Аленка Водопьянова и волшебная книга

– Лучано Гранди – святой человек, говорила мне Рогнеда, когда поздно вечером мы подходили к уже знакомому мне дому. – Только после встречи с ним, я начала понимать, какую бессмысленную жизнь я прежде влачила. Если бы не он, мы никогда бы с тобой не стали друзьями… Я хочу, чтобы ты с ним познакомился поближе. Мое сердце говорит мне, что его Учение войдет и в твое сердце, как оно вошло в мое…

Я лишь молча кивнул. Поживем-увидим. Но пока что меня меньше всего волновала чужая философия. Все мои мысли были только о моей прекрасной спутнице…

– Что есть истинная магия? – вопрошал кого-то перепачканный краской взлохмаченный человек, стоящий у накрытой драпировкой картины, когда мы вошли в небольшую полутемную комнату битком набитую людьми.

Я узнал говорившего. Это был Казимир Мурильо; художник и местная знаменитость. Сам Сичебор как-то пытался заказать у него портрет, но тот наотрез отказался, сказав, что «не хочет рисовать тирана». При виде Рогнеды, художник подошел к ней и поцеловал руку. Затем он кинул взгляд на меня и заметно побледнел. Мне бросилось в глаза, что и остальные участники собрания напряглись при моем появлении.

– Друзья, не беспокойтесь, это наш друг, – неожиданно раздался мягкий негромкий голос Лучано Гранди.

Артист подошел к нам и жестом хозяина указал нам место, где можно сесть. Устроившись на жесткой циновке возле стены, я огляделся. Среди присутствующих я заметил несколько известных в городе музыкантов, поэтов, ораторов и философов. Я хорошо знал их в лицо, поскольку Рогнеда и ее браться принимали активное участие в культурной жизни города, и мне постоянно приходилось сопровождать их в качестве телохранителя на различных светских тусовках. Прочая публика тоже явно была образованной.

– Друзья, – снова заговорил художник, – теперь, когда моя Муза с нами, я хочу представить вам свое новое полотно. Я создавал его при помощи истинной магии, в коей я, увы, не великий мастер, поэтому прошу не судить меня строго.

С этими словами Мурильо подошел к накрытому холсту и театральным движением сдернул с него драпировку. Я ожидал увидеть прекрасную картину, но меня настигло разочарование: изображение представляло собой черный квадрат в массивной деревянной раме, на нижней части которой имелась медная табличка с названием: «Седонна во мраке». Я грешным делом подумал было, что автор над нами решил поиздеваться, но взглянув на сияющее лицо художника отбросил эту мысль прочь: тот определенно был горд своим творением и жадно смотрел на присутствующих, явно ожидая похвалы.

– На эту картину следует смотреть с закрытыми глазами, иначе ничего не увидишь, – шепнула мне Рогнеда.

Я кивнул. Только теперь я заметил, что все вокруг прикрыли глаза. Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру. Если я ничего и не увижу, то по крайней мере буду хоть выглядеть как культурный человек.

На протяжении десяти минут я честно сидел в полной темноте, но результата так и не дождался. Зато прочая публика пришла в настоящий экстаз. На Мурильо со всех сторон сыпались комплименты:

– Это, положительно, гениально; Казимир, ты нынче превзошел самого себя! – горячо говорил какой-то знаток, обеими руками тряся руку художника.

– Друзья, оцените момент: перед нами только что открылась абсолютно новая великая эра в искусстве! – страстно вещал другой ценитель, и все вокруг согласно кивали.

– Картина несомненно выдающаяся. Это полный успех! – расточал комплименты третий.

– Грандиозно, ничего подобного в мире еще не было! Казимир, ты – гений! – задыхаясь от восторга, говорил четвертый.

Чувствуя себя полным идиотом, я тихо спросил у Рогнеды:

– Скажи, что там нарисовано, а то я вижу только черный квадрат и ничего больше…

– Не переживай, Петр, – сказала Рогнеда, и мне показалось, что она посмотрела на меня с искренней жалостью. – Истинное искусство доступно лишь немногим избранным. А у тебя просто не было еще возможности, получить хорошее образованию. Обещаю, в ближайшее время я крепко возьмусь за тебя. Что касается этой картины, то – это мой обнаженный портрет на фоне первородного хаоса и мировой тьмы. Я четыре месяца позировала в мастерской Мурильо… Но давай послушаем, что говорит Аполлон, – и она с интересом уставилась на широкоплечего бородатого гиганта, который подошел к картине.

Этого человека я также хорошо знал: Аполлон Григ; местный поэт и постоянный возмутитель спокойствия. С присущим ему неистовым темпераментом он страстно начал делиться своими эмоциями.

– Поверите ли мне, други мои, когда я только взглянул на эту картину, мне захотелось плакать… Да, это странно, не правда ли? Этакого высочайшего идеала женственности, по моим о женственности представлениям, я и во сне даже не видывал… И есть тайна полудушевная, полутехническая, в ее создании. Мрак полностью поглотивший этот прозрачный, бесконечно нежный, девственно строгий и задумчивый лик, играет в картине столь же важную роль, как сама седонна… И это не какой-то художественный трюк. Для меня нет ни малейшего сомнения, что мрак этот есть мрак души самого живописца, из которого вылетел, отделился и бесследно улетучился этот божественный сон, образ, весь созданный не из лучей дневного света, а из розового сияния зари… Смотрел и смотрю на нее и вблизи, и вдали и дивлюсь только одному: простоте создания…

Вот на этом месте я впервые почувствовал солидарность с оратором. Я не рискнул высказать это вслух, но про себя подумал, что нарисовать черный квадрат я бы с грехом пополам и сам мог за пару минут, не мучая при этом так долго бедную Рогнеду. И все же, что в этом шедевре такого, на что стоило потратить целых четыре месяца? Не мог же художник в самом деле использовать картину лишь как законный повод, чтобы приглашать наивную девушку в свою мастерскую и заставлять ее позировать обнаженной. Я невольно с ног до головы окинул взглядом умопомрачительную фигуру моей седонны. Или все-таки мог…

Аполлон Григ, меж тем, все не унимался:

– Мне тяжело говорить, чувства переполняют меня… Позволите ли вы мне продолжить на языке поэзии. Ибо только этот божественный язык своими едва слышными намеками способен выразить невыразимое…

Присутствующие горячо поддержали намерение поэта, и в наступившей полной тишине, Аполлон Григ начал декламировать свой экспромт:

Глубокий мрак, но из него возник

Твой девственный, как сон, полупрозрачный,

Наполненный нездешним светом Лик.

Глубокий мрак, и ты из бездны мрачной

Восходишь, как лучи зари, светла,

Сияя наготою новобрачной.

Чуть отступив от юного чела,

Не смея чистоты такой касаться,

Сильнее лишь сгустилась всюду мгла,

Начав в борьбе со светом возрождаться.

Ведь тьма и свет еще со Дня Творенья

Не могут ни сойтись и не расстаться.

Откуда ты, чудесное виденье?

Кому несешь сосуд воды живой?

Где нам сулишь покой и утешенье?

Я за тебя дрожу, о ангел мой.

Как ты могла необъяснимо слиться

С окутавшей тебя зловещей тьмой?

Там хаос непроявленный гнездится…

Когда поэт закончил, все присутствующие громко захлопали, и на Аполлона Грига посыпались комплименты. А я снова ничего не понял, и лишь сидел и хлопал глазами. Но потом решил, что стыдиться мне нечего. В конце концов, если я к своим неполным семнадцати годам научился справляться с опытными наемными убийцами и темными магами высоких степеней, то и современное искусство как-нибудь да осилю. Главное, верить в себя.

Началось оживленное обсуждение картины. Все обступили художника и стали осыпать его вопросами. В это время Лучано Гранди прошел мимо нас с Рогнедой к двери и сделал знак, чтобы мы следовали за ним. Мы поднялись с циновки прошли за хозяином в его скромный кабинет.

– Что вы думаете о картине и той, кто на ней изображен? – обращаясь к нам спросил Лучано.

Рогнеда скромно потупила взор, а я лишь развел руками: «мол, простите дурака, но вопрос не по адресу».

– Красота спасет мир, – задумчиво сказал артист, – но истинная красота, также как истинная магия, всегда скрыта от любопытных глаз и мы часто видим лишь ее жалкую тень, а то и вообще ничего не видим…

– Лично я ничего не видел, – честно признался я.

– Это не удивительно, – спокойно сказал Лучано. – Еще тогда в цирке я понял, что ты ослеплен ненавистью…

Я посмотрел на артиста с несказанным удивлением. За те несколько секунд, когда я целовал его руку, он прочитал меня насквозь и узрел то, что под ледяной маской я три года успешно скрывал от всех окружающих.

– Лучано Гранди, ты самый поразительный человек из тех, которых я когда либо встречал, – сказал я. – Одного не пойму, зачем ты выступаешь в цирке как простой артист.

Несколько секунд наш хозяин молчал, а потом ответил:

– Обычно я говорю людям, что мной движет любовь к странствиям и желание приобщить мир к истинной магии. Роль артиста из бродячего цирка для этого как нельзя кстати. Но это лишь часть правды для простых обывателей. Перед такими как ты и Рогнеда мне скрывать нечего. Поэтому я скажу тебе всю правду: мною движут гнев и любовь. Гнев по отношению к тиранам и любовь к справедливости. Мой праведный гнев, Петр, сродни твоей ненависти к твоим поработителям. Но только ты надеешься срезать лишь пару тройку ядовитых грибов, а я хочу разом искоренить всю грибницу…

Меня охватило сильное волнение и я вскочил на ноги:

– Ты говоришь мудрые слова, Лучано. Я и сам понимаю, что смерть нескольких выродков ничего не решает и лишь способна принести дополнительное горе моим близким. Скажи, что ты предлагаешь. Можешь на меня полностью рассчитывать.

