скачать книгу бесплатно
– Да не должно вроде. – Хейзит пока не представлял, к чему клонит собеседник.
– Ну, тогда осталось подыскать достойное клеймо, – деловито потер руки Локлан. – Чтобы в глаза бросалось и второе такое никто не смог бы сделать.
Хейзит понимающе кивнул. Он догадался-таки, о чем идет речь и оценил кажущуюся простоту выхода из положения. И все-таки не преминул заметить:
– Надо будет – сделают и второе, и третье.
– А уж об этом у нас есть кому позаботиться. – Локлан пошарил за поясом и вынул надежно спрятанный между складок кинжал с резной рукояткой. С противоположной от лезвия стороны рукоятку венчала искусно выполненная бронзовая шишка, на конце которой щетинилось тремя острыми лучами не то восходящее, не то заходящее прямо в нее солнце. – Такого, насколько мне известно, нет ни у кого. Хорошее получится клеймо?
Хейзит с некоторым трепетом принял из рук Локлана показавшийся ему с непривычки тяжеловатым кинжал, внимательно осмотрел филигранную работу кузнеца и так же осторожно вернул обратно.
– Не слишком удобно, потому что будет оставлять вмятину на кромке. Но сгодится.
Локлан спрятал кинжал и хитро прищурился.
– С чего ты предполагаешь начать?
– Правильно ли я понял, что все решено и мои лиг’бурны приняты? Конец встречи с вашим отцом оказался каким-то скомканным…
– За это не переживай. Я видел, что ему понравилось. Эдлох тоже свое мнение высказал. Стоимость в целом оговорена. Работа передана мне. Теперь дело за малым: начать изготовление камней, и чем скорей и больше, тем лучше. Мой к тебе вопрос: с какого конца заходить? Сколько нужно людей? Нужно ли строить для этого специальную печь или, на твой взгляд, удобнее взять в долю кого-нибудь из гончаров со всем его хозяйством? Скажем, того же Ниеракта.
– Если бы мне дали выбирать, я бы все-таки начал с наших застав. Им каменные стены гораздо важнее, чем новые дома – здешним эделям.
– Согласен, – улыбнулся Локлан. – Хотя денежки эделей пойдут нам в доход, а заставы принесут разве что расходы.
– И сохранят жизнь многим честным вабонам, – добавил Хейзит.
– Я шучу. Само собой разумеется. – Он посерьезнел. – Как ты намереваешься решать вопрос со снабжением застав камнями? При каждой устраивать отдельное производство?
– Я уже над этим думал. – Хейзит был доволен тем, что Локлан мыслит в правильном направлении. – В любом случае на заставах своей глины нет, так что ее придется доставлять из общего карьера. С другой стороны, везти сырую глину тяжелее, чем готовые, прошедшие обжиг камни. Да и печь при каждой заставе – вещь накладная. Опять же, потребуется значительно больше людей для работы. Мое предложение: делать печь одну, большую, поближе к карьеру. Тогда и следить за продажами будет сподручнее, через одни ворота все пойдет. А начать я готов хоть завтра.
– Давай лучше сегодня.
Локлан вовсе не шутил. Вскочив с лавки, он стал деловито прохаживаться по площадке, то и дело поправляя спадающие на лицо пряди. Таким он был особенно похож на своего отца.
– Как ты понимаешь, – продолжал он, – хотя меня и назначили ответственным, руководить всем придется тебе. Если ты, конечно, не боишься. – Утвердительный кивок насупившегося Хейзита остался незамеченным: Локлан смотрел вдаль, на скрытые за дымкой горы. – Я же будут тебе всячески помогать и устранять всевозможные препятствия, которых может оказаться больше, чем мы бы хотели. Для начала давай решим, кто нам нужен еще. На улице это можно делать?
– Нет. Печь должна быть под крышей. Считайте, что нам предстоит построить большую гончарную мастерскую.
– Все понятно, можешь не уточнять. Тогда я дам тебе в помощники Ниеракта. А он уж сам подберет плотников и печников, кого сочтет подходящим. До поры до времени мы даже его не будем посвящать в то, что задумали на самом деле. Чем меньше посторонних об этом знает, тем на первых порах лучше. Только ты должен точно знать, что именно нужно делать, поскольку советоваться будет не с кем. Хотя, если хочешь, я с Ниерактом поговорю, и он станет нем, как рыба.
– А как же его собственная мастерская? Ему ведь придется на время забросить собственные дела.
– У него, насколько мне известно, есть достойный приемник. Парню не мешало бы поработать самостоятельно. Шилох, кажется, его зовут?
– Вроде бы. – Хейзиту вспомнился толстенький и вихрастый подельщик Ниеракта.
– А потом – не задарма же он будет на нас работать. Почитай, больше, чем на торговле своими кувшинами и тарелками получит.
Хейзит почувствовал, что наступает удобный момент, чтобы обговорить еще один немаловажный вопрос. Отцовская природа звала его взяться за дело без оглядки, немедленно, чтобы только принести пользу дорогим его сердцу соплеменникам. Материнские же черты его характера требовали не забывать и о собственной выгоде. Отец, бывало, мог спокойно отказаться от денег даже за сложную работу, если считал, что выполнить ее было его долгом. Мать – никогда. Щедрой она умела быть разве что по отношению к своим детям.
– Локлан, как мы будем делить заработанное? Наверное, я понимаю, об этом еще рано говорить, но раз уж вы сами об этом начали…
– О деньгах говорить никогда не рано. И если ты думаешь, что в то время, пока ты лепил свои камни, я об этом не думал, то ошибаешься. Правда, я не знал до конца, что у тебя получится, но теперь вижу, что оказался прав. Все очень просто. И простота заключается в том, что, как ты сам выразился, все наши камни будут лепиться по одной форме. То есть они будут одинаковыми. И потому я предлагаю сделать их мерилом наших интересов.
– Не понимаю, – признался Хейзит.
– Посуди сам. Поскольку все камни одинаковые, мы на все можем установить одинаковую цену. Тогда нам достаточно вести учет проданных штук. Большинству работников нашей каменной «пекарни» я бы положил обычное жалование, а кого-то взял бы в долю. Разумеется, тебя. Может быть, Ниеракта, если мы решаем, что он нам подходит. С Эдлохом и прочими столующимися при замке я сам все решу.
– С Эдлохом?
– Ну, кому-то же надо будет дать нам своих людей, получать заказы на строительство, перевозить камни и так далее. Кроме того, все это придется довольно строго охранять. Расходы неизбежны. Но это я, повторяю, беру на себя. Тебе же как главному в этом деле я предлагаю каждый десятый лиг’бурн. Что скажешь?
Локлан явно ждал потока благодарности за подобную щедрость, однако Хейзит только удивленно хлопал глазами. Заметив наступившее молчание, Локлан оторвался от созерцания гор, посмотрел на собеседника и рассмеялся.
– У тебя вид обиженного ребенка, друг мой! Пора научиться скрывать свои чувства. Ладно, ладно, не куксись! Вижу, что ты опять меня неправильно понял. Я имел в виду, разумеется, не сами камни, от которых кошелек, естественно, не становится туже, а то, сколько они стоят. На самом деле я говорю об очень и очень больших деньгах. Причем не забудь, что ты не вкладываешь в них ничего, кроме своих знаний и времени, тогда как оставшиеся деньги идут на покрытие всех расходов.
– Да нет, я все прекрасно понимаю…
– И тем не менее послушай, чтобы потом не переспрашивать. Каждый десятый камень твой означает, что после продажи сотни камней ты получаешь десятую часть их стоимости. Если Эдлох не ошибся в своих расчетах, и у нас камни пойдут, скажем, по шесть силфуров за штуку, вот уже, считай, шестьдесят у тебя в кармане. Неплохо?
Хейзит отчетливо ощутил, как что-то поднимает его невесомое тело в воздух, и он отправляется парить в свободном полете над Вайла’туном, над рекой, в безбрежную вышину голубого неба оттуда взирает на себя самого, потрясенного, безмолвно застывшего под обвисшим флагом, поглупевшего и безмерно счастливого.
– Совсем не плохо, – сказал он, когда вновь обрел способность говорить, в чем ему оказали посильное содействие все те же материнские черты. – С тысячи лиг’бурнов это получается шесть сотен силфуров. Да, совсем не плохо. – Что касается матери, то, насколько он знал, такие деньги она получала после оплаты всех расходов в лучшие месяцы, когда от посетителей таверны не было отбоя. А что такое тысяча камней для строительства? Тот же Эдлох назвал цифру десять тысяч для одного дома эделя. А сколько таких домов потребуется в одном только Вайла’туне! – Я согласен.
– А я уж думал, что откажешься, – рассмеялся Локлан и похлопал вконец растерявшегося Хейзита по плечу. – Олак! – Слуга не заставил себя долго ждать. Хейзит подумал, что вот он человек, который наверняка слышал и теперь знает все их секреты. Только уж пусть о его доле заботится сам Локлан. – Ты ведь знаешь гончара Ниеракта, мастерская которого стоит поблизости от мельницы Брома на обводном канале?
– Знаю.
– Отправляйся к нему или пошли кого-нибудь из своих людей и передай, чтобы сразу же шел в замок. Мы будем его ждать. Это крайне важно.
– Я понял. – Олак помялся. – Если я вам пока не нужен, то лучше мне отправиться к нему самому. Так быстрее будет.
– Вот и отлично. Постой! Скажи ему, чтобы на время передал дела своему подмастерью, поскольку я хочу предложить ему кое-что серьезное. Подробностей ты не знаешь.
– Передам.
Слуга с легким поклоном исчез.
– Подозреваю, что у него в Вайла’туне завелась очередная подружка, – усмехнулся Локлан. – Сам того не замечая, он последнее время использует любой предлог, чтобы вырваться из замка.
В этот момент каждый подумал о своем: Локлану представилась снова связанная по рукам и ногам и отчаянно ругающаяся на птичьем языке пленница, а Хейзиту – одинокая наездница, которую он до сих пор не встретил на узких улочках Вайла’туна. Специально искать он ее, конечно же, не станет, но увидеть хоть одним глазком – совсем не прочь. Хотя бы ради того, чтобы удостовериться в отсутствии спутников.
– Что мне делать теперь, пока Ниеракт ни подошел? – спросил он, с грустью отогнав чарующее видение.
– Прежде всего ты должен получить назначение.
– Назначение?
– Не будешь же ты каждый раз просить меня снабдить тебя верительной грамотой. – Локлан обвел прощальным взглядом округу и направился к лестнице вниз. – Пойдем я представлю тебя Скелли.
От внимания Хейзита не ускользнуло, что при упоминании этого имени Локлан брезгливо поморщился.
Они проделали весь обратный путь со стены в башню, прошли мимо тронной залы, за дверями которой звучали раскаты голоса Ракли, вышли на противоположную лестницу и неожиданно для Хейзита пошли не вверх, а вниз. Ему почему-то представлялось, что хранилище свитков должно находиться выше всего остального, а тем более не на этаже хозяйственных помещений. Однако они миновали и их и по крутой узкой лестнице спустились в подземелье. Отовсюду веяло холодом, и Хейзит вспомнил, как слушал рассказ Харлина, сидя у него в подполе. Вероятно, отец строил Харлину жилище по образу и подобию Меген’тора, правда, здесь, благодаря приподнятости над рекой, холод был сухим, а не влажным, как под землей Вайла’туна.
– Ты знаешь, куда мы идем? – оглянулся через плечо Локлан.
– Догадываюсь. Скелли, если не ошибаюсь, служит главным писарем.
– Служил. Теперь он не только главный писарь, но и особо приближенный к моему отцу человек. Чему я, между нами говоря, не слишком рад. Лучше бы каждый занимался своим делом. Раньше он просто выписывал грамоты на тех, кого ему называли, а сейчас ему видите ли, нужно самолично со всеми видеться и определять, насколько ты или кто другой благонадежен. Но таково распоряжение Ракли, а я ему пока перечить не собираюсь.
Хейзит машинально подмечал изменения тона собеседника, пытаясь понять, на чьей стороне его нынешний начальник. Пока все шло к тому, что он сохраняет активный нейтралитет, критикуя отца и его сподвижников, но и не отказываясь в нужную минуту прибегать к их помощи. Вот бы представить себе, что изменится в Торлоне, когда Ракли рано или поздно почиет-таки с миром, дай ему боги долгих зим жизни! Но Хейзит слишком мало знал о подковерной жизни замка, чтобы иметь возможность взвесить силы сына и отца. Да и не очень-то хотелось ему в этом копаться. Сейчас он был окрылен уже одним тем, что тяжелый камень, с которым он проснулся утром в предвкушении предстоящего разговора, как-то сам собой упал с плеч, и дальнейший ворох забот выглядит вполне подъемным. Правда, если при этом сконцентрироваться на изготовлении лиг’бурнов вместо того, чтобы отвлекаться на то, кто с кем и почему ведет такую, а не иную игру. Разумеется, игры сильных мира сего тоже важны, от них многое зависит, ведь решать в конечном итоге все приходится людям, наделенным властью, но, попытался тяжело вздохнуть улыбающийся про себя Хейзит, негоже строителю указывать пахарю, как ловить рыбу.
Размышляя так, он не мог не любоваться неброской красотой и мощью подземного коридора, по которому они вот уже некоторое время целенаправленно плутали. Представляя себе, как все это когда-то давным-давно пробивалось в твердокаменной породе скалы, он искренне восхищался упорством и мастерством своих предков-каменотесов. Чтобы построить такое, требовалось работать каждый день и не одну зиму. Стены, как и пол, выглядели совершенно гладкими, как будто их ко всему прочему еще и специально отполировали. Потолка видно не было: постоянно горевшие здесь факелы зачадили его, и создавалось странное ощущение, словно над головой – пустое пространство. Хейзит с трудом сдержался, чтобы не проверить это ощущение рукой, однако вовремя спохватился, что после такой «проверки» ему едва ли удастся найти пемзу и воду, чтобы руку отмыть. На рукопожатие при знакомстве с главным писарем он не слишком рассчитывал, однако и поддерживать расхожее представление о строителях как о людях вечно в чем-то измазанных и моющихся разве что по большим праздникам ему вовсе не хотелось.
Встречу со Скелли он представлял себе туманно, однако ему почему-то виделся эдакий внешне добродушный толстяк с хитрыми маленькими глазками, сидящий за большим столом, заваленным свитками, что-то жующий и пишущий длинным гусиным пером при свечах. Вероятно потому, что Локлан высказался по отношению к нему с неприязнью, а что больше всего раздражает виггеров в окружающих как ни полнота и обжорство?
Единственное, что он, как оказалось, угадал, была улыбка Скелли. Хотя на его лице она едва ли означала добродушие.
Поначалу Хейзит даже не понял, что они наконец-то пришли. Хранилище, если это было именно оно, являло собой продолжение коридора, вдоль одной из стен которого тянулись высокие буковые полки, сплошь уставленные кожаными бочонками, помеченными неразборчивыми надписями. Вдоль полок с мрачным видом ходили двое людей в плащах с надвинутыми на самые брови капюшонами, что-то выискивая среди бочонков, а еще один стоял на приставной лестнице и читал развернутый чуть ли не до самого пола свиток. Хейзит решил, что он и есть Скелли, однако Локлан, поздоровавшись со всеми одновременно, прошел дальше. Писари поприветствовали его в ответ, хотя и не так учтиво, как того следовало ожидать. Судя по всему, текущие дела представлялись им важнее признания в глазах сына хозяина замка. А может быть, они считали, что подземелье и замок – два разных мира, неподвластных один другому?
По струнке перед Локланом вытянулся разве что широкоплечий, облаченный в доспехи страж, уныло дежуривший в месте раздвоения коридора.
– Скелли у себя? – поинтересовался Локлан, делая при этом вид, будто его ничуть не коробит необходимость задаваться подобными вопросами в собственном доме.
Страж кивнул и церемонно отступил в сторону. Его настороженный взгляд Хейзит расценил как тоску по общению с обитателями внешнего мира. Стоять здесь, в холоде, целыми днями нюхая затхлый воздух свитков, – удовольствие для избранных. Себя Хейзит к таковым отнести не мог. Его тянуло на улицу, на свободу, и если не в толпу людей, то уж во всяком случае к друзьям. Здесь он их явно не найдет.
Это стало тем более очевидно, когда, пройдя еще несколько шагов по второму коридору, они вошли в ничем не отгороженный закуток и там, в почти пустой келье, обстановку которой составлял сундук да крохотный стол, похожий на те, что наиболее усердные хозяйки используют как подставки для цветов, обнаружили паукообразного хиленького старичка с изъеденным глубокими морщинами маленьким лицом, казавшимся таковым еще и потому, что с него на вошедших смотрели неправдоподобно большие немигающие серые глаза. Схожесть с пауком ему придавали не только сухие тонкие руки, которыми он, не сходя с сундука, при желании мог достать до всего, что находилось в келье, но и принятые Хейзитом в первый момент за оборванную паутину длинные волосы и колышущаяся при малейшем дуновении бороденка.
По тому, что ему приходилось слышать раньше, Хейзит предполагал, что Скелли должен быть если и не молодым, то уж во всяком случае моложе Харлина, однако с первого взгляда впечатление складывалось обратное. Вот что значит делать всем гадости и жить вдали от людей и солнца, ехидно подумал он, наклоняясь в почтительном поклоне.
– Скелли, это Хейзит, наш новый строитель, – заговорил между тем Локлан, торопясь побыстрее покончить с ненавистной формальностью и вернуться к делам. – Ракли назначил его руководить одним важным проектом, и нам нужно, чтобы Хейзит имел возможность постоянного доступа в замок и Меген’тор. От этого теперь многое зависит.
– Хейзит? – вяло переспросил Скелли, вперившись в юношу немигающим взглядом, отчего тому стало не по себе. – Но ведь я уже выписывал на тебя верительную грамоту.
– Правильно, а теперь ему нужно право не разового, а постоянного входа, – повысил голос Локлан, едва скрывая раздражение.
– Я полагаю, мы сейчас сами постараемся разобраться, что к чему, – не глядя на него, продолжал Скелли. – Скажи мне, уважаемый Хейзит, каким таким делом ты намерен заняться, что тебе придется всякий раз являться в замок?
– Я… мне… – Хейзит понятия не имел, может ли он доверять столь важный секрет запершемуся в подземелье пауку, однако стоявший рядом Локлан хмуро молчал, а это означало, что говорить ему не запрещено. – Мне предстоит организовать новое для Вайла’туна производство. И это важно…
– Какое производство? – Скелли смотрел с наивным вниманием, как большой ребенок, которому родители решили объяснить, каким образом он появился на свет. – У нас в Вайла’туне производят многое, но далеко не все мастера просят, чтобы их пускали сюда днем и ночью.
– Хейзит ничего не просит, – снова вмешался Локлан. – Это мне нужно, чтобы он бывал здесь всякий раз, когда это потребуется.
Скелли сделал паузу и воспользовался ею для того, чтобы медленно перевести взгляд на говорившего. Он поднял длинный сучковатый палец и стал наматывать на него кончик бороды. Хейзит подумал, что борода вот-вот оторвется.
– Насколько я понимаю, наш новый строитель является таковым уже не в первом поколении. Мне кажется, я даже вспоминаю имя его покойного отца, Хокана. Очень жаль, что он не дожил до этого знаменательного дня. – С этими словами Скелли пошарил в неприметном углублении в стене и достал баночку с чернилами, удивительной красоты перламутровое перо и маленький кожаный свиток. Открыв крышку и макнув кончик пера в чернила, он сделал одному ему понятную пометку в свитке. – Что ты собираешься производить?
– Я нашел способ изготавливать камни.
– Очень хорошо. – Еще пометка. – Где ты сейчас живешь?
– У матери. В таверне «У Старого Замка».
– «У Старого Замка», – повторил Скелли, продолжая что-то записывать. – У тебя есть жена?
– Нет пока, – удивился вопросу Хейзит.
– Но есть сестра.
– Откуда вы знаете?
– Как ее зовут?
– Велла.
– Так, Велла. Очень хорошо. Ты будешь продолжать жить с ними или переберешься на время в замок.
Хейзит замялся.
– Он будет жить там, где работает, – ответил за него Локлан.
– То есть в замке?
– То есть поблизости от карьера. Мы начинаем строить там большую мастерскую.
– Понимаю: камни из глины. Очень интересно.
В проницательности ему не откажешь, подумал Хейзит. Да и говорит так, будто для него это само собой, будто ничего нового он не услышал. И не скрывает этого.
– Тебе уже назначили жалование?
Хейзит с сомнением посмотрел на Локлана. Тот покачал головой и пояснил:
– Оно будет определено позже, когда мы построим мастерскую.
– Стоит об этом позаботиться в первую очередь, – наставительно заметил Скелли. – Кто еще примет участие в работе?
– Разве это относится к делу? – Голос Локлана звучал натянуто, как тетива, готовая вот-вот лопнуть.
– Да будет вам известно, – перламутровое перо замерло в воздухе, – что моя обязанность – заносить все мало-мальски стоящие события в нескончаемую летопись Вайла’туна. И сдается мне, что ваше смелое начинание по нынешним временам выглядит вполне того достойным. А потому я вынужден располагать некоторыми подробностями происходящего. Кто еще примет участие в работе?
– Мы пока не решили, – уклончиво ответил Хейзит. – Кто-нибудь из гончаров.
– Когда решите, не посчитайте за труд сообщить мне. Будем честны перед нашими потомками.
Скелли отложил перо, закрыл чернильницу и подул на свиток. Заметив, что оба гостя чего-то ждут, ответил им насмешливым взглядом и сказал:
