скачать книгу бесплатно
– Думаю, мы и втроем справимся, полковник, – успокоила его Людивина. – Ив собирает сведения об обороте наркотиков в районе, где жил Лоран Брак, он нам обо всем доложит. Если мне понадобится помощь, я вам сообщу.
В дверь постучали, и в зал заглянула секретарша ПО:
– Полковник, вам звонят из Леваллуа, говорят, дело срочное.
На этом собрание завершилось, и все разошлись.
Войдя в кабинет, Людивина направилась было к своему месту, но заметила новую игрушку из киндер-сюрприза: та стояла в шкафу ниже всех. Она развернулась к Сеньону и Гильему:
– Кто из вас? Я должна знать, меня это страшно бесит.
Сеньон поднял руки перед собой в знак того, что он ни при чем.
– Мы все время были с тобой, – заметил Гильем.
Людивина двинулась в коридор, чтобы допросить Магали и ее соратников в соседнем кабинете, но наткнулась на мощный торс и отлетела назад. Сильная ладонь удержала ее за руку, не дав упасть.
В дверях – против света, спиной к окну – стоял мужчина. Сначала Людивина увидела лишь нависающую тень, потом проявились художественно взъерошенные волосы, квадратный подбородок, широкие плечи. Затем донесся брутальный запах его парфюма. Не пошлый одеколон, а сложный аромат, тяжелый амбровый и в то же время утонченный.
– Вы, должно быть, лейтенант Ванкер, – послышался хрипловатый, но приятный голос.
– Да-да, – пробормотала она, восстановив равновесие и освобождаясь от хватки. – А вы кто?
Обычно жандармов предупреждали, если кто-то должен был прийти в казарму в связи с тем или иным расследованием ПО. Никто не мог подняться сюда без разрешения и объявления. К тому же, чтобы добраться до их кабинета, нужно было миновать несколько электронных дверей. Этот человек был явно не со стороны.
– Марк Таллек.
Все собравшиеся в замешательстве рассматривали друг друга. Незнакомцу было лет тридцать, темно-каштановые волосы, нарочито небрежная прическа и легкая небритость, тонкий нос, внимательные глаза. Одет он был в поношенную парку цвета хаки, рубашку с воротником-стойкой и обтягивающие джинсы. Он напоминал модель, рекламирующую брендовую одежду, разве что не слишком красив – зато очень харизматичен. Само очарование. Осознанный природный шарм.
– Вас не предупредили? – спросил он.
– Еще нет… Чем мы можем помочь?
Легкая улыбка придала Марку Таллеку почти дружелюбный вид.
– Все немного не так.
Он запустил руку во внутренний карман парки, вытащил черный кожаный бумажник, раскрыл его и показал удостоверение.
– ГУВБ[10 - Главное управление внутренней безопасности, одна из спецслужб Франции.]. Это я могу вам помочь в деле Лорана Брака.
11
Сеньон скрестил руки на широкой груди, Гильем поудобнее устроился в кресле, а их начальница ретировалась в свой угол, подальше от вновь прибывшего.
Людивина переваривала услышанное. ГУВБ. Это сокращение всегда вызывало у нее тревогу. Нечто, скрытое туманом, синоним произвола правосудия. Мутная организация, которая использует некие неочевидные методы и о которой ходят самые невероятные слухи. Спецслужба.
– Меня ни о чем не предупреждали, – наконец заявила Людивина, взяв себя в руки.
Она так и не поняла, что ее поразило больше – присутствие в кабинете сотрудника спецслужбы или его ошеломляющее обаяние.
– Утром мое начальство предупреждало вашего полковника. Позвоните ему.
– Откуда вы знаете, что мы занимаемся Лораном Браком? – спросил Гильем.
– Мы за ним наблюдали.
В комнате воцарилось молчание, лишь телефонный звонок где-то в соседнем кабинете свидетельствовал, что время все еще идет.
– Вы следили за ним, когда его убили? – нарушила молчание Людивина.
Марк Таллек захлопнул дверь и, сунув руки в карманы парки, встал посреди кабинета.
– Вы уверены, что это убийство? Вы исключили версию о самоубийстве?
Людивина скривилась, нервно постукивая коротко остриженными ногтями по краю стола. В конце концов она кивнула:
– Господин Таллек…
– Называйте меня Марк.
– Вы вот так заявляетесь и спрашиваете, как там наше расследование. Не представились, ничего не объяснили. Простите, но так не пойдет.
Взгляд Марка Таллека переметнулся со стены, которую он изучал, на следователя. В его глазах было что-то странное. Что-то тревожащее. То ли блеск, то ли сила, то ли резкость – девушка никак не могла понять.
Зазвонил телефон на столе Людивины. При каждом звонке она лишь моргала, и Марку Таллеку пришлось жестом призвать ее взять трубку. Полковник Жиан был краток: он властно сообщил, что с минуты на минуту явится некий Марк Таллек, она должна быть с ним учтивой и послушной. «И называть „мой повелитель“», – чуть не добавила Людивина в порыве дерзости, но сдержалась. Начальник все-таки. ГУНЖ[11 - Главное управление национальной жандармерии. – Примеч. перев.] и Леваллуа, где располагалось ГУВБ, просили полного сотрудничества, и по тону полковника Людивина поняла, что не просили, а требовали. О расследовании предупредили даже ОЖБТ[12 - Отдел жандармерии по борьбе с терроризмом.]. Когда Людивина повесила трубку, Марк Таллек сделал глубокий вдох, и его бесстрастное лицо вдруг озарилось вежливой улыбкой.
– Прошу прощения, что все происходит без соблюдения формальностей и так быстро, но этого требует ситуация. Начну сначала: меня зовут Марк.
На этот раз он протянул руку всем следователям, Людивине – в последнюю очередь.
– Почему ГУВБ интересуется Лораном Браком? – спросила она безо всяких приветствий.
– Что ж, давайте я все объясню, – кивнул Марк. – Мы следим за ним всего несколько месяцев. Брак какое-то время сидел в тюрьме Френа. Там он принял ислам, причем выбрал не обычный умеренный, а самую радикальную ветвь. Вы знакомы с этой темой?
Людивина, а следом за ней Сеньон покачали головой.
– Если коротко, – продолжил Марк Таллек, – салафиты – это мусульмане-сунниты, фундаменталисты, которые требуют вернуть изначальный ислам, «жесткий», как сказали бы мы с позиции западных представлений о мире. Эти салафиты в основном квиетисты, они суровые, несгибаемые и, скажем так, архаичные, но не одобряют движения, проповедующие насилие. Нас же интересуют те, кто стремится участвовать в политической жизни. Они могут налаживать связи с радикальными салафитами – революционерами, джихадистами или, как мы их называем, террористами. Во французских тюрьмах много салафитов, их строгое учение набирает там популярность. Оно закладывает основу, устанавливает правила и дает четкое видение мира тем, у кого этого нет. Структурирует, вселяет уверенность, направляет. Наша задача – определить тип фундаментализма. Если это квиетисты – а таких большинство, – мы, как правило, следим за новообращенными, но нам они не так интересны. Да, это крутые ребята, но они «воспитаны» в ненависти к салафитам-революционерам, которые сбились с пути истинного. Если же заключенный исповедует политизированный салафизм, а то и джихадизм, то мы берем его под пристальное наблюдение. Проблема, конечно же, в том, что самые радикальные исламисты в ожидании своего часа скрываются под маской квиетистов.
– Разве фундаментализм не запрещен? – удивился Гильем.
– Не совсем. На первом месте у нас свобода слова и вероисповедания. До тех пор, пока слово не разжигает ненависть и не призывает к насилию. Насколько мне известно, католики-фундаменталисты тоже не запрещены, хотя они выступают против абортов и равноправия сексуальных меньшинств, хотят, чтобы женщины знали свое место и люди считались потомками не обезьян, а Адама и Евы. Во Франции около пяти процентов мусульманских культовых учреждений салафитские, а это совсем немного.
– Это на сколько мечетей?
– Мечетей или молельных домов порядка двух с половиной тысяч. При этом католических церквей и соборов около пятидесяти тысяч, и сразу понятно, что рассуждения тех, кто считает, будто во Франции религиозные устои пошатнулись, примерно ни о чем.
– И при чем же здесь Лоран Брак? – вмешалась Людивина.
– Классическая тюремная история. Салафитские вербовщики очень хитры. Они отбирают самых уязвимых, одиноких и устраивают своей мишени неприятности. Когда парень доходит до точки, они приходят к нему, словно добрые самаритяне, берут под крыло, успокаивают, оберегают и заодно промывают мозги. Постепенно он становится одним из них. Несколько лет в тюрьме длятся вечно, если и днем и ночью вы постоянно чувствуете угрозу. Без защитника, без семьи слабые не выдерживают. Но братья салафиты готовы им помочь и показать, как стать таким же сильным, как они, благодаря религии. Их жертвы – парни без внутреннего стержня, часто выросшие без отца, те, кому не на кого равняться, у кого нет ориентиров и представлений о границах дозволенного, кто не видит смысла в жизни. Братья показывают, что ислам может дать все: жизненный путь, правила, – нужно лишь верить и действовать, а все пробелы заполнит религия. Человек принимает ислам, потому что наконец-то чувствует, что живет, что обрел свое место, что весь мир выстраивается по его новой вере. А когда он выходит на свободу, все продолжается. Ему находят работу, а если он не женат, то и жену, и парню кажется, что у него наконец есть семья, есть кодекс поведения и цель в жизни, а государство ничего для него не делало и лишь пыталось сломать. Ну и вот.
– Как вы вышли на Брака? – спросил Сеньон.
– Сопоставили факты. Его имя было в списке заключенных, которых посещал один влиятельный имам под слежкой. Правда, Брак был мелкой рыбешкой в океане, и мы решили, что нет смысла его трогать. Но три месяца назад мы вышли на человека, который из-за границы вел агрессивную пропаганду ислама в интернете. Прошерстив комментарии к его роликам, мы вышли на Лорана Брака под псевдонимом. В итоге у нас оказался новообращенный мусульманин скорее радикального толка, который ходит к имаму, не слишком сдержанному в высказываниях, и постит одобрительные комментарии к роликам вербовщика-салафита, близкого к джихадистам. Для нас это означало, что он перешел на другую сторону. Поэтому мы решили за ним следить.
– Физически? – поинтересовался Гильем.
Марк покачал головой:
– Нет, для этого у нас нет людей. У нас больше двадцати тысяч фигурантов «дела S»[13 - Фигурант «дела S» – лицо, подозреваемое в террористической деятельности, находящееся в розыске или привлеченное к уголовной ответственности из-за участия в теракте. – Примеч. перев.], из них больше половины связаны с радикальным исламом. Мы не можем приставить целую команду к каждому, нас просто завалило. Для постоянного наблюдения за одним подозреваемым требуется около двадцати человек – вот и считайте. За Лораном Браком установили базовое наблюдение: отслеживали цифровой след, то есть точечно проверяли звонки, смотрели, посещает ли он сайты радикальной направленности, что пишет, что ему нравится, иногда вели полевые наблюдения, выясняли, как он связан с другими опасными людьми, составили общий портрет его окружения и определили его место среди известной нам части салафитской вселенной. В общем, его имя есть у нас в базах данных. Если оно всплывает, мы начинаем беспокоиться, а если все тихо, то просто время от времени проверяем, как у него дела. Это лучшее, на что мы способны, учитывая наши средства.
– То есть вы не знаете, где Брак был в четверг и пятницу на прошлой неделе? – подвела итог Людивина.
– Я могу проверить его звонки, но вы наверняка уже сами это делаете.
– Опять звонки… – разочарованно выдохнул Гильем.
– Хорошо, значит, Лоран Брак есть в ваших базах, – продолжила Людивина. – Но как вы так быстро вышли на нас?
– За последние два дня вы связались с кучей людей, перерыли все возможные досье, так что, можно сказать, у нас сработал сигнал тревоги. Поэтому я здесь. А теперь я задам главный вопрос: его убили?
– Расследование еще идет, – уклончиво ответила Людивина, которой никак не удавалось расслабиться в присутствии Марка.
Она ненавидела, когда в ее работу вмешиваются извне, особенно без предупреждения. В таких случаях ей казалось, что за ней самой следят.
Марк Таллек кивнул со скептическим видом:
– Послушайте, я не хочу висеть у вас на шее мертвым грузом. Давайте начистоту: это ваше расследование и музыку заказываете вы. Я здесь для того, чтобы с вашей помощью понять, что случилось с Браком. Как только я пойму, что все это никак не связано с работой нашей службы, я исчезну, и вы обо мне больше не услышите. Годится?
– Хотите сказать, это не просто визит вежливости? Вы остаетесь здесь, с нами? – изумился Сеньон.
Таллек обнажил зубы в хищной улыбке.
– И буду рядом днем и ночью, – ответил он. – Я ваш новый любимый коллега.
– Мне с самого утра все твердят про Леваллуа. Там располагается ГУВБ? Если ваше начальство договорилось с моим, остается лишь подчиниться, – подытожила Людивина. – С другой стороны, вы и сами заметили: у нас тут тесно, свободного стола нет, так что вам придется самому искать себе рабочее место.
Улыбка Марка Таллека из циничной стала просто приятной.
– Я умею быть незаметным.
Людивина в этом усомнилась.
Ей не нравилось, когда ее к чему-то принуждали, но еще больше она ненавидела, когда ее считали дурой. Неужели ГУВБ отправляет агентов на место происшествия, как только исчезает фигурант «дела S»? Можно следить за расследованием со стороны, можно требовать подробные отчеты, но Людивина чувствовала, что ей чего-то недоговаривают. Спецслужбы, религиозный фанатизм и его серые зоны – все это не к добру.
Это дело пахло все хуже.
12
Гул машин стихал по мере того, как Людивина уходила вглубь парка Бют-Шомон. Первые осенние холода добрались до столицы, раскрасив листву коричневым и оранжевым. Людивине встречались в основном женщины с детскими колясками, гуляющие одни или группками, а также несколько бегунов и горстка молодняка. В этот понедельник, ранним ноябрьским вечером, парк казался островком дикой природы, дрейфующим посреди океана цивилизации, серые фасады которой удалялись с каждым шагом.
Итак, обращение в ислам не было фасадом для создания образа, который отводил бы от Брака все подозрения и позволил бы ему вернуться к преступной деятельности. Весьма содержательный рассказ Марка Таллека убедил Людивину, у нее не было причин не верить этому объяснению.
Безопасник, ну надо же, проворчала она про себя. С кем только не приходится сталкиваться на работе… Но надо сосредоточиться на главном.
Если Брак – исламский фундаменталист, то как он оказался замешан в наркоторговле? Она не слишком четко представляла себе, что могут, а чего не могут делать радикальные исламисты, но продажа наркотиков явно не входила в список добродетелей прилежного мусульманина. Может, он пытался бороться с наркотиками в своем районе? Или старые знакомые не забыли о его криминальном прошлом? Могло быть все, что угодно, и Людивина очень надеялась на данные, которые должен был собрать Ив. Если у бригады по борьбе с наркотиками нет никаких сведений о Браке, сама она ничего не найдет, это слишком закрытая сфера.
Оставался вариант с терроризмом. ГУВБ не просто так полезло в это дело. Их интересовал Брак, но Людивина не особенно разбиралась в этом вопросе, могла только предположить, что деньги от продажи наркотиков используют для финансирования всего подряд, в том числе и деятельности религиозных экстремистов.
В общем, так она ничего и не придумала.
Среди листвы проступили резкие контуры скал и показался небольшой храм на самом верху каменистого пика острова Бельведер. Людивина целую вечность не заходила в центр парка и теперь застыла перед открывшимся видом. Трудно было поверить, что это в Париже. Над водой возвышались тридцатиметровые склоны, поросшие зеленью, их венчала белокаменная беседка, похожая на крошечный римский храм, который забросило сюда по воле или по ошибке истории, до острова тянулся длинный подвесной мост – все здесь напоминало волшебную сказку.
Странное место для встречи, можно сказать, романтическое…
– Вам нравится?
Марк Таллек появился откуда-то из-за спины Людивины.
– Честно говоря, я здесь почти не бываю. А зря.
Марк протянул ей сэндвич, сам развернул другой.
– Спасибо, – сказала она. – Почему вы хотели встретиться здесь?
– Думал познакомиться с вами на нейтральной территории.
– Не обижайтесь, но вы сами сказали, что исчезнете, как только выясните насчет гибели Брака. Я собираюсь раскрыть это дело месяца за три, поэтому знакомиться как-то…
Марк Таллек молча смотрел на нее, жуя бутерброд. Он был гораздо выше Людивины, и она вдруг ощутила себя совсем маленькой – непривычное для нее чувство. Чем-то смущал пристальный взгляд этого человека, его поза.
– Давайте пройдемся, – скомандовал он, указав на дорожку.
Людивина осознала, что с тех пор, как он появился в ее кабинете, она только и делала, что ставила его на место. Не слишком-то достойное поведение. Она решила быть откровенной:
– Извините, если я не кажусь вам дружелюбной, просто… вы явились без предупреждения, вас нам навязали, а мы так обычно не работаем.
– Я все понимаю. Это никому не нравится. Я сделаю все для того, чтобы мое присутствие вам не мешало.
– Будете просто наблюдать?
Таллек качнул головой:
– Скажем так… я буду выполнять ваши указания, но, если потребуется, позволю себе брать дело в свои руки.
– А я думала, это я заказываю музыку.
– Именно так, за исключением деликатных ситуаций, относящихся к моей компетенции.
