Марс, 1939

Кологривкин не просто ходил, он еще и посматривал на манометр у выхода. Наконец старик объявил:

– Декомпрессия завершена!

Вот как. Спасибо. А мы бы не догадались. Дверь грязно-серого цвета отошла вбок. Широкий коридор с невысоким потолком того же крысиного цвета, торная дорога Марса. Впрочем, они почти сразу свернули в боковой ход, поуже и почище. Но с охранниками. Еще пост, еще и еще. Никто не спрашивал паролей и документов. В лицо знали. Подготовились. Декомпрессия – штука полезная.

Коридорчик стал совсем узким, на одного рыцаря, зато под ногами появилась ковровая дорожка. Горячéе, горячéе!

Действительно, вскоре они оказались в типичном кабинете-предбаннике: секретарь за столом, по бокам – пара охранников, верховные вожаки на стене (холст, масло, 230 x 160) и спесивая, одетая в кожу, дверь Самого.

– Капитан Шаров, вас ждут. Подпоручик Лукин, вы останетесь здесь. Личные вещи доставят в ваши отсеки.

Чего же сразу не взяли, еще в камере перехода? Не по чину?

Поставив чемоданчик на пол, Шаров взялся за ручку двери. Раскрылась дверь легко, но за ней оказался не кабинет, а тамбур. Пришлось опять постоять, недолго, пару минут. Любят на Марсе декомпрессию.

То ли Шаров принюхался, то ли воздух в кабинете первого вожака был иным, но вонь немытого тела исчезла – напротив, пахло степными травами, простором. Органическая химия на службе людям. И каким людям!

За небольшим, уездные вожаки и поболее имели, столом сидели двое. Гадать особенно было нечего: в кресле напротив двери, прямо под портретами (точная копия картины секретарского кабинета), сидел первый вожак, а несколько сбоку, в креслице уже, – кто-то поменьше. Очевидно, третий, как и везде, ответственный за безопасность.

– А вот и посланец Земли, – преувеличенно бодро проговорил первый вождь. – Капитан Шаров, не правда ли?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Не устали с дальней дороги, капитан?

– Никак нет, ваше превосходительство.

– Без чинов, без чинов. Меня зовут Александр Алексеевич. Ушаков Александр Алексеевич. Да вы и сами это знаете, верно?

Шаров знал.

– А это – наш третий, Юрий Михайлович Спицин. Ваш, некоторым образом, коллега.

– Очень приятно. – Третий сказал приветствие так, что можно было подумать, и в самом деле – приятно.

– Вы поудобнее, поудобнее располагайтесь. Сбитень, чай?

– Благодарю. – Шаров сел в предложенное кресло.

– Сбитню нам, – в переговорную трубку скомандовал Ушаков.

Внесли – словно по мановению волшебной палочки. И никаких декомпрессий.

– Сбитень на Марсе – первое дело. Воздух сухой, редкий. А снаружи – о! Сейчас еще ничего, лето. Зимой, конечно, люто. – Третий пил сбитень с удовольствием. Лицо его, обветренное, желтого марсианского загара, раскраснелось и вспотело.

– Лето, – подтвердил и Ушаков. – Мы вот сегодня с Юрием Михайловичем ходили-ходили, под солнцем кости парили. Плюс три в полдень, жара.

Наконец сладкий, теплый сбитень был выпит. Шаров последним поставил стакан на поднос. Подстаканник – оловянный, но сделан мастером. Искусства в нем было больше, чем в картинах с вожаками.

– Итак, капитан, может быть, вы нам расскажете, что привело вас сюда. Если не секрет, конечно.

Шаров отстегнул с ремня планшет, открыл неторопливо. Секрет, еще какой секрет. Но не для всех.

– Причиной моей инспекции послужила эта статья. – Шаров развернул бумагу. – Появилась она во вчерашнем номере «Таймс».

– «Таймс»? – удивленно протянул Ушаков.

– Лондонская газета.

– Ну, что у них не одна газета, а много, мы в курсе. – Первый озадаченно разглядывал полосу, густо измазанную цензурными вымарками.

– В статье пишется о невыносимых условиях жизни в марсианских колониях России.

– Не курорт, – пожал плечами Ушаков.

– Упоминается катастрофа в экспериментальном поселке Свободный Труд, когда из-за неполадок подачи кислорода в ночь с седьмого на восьмое августа задохнулись десятки человек.

– Ну, это… – Ушаков вдруг замолчал.

– Постойте. – Третий вожак, Спицин, похоже, понял. – В ночь с седьмого на восьмое августа…

– Тысяча девятьсот тридцать девятого года. Неделю назад, – подтвердил Шаров.

– Но откуда они в Лондоне об этом узнали? – недоуменно и даже гневно спросил первый вожак.

– Полагаю, именно это и должен выяснить наш капитан. Не так ли?

Шарову оставалось лишь утвердительно склонить голову.

Глава 2

– Ваши полномочия? – благожелательно продолжил третий.

Шаров протянул мандат.

– Серьезная бумага. – Спицин передал мандат Ушакову, но тот вернул его Шарову, не читая. Не царское то дело.

– Что ж, можете рассчитывать на наше полное содействие.

– Самое полное, – уточнил Ушаков. – Найдите мне этого мерзавца, отыщите любой ценой.

Похоже, что Ушаков подрастерялся: начинает давать указания.

– Что вам потребуется? – Третий был более опытным в делах безопасности. Неудивительно. Ему по должности положено.

– Всё. Свободный доступ в любое место, к любому человеку, к любому документу. Транспорт. Сопровождающий, компетентный и неболтливый. Остальное – по ходу дела.

– Мы выдадим вам генеральный пропуск. Транспорт – не проблема, если вы действительно хотите выйти наружу. Сопровождающий… – Ушаков вопросительно посмотрел на Спицина.

– Сопровождающим будет санитарный ответственный Кологривкин. Опытный человек, лояльный, по роду службы знающий всех и вся, лучшего и придумать трудно. Ну, а от службы безопасности… Я подойду?

– Ваше превосходительство…

– Тогда решено. Когда вы приступаете к работе?

– Сейчас.

Шаров не ждал ничего иного. Прямой контроль местного руководства. Еще бы. Ведь от результатов расследования зависит судьба самого руководства. Это только говорится – дальше Марса не пошлют. Еще как пошлют! А даже и оставят, то кем?

– Мы выделим вам кабинет, при Департаменте безопасности. Тогда вам удобнее будет пользоваться нашими материалами, да и помощь всегда под рукой будет – конвой или еще кто понадобится. – Третий давно уже все решил. Ну, ну…

– Кабинет, конечно, не помешает. Но сейчас я хотел бы знать, что в действительности произошло в поселении Свободный Труд и почему в Столицу ничего не сообщили?

– Да ничего особенного не произошло, – поморщился Ушаков. – Рабочий момент. Цифры не настолько уж и велики, чтобы выделять их отдельной строкой. Если вам подробности нужны, Юрий Михайлович доложит.

– Конечно. – Спицин и глазом не моргнул. – А лучше всего услышать из первых уст, знаете ли. Проект научный, тонкости… Мы особенно не вмешиваемся, даем людям работать. До известных пределов, конечно. Теперь вмешаемся. Свотрой Орсенева занимается, с ней и поговорить надо.

– Свотрой?

– Свободным Трудом, экспериментальным поселком. Привыкли к сокращению, знаете ли…

– Тогда я хочу видеть вашу Орсеневу.

– Сейчас она как раз должна возвращаться из Свотры. Думаю, через полчаса будет.

– Хорошо. – Шарова эти оттяжки не радовали, но монастырь все-таки чужой. – Мне еще нужны списки всех связанных с этим научным проектом… Свотры… и всех, имеющих доступ к Воротам.

– А на Земле… На Земле проверили?

– Проверяют. Еще как проверяют. – Шаров мог бы добавить, что все проверяемые признались во всем, но ни одно признание не сочли удовлетворительным. Не знал никто о Свободном Труде, об английской «Таймс», да и получить что-нибудь с Марса, минуя Контроль, по-прежнему казалось невозможным.

Но ведь получили!

– Списки мы тоже подготовим через полчасика. А пока, капитан, устраивайтесь. Вас проводят в гостевой отсек, подкрепитесь, а там и начинайте. – Третий вежливо предлагал ему удалиться. И славненько. По крайней мере, обошлись без велеречивых упоминаний Третьего Рима, Наследства Шамбалы и прочей верноподданнической риторики.

На выходе декомпрессии не было. Зато был Кологривкин, санитарный ответственный.

– Я провожу вас в отсек. Рядышком, а с непривычки найти трудно. – Старичок повел его по коридорам. Вергилий или Иван Сусанин? Вергилий Иванович Сусанин.

Впереди послышались окрики, шум. Невидимо, за поворотами, шли люди.

– Пополнение, вечернее пополнение, – охотно пояснил Кологривкин. – По уставу я их принимаю, но теперь придется помощничку моему. Ничего, он смышленый.

– Пополнение?

– Ну да. Новые поселенцы. Человек сорок-пятьдесят, думаю. Обычно максимум пятьдесят набирается.

Путь их свернул в сторону, коридорчики были окрашены веселеньким желтым цветом.

– Вот здесь вам жить. – Кологривкин открыл дверь с табличкой «№ 2-А» Жилье не манило. Камера, а не жилье. Без окон, как и все виденное до сих пор. Но Кологривкин явно восхищался роскошью. – Вот здесь – удобства. Расход первичной воды – из синенького крана, видите, десять литров в сутки, а вторичной – вообще ненормирован.

Первичной? Вторичной? Шаров не стал уточнять.

– Это ваш ключ.

– А подпоручик Лукин, он где?

– Да рядом, в номере два «эс». За углом как раз. Позвать?

– Пока не нужно.

– Тогда я оставлю вас на полчасика. Располагайтесь.

Без Кологривкина номер показался чуть просторнее. У кровати стоял его чемоданчик, удивительно вписавшийся в спартанскую обстановку. Вторичная вода, надо же.

Впрочем, вода как вода – на вид, на запах. Пробовать ее Шаров не стал и умылся тоже – из синенького крана. Текла вода тонкой струйкой, экономно, и была – ледяной. Поневоле беречь будешь.

Шаров посмотрел на часы. Надо будет о местном времени справиться. Сколько у них длятся полчасика?

Ровно тридцать минут. Вернулся санитарный ответственный с запечатанным пакетом с бумагами: генеральным пропуском (несмотря на громкое название, документ оказался невзрачным), длинным, на пять страниц, списком лиц, участвующих в разработке «Легкие» поселка Свободный Труд, и, поменьше, едва на лист – задействованных в обслуживании установки перемещения. Еще принес Кологривкин карту, с грифом «секретно», – Алозорьевск и его окрестности. Свободного Труда на карте не было.

Пока Шаров укладывал бумаги в планшет, старик молча стоял у двери. Молча и как-то скованно. Совсем иначе, чем раньше. Интересно, какие новые указания он получил?

– Позовите, пожалуйста, Лукина.

Подпоручик явился незамедлительно.

– Устроились?

– Так точно, Иван Иванович, виноват, камрад капитан. – И тут Лукин не сплоховал, обращение не воинское, а партийное, мол, помни, друг, перед партией мы равны, и подпоручик, и капитан. Неизвестно еще, кто равнее, да…

– Тогда, подпоручик, выясните, у кого была возможность отправить сообщение на Землю в течение срока от происшествия до публикации в газете. Составьте список, а позднее мы его изучим.

– Слушаюсь, камрад капитан. – Лукин браво развернулся, щелкнул каблуками. Как он быстро приноровился к Марсу, сокол. Тренировался?

– Теперь я хочу видеть Орсеневу.

– Прикажите вызвать ее в ваш кабинет?

– Кабинет? Ах да, кабинет… Нет, я бы хотел встретиться на ее территории. Далеко она работает?

– В Научном корпусе. Здесь всё недалеко, в Алозорьевске, если идти сквозными ходами. Минут шесть, семь.

И действительно, через семь минут они были у входа в Научный корпус. Их ждали.

– Проходите, пожалуйста. – Вид у встречающего был вполне академический, но Шарову показалось, что это – свой. В смысле – из того же департамента. Все там свои такие, что чужих не нужно. – Позвольте представиться – магистр Семеняко, товарищ директора по науке.

Магистр, да уж. Гец фон Берлихинген унд Семеняко. Шаров пожал протянутую руку:

– Капитан Шаров.

– Коллега Орсенева сожалеет, что не смогла встретить вас сама, но у нее в графике важный эксперимент. Она просит подождать, немного, минут десять. Или, если хотите, я проведу вас в лабораторию.

– Ведите.

Коридоры Научного корпуса пахли иначе – аптекой, грозой, почему-то сеном, но не свежим, а тронутым, с мышиным пометом.

– Прошу, – открыл дверь Семеняко.

Они оказались в небольшой комнате, сотрудники – три женщины в подозрительно свежих халатах – вытянулись при их появлении.

– Лидия Николаевна в боксе, – доложила одна из них.

– Работайте, работайте. – Магистр неопределенно помахал рукой, и женщины вновь склонились над микроскопами. Бурная научная деятельность.

Магистр подошел к стене, раздвинул шторки, открыв круглый, с блюдце, иллюминатор.

– Бокс, – жестом он пригласил заглянуть внутрь.

Смотреть, собственно, было не на что. Сквозь запотевшее стекло смутно виднелась двигающаяся меж стеллажей фигура в комбинезоне.

– Здесь воспроизведена атмосфера Марса, – пояснил магистр. – Вернее, она была марсианской, но теперь, в ходе эксперимента, параметры ее значительно изменились. Не земная, пока еще нет, но ею вполне можно дышать, при определенной привычке, разумеется. Ну вот, коллега Орсенева сейчас выйдет.

Санитарный ответственный тоже посмотрел в окошко, но ничего не сказал. Он вообще помалкивал при Семеняко. Нужно учесть.

Послышался приглушенный шум – за стеной, в боксе. Или в шлюзе? Наконец дверь отворилась.

Халат на Орсеневой был явно непарадный: мятый, жеваный и несвежий. Мы тут дело делаем, вот так-то. И сама хозяйка лаборатории производила впечатление уставшей, измотанной женщины.

Впечатление? Чушь. Она на самом деле была такой.

– Орсенева. – Рука ее дернулась навстречу, на полпути замерла и уже волевым усилием протянулась в приветствии. Обычное дело при встрече со штатными служащими Департамента безопасности. Спинной мозг, подкорка, лобные доли коры.

– Капитан Шаров, – представился он. – Мне нужно поговорить с вами.

– Пройдемте в мой кабинет, – предложила Орсенева.

Кабинет оказался в смежной комнате.

– Пожалуй, ответственному лучше остаться здесь. – Магистр небрежно показал на Кологривкина.

– Пожалуй, – согласился Шаров. – А также и вам.

– Я тогда пойду к себе. – Товарищ директора по науке не обиделся.

Вдвоем с Орсеневой они прошли в кабинет.

– Чем могу быть вам полезна? – спросила она, едва они уселись на стулья. Неважные, кстати, стулья.

– Мне необходимо знать, что произошло в экспериментальном поселке. Насколько я понял, лучше вас никто об этом не расскажет.

– Это режимные сведения.

– Я и сам режимный человек, Лидия Николаевна. – Шаров показал свое генеральное удостоверение. – Убедились?

– Вполне, капитан. Собственно, эпизод произошел из-за технических накладок и к нам прямого отношения не имеет.

– Вот как?

– Мы, моя лаборатория, решаем одну из основных проблем поселенцев. Из всех трудностей, с которыми столкнулся человек на Марсе, недостаток кислорода наиболее серьезен. Температура, низкое давление – к этому большинство приспосабливается, но крайне незначительная концентрация кислорода препятствует автономности поселений. Ежедневно приходилось – да и по сей день приходится – доставлять кислород с Земли, непродуктивно загружая канал перемещения. Сейчас мы близки к тому, чтобы отказаться от земного кислорода. – Вероятно, Орсенева произносила свою речь не единожды: слова, фразы словно мухами засижены. Интересно, есть ли мухи на Марсе? Надо Кологривкина спросить, ему по должности знать положено. – Моя лаборатория, идя путями великой русской науки и творчески развивая идеи биологии Мичурина, – (Точно, это доклад. Отчетный, юбилейный, перед вожаками. Послушаем и доклад.), – вывела гибрид с уникальными свойствами. Взяв за основу один из видов лишайника, мы скрестили его с местным, марсианским грибком. Как работают земные растения? Разлагая углекислый газ, они используют углерод для построения своего тела, а кислород отдают в атмосферу. Наш же лишайник разлагает окись кремния, которого на поверхности Марса с избытком. В ходе процесса кремний идет на развитие растения, а кислород – кислород получают люди.