Везунчик

Доходы мошенника стали баснословные, а после того, как он провернул хитроумную аферу, так и вообще, – запредельными. Пройдоха тайно, при сильном ветре, устроил пожар в заповедной роще на берегу Тежу и выжег её буквально дотла. Затем с помощью взятки, он переоформил этот участок как бесхозный пустырь и приобрёл его за бесценок. На этой земельке, с живописным видом на речку, Жайме и начал строить закрытый элитный посёлок для самых богатеньких лиссабонских буратин. Перспективы для развития фирмы «Barata e Neto» стали не просто радужными, но, можно даже сказать, звёздными. Но от головокружения от успехов у нашего крохоборного патрона появилась мерзопакостная, свинская привычка – задерживать зарплату на два-три, а то и на четыре месяца. Он плакался рабочим, что ему приходится платить огромные налоги, а также давать взятки полицейским и налоговым инспекторам, чтоб они не трогали его нелегальных рабочих. К тому же ему приходится тратить солидные суммы на алименты бывшей супруге и на оплату обучения его четырёх деток от первого брака в частных колледжах. А несознательные клиенты постоянно задерживают выплату денег за уже произведённые фирмой работы.

Но если быть откровенным, то не всё было так уж и плохо в жизни рабочих шарашкиной фирмы. Патрон предоставил нам бесплатное жильё в своей гостинице, которая превратилась в общежитие для гастарбайтеров с Востока. Правда, она пребывала в аварийном состоянии и нам же приходилось её постоянно ремонтировать. То крыша протечёт, то водопровод лопнет, то выгорит электропроводка, то двери и окна рассыплются от старости. Но в принципе, жить было можно. Кроме того, Жайме обеспечил нам трёхразовое бесплатное питание в своём кафе, которое и стало для нас фирменной столовой. Еда была обильная и сытная, но пресная, безвкусная и особым разнообразием не отличалось. Но там можно было взять в долг, в счет будущей зарплаты, что-нибудь сладенькое и вкусненькое, а также сигареты и любую выпивку. Конечно, цены были повыше, чем в крупных супермаркетах и магазинах, зато далеко ходить не было необходимости. Вдобавок, в счёт будущей зарплаты можно было отовариться и в одёжном, и в обувном магазинчиках, если вдруг прохудилась обувка или пришла в негодность рабочая одежда. Неудивительно, что далеко не один работяга прослезился, получая свою очередную изрядно урезанную зарплату. Заведовала столовой и магазинами Лидка Пустун, которая и вела «черную бухгалтерию». Ходили слухи, что она крутила шуры-муры с патроном, поэтому он и не обращал внимание на жалобы мужиков в обсчёте, обвесе и приписке лишних покупок. Уличить Лидку было практически невозможно, поскольку, когда народ начинал бухать, то уже никто не считал ни выпитого, ни выкуренного.

– Подруги Лидки как-то мне проболтались, что она раньше была заведующей продовольственного склада в Очакове, – не прерывая процесс пережёвывания, вмешался в повествование Кузен. – «Органы» уличили Пустун в чрезмерной усушке, утряске и бое продовольственных товаров, а её начальство под этот шумок приписало ей растрату в особо крупных размерах. Но воспользовавшись нерасторопностью ментов, она вовремя сбежала в Португалию по подложным документам. И никто здесь даже точно не знает её настоящие имя и фамилию.

– Рома! Не рискуй жизнью из-за какой-то там слабой на передок мошенницы! – погрозил Кузену пальцем Данович. – Лучше помолчи, пока не набьёшь свою утробу под самую завязку. Между прочим, проработав у Таракана четыре месяца и наладив процесс строительства, Рома так и не получил от патрона ни единого эскудо наличными. Тогда Кузен заявил, что уходит к другому, более порядочному работодателю, который пообещал ему платить в два раза больше. И хотя Рома отчаянно блефовал, но тараканье отродье приняло его демарш за чистую монету. Жайме отлично понимал, что без такого дельного производителя работ он не сможет загребать такие сумасшедшие деньги. Патрон тут же вдвое поднял Кузену оклад и, не откладывая дела в долгий ящик, сразу же выплатил прорабу четыре месячные зарплаты по новому тарифу. Жайме даже не высчитал с Ромы деньги за вынужденные покупки в своем кафе и магазинах. С того времени в нашей фирме процветала безмятежная идиллия и все поголовно были довольны своим положением. По жесткому настоянию нового прораба патрон почти три года больше не задерживал рабочим зарплаты. Однако полгода назад он опять взялся за старое дело, ссылаясь на какие-то мифические финансовые проблемы. К маю Жайме снова задолжал нам четыре зарплаты, и мы уже было собрались устроить всеобщую забастовку. Но две недели назад Кузен выкинул смертельный фортель, после которого фирма «Барата и Нету» и накрылась женским половым органом. Причём в самом прямом смысле этого вульгарного выражения. По правде говоря, меня при этом эпохальном события не было, и знаю я о начале лавинообразного стихийного бедствия лишь только со слов Ромы.

В этот момент из утробы Кузена раздался такой устрашающий, омерзительный звук, будто он сейчас изрыгнёт всё умятое им за последние полчаса вместе с аппендиксом. Нервно оглянувшись вокруг, я узрел целые созвездия вылупленных в страхе глаз, ожидавших неминуемого катастрофического извержения. Степан мгновенно оценил критическую ситуацию, плеснул минералку в свой стакан и сунул его в дрожащие руки страдальца. И Рома одним большим глотком загнал назад рвущихся на свободу тигровых креветок. Затем Кузен как-то невыразительно крякнул, осторожно втянул в себя знойный воздух – и одарил всех нас широкой добродушной улыбкой. Вздох всеобщего облегчения всколыхнул мои волосы, и посетители кафе «Никола» боязливо уселись на свои прежние места. Впрочем, наши ближайшие соседи, подхватив свои заказы, торопливо пересели за свободные дальние столики.

– По-моему, братишка, ты уже в достаточной мере набил свой курдюк и сможешь самолично рассказать о своём эротическом приключении, которое привело к трагическим последствиям, – подзадорил Рому Степан, явно заинтригованный последними словесами потёртого жизнью сталкера. – Интересно, а в Португалии есть кожно-венерологические диспансеры?

– Да не было там никакого секса с моей стороны и даже какого-либо намёка на артистичную эротику! – с вымученной улыбкой отверг Кузен обвинения в сексуальной распущенности. – Всё произошло из-за какого-то анекдотического, нелепого и пагубного стечения совершенно непредсказуемых и уму непостижимых обстоятельств. После того как патрон назначил меня своим помощником, он хотел, чтоб я всегда был у него под рукой, и пересилил меня в одноэтажный флигель, который стоял сразу за его родовым домом. И хотя там были все удобства, но мне было скучно жить одному в четырёхкомнатных апартаментах. Поэтому Жайме разрешил мне взять себе напарника из рабочих нашей фирмы. Кстати, в последние полгода я делил жильё с Гришей Дановичем.

Это несчастье случилось в воскресенье в наш единственный выходной день. Вечером в субботу мы с мужиками здорово набрались, так как отмечали то ли День радио, то ли День Победы.

– Мы отмечали сразу оба эти праздника, поскольку они попали на рабочие дни, – внёс поправку Ромин напарник и закурил ещё один «душистый» косячок.

– Теперь понимаю, почему мне было так дурно, ведь мы взяли на грудь удвоенную норму алкоголя, – с запозданием выяснил Кузен причину своего недомогания. – Встал я часов в десять, попытался разбудить Гришу, но он всё ещё дрыхнул непробудным сном.

– И вовсе я не дрыхнул, а находился в состоянии глубочайшей медитации, – обиделся непонятый невежественным простолюдином «дервиш». – Я пребывал в изменённом состоянии сознания, которое мэтр Стив Лаберж называет осознанным сновидением. Отлично помню, что в то утро я странствовал по райским мирам.

– Но судя по твоему дикому, истошному храпу, ты обретался в далеко не ангельских объятьях, – съязвил Рома. – Временами мне казалось, что тебе раз за разом кто-то вилы в задницу втыкал. Но сейчас разговор не об этом. В прескверном настроении я выбрался наружу и увидел под окнами спальни патрона кабриолет Грасы с поднятой крышей. А это означало, что она вернулась домой уже под самое утро, когда на улице было ещё ветрено и свежо. На Рождество патрон подарил своей молодой жёнушке новенький мерседес-кабриолет, а себе приобрёл «порш» последней модели. А нам всем жалостливо плакался, что у него денег на жизнь не хватает! Граса, вторая жена Жайме, годилась ему в дочери, ибо была сверстницей его старшего сына. Она быстренько родила своему потрёпанному супругу дочь, но воспитывалась малышка родителями Грасы. Супруги жили почти что свободным браком, так как Граса совершенно не ревновала мужа, хотя и догадывалась о его «левых» поползновениях. Скорее всего, патрон ночевал у Лидки Пустун, потому как вечером я видел его «порш» у дома, который она снимала. Вы, наверное, уже догадались, кто оплачивал аренду этого «маленького» двухэтажного особнячка. Вообще-то, обычно заботливый глава фирмы проверял условия проживания своей сотрудницы в ночь с пятницы на субботу. И это была лишь только одна из причин роковых последствий того безумного, суматошного утра. Страдая прогрессирующим склерозом, Жайме перепутал день своего посещения и застал в постели своей пассии своего снабженца Феликса Карапету. Хорошо хоть патрон не нагрянул к Лидке в четверг, а то все шишки достались бы Грише Дановичу.

– По-видимому, ваша фирменная нимфоманка по четвергам предпочитает окаменелое мужское достоинство, поскольку оно постоянно готово к употреблению, – насмешливо отметил я, но почему-то моя ирония никого не впечатлила.

– Хоть наш патрон далеко не Геракл, но если психанёт, то управиться с ним не так-то и просто, – продолжал тарахтеть вошедший в азарт Рома. – Как выяснилось, всю ночь он посвятил разборкам с подчинёнными, которые переходили в кулачные бои с примирительными перерывами между раундами. Так что к утру у него, как и у меня, было мерзопакостное настроение, но, в придачу, ещё и парочка фингалов на помятом «автопортрете».

5. Маятник хронометра Судьбы.

– Ой! Кажется, я увлёкся. – неожиданно спохватился Рома. – Прошу простить меня за маленькое лирическое отступление. Давайте прейдём к сути убийственного недоразумения, погубившему фирму «Barata e Neto». Когда я вышел во двор, то увидел, что вся моя одежда испачкана какой-то подозрительной грязью, а все мои брюки какая-то сволочь изгадила пакостной рвотной массой.

– В грязи ты вывалялся, когда по дороге домой поскользнулся на свежих собачьих какашках, – просветил Кузена его поводырь. – А если ты сходишь в кафе и заглянешь в зеркало, то увидишь ту сволочь, которая тебя обрыгала.

– Когда ночью мы вернулись домой, я упал на кровать и мгновенно уснул, – недобро поглядывая на Гришу, возобновил свой сказ былинщик. – Поэтому моя постель выглядела ненамного лучше, чем моя одежда. К тому дню весь мой гардероб полностью износился и на переодевание у меня остались лишь цветастые семейные трусы. Быстренько вымывшись под душем, я надел чистые трусы, сгрёб в охапку постельное бельё и грязную одежду и потащил всё это к бетонной баньейре, которая стояла неподалёку от флигеля. Налил я в это «джакузи» нагретой на солнце воды, высыпал туда из коробки весь стиральный порошок и вывалил в баньейру всё моё барахло.

– Между прочим это был мой порошок, купленный на мои кровные денежки, – скаредно забрюзжал оживший истукан. – Твой «Surf» ещё в марте месяце закончился.

– А с декабря по март ты в чьем порошке своё грязное бельишко полоскал?! – огрызнулся Кузен. – Так вот! Плескаюсь я в бетонном корыте, елозю туда-сюда зловонное тряпьё – и, вдруг, слышу тоненький жалостливый женский голосочек: «Romã! Romã! Romã!» И сразу же сообразил, что это дурочка Граса меня кличет. Только она так и не научилась произносить правильно моё имя и обзывает меня субтропическим фруктом. Любой идиот знает, что Romã по-португальски – гранат. Сколько раз уже ей говорил, что моё имя произносится с ударением на первом слоге!

Поднимаю мои слезящиеся глаза вверх, навожу фокус – и точно – красотка Граса! Выглядывает из распахнутого окна спальни и манит меня своей точёной холёной рученькой. На тело крашенной блондиночки был наброшен тоненький полупрозрачный халатик, который не очень-то и надёжно скрывал её женские прелести. Если судить по её стройной фигурке и плоском животике, то никто бы ни за что бы не поверил, что она недавно рожала. Пышные, чуток растрёпанные волосы собраны в кокетливый комочек на макушке, губки сложены пунцовым бантиком, бирюзовые глазища обрамлены длинными подкрашенными ресницами. Ну чем тебе не богиня любви Афродита, сбежавшая с Олимпа, чтоб вволю порезвиться на грешной Земле Матушке! У любого здорового мужика, даже у хронического импотента, несомненно, сразу бы слюнки ручьями потекли. Но я-то отлично понимал, что «клеится» к Грасе Барата – это самое что ни на есть безнадёжное в регионе Алентежу дело. На вид она казалась дурочка-дурочкой – слегка вульгарное личико, заманивающий, многообещающий взгляд. Но эта привлекательная «дурочка» прекрасно знала себе цену и, если бы на кого и клюнула, то только на принца или миллиардера. За три года я перевидал множество субчиков, которые пытались подкатить к Грасе, рассказывая ей по секрету о всех загулах её благоверного. Мадам Барата долго водила их за нос, но, в конце концов, надменно заявляла, что не изменяет своему мужу из принципа. Ей грех было жаловаться на Жайме, который тратил на её прихоти баснословные деньги. Похоже, что именно по этой причине он и влез, как потом оказалось, в чрезмерные и неоплатные долги. Как-то я спросил патрона, почему он до сих пор не начал реставрацию своего родового дома. Жайме ответил, что реставрация обойдётся на порядок дороже, чем постройка нового шикарного дома на пустынном месте. И ввиду этого, он соорудит в своем закрытом посёлке, на самом козырном месте, роскошный особняк, достойный даже супруги французского президента.

– Рома! А тебе не кажется, что ты снова слегка отвлёкся, – проскрипел своими каменными голосовыми связками внештатный критикан.

– Ты как всегда прав, Гриша, – печально согласился с критиком Кузен и вернулся в русло прежнего повествования.

– Romã! Romã! – жалобно промяучила Граса и, заметив, что я весь во внимании, излила на меня свои безосновательные претензии: – У меня в спальне освещение почему-то не работает. Люстра мигает и в ней что-то трещит. Ты же в понедельник её ремонтировал, а она три минуты назад совершенно погасла. А мне к приезду мужа макияж наложить надо.

– Вот дура! – в сердцах подумал я. – И зачем тебе макияж?! Он же тебя только старит! На небе ни тучки, солнце жарит во всю, а тебе дополнительное освещение подавай! В крайнем случае, могла бы включить и светильник на тумбочке!

Но фифочке я ничего не сказал, так как действительно ремонтировал люстру в начале недели. В ней, на потолочном клеммнике, зажимной винтик раскрутился и нужно было его лишь только чуток поджать. Но в понедельник у меня после празднования Дня печати голова от боли раскалывалась, и вместо плоской я взял крестовую отвертку. А люстра то была чересчур древняя и, когда её сварганили, винтов с крестовидным шлицем ещё не придумали. Мне кое-как удалось зажать контакт, люстра перестала мигать, и я со спокойной совестью пошёл похмеляться. А во вторник собирался прийти с нужным инструментом, но за текущими делами мои благие намерения вылетели из головы.

Чтобы не осложнять с Тараканами отношений, я пообещал фифочки сейчас же принять неотложные меры. А так как мы жили с семейством Барата по-добрососедски, по-свойски, то я и решил наведаться к ним в чём Боженька послал. А Боженька послал мне только семейные трусы и мои тяжёлые рабочие ботинки. Туфли мои были замызганы присохшим дерьмом и рвотой, а на их отмывание времени у меня уже не было. Засунул я ноги в ботинки, а там мокрота как в промозглых белорусских болотах! Но разбираться в причинах отсыревания моих говнодавов было уже некогда. Подхватил инструмент и стремянку и попёрся в спальню патронши на принудительные аварийные работы. А в ботинках что-то противно чвакает и из них почему-то прёт запашком потных ног и высокоградусного алкоголя. И мне так и не удалось догадаться о природе этого странного паранормального явления.

– Да никакой паранормальщиной там и не пахло, – презрительно фыркнул всезнающий «дервиш». – Когда мы поздно ночью вернулись во флигель, ты ведь ни сразу завалился дрыхнуть в кровать. У нас ещё осталась про запас не начатая полулитровая бутылка «Grey Goose». Я тогда уже с ног падал, но ты вознамерился выпить всю эту водку на сон грядущий. Однако наливать её было уже не во что. Последние стаканы мы перебили ещё в прошлый понедельник. Но ты без моего ведома разлил «Grey Goose» по своим немецким рабочим ботинкам и предложил мне выпить из них водку на брудершафт. Я тебя тогда не удавил только потому, что у меня от усталости сил больше не было. Ведь самая дешёвая бутылка этой французской водки стоит почти что сорок евро!

– И вы-таки выпили эту водку на брудершафт?! – искренне ужаснулся Степан.

– Не могу сказать тебе точно, – задумчиво почесал свой каменный затылок Данович, и на его спину посыпалась то ли перхоть, то ли крупнозернистый песок. – Мои глаза ещё запечатлели, как мы стояли с Ромой с переплетёнными в локтях руками и держали перед носами злосчастные ботинки. Помню, что из них исходил запах первоклассной водки с сильной примесью аромата потных ног. А дальше – чёрный провал в памяти.

– А я так и вообще всё начисто запамятовал, – сокрушённо вздохнул Кузен, но тут же отбросил мрачные мысли. – Хотя, может быть, это и к лучшему. И так, продолжим. Поднялся я на второй этаж в спальню, влача за собой тяжёлые как кандалы ботинки. Спальня была довольно-таки просторная с высокими потолками и двумя широкими окнами. Стены были обклеены цветочными обоями и увешаны писанными маслом старинными картинами. Слева, у дальней стены опочивальни, ближе к окну, стояло трюмо с тройным зеркалом и туалетным столиком. В правом углу размещался трёхстворчатый гардероб с зеркальными дверцами. Между ними, посредине, стояло резной комод, на котором стоял DVD плеер. Над комодом висел большой плоский цветной телевизор. Вдоль стен спальни стояло несколько стульев с мягкими сиденьями и спинками. Все эти предметы, кроме DVD и телевизора, явно принадлежали одному мебельному гарнитуру.

Но гвоздём опочивальни была огромнейшая старинная кровать под балдахином, занимающая не менее трети полезной площади помещения. На этом пространном ложе, нисколько не стесняя друг друга, могли бы попроказничать как минимум четыре пары свингеров. На стене, повыше изголовья, висело огромное овальное зеркало, как видно для того, чтоб супруги могли полюбоваться своими любовными играми со стороны. У изножья кровати, на специальных подставках, стояли два крылатых ангелочка с луками и стрелами, вырезанные в натуральную величину из какой-то твёрдой породы дерева. Этих лыбящихся пухленьких амурчиков маститый художник расписал красками, и они выглядели точь-в-точь как живые. Очевидно, в их обязанность входило постоянное подстёгивание «молодожёнов», чтобы те не приостанавливали процесс воспроизведения потомства.

С превеликим трудом я дошлёпал до средины опочивальни, поставил стремянку под люстру и, постанывая, начал взбираться к олимпийским высотам. Голова ужасающе трещала, я почти что ничего не соображал, а похмелиться было нечем. Ну, разве что сунуть нос в один из моих ботинков и надышаться испаряющимися наркотическими ароматами. Люстра состояла из двух массивных бронзовых ободов, скреплёнными тремя штангами, – большой, диаметром около метра, вверху, а меньший, имевший в поперечнике где-то с полметра, – пониже. Вся эта конструкция на трёх цепях подвешивалась к крепёжной чаше, привинченной к потолку. И чаша, и ободы были инкрустированы изумительными золотистыми пластинами в виде опавших осенних листьев. К ободам подвешивались гроздья хрустальных подвесок, а с их внутренней стороны крепились патроны с многочисленными лампочками. Люстра имела два режима функционирования – бытовой осветительный и ночной, для создания интимного полумрака в опочивальне. Лампочки были расположены так искусно, что, отраженные подвесками лучи, заполняли спальню радужными бликами при любом режиме работы.

Скрипя зубами, я снял с крепёжной чаши декоративную крышку и увидел, что контакт на клеммнике уже основательно подгорел. И тут я заметил, что шурупы, прикрепляющие чашу к потолку, заметно проржавели и люстра висит фактически на моём честном слове. А если эта массивная конструкция, вдруг, оборвётся, то запросто прихлопнет Таракана или Тараканшу, а коль «повезёт», то сразу же их обоих. Но если она сорвётся прямо сейчас, то жертвой несчастного случая стану я, а это никак не входило в мои перспективные планы.

Сначала всё моё нутро похолодело, но быстро отогрелось, ибо я утешил себя вполне тривиальной мыслю. Если эта махина провисела почти семьдесят лет и до сих пор никуда не отправилась погулять, то пару неделек она ещё подождёт. К счастью, прогнозы погоды на ближайшие две недели ни торнадо, ни землетрясения, ни цунами не предвещали. Так что поменяю шурупы на следующей недели на трезвую голову. А сейчас нужно только аккуратно зажать контакт, поставить на место крышку и быстренько распрощаться с гостеприимной хозяйкой. Но выполнить намеченные мной работы оказалось не так-то и просто. Мои руки предательски дрожали, а всё моё тело качалось на верхотуре как тоненький стебелёк на ветру. По дороге в спальню куда-то слетел прорезиненный наконечник с одной из ножек лестницы и стремянка утратила былую устойчивость. Меня пару раз здорово качнуло, я выронил из рук пробник, и индикатор напряжения разбился при падении на пол. Хорошо ещё, что, входя в спальню, я обесточил люстру стенным выключателем у двери, а то мог бы запросто угодить под фазу.

Постаравшись сосредоточиться, я снова принялся за работу, но никак не мог попасть наконечником отвёртки в шлиц зажимного винта. А тут ещё как назло в спальню вернулась хозяйка и, встав между амурчиками у изножья кровати, стала с интересом наблюдать за моим цирковым номером. Её халатик был запахнут с преступной небрежность, и с верхней полки стремянки мне открылся воистину восхитительный вид. О концентрации моего внимания на устранении опасной, аварийной ситуации не могло быть и речи! Один мой глаз смотрел на подгоревший клеммник, а взор второго словно магнитом притягивала ложбинка между холмами сладострастия Грасы. Такой потрясающей, безупречной груди мне ещё ни разу в жизни видеть не доводилось! Фифочка как будто ласкала меня своим возбуждающим, вульгарно-насмешливым взглядом, стараясь вызвать у меня безудержную кобелиную реакцию. Я явственно понимал, что стерва специально дразнит меня, чтобы потом от всей души посмеяться на моими восставшими в трусах возвышенными чувствами. Мне пришлось собрать в кулак всю мою силу воли, чтоб сдержать бурлящие эмоции и не поддаться на провокацию сквернавки. Дикая головная боль и смертельная усталость после вчерашней попойки помогли мне в этом праведном деле.

Хозяйка дома опустила свои глазища вниз, сконцентрировав взор на моих семейных трусах, – и ей очень не понравилось, что индикатор моей сексуальной распущенности так и остался на нулевой отметке. Тогда она выкинула номер прожжённой стриптизёрши, который окончательно добил, а заодно и доконал меня. Она села своими шикарными тугими ягодицами на край матраса, послабила завязку халата и с медлительностью садистки раздвинула свои длинные стройные ножки. Халатик распустился как цветок лотоса, – и вся моя горячая кровь хлынула в мои чресла.

Внезапно, отвёртка выскользнула из руки, дрожащие пальцы попали на клеммник, – и меня с ужасающей силой шандарахнули все разгневанные двести двадцать вольт в неудержимом единодушном порыве! Меня будто мощным ударом шокера резко отшвырнуло назад, и стремянка словно взбешённая кобыла встала на дыбы. Я как циркач балансировал на стоящей вертикально лестнице, а, зависшая в воздухе опорная стойка, как копытами указывала ножками на виновницу моего бедственного положения. (Уже позже, при разборке полётов, я узнал, что Граса, входя в опочивальню, по привычке щелкнула выключателем и таким образом подала напряжение на люстру).

Мне было предельно ясно, что если я упаду спиной назад с такой высоты, то или сломаю себе позвоночник, или же проломлю череп, ударившись затылком о пол. Мне было жизненно необходимо вернуть стремянку в устойчивое положение. Ухватившись за поручни, я, волнообразным и безобразным до неприличия сексуальным движением, дёрнулся всем телом вперёд, но, видимо, немного переусердствовал. Лестница начала клониться в сторону кровати, однако от моего порывистого извращенческого выкрутаса замки откидной доски выскочили из захватов. Передняя опорная стойка сложилась, стремянка превратилась в обыкновенную лестницу и теперь уже ничто не могло сдержать моего стремительного падения. Меня радовало только то, что теперь я летел лицом вперёд, но перспектива долбануться фэйсом о паркет тоже меня не очень-то и радовала. Чтобы гарантированно долететь до матраса, мне пришлось оттолкнуться от лестницы и рыбкой нырнуть вперёд. Но на моём пути оказалась патронша с распахнутым халатиком, с раздвинутыми ножками и с по-жабьи выпученными от испуга глазами. Я влетел носом в то само место, к которому были прикованы мои загипнотизированные глаза – в тенистую ложбинку межу её райскими холмами. Если бы не пышная грудь Грасы, которая сыграла роль подушки безопасности, то я бы сломал себе нос, а ей бы запросто проломил лбом грудную клетку. Тычком головы, я опрокинул вертихвостку на матрас, её раздвинутые ноги по инерции взлетели вверх и сомкнулись за моею спиной в замок чуть повыше ягодиц.