последний из четырёх праиэров. Он быстро раздал распоряжения своим людям, а сам предпочёл остаться в стороне. Жан не стал гадать о намерениях этого человека, просто не до того ему было. Вот она, телега о двух огромных колёсах. Юноша подхватил её за оглобли и ринулся прямо на своих врагов. Конечно же те в ужасе кинулись в стороны, а телега, развив довольно большую скорость, со всего маху врезалась в стену конюшни. В результате Жан, который не спешил отпустить оглобли, взлетел на крышу конюшни. Та, будучи соломенной, конечно же провалиться под весом этого живого снаряда, и до слуха изумлённых зрителей донеслось перепуганное ржание. Все, кто стал свидетелем этого представления, ещё не решили смеяться им или плакать, когда из-под покосившегося навеса конюшни стрелой вылетел Жан верхом на неоседланном коне. Ловко орудуя хлыстом, он легко разметал гвардейцев и прорвался-таки к открытым воротам.

Наградой ему стало зрелище перекошенных лиц герцога и барона. Эти двое отказывались верить своим глазам.

– Я не прощаюсь, господа! – крикнул им Жан и был таков.

– О, дьявол!!! – зарычал герцог и ударил кулаком по дверному косяку.

– А мальчишка-то не промах! – оскалился барон и сам себя удивил, обнаружив, что рад этому побегу Жана. Что могло более досадить герцогу?!

– Да, чёрт побери! Его воспитанием занимался сам Генрих Рай, а это дьявол, а не человек! – процедил сквозь зубы герцог.

В этот момент из ворот выбежал пунцовый от злости Ламороу.

– Он мне нужен, Лар!!! Живым!!! – крикнул герцог, – Коня мне!!!

– Коня Его Светлости!!! – праиэр так же зычно отправил этот приказ далее.

Его Светлость разбушевался ни на шутку, даже лично отправился в конюшню, по пути раздавая нерадивым слугам сердечные тумаки. Барону, не разделявшему рвение своего союзника, оставалось лишь посторониться и молча наблюдать за тем, как герцог и все его гвардейцы отхлынули от гостиницы. О существовании барона Его Светлость в этот момент, казалось, забыл.

Кинув рассеянный взгляд на поднятую конями пыль, барон обратился к предводителю своей гвардии, к тому самому, пиратского вида.

– Что скажешь, Карлос?

– Ваше приказание выполнено, всё готово к отъезду.

– Замечательно.

– Сеньор, – остановил барона Карлос, – есть новость …

– Говори.

– В том направлении, куда стремились сегодня утром беглецы, есть примечательное имение, оно стоит чуть в стороне, и именно туда направлялись ТЕ артисты.

– Превосходно, Карлос!!! Что это за имение?

– Это владения некой графини де Шероль. Есть человек, который проводит нас туда.

– Отлично!!! – барон одарил слугу столь редкой для него улыбкой и извлёк из кармана несколько золотых. Просиявший Карлос с благодарностью принял их.

– Через пять минут уезжаем. Всё, – распорядился очень приободренный барон.

– Будет сделано! – и Карлос исчез.

Ещё не решаясь до конца поверить в то, что удача вновь развернулась к нему лицом, барон усмехнулся и решил подняться к себе, чтобы оставить герцогу несколько слов. А уже через несколько минут, спускаясь к своей карете, он столкнулся лицом к лицу с графом де По.

– Замечательно. Я как раз хотел послать за вами, любезный граф.

– Вы уезжаете, господин барон?! – искренне встревожился де По.

– Да, вы верно заметили.

– Но… наше соглашение!!!

– Оно пока остаётся в силе, но его исполнение придётся отложить на… думаю, не слишком далекое будущее.

– Но господин барон!..

– Ваше Сиятельство, я уезжаю, чего и вам желаю. Примите добрый совет, не связывайтесь с герцогом Бетенгтоном. Он приведёт вас к могиле самой короткой дорогой. Исчезните на время, не попадайтесь ему на глаза. Что же касается наших с вами отношений, я их по-прежнему чту. Как только уладится это недоразумение с моей племянницей, я дам вам знать о месте нашей встречи. Меня не обременяет дружба с вами, и, думаю, вы понимаете, она может ещё очень даже вознаградить нас обоих. А пока… повторюсь. Уезжайте отсюда. И, до свидания.

С тем барон и удалился, оставив графа наедине с так и неразрешёнными тысячью и одним вопросами. Уже через несколько минут барон покинул гостиницу и направился к южным городским воротам, правда, окольными путями.

А тем временем Жан мчался во весь опор по уже хорошо знакомым улицам Рунда. Поворот, ещё поворот… Он не знал, есть ли за ним погоня, но чувствовал, что опасность ещё не миновала. Неожиданно, обогнув очередной угол дома, он врезался в ряды всадников, слуг, сопровождавших карету какого-то вельможи, и тем самым юноша стал причиной большой неразберихи. Карета встала поперёк улицы, совершенно перегородив её, но Жан уже был по другую сторону и, с трудом утихомирив перепуганного коня, снова заставил его перейти на рысь.

– О, дьявол! Рунд всегда был тихим городом! – донесся из кареты сердитый голос Антуана де Валеньи.

Генрих Рай уже охрип, силясь навести порядок и развернуть карету. Несколько сопровождавших их слуг, воевали со своими конями и не особо слушались распоряжений. Рай спешился и распахнул двери кареты.

– Как вы, сударь?

– Уже лучше, – попробовал улыбнуться позеленевший от боли Антуан.

Ранение, полученное им в Грандоне, заставило молодого графа путешествовать почти лёжа, и сейчас, это столкновение привело к его падению на пол. Рай помог Антуану принять удобную позу и вытер пот с его лба:

– Я должен оставить вас, мой друг!

– Что случилось?

Только теперь Антуан заметил особенную бледность Рая и справедливо заподозрил, что причина такой страшной тревоги брианца скрывается где-то там, за пределами кареты. Что ж, Генрих Рай сокрушённо кивнул:

– Видите ли, сударь, этим налетевшим на нас безумцем был никто иной, как Френсис! Я не мог ошибиться!

– Жан!?! Точно!?!

– Да. Это так же точно, как и то, что я говорю с вами!

– Но, господин Рай! Он же вас не узнал! Может быть, вы всё-таки ошиблись? – Антуан даже попробовал задержать Рая, взяв того за руку.

– Просто он не ожидает увидеть меня здесь, и не до того ему… Вы бы видели, как ужасно он выглядел!!! Нет, не удерживайте меня, сударь! Я должен постараться догнать его!

Антуан понял, что на самом деле Рай не просит разрешения, а просто ставит его перед фактом, потому смиренно кивнул. Карету ещё не развернули, но уже образовалась достаточная щель, чтобы Рай мог проскользнуть в неё верхом на своём коне.

И вдруг раздался выстрел. Рай круто развернулся и увидел не далее, как в десяти шагах от себя герцога Бетенгтона в окружении гвардейцев. Выстрелил сам герцог, и Рай почувствовал, что конь под ним стал медленно, но верно падать. А сам Генрих Рай в этот момент, казалось, остолбенел от неожиданности, но герцог быстро привёл его в чувства.

– Взять этого гада!!! – был отдан приказ, и, не имея ни времени, ни возможности что-либо объяснять Антуану, Рай нырнул под карету и через миг исчез в ближайшем переулке.

Герцог, будучи верхом, отлично видел этот манёвр Рая и покраснел от злости. Ламороу, не дожидаясь приказа спешился, благо кони здесь ещё не могли пройти, и бросился в погоню. К нему присоединились Рон и Фил. Герцог с досадой перевёл дыхание и тоже сошёл с коня. Неожиданность и молниеносность этой встречи и его потрясла до глубины души. Он мало верил, что его праиэры смогут поймать Рая, и это страшно злило.

Ничего не понимающий Антуан вздрогнул всем телом, когда дверь кареты вдруг распахнулась, и в её проёме возникло красивое лицо герцога. Их взгляды встретились, и герцогу хватило лишь мига, чтобы понять – Антуан его не узнал. Ну а в том, что перед ним, герцогом, оказался де Валеньи, сомнений быть не могло. Да, умирая в замке Бетенгтон, герцог был не похож на себя, и юноша, тогда не проявив к нему должного внимания, теперь даже не подозревал, кто перед ним стоит.

– Святая Богоматерь! Что с вами, сударь!? – ужасно забеспокоился герцог, – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Антуан растерялся, он попробовал выглянуть из кареты, ища глазами Рая, но герцог, якобы невольно, преградил ему дорогу. Тогда Антуан вновь поднял глаза на странного вельможу.

– Что это был за выстрел? – молодой граф был предельно собран, его права рука лежала на эфесе шпаги.

– Вас сопровождал мой злейший враг, и я попытался поймать его.

– О ком вы? Где Генрих Рай, Гийом? – воскликнул Антуан, завидев знакомое лицо своего слуги.

Но герцог не собирался выпускать инициативу из своих рук:

– Успокойтесь, сударь… Не знаю с кем имею честь…

– Антуан де Валеньи сын графа де Лаган к вашим услугам, – и Антуан почтительно поклонился.

– Очень приятно. Герцог Ларм к вашим услугам. Но… Позвольте! – без труда присвоив себе чужое, герцог обратил взгляд на Гийома, – О ком спрашивает твой господин?

– О том человеке, в которого вы только что стреляли, Ваша Светлость, – робко откликнулся слуга.

– Но позвольте, это же был Питер Люм, мой бывший камердинер, подлец, ограбивший меня.

– Это был Генрих Рай, друг моего господина, – осмелел Гийом.

– Это верно?

– Похоже на то, раз его не видно, – Антуан с досадой вздохнул, – Очень сожалею, но вы ошиблись, Ваша Светлость. Генрих Рай никогда не был вашим камердинером.

– Но… А давно вы знаете этого человека? Впрочем… – герцог поспешил унять излишнее волнение, – Я ни в коем случае не хочу оскорбить вас своими агрессивными действиями, поверьте. Я даже готов предположить, что ошибся. Когда этот человек, как вы говорите, Генрих Рай, вернётся, всё образуется.

– Значит, он сбежал, – подытожил его слова Антуан.

– Но ведь я напал на него безо всяких объяснений, и нормальная реакция нормального человека защищаться. Конечно, это очень старая история, но я не думал, что смогу допустить такой промах… – герцог выразил искреннее сожаление, конечно же не уточняя, по какому именно поводу.

А Антуан примирительно улыбнулся:

– Что ж, получается, мы оба сожалеем о случившемся. Но я уверен, время всё расставит по своим местам.

– О да, конечно! – воспрянул духом герцог, – Вы только приехали, как я вижу. И уже решили где остановиться?

– Нет пока…

– О, тогда позвольте мне загладить мою нечаянную вину и предложить вам свои услуги.

– Это очень любезно с вашей стороны, но мне не хотелось бы вас затруднять.

– Что вы, окажите такую честь! – герцог уже ликовал.

Глава 17. Ссора.

– О, дьявол! – закричал молодой человек с лицом близнецов Лаганов.

Его сверкающие огнём праведного гнева глаза сразу же обратились к стоявшему перед ним парню с тем же лицом, вот только этот второй совсем не разделял чувства брата.

Несмотря на удивительное природное сходство, сейчас эти люди являли собой разительный контраст. Первый, мокрый до нитки, сидел в луже, и было ясно, что ещё миг, и он вцепится обидчику в горло. Второй был одет тоже бедно, но опрятно. Он только что преспокойно поставил на пол ведро, содержимое которого секундой раньше вылил на голову безмятежно спавшего брата.

– Какого чёрта, Виктор! Что ты себе позволяешь?! Собаки тебя разорви!!! – продолжал возмущаться обиженный.

В ответ Виктор, молча улыбаясь, протянул брату руку. Его доброе спокойствие стало лучшим успокоительным, и тот принял помощь, но с него текло, будто он только что вылез из реки.

– Ничего, скоро обсохнешь, – Виктор дружески похлопал брата по плечу.

– Нет, с какой стати?! Теперь ты мой должник!

– Нет, мы квиты.

– Это как так?! Когда я тебя так обливал?!

– Это плата за мои вчерашние муки. Думаешь, легко было тебя сюда притащить? Ужрался, как свинья!

– А я тебя не просил со мной нянчиться!!!

– Ладно, ты прощён. И не переживай ты так. Кто тебя здесь оценит? – и Виктор сделал рукой широкий жест, как бы призывая оглядеться.

Что ж, обстановка говорила о правоте его слов. Это был постоялый двор, причём далеко не лучший. Он являл собой ночной притон бродяг и нищих, некогда организованный на благотворительные пожертвования знати Рунда, и ныне пришедший в полное запустение. Публика здесь собиралась очень пёстрая, можно сказать, самый свет "больших дорог": побирушки, слепые музыканты, пьянчуги, просто гольная нищета и люди без какой-либо определённой принадлежности к тому, или иному сословию – таких называли странниками. На близнецов лишь бросали косые взгляды, но это нормальное человеческое любопытство давно не обращало на себя их внимание.

– Да я буду сохнуть весь день! Идиота ты кусок! – продолжал сокрушаться обиженный.

– Успокойся, Эжен, не пройдёт и двух часов…

– Двух часов! Да ты знаешь, когда я лег!?..

– И каким ты лег?! Чёрт тебя побери! – вдруг вскипел Виктор, – Знаю ли я?! Да, кто если ни я приволок тебя сюда на собственном горбу?! Да если бы ни я, проснулся бы ты сейчас в какой-нибудь канаве, если вообще проснулся бы!

От таких слов брата Эжен залился багровой краской, но прилив стыда вылился в очередную вспышку гнева:

– О! Мой благодетель!!! Но раз уж взялся нянчиться, так дал бы и выспаться! Или ты для того меня поднял, чтобы теперь поиздеваться? Не поможет! Поздно заниматься моим воспитанием! Я сам знаю, что мне и как делать. Ясно? Хотел напиться, и напился, и тебя это не касается.

– Не касается?! – Виктор потемнел. – На мою беду, ПОКА касается.

– А причём здесь это "пока"? – сразу насторожился Эжен.

– Притом, что… хоть я и твой брат, но мне это всё до смерти надоело! – и Виктор с досадой пнул ногой то самое пустое ведро.

И такая горечь прозвучала в этих его словах, что Эжен невольно присмирел, казалось, он даже чуть уменьшился в размерах.

Виктор какое-то время не сводил с него тяжёлый взгляд, а потом вдруг взялся собирать свои вещи в привычный худой узелок.

– И куда это ты собрался? – не понял Эжен.

– Мы сейчас же уезжаем из Рунда. Дорогой придёшь в себя.

– Что?! С какой это стати?! Я только-только нашёл тёплое место… Мы смогли бы здесь как-то подзаработать. И что, собственно говоря, такого страшного случилось? Ну, отметили мы с ребятами это дело. Ты знаешь, ведь Рунд неплохой городок…

– Здравствуйте, договорились!..

– Именно! Еда, жильё – всё бесплатно, только помахай чуток молотом. О чём ещё мечтать?

– О чём?! Эжен, Эжен!.. Глаза бы мои тебя не видели! Мы ведь в Фонтэнж собирались, или ты уже забыл?

– Почему забыл! Только зачем? Что мы там не видели?

– Погоди. Тебя что, устраивает быть кузнецом?

– А почему нет? Утихомирься, Виктор. Осмотрись, и тебе что-нибудь найдётся! Если не кузнецом, то конюхом устроишься. Да, я думаю, ты времени зря не терял, уже приглядел что-нибудь для себя, верно? – Эжен очень старался перевести разговор в шутку, – Признавайся, где ты вчера пропадал?

– Где, где… Какая разница?

– Да, ладно, я-то помню, как здорово тебя заинтересовала та свихнутая графиня. Чернявая, стройная, решительная. Она очень мила, наверно… Ты видел её поближе? Жаль, мы вчера очень далеко стояли. Ты нашёл её? Она и правда не в своем уме? – и Эжен заговорщицки ударил Виктора в плечо.

– Да с чего ты взял, что она помешанная? – возмутился Виктор, но всё же уступил искушению поделиться с братом своими недавними открытиями. Он присел на опасно покосившийся стул и чему-то улыбнулся, – По-моему, она много нормальнее нас с тобой. И да, у неё большие проблемы. Это ясно, как божий день. Что-то мне подсказывает, что она не ошибалась, защищая того приговорённого. Да, точно, здесь какая-то тайна! Скорее всего, у неё с тем парнем какие-то, ну скажем, общие интересы, он ей друг, или больше, может быть, он ей кем-нибудь приходится. Помнишь, барон упомянул о его сходстве с отцом графини? Да и как иначе объяснить ту решительность, с которой она бросилась его защищать? И признай, как она была великолепна!