Полная версия:
Теоретико-мыслительный подход. Книга 2: «Языковое мышление» и методы его исследования
Традиционная логика, начиная с Аристотеля и до наших дней, выделяла свой предмет изучения, руководствуясь принципом параллелизма формы и содержания мышления. В работе показывается, какие проблемы и затруднения заставили принять этот принцип. Суть его состоит в предположении, что 1) каждому элементу знаковой формы соответствует строго определенный субстанциальный, гипостазированный элемент содержания и 2) способ связи элементов содержания в более сложные комплексы в точности соответствует способу связи элементов знаковой формы. Благодаря этому структура области содержания, восстанавливаемая в соответствии с этим принципом, оказывается в точности такой же, как и структура области знаковой формы. Но тогда становится ненужным при описании строения сложных языковых рассуждений рассматривать две области – содержание и форму; достаточно описать одну – область знаковой формы, чтобы тем самым описать и другую[19]. В обосновании этого тезиса и состоит основное значение «принципа параллелизма». Он дает теоретическое, казалось бы, оправдание эмпирически сложившейся практике логического исследования, при которой сложные языковые выражения и рассуждения анализировались и описывались только со стороны структур их знаковой формы и это описание производилось независимо от исследования структур области содержания. При этом, конечно, исследователь не может сделать ни одного шага без ссылки на «смысл» анализируемых выражений. Но этот «смысл» ясен исследователю, как всякому мыслящему человеку, и понимание его не связано с исследованием природы и строения самого «смысла». Таким образом, принцип параллелизма оправдывает традиционно сложившийся способ исследования строения сложных языковых рассуждений, основанный 1) на понимании «смысла» языковых рассуждений в целом и их элементов и 2) на отвлечении от исследования природы и строения этого смысла.
Поскольку принцип параллелизма формы и содержания мышления обосновывает отделение исследования строения сложных языковых выражений от исследования природы содержания этих выражений и их элементов, постольку он является исходным теоретическим принципом всей формальной логики. Более того, именно этот принцип есть то, что делает вообще возможным существование формальной логики как особой науки, он определяет ее предмет и метод[20].
В работе показано, что принцип параллелизма лежит в основе всех понятий формальной логики, именно он обусловливает и предопределяет, с одной стороны, ее продуктивные возможности, а с другой – ее принципиальную ограниченность и важнейшие затруднения в исследовании мышления.
Первое из них – методологическое – заключается в принципиальном расхождении между действительным строением объекта исследования, мышления, и строением его модели, созданной в формальной логике на основе принципа параллелизма. Мышление имеет двухплоскостную структуру. Ни одна из его частей – ни плоскость содержания, ни плоскость знаковой формы, – взятые отдельно, не сохраняют свойств мышления как такового, как целого. В соответствии с этим «передать», или, иначе, воспроизвести, специфические свойства мышления можно также только в двухплоскостных изображениях. А модель мышления, созданная в формальной логике, напротив, есть принципиально одноплоскостное образование, выражаемое «линейными» схемами и формулами. И это обстоятельство создает для формальной логики парадоксальное положение.
Действительно, пусть объектом изучения является языковое мышление, структура которого имеет вид (2).
Эта структура может рассматриваться в нескольких различных направлениях:
1) как целое и в то же время как элемент еще более сложного целого – с точки зрения его «внешних» связей и обусловленных ими свойств-функций;
2) как целое, изолированное от всяких внешних связей, со стороны атрибутивных свойств, обусловленных его внутренним строением и составом элементов;
3) как внутренне расчлененное целое, но взятое со стороны одного элемента, именно – знаковой формы;
4) как внутренне расчлененное целое, но взятое только со стороны объективного содержания как элемента этого целого.
Каждое из этих направлений исследования будет давать нам особое знание о структуре языкового мышления, каждое из них необходимо для общего знания об этой структуре в целом, и каждое особым специфическим образом, соответствующим его действительному месту в этой структуре, должно соединяться с другими в этом общем знании. Но дело в том – и именно здесь заложено основание рассматриваемого парадокса, – что способ объединения и группировки этих свойств, выделенных различными путями, определяется нашим пониманием структуры мышления, то есть той моделью мышления, которая существует и которая выражается в принятых способах изображения. Но модель, принятая в формальной логике, является одноплоскостным образованием, больше всего отвечающим структуре знаковой формы, и все свойства, выделяемые в языковом мышлении различными путями и, по существу, в разных «предметах» исследования (вся структура в целом, различные ее элементы и т. д.), должны объединяться и группироваться в соответствии со структурными возможностями этой одноплоскостной – по сути дела частичной – модели.
Это порождало массу ошибок в объяснении эмпирически выявляемых свойств мышления и в конце концов привело к полному отказу от эмпирических исследований в логике[21].
Другим важным следствием принципа параллелизма является то, что знаковая форма мышления рассматривается в формальной логике всегда как независимая от содержания. Наиболее четко и последовательно эта позиция выражается в положении о всеобщей применимости формул логики. Его можно найти в подавляющем большинстве логических работ. В античной и средневековой логике, в период Возрождения и в XVII в. это положение фиксировало одну из сторон логического понимания мышления; у Канта и после него оно стало не просто одним из принципов теории, но принципом, характеризующим специфику всего «формально-логического», определяющим область и возможные направления развития формальной логики[22].
Другим проявлением этого подхода стало то, что за пределами логики остались фактически основные области современного мышления, осуществляемого не с помощью слов обыденного языка, а с помощью знаков другого рода – чисел, буквенных изображений количеств, уравнений, формул состава и структуры, геометрических фигур, чертежей разного рода и т. п.[23]
Ограничение предмета логики, прежде всего знаковой формой мышления, предопределяло и возможное понимание природы и механизмов мыслительной деятельности: поскольку знаки и их содержания брались как уже готовые, сложившиеся, постольку мыслительная деятельность могла быть только комбинированием – объединением и разъединением – этих от начала заданных и остающихся неизменными элементов. В соответствии с этим операции в логике чаще всего рассматривались как изоморфные связи. Вместе с тем из сферы исследования логики выпадало самое главное в мышлении – выделение единиц содержания из общего «фона» действительности и «движение» по этому содержанию. Во всех логических исследованиях предполагалось, что эти содержания уже заданы.
Естественным и вполне закономерным итогом разработки логики в этом направлении явилась формула: логика исследует не мышление, а правила формального выведения, логика – не наука о мышлении, а синтаксис (и семантика) языка[24].
Поскольку мыслительная деятельность рассматривалась как комбинирование готовых элементов – терминов или предложений, – постольку логика никогда не могла решить вопрос, как образуются сложные знания. Попытки ответить на этот вопрос, оставаясь на почве исходных понятий формальной логики, приводили к априоризму. Отсюда формула, которая сначала (Ф. Бэкон, Р. Декарт) выдвигалась против традиционной логики как указание на ее неполноценность, а потом (А. И. Введенский, современные логические эмпирики) стала рассматриваться чуть ли не как единственное основание научности: логика исследует не процессы обнаружения чего-либо «нового», не процессы образования знаний, а процессы систематизации и изложения уже известного[25].
То обстоятельство, что логика не выделяла и не рассматривала действительные процессы мышления, исключало какую-либо возможность для нее исследовать развитие мышления. Ни фиксирование структур знаковой формы самих по себе, ни выделение различных видов содержания как таковых не дает основания для выделения связей развития.
Возьмем, к примеру, несколько форм знания, относящихся к близким разделам математики. Первая – это формула для определения площади треугольника:
S = ah/2,
вторая – формула для определения площади круга:
S = πR2,
а третья – формула для определения площади плоской фигуры, ограниченной кривой f(x), осью абсцисс и прямыми х = а и х = b:
Чтобы исследовать генетические взаимоотношения между этими формами знания, мы должны выяснить, какие из них сложнее, а какие проще. Но для этого, в свою очередь, необходимо привести все указанные формы к «однородному» виду, то есть к виду, в котором бы они предстали как составленные из одних и тех же элементов. Однако из приведенных примеров легко увидеть, что сделать это, ограничивая исследование исключительно формами знания, принципиально невозможно, так как эти формы составлены из простых знаков, имеющих различную «смысловую ценность», то есть принципиально разнокачественных и поэтому непосредственно друг к другу несводимых. Очевидно, что это различие в «качестве» знаков формы будет еще разительнее, если мы возьмем формы знания из разных областей науки.
Единственное средство генетически сопоставить между собой существующие в настоящее время разнообразные знания и выяснить, какие из них сложнее, а какие проще, заключается в том, чтобы перейти от знаний как таковых к порождающим их процессам мысли и постараться эти процессы свести к общим составляющим, с тем чтобы выяснить, какие из них, в свою очередь, сложнее и какие проще. Только таким путем, установив сначала генетические отношения между процессами мысли, порождающими определенные знания, мы сможем установить генетические отношения между самими знаниями[26].
Но понятия формальной логики непригодны для того, чтобы исследовать мыслительную деятельность, они не могут объяснить процессов образования знаний – формальная логика в принципе не допускает подобных тенденций в исследовании, а поэтому для нее полностью закрыт путь генетического исследования мышления.
Непригодность аппарата понятий традиционной формальной логики для исследования и описания реальных процессов мышления делает необходимой разработку новой логики, которая должна исходить из следующих положений:
1) мышление есть прежде всего деятельность, а именно деятельность по выработке новых знаний;
2) ядро, сердцевину этой деятельности образует выделение определенного содержания в общем «фоне» действительности и «движение» по этому содержанию;
3) знаковые структуры, составляющие «материал» мышления, и техника оперирования с ними зависят от типа того содержания, которое отражается в этих структурах;
4) мышление представляет собой исторически развивающееся целое.
Новая логика должна быть, следовательно, содержательной и генетической.
Требование генетизма в изучении мышления не равно требованию обязательно исследовать его эмпирическую историю. Генетизм, или историзм, в полной мере может и должен проявиться при исследовании «наряду данного» материала и воспроизведении системы «ставшего» мышления. Требование генетизма (историзма) есть лишь особое выражение факта зависимости между логическими средствами науки и типом выявляемого посредством их объективного содержания. Методически это требование означает, в частности, что нельзя исследовать «мышление вообще». Оно означает, что, приступая к исследованию непосредственно данного эмпирического материала мышления (как исторически следующего друг за другом, так и сосуществующего наряду), мы должны разбить его на ряд сфер; в каждую из них войдут логические средства, различающиеся между собой по структуре и типу выявляемого содержания и находящиеся между собой в определенных функциональных и генетических связях. Требование историзма, такими образом, объединяет в себе все те требования, которые были сформулированы выше, и означает преодоление всех перечисленных выше недостатков традиционной логики[27]. Результатом такого «исторического» исследования должна быть, прежде всего, теория функционирования современного, «ставшего», то есть уже сформировавшегося, развитого мышления, но теория – историческая.
Другой важнейшей особенностью новой логики является то, что она с самого начала объявляет себя эмпирической наукой, имеющей непосредственно данный материал, с анализа которого она начинает. Этот материал – все множество так или иначе зафиксированных текстов. Как эмпирическая наука логика становится в один ряд с такими науками, как физика, химия, биология. И это означает самое решительное изменение методов науки логики.
Третья глава – «Общий план построения теории “языкового мышления”»; в ней излагаются основные принципы и понятия, с помощью которых можно осуществить анализ единичных эмпирически заданных текстов и воспроизвести «языковое мышление» в виде исторической теории как один органический предмет.
Решение этой задачи осуществляется в два этапа. Первый этап – нисходящее функционально-генетическое расчленение эмпирически данных единичных текстов, второй этап – восходящее функционально-генетическое построение (генетическое выведение, или генетическая дедукция) исторической системы языкового мышления. Соответственно, делятся на две группы все общие методологические понятия о языковом мышлении: в первую входят понятия, связанные с «нисходящим расчленением» эмпирически данного материала, во вторую – понятия, связанные с «выведением», или построением системы на основе полученных на первом этапе элементов.
Здесь оказывается необходимым прежде всего сменить тот аспект, в котором обычно рассматривается языковое мышление, и подойти к заданному тексту не как к фиксированному знанию, а как к движению, процессу. При этом «процесс мышления» определяется как любая ограниченная часть выражаемой в языке познавательной деятельности, необходимая для получения определенного мыслительного знания об определенном объекте или «предмете» на основе других мысленных знаний.
Выделенные таким путем «процессы мышления» чаще всего бывают сложными образованиями и могут быть разложены на части, сохраняющие свойства процессов мысли. Общий метод такого разложения заключается в том, что мы ищем в выделенном тексте «промежуточные» знания, находим соответствующие им задачи познания и объекты или «предметы» знания и затем по ним реконструируем составляющие процессы мышления[28].
Однако осуществление этой схемы разложения в большинстве случаев наталкивается на затруднения.
1. Многие сложные рассуждения оказываются неоднородными: они содержат языки разных типов. Например, рассуждение в элементарной геометрии включает: а) язык чертежей, б) обычный словесный язык, описывающий преобразование фигур в чертежах, в) логико-алгебраический язык вида «А > В, В > С, следовательно, А > С» и др. Современное рассуждение в химии включает: а) обычный словесный язык, описывающий реально производимые преобразования веществ, б) язык формул состава, в) язык структурных формул, г) и д) словесные языки, описывающие преобразования формул состава и структуры, е) язык, описывающий квантово-физические модели взаимодействия веществ, и т. п. Чтобы правильно проанализировать подобные рассуждения указанным выше способом, необходимо предварительно выделить в них части, относящиеся к различным языкам, и каждую такую часть рассмотреть отдельно.
2. Лишь очень немногие процессы мышления оказываются построенными линейно, большинство же их организуется из более простых составляющих самыми разнообразными способами. В одних случаях «предметом» какой-либо части процесса мышления становится один элемент или какое-либо свойство «предмета» предшествующей части процесса, как, например, тогда, когда от рассмотрения всей геометрической фигуры в целом мы переходим к рассмотрению одной ее стороны или соотношения сторон. В других случаях знаковая форма знания, полученного в предшествующей части процесса, становится «предметом» рассмотрения в последующей части. Иногда от исходного объекта мы переходим сначала к модели самого объекта, затем к моделям модели, и так несколько раз, а потом «спускаемся» снова к исходному объекту. Очевидно, чтобы правильно разложить такие причудливо организованные процессы мышления, надо в каждом случае выдвинуть специальную гипотезу о виде и способе их организации[29].
3. Подавляющее большинство процессов мышления, после того как они включены в контекст более сложных рассуждений, не сохраняются в своем первозданном виде, а преобразуются за счет замены движений в плоскости содержания моделирующими их движениями в плоскости формы. При этом они сокращаются, свертываются, и это сильно затрудняет, а подчас делает просто невозможным выделение их истинного состава и структуры, а вместе с тем выделение «задач» познания и объектов или «предметов» знания. Чтобы преодолеть это затруднение, приходится обращаться к сопоставлению исторически следующих друг за другом способов решения одних и тех же задач. Такое сопоставление позволяет увидеть за сокращенными, свернутыми процессами мышления их исходные формы, найти законы и правила свертывания и на основе этого развернуть всю полную, реальную структуру анализируемых процессов мысли. Чисто функциональное разложение превращается благодаря этому дополнительному сопоставлению в функционально-генетическое.
Последовательное применение названного выше анализа к какому-либо выделенному процессу мышления должно в конце концов привести нас к таким процессам мышления, которые этим способом уже не могут быть разложены на составляющие. Такие далее неразложимые, или элементарные, с точки зрения этого способа анализа процессы мышления мы называем операциями мышления.
Разлагая таким образом различные процессы мышления, мы будем получать все новые и новые операции. Однако, с другой стороны, мы будем встречаться с уже выделенными ранее операциями. Хотя отдельные части существующего в настоящее время совокупного знания весьма отличаются друг от друга, а следовательно, отличаются друг от друга и процессы мышления, посредством которых это знание получено, тем не менее можно будет, по-видимому, найти конечное и сравнительно небольшое число операций мышления – таких, что все существующие эмпирические процессы мышления можно будет представить как их комбинации. Перечень всех этих операций мышления мы называем алфавитом операций.
На этом заканчивается первый этап исследования языкового мышления – нисходящее функционально-генетическое расчленение эмпирически данных текстов. Итоги этого этапа исследования: а) алфавит операций мышления, б) ряд относительно замкнутых однородных систем знаковой формы, объединяемых в формальные исчисления, в) знание о составе и принципах организации множества различных научных рассуждений.
Основная задача, которую должен решить второй этап исследования – выведение, состоит в том, чтобы генетически связать между собой различные операции, представить одни как развитие других.
Анализ выделенных к настоящему времени операций показывает, что все они складываются из двух функционально различных частей (называемых действиями) – сопоставления и отнесения. Сопоставления – это действия с объектами (или знаками, заместителями объектов), посредством которых выделяются определенные единицы объективного содержания; отнесения – это действия по установлению связи значения между объективным содержанием и знаковой формой.
Действие сопоставления образует ядро всякой операции мышления. С изменением типа сопоставления меняется тип выделяемого в действительности содержания. От характера сопоставления зависит также характер действия отнесения, а от них обоих – структура знаковой формы, фиксирующей выделенное содержание. В то же время между действиями сопоставления и отнесения существует своеобразное отношение: сопоставление всегда является необходимым условием и предпосылкой отнесения двух знаковых форм друг к другу или знаковой формы к объективному содержанию, и всегда в самом отнесении все отношения сопоставления «снимаются», элиминируются, и обнаружить их непосредственно в готовой структуре знания невозможно[30].
К примеру, чтобы выделить в определенной вещи (назовем ее исходной) какое-либо атрибутивное свойство и зафиксировать его в знаковой форме, мы должны привести эту вещь во взаимодействие с другой вещью (индикатором) и затем отождествить происходящее при этом в исходной вещи или в индикаторе изменение с соответствующими изменениями, возникающими при взаимодействии с индикатором вещи-эталона. Произведенное таким образом отождествление служит основанием для «переноса» на исходную вещь названия (А), которым раньше обозначалась вещь-эталон. Схема подобного сопоставления имеет вид:
а в возникающей на его основе структуре знания Ои – (А) эти отношения сопоставления элиминированы и непосредственно не обнаруживаются[31].
Чтобы получить знание о законе движения какого-либо тела, надо особым образом сопоставить между собой числовые значения длин «расстояний», пройденных за одно и то же время рассматриваемым телом и телом, движение которого принимается за эталонное. После [появления] всеобщего, или стандартного, эталона (часов) схема сопоставления движения двух тел сокращается, выражение v=s/t (или просто полученное на основе этой формулы числовое значение v) начинают относить непосредственно к движению исходного тела, и отношения сопоставления, таким образом, элиминируются[32].
Подобное строение имеют, по-видимому, все без исключения операции мышления. Входящие в них действия сопоставления будут меняться, усложняться от одной операции к другой, вместе с тем будут меняться и действия отнесения, но их функциональное отношение всегда будет оставаться неизменным. Поэтому даже в тех случаях, когда мы имеем дело, казалось бы, с чисто словесными, чисто знаковыми рассуждениями, мы должны, если хотим выделить и исследовать действительные операции мышления, применить к этим рассуждениям указанную выше схему анализа и выделить среди входящих в них знаков: а) «заместители объектов», то есть знаки, функционально играющие роль объектов, и б) знаки, образующие форму знания, то есть знаки, фиксирующие результаты применения действий сопоставления к знакам – заместителям объектов. Собственно, только такой подход, как бы разносящий в две разные плоскости «материал» словесного или всякого другого языкового рассуждения, и создает специфику действительно логического рассмотрения[33].
Чтобы наглядно-символически выразить этот тезис, мы можем воспользоваться схемой вида:
где X – исследуемый объект, знак ∆ («дельта») обозначает действие сопоставления, (А) – знаковая форма, фиксирующая выделенное посредством ∆ объективное содержание, а вертикальные стрелки обозначают отнесение: стрелка, идущая вверх, – фиксацию отношений сопоставления в знаке, или его абстрактное значение, а стрелка, идущая вниз, – элиминирование отношений сопоставления и преобразование их в значение метки[34]. Эта схема есть вместе с тем операционно реконструированное изображение простейшего, а именно номинативного, мыслительного знания.
Выделение во всякой операции мышления действия сопоставления как основы и ядра самой операции создает необходимую предпосылку для анализа генетических связей между операциями. К настоящему времени обнаружено два основных типа таких связей.