Рогнеда тоже встала на ноги, подошла и обняла меня:

– Спасибо Петр, за то, что ты с нами… Теперь я выйду. Все дальше сказанное должно остаться между вами, – сказала Рогнеда и быстро скрылась за дверью.

– В этом мире, – сказал Лучано, когда дверь за Рогнедой закрылась – остался только один оплот справедливости и свободы – вольный город Шемаха. В ближайшие месяцы Сичебор собирается пойти на него войной и уже готовит войско к походу. Я давно собираю лучших людей по всему свету, чтобы достойно встретить его и положить конец его правлению.

Я с большим сомнением покачал головой. Кому как не мне знать реальную силу Верховного Мага.

– Сичебор слишком могуч. В обычном бою ты не сможешь его сокрушить, разве что в личном единоборстве тебе, возможно, удастся направить его силу против него самого, как ты это делал в цирке. Но ты такой один, а за ним целый сонм могучих и свирепых магов, не знающих страха и жалости. Прости, но при всем уважении, у тебя и твоих друзей нет ни единого шанса: Сила на стороне магов. И все же я готов помочь вам, чем смогу.

– Ты прав, Петр, во всем кроме одного: преимущество на нашей стороне. Магами движет лишь страх, страх лишиться всего, чем они владеют. Чем больше они награбят и захватят стран, тем больше их страх все это потерять. Поэтому они и стремятся подчинить себе все и вся. Воин, чье сердце сковано страхом, не может драться в полную силу. Нам же с тобой терять нечего, поэтому наш разум чист, и руки не дрожат. Стало быть, это у Сичебора нет ни единого шанса нас победить, если мы все сделаем по уму. Рогнеда обещала, что сможет перед побегом в Шемаху уничтожить все имеющиеся в замке запасы витамина Ю. Но остаются еще единороги. От них нужно избавиться. И вот об этом, я хотел бы попросить тебя.

При этих словах Лучано мое сердце содрогнулось от боли. Меньше всего на свете я хотел бы причинить вред этим чудесным созданиям.

– Ты предлагаешь мне сделать страшные вещи… Но я понимаю тебя. Сила Сичебора в единорогах. Без невидимого войска ему трудно будет овладеть неприступными стенами Шемахи, если он вообще решится пойти на это… Однако, если даже я заставлю все стадо броситься в пропасть, это не сильно поможет делу. Рога с мертвых единорогов никуда не денутся. Сичебора все это лишь ненадолго задержит, но не остановит…

– Не нужно, чтобы единороги бросались в пропасть и погибли, – мягко сказал Лучано Гранди. – Эти существа единственные проводники истинной магии. Без них наш мир рухнет.

Я непонимающе уставился на артиста.

– Я целый год помогал отцу на пастбище, и не заметил в этих прекрасных и беззащитных животных ничего необычного. О чем ты вообще говоришь, Лучано?

– Сегодня ты также не заметил, что прямо перед тобой находится одно из величайших произведений искусства из тех, которые когда либо были созданы рукой человека…

Возразить против этого железобетонного аргумента мне было абсолютно нечего.

– Я тебя понял… Тогда объясни, что я должен сделать.

– Если ты хочешь помочь общему делу, ты должен во время полной луны прийти на пастбище. Только в это время там появляется вожак единорогов. Ты его сразу узнаешь… Скажи ему, чтобы он немедленно увел единорогов, иначе ты будешь вынужден загнать стадо в пропасть. Объясни ему суть дела. Ты – пастух, поэтому он тебя выслушает и примет нужное решение. А теперь вернемся, к нашим друзьям. Нехорошо, что нас так долго нет.

Я пошел к двери вслед за Лучано Гранди, но перед самым выходом не удержался и задал тот же вопрос, что и художник:

– Что есть истинная магия?

Артист обернулся и отрицательно покачал головой:

– Всему свое время, друг. Всему свое время…

Глава 17. Время говорить

Рогнеда сдержала свое обещание заняться моим образованием и всерьез взялась за дело. Книги по боевой магии и единоборствам теперь пылились на дальних полках, а их место на моем рабочем столе заняли сборники стихов, романы и философские сочинения авторов, до понимания которых по мнению Рогнеды я уже дорос. Больше всего меня заинтересовали книги в жанре магической фантастики, где повествовалось об удивительных мирах, жители которых изобрели двигатели внутреннего сгорания, компьютеры, открыли электричество и атомную энергию. Фантазия авторов порой просто поражала воображение. Я с упоением читал про гигантские летающие аппараты, способные переносить десятки обычных людей и магов на огромные расстояния; про плюющихся огнