Взрослея с детьми

скачать книгу бесплатно


Вера пришла и спросила, почему я плачу. Я ответила, что мне нужно идти на тренировку, но я не знаю, как их взять с собой. Она начала уговаривать меня, что будет там хорошо себя вести, возьмет свои игрушки и не будет нам мешать. Я ответила, что по поводу нее спокойна, но вот по поводу Бори – не очень. Ведь туда ехать целый час и сама тренировка длится 2 часа, места там мало в зале, играть особо негде. Боре станет скучно, он, скорее всего, начнет ныть и мешать нам.

Тогда Вера предложила подарить Боре свою игрушку и попросить его, чтобы он не мешал нам. Я ничего не смогла ответить и продолжала плакать. Вера, заглядывая ко мне на кухню, отодвигала и задвигала назад выкатную дверь кухни. В какой-то момент она закрыла ее до упора, отчего ее заклинило, и дверь перестала выдвигаться. Я начала пытаться ее открыть, у меня не получалось, от этого я плакала еще больше. Вера сидела на диване, наблюдая за мной. У меня было ощущение, что мы с ней поменялись ролями – она взрослая, которая уверена, что все хорошо и все образуется, а я ребенок, плачущий от любой неудачи. В конце концов я открыла дверь, и Вера ушла в зал к Боре.

А я продолжала плакать на кухне. Через какое-то время Вера снова пришла ко мне, легла со мной и снова спросила: «Ну почему ты плачешь, мама?» Я ответила, что не могу ничего решить, тогда Вера сказала: «Ну ты же можешь не брать нас с собой?» Я ответила: «Да, могу, но мне не хочется, чтобы вы скучали одни». На что Вера сказала: «Мы постараемся не скучать».

С одной стороны – проблема решилась, а с другой стороны: что я сделала? Я своим беспомощным поведением заставила Веру взять мою ответственность на себя. Я не попросила детей остаться и побыть без меня, а, получается, вынудила ее принять решение за меня.

На тренировку я съездила, потренировалась хорошо. Спорт всегда на меня хорошо действует, и мое настроение улучшилось. Приехав домой, я поблагодарила детей, что они дали мне возможность съездить на тренировку.

Потом я думала: «Откуда взялось это состояние?»

Возможно, это мои страхи и переживания по поводу суда по разделу имущества. Мне было очень страшно делать такой серьезный и ответственный шаг, как подать в суд на раздел имущества. Всю жизнь я старалась быть удобной для всех, не создавать никому лишних проблем, боялась попросить даже то, что принадлежит мне. И боялась испортить отношения с бывшим мужем, переживая, что он перестанет общаться с детьми.

Не первый раз я замечаю за собой, что мои переживания по какому-то поводу, а тем более такому серьезному для меня, приводят к таким состояниям нервозности и напряжения. Но, как ни странно, часто в тот момент я не понимаю, в чем истинная причина такого состояния.

Потихоньку я учусь понимать причины, записывая в дневнике свои эмоции и чувства. Но в этот раз он мне не помог выйти во «взрослую» позицию, чтобы самой принять решение, не испытывая чувство вины перед детьми, перед девчонками, которым обещала приехать на тренировку, и перед самой собой.

Снова накатило.

26 сентября 2018

Не сдержалась. Все взбесило, хотелось орать, топать ногами, бить, все внутри полыхало от ненависти – к детям, к этой жизни, к себе. Сколько можно? Сколько можно – одно и тоже? Когда это закончится? Когда я смогу не доводить себя до крайней степени бешенства?

Ведь еще вчера чувствовала, что мне плохо, и после работы хотелось забуриться под одеяло с чаем и плюшками, посмотреть мультик, отдохнуть от всего. Эта подготовка к судебному процессу на раздел имущества ввергает меня то в дикую неуверенность – а надо ли мне это? То в страх, что кучу денег потрачу и умру с голода. Одним словом, каждый раз после посещения юриста я чувствую себя разбитой. И мне необходим отдых и восстановление.

Но нет, пришла домой, помыла посуду, поела и, так как времени уже было 8 часов, начала делать задание по английскому. Пока делала – дети крутились рядом: Вера делала уроки, Боря бегал с игрушками. Я сама не заметила, как от этого «кипяшения» вокруг еще больше устала и почему-то решила пораньше лечь спать. Начала готовиться ко сну, подгоняя детей.

Что мне мешало попросить детей оставить меня одну? Но из-за своего чувства вины перед детьми я стараюсь быть очень хорошей матерью, которая должна проводить все свободное время с ними. Сама себя в ловушку загоняю – ведь нет сил, необходим отдых, но я заставляю себя через силу проводить с ними время, которое так необходимо мне самой.

Мне всего-то было нужно написать страницу в дневник, немного потанцевать под любимую музыку, чтобы расслабиться, выплеснуть через танец эмоции, почувствовать себя живой, а не роботом, исполняющим обязанности по дому, по работе и перед детьми.

И ведь, укладываясь спать, я понимала, как мне хочется посидеть одной с ночником у окна, записать мысли в дневник, побыть с собой. Но я «забила» на свое желание и легла спать, хотя внутри все свербило и уже накипало.

А утром, сколько я ни старалась собраться спокойно с детьми на работу, мое внутреннее состояние никуда не делось, так как сама я была на взводе. Дети, видимо, это чувствовали, и Вера начала ныть и капризничать.

В какой-то момент я не выдержала и на Верин крик: «Ну, мама!»– я очень громко сказала в ответ: «Не кричи на меня, мне это не нравится, меня злит это!» И ушла на кухню. Чтобы разрядиться, я поколотила подушку кулаками. Только этого, конечно, было мало, потому что эмоции захлестывали.

Остальные сборы прошли в крайне нервной обстановке, мне хотелось оставить детей и уйти, настолько меня раздражали их вечно затягивающиеся сборы, нытье, жалобы, что не получается надеть что-то.

Я озвучивала: мне плохо, я очень злюсь. На вопрос Бори, на них ли я злюсь, я ответила, что не на них, а на то, как они долго собираются. Наконец-то все собрались, и мы вышли из дома.

И только на улице я смогла выдохнуть и мое отчаяние и бессилие отступило немного. Я смогла сказать себе: «Мы справимся, моя девочка, мы справимся», – и слезы выступили у меня на глазах. Я шла, повторяя эту фразу про себя, и моя вера в эти слова понемногу крепла.

Мы шли молча, настроение у всех было не очень. И только в садике я смогла Боре сказать, что люблю его. Оставив его в садике, мы пошли с Верой в школу, я приобняла ее и сказала, что люблю, что мы обязательно научимся дружно и хорошо жить. Хоть пока не всегда получается, но мы постараемся.

А потом я попросила Веру сегодня вечером не ждать меня и ложиться спать, потому что у меня будет занятие в группе. На прощание Вера улыбнулась мне.

Вернувшись домой, я увидела, что детская кровать была раздвинута, а дети уже легли, но еще не спали. Я сказала, что почитаю им книгу, но Боря начал плакать, что не хочет слушать книжку, так как устал и уже хочет спать. А Вера захотела послушать чтение книги. Но пока я уговаривала Борю, что постараюсь читать тихо, чтобы ему не мешать, – Вера заснула. Я, увидев это, пожелала Боре спокойной ночи, и мы уснули.

На следующий вечер мое состояние напряжения и нервозности продолжалось, но я уже понимала его. Придя домой, я попросила Веру оставить меня одну, обещав, как освобожусь, исполнить ее желания.

Но она как будто не слышала. У нее было хорошее настроение из-за того, что в школе им выдали карточки, по которым они будут сами расплачиваться за обеды. И она начала забегать ко мне на кухню, крутиться передо мной и строить рожицы. Я понимала ее радость, и мне самой было радостно за нее, поэтому, когда она ко мне забегала, подыгрывала ей, обнимала и щекотала. Но потом почувствовала, что я снова «задвигаю» свое желание побыть одной, а Вера, разыгравшись, уже не помнила, о чем я ее просила.

И тогда я твердо сказала: «Вера, у меня ощущение, что ты не слышишь мои просьбы, мне бы хотелось побыть одной, а как освобожусь – я обязательно приду и поиграю с тобой».

И только тогда Вера услышала и вышла. Я закрыла за ней дверь, улеглась, накрывшись пледом, и почувствовала, что очень раздражена. Чтобы снять это раздражение, мне пришлось встать и снова побить подушку.

Тут Боря начал просить посмотреть что-то, но ему я сказала, что сейчас не могу, а посмотрю, как только смогу.

Потом лежала и думала: «Не чувствуют пока границ мои детки. Столько лет я не показывала их, потому что сама не знала, что это такое и как вообще можно попросить своих родных оставить тебя одну? Для меня это всегда было признаком истеричного и скандального характера. А все потому, что окружающие меня люди никогда не просили такого, лишь дойдя до истерики, могли уйти, хлопнув дверью. И только тогда становилось понятно, что человека лучше было оставить в покое. Я и сама, когда мне было плохо, уходила гулять на улицу одна, чтобы прийти в себя. А теперь я учусь выстраивать границы в доме. Пусть пока не сразу получается, но дорогу осилит идущий, и со временем все у нас получится».

Книжный клуб.

1 октября 2018

Суббота. Проснулась. На душе неприятное чувство. Приснился сон, что ко мне вернулся бывший муж, мы лежим с ним на диване, и с нами его мама и его собака. Я лежу, мне неудобно, но я боюсь пошевелиться, чтобы никого не потревожить.

От этого сна ко мне пришло давно забытое ощущение, которое раньше я считала нормальным, а теперь оно меня бесит – ощущение, что я должна быть удобной и хорошей для всех: для мужа, для его матери, даже для его собаки, а еще должна быть хорошей для всей их родни. Быть хорошей – значит варить, готовить, делать ремонт, устраивать праздники, растить детей и быть за все благодарной.

Я начинаю описывать в дневнике этот неприятный сон, свои чувства, связанные с ним, накатившее отчаяние и нежелание что-либо делать. Ведь мне сегодня предстоит сходить с детьми на «Книжный клуб» – трехчасовое занятие, где собираются 7–10 человек, чтобы прочитать свои доклады о любимых книгах, а потом обсудить их. Доклад у меня готов, я написала его о книге Эриха Фромма «Бегство от свободы», осталось его только распечатать. И в связи с предстоящим выступлением у меня, как обычно, дикая неуверенность и страх, что мой доклад разнесут в пух и прах.

К тому же, вспоминая прошлые разы, когда со мной были дети, я помнила, как я не могла включиться в процесс обсуждения, а все время думала о детях: как они? Не скучно ли им? Не натворили ли они чего-нибудь?

Обычно они не любят сидеть в кабинете, в котором мы занимаемся, а предпочитают сидеть в коридоре, где облюбовали себе стоящую там тумбочку, приспособив ее и как стол, и как стул. А когда надоедает сидеть, они начинают носиться по коридору, забегая в туалет и закрываясь в нем друг от друга. А я сижу все это время в кабинете и напряженно прислушиваюсь: «Что там происходит?» Именно из-за этого постоянного напряжения совместный выход с детьми на какое-нибудь мероприятие – каждый раз испытание для меня. А тем более с моим сегодняшним «на-душе-кошки-скребущим» настроением.

Но от мысли «может, не ходить никуда?» – становится еще хуже. Потом ведь начну сама себя «есть»: «вот, из-за боязни трудностей сижу дома, никуда не хожу, лишаю себя жизни». Выбраться из этого состояния потом будет очень трудно. Поэтому решаю – пусть через силу, но я соберусь и пойду прочту свой доклад.

Дети потихоньку просыпаются и приползают полежать ко мне. Вскоре я встаю и начинаю готовиться – мыться, готовить завтрак. Они приходят ко мне на кухню, я спрашиваю: «Кто со мной пойдет в Книжный клуб?» Вера соглашается сразу. А Боря начинает петь свою любимую песню: «Мне там будет скучно!» Я отвечаю: «Хорошо, ты можешь остаться дома». Он по кругу: «Дома мне тоже будет скучно».

Но на этот раз эта игра заканчивается на третьем круге повторения одних и тех же фраз слезами Бори, после чего он начинает собирать раскраски и фломастеры, чтобы взять с собой в Книжный клуб.

Вера приходит и просит меня посмотреть с ней семейные фотографии. Я, хоть и понимаю, что время ограничено, но соглашаюсь, понимая, что для нас с ней очень важны такие моменты, когда мы можем побыть вместе. Приходит мысль, что пора мне, наверное, убрать фотографии Алексея из моего альбома.

Через 10 минут я говорю Вере, что пора нам собираться. Мы собираемся, слушая редкие всхлипывания Бори, который пытается всем своим видом показать, как ему плохо. Но я не обращаю внимания на это его поведение, ведь он хочет, чтобы я именно это сделала, тогда он снова начнет петь свою песню про то, что ему скучно и он не знает, как ему поступить.

Потихоньку мы собрались, вышли, доехали до магазина, где я распечатала свой доклад, и дошли до места проведения запланированного мероприятия. Дети захотели сразу же остаться в коридоре, я выложила им на тумбу термос, печеньки, которые прихватила с собой, зная, что это поможет им скоротать время, да и мне будет спокойнее, когда им есть что попить и чем перекусить. Они сразу же достали свои раскраски с фломастерами, начав рисовать, а я зашла в кабинет. Участников было много, я заняла место и начала слушать.

Но затишье длилось недолго. Вскоре в кабинет пришел Боря и сказал, что хочет в туалет. Я ему ответила, что он может сходить сам, ведь он знает, где туалет находится. Следом зашла Вера, сказав, что хочет чай. Я спросила, чем ее не устраивает чай в термосе, Вера ответила, что ей хочется этот – из кулера и пакетиков, что стояли в кабинете на столе. Я попросила ее налить самой, но не сильно шуметь, ведь все слушали доклад одного из участников. Вскоре Боря вернулся, сел ко мне на колени, посидел немного и ушел. После этого я услышала, как дети начали бегать в коридоре. «Ну хорошо, может, хоть сейчас дадут мне спокойно послушать», – подумала я.

Но вскоре Боря с шумом забежал в кабинет и закрыл за собой дверь, видимо спрятавшись от Веры. Тут вмешалась организатор мероприятия, попросив его не хлопать дверью, ведь этот шум мешает докладчикам. Мне казалось, что я сейчас лопну от внутреннего напряжения, мне хотелось, чтобы дети сидели спокойно и не мешали нам. Я вышла в коридор и сказала детям: «Не забегайте, пожалуйста, в кабинет, если хотите зайти – входите тихо, нам мешает шум».

Вскоре я услышала, как дети бегают по коридору, забегая и захлопывая туалет. И через какое-то время я услышала голос женщины, которая работала в соседнем кабинете. Женщина просила детей не хлопать дверьми и попыталась их завести к нам в кабинет, но дети, уперевшись, пообещали больше не бегать и не шуметь. «Ну может хоть это даст им понять, что их шумный бег мешает другим, и они решат поиграть в какую-нибудь тихую игру с теми игрушками, что взяли из дома», – в надежде думала я.

На какое-то время и правда установилось затишье, я смогла погрузиться в слушание доклада. Пару раз еще дети заходили ко мне с вопросами: «Скоро ли закончится?»

Моя очередь так и не подошла, много времени ушло на обсуждение других докладов, и время занятия закончилось. В душе я была рада этому, потому что чувствовала себя выжатой как лимон из-за постоянного переживания, что дети мешают другим. И сил выступить у меня не осталось.

Все начали собираться, и я сказала детям, чтобы они тоже собирали свои игрушки, укладывали их в рюкзачки и одевались. В процессе сбора игрушек у Бори затерялась какая-то деталь, по-видимому, она закатилась под железный сейф, стоявший в коридоре. Боря, увидев это, начал просить меня достать ее. Я попыталась, но у меня ничего не вышло.

Тогда Боря начал хныкать, что хочет эту деталь. Я, чувствуя, что это может затянуться надолго, спокойно сказала: «Боря, я понимаю, что ты хочешь эту деталь, я попыталась ее достать, но у меня ничего не вышло. К сожалению, я не могу ее достать. Твои слезы тут не помогут. Но твой плач может помешать той тете из кабинета, которая просила вас не шуметь, и я буду вынуждена в следующий раз вас не брать с собой на это занятие». Несколько секунд я дала ему подумать и потом сказала: «Давай лучше собираться домой». Это подействовало, он попросил погладить его, чтобы помочь ему успокоиться, и успокоился. Мы собрались и поехали домой.

А уже дома я расслабилась. Пусть я не прочитала доклад, пусть я все время была напряжена, но все равно я сходила туда с детьми. Они увидели, что их шум может мешать окружающим, и, судя по тому, как Боря отреагировал на мой аргумент, что я буду вынуждена их не брать с собой из-за их поведения, – он понял, какие последствия его ожидают, и смог успокоиться. Это еще одна моя маленькая победа: я преодолела себя, не испугалась трудностей, сделала это, и теперь вместо утреннего отчаяния и апатии настроение у меня просто отличное.

На продленке.

7 октября 2018

В это воскресенье вечером мы разбирали с детьми игрушки и набрали два пакета сломанных, которые решили выкинуть. Вера попросилась со мной выкинуть мусор. Мы оделись и вышли на улицу. Было прохладно, но, выкинув мусор, я захотела прогуляться и спросила у Веры, хочет ли она со мной. Она обрадовалась моему предложению, и мы пошли в Лопухинский сад. Было красиво – желтые фонари просвечивали сквозь осеннюю листву, их причудливо оттеняли кроны деревьев, а фонари на противоположном берегу Невы отражались в воде длинными белыми дорожками.

На обратном пути я подумала: завтра понедельник, и Вере предстоит провести полдня на продленке, ведь я выздоровела и выхожу на работу, у меня не будет возможности забирать ее после обеда. А у Веры сложилась неприятная ситуация с женщиной в школе, которая водит их на обед и сидит с ними на продленке. Зовут ее Ираида Алексеевна – невысокая пожилая женщина. Я встречалась с ней пару раз и видела, как она громогласно объявляет детям строиться, не шуметь, а тем, кто не слушается, не стесняется выговаривать: «Ты что, глухой? Не слышишь, что ль? Я же сказала встать в строй и не разговаривать!»

Ну и, конечно, Вера быстро среагировала на этот ее тон и приняла его на свой счет, рассказав в слезах мне в прошлый понедельник, как Ираида Алексеевна не разрешила ей сходить в буфет купить булочку, из-за чего Вера осталась голодной. Тогда я пыталась советовать Вере, что, возможно, стоило быть настойчивее, объяснить воспитательнице все еще раз, но Вера ушла в себя, объявив, что не хочет оставаться на продленке, да и ходить в школу тоже.

Тогда вечером я позвонила классной руководительнице и рассказала про сложившуюся ситуацию, попытавшись выяснить, какие у них порядки и в какой момент Вера может успеть сходить в буфет. Классная руководительница Наталья Владимировна ответила, что поговорит с Ираидой Алексеевной, но, скорее всего, Вере ничего не запрещали, а у Ираиды Алексеевны просто тон такой.

И вроде бы после этого разговора в течение недели все было хорошо, но в пятницу, вернувшись со школы, Вера начала капризничать на пустом месте и на мой вопрос: «В чем дело и почему из-за какого-то пустяка столько капризов?» – Вера зарыдала, сказав, что Ираида Алексеевна не послушалась Наталью Владимировну и все равно отругала Веру, запрещая ей идти в буфет.

В тот же вечер я, конечно, снова позвонила классной руководительнице, и она пообещала еще раз поговорить. Но я поняла, что вряд ли это поможет, даже если Ираиду Алексеевну уволят, потом найдется какая-нибудь другая Ираида Алексеевна, которую Вера будет бояться и из-за которой будет не хотеть ходить в школу, в университет, на работу. Именно это мне захотелось донести до Веры.

На следующий вечер, когда мы вернулись домой и Вера зашла ко мне на кухню, я сказала, что хочу поговорить с ней. И присев рядом с ней, начала свою попытку: «Понимаешь, Вера, ты не хочешь оставаться на продленке из-за Ираиды Алексеевны, но не будет ее, найдется другая женщина, которую ты будешь бояться. Помнишь, в садике были Ольга Владимировна и Надежда Александровна? Мы тогда ушли из этого садика, но потом в дежурном садике была тоже строгая воспитательница, и оттуда мы ушли. И вот сейчас в школе эта Ираида Алексеевна. Такие женщины будут попадаться постоянно, пока ты не научишься с ними общаться, не научишься спокойно реагировать на их замечания».

Вера выслушала, но у нее «пошел протест», и она сказала: «Я не хочу учиться общаться с ними, я просто не хочу ходить на продленку». Я попыталась еще раз: «Ну не будешь ты ходить на продленку, будешь пропускать дополнительные занятия, которые тебе нравились, помнишь, ты рассказывала, как здорово было на рисовании, на музыке. Вместо этого ты будешь сидеть дома одна и ждать, когда мы с Борей придем из садика?» Но Вера уперлась: «Да, буду».

Я почувствовала, что начинаю раздражаться из-за того, что Вера на контакт не идет, и вряд ли мне удастся сейчас что-то донести до нее. Я озвучила ей, что чувствую протест и, думаю, дальше не стоит продолжать разговор. На что Вера снова запротестовала: «Нет, стоит продолжать разговор, мама, говори!» И я начала снова: «Вера, я люблю тебя и хочу помочь тебе, не стоит из-за таких людей лишать себя удовольствия ходить на интересные занятия, общаться с одноклассниками, гулять, в конце концов, на школьной площадке». Но Вера снова начала возражать: «Мне не интересно там, не интересно на занятиях, не интересно с одноклассниками, они все скучные и площадка дурацкая, скучная».

И я почувствовала такое раздражение и страх, что Вера может закрепиться в этой установке и всю жизнь обвинять все и всех вокруг в своей неинтересной и от того несчастной жизни, что не сдержалась и выпалила: «Ну конечно, Вера, можно всю жизнь жаловаться, что все вокруг неинтересное – занятия, площадка, одноклассники, и всю жизнь прожить, скучая и жалуясь на все. Очень много людей именно так и живет. А есть люди, которые в самом скучном находят что-то интересное или придумывают его сами, они в самых, казалось бы, безысходных ситуациях находят выход и делают свою жизнь насыщенной, интересной и очень радостной». И даже вспомнила фильм «Побег из Шоушенка», пообещав Вере показать его, если она захочет.

Но все было бесполезно, Вера упрямо топнула ногой, сказав: «Не хочу смотреть фильм, он плохой». Тогда я, окончательно потеряв надежду что-то донести, сказала: «Хорошо, Вера, как хочешь. Я все равно буду любить тебя, как бы ты ни решила жить. Я пойду, мне надо готовить кушать». Тут закипел суп на плите, я вскочила, схватив крышку, она начала выпадать у меня из рук, я от страха громко крикнула, бросив ее в раковину. Вера убежала в комнату. А я подумала, что меня пора сдавать в психушку. Потом успокоила себя, подумав: «Ничего страшного, это мои эмоции. И это Верин выбор, не хочет ходить на продленку – значит найму няню, чтобы забирала ее после обеда и приводила домой». Но настроение у меня, конечно, испортилось.

На следующее утро, проводя ее в школу, я сказала ей, глядя в глаза, что верю в нее, люблю ее и знаю, что у нее все получится и она справится.

А вечером, забирая ее с продленки, у меня состоялся разговор с самой Ираидой Алексеевной, которая прибежала и начала мне доказывать, что не ругает Веру, но и не пускает детей к буфету, потому что переживает, что у буфета их затопчут старшеклассники, что часто у них мало времени и они не успевают. Я отвечала ей спокойно, объясняя, что Вере важно и нужно сходить в буфет.

Тогда Ираида Алексеевна рассказала, что некоторые дети не ходят покупать обед, а идут сразу в буфет и там покупают булочки и пирожки. Я ответила, что это наши деньги, и мы сможем с Верой договориться, на что их тратить. Напоследок Ираида Алексеевна сказала, что сегодня не узнала Веру, ей показалось, что она какая-то смелая и шустрая.

Я не сразу поняла, что она имела в виду, лишь идя домой, когда Вера рассказала случай с продленки, я поняла, о чем она. Случай был вот какой: Вера раскрашивала на продленке свои раскраски, и тут Ираида Алексеевна почему-то сказала детям убрать все в рюкзак. На это Вера возразила, что хочет раскрашивать дальше, но Ираида Алексеевна все равно настаивала. Вера озвучила во второй и третий раз свое желание, ведь ей тогда нечем будет заняться, но учительница твердо стояла на своем, и Вера послушалась. Дальше они сидели тихо, разговаривали с подружкой о любимых мультиках, пока за ними не пришли.

Меня, конечно, возмутило, что им не разрешают заниматься тем, что им нравится, тем более простым раскрашиванием. Но я очень обрадовалась Вериной решительности и смелости, ведь она смогла три раза озвучить свое желание. Я похвалила ее за это.

Вечером я снова позвонила Наталье Владимировне и твердо сказала, что Вера будет покупать еду в буфете, рассказав случай с раскрасками и больше акцентируя внимание на Вериной решительности, а не на запрете Ираиды Алексеевны.

И классная руководительница тоже похвалила Веру, рассказав, как тоже приятно удивилась сегодня, когда увидела, как Вера громко и уверенно на указание Ираиды Алексеевны достать тетради и доделать, что не успели, заявила, что она уже все сделала. И даже на просьбу учительницы показать тетрадь Вера не растерялась и показала, после чего ей уже ничего не оставалось, как только похвалить Веру.

Услышав это, я очень порадовалась за Веру, поблагодарила классную руководительницу и попрощалась с ней. А потом побежала хвалить Веру, сказала, как горжусь ей, какая она молодец и умница, как я рада ее смелости и решительности.

Почему я так радуюсь таким, казалось бы, простым вещам? Потому что Вера, как и я, – нерешительная, и нам сложно отстаивать свои желания. Видя эту нерешительность в Вере, я понимаю, к чему это может привести в будущей жизни. Поэтому я очень радуюсь и поощряю любую ее попытку решительно заявить о своем желании.

Поездка в детскую стоматологию.

16 октября 2018

В понедельник вечером у Бори заболел зуб. Я дала ему обезболивающее и договорилась, что завтра утром мы поедем в стоматологию. Это уже был второй раз в этом году, когда мы ехали с Борей в стоматологию, прошлой весной ему уже удаляли зуб, и тогда ему было не столько больно, сколько страшно. И в этот раз у меня был страх, что он не даст себе сделать обезболивающий укол и придется ехать в больницу удалять зуб под наркозом, чего мне, конечно же, не хотелось совсем.

Утром мы доехали до клиники на такси, но как только мы вошли в стоматологию, Боря сразу сказал, словно вспомнив: «Мама, только не укол, я не хочу делать укол».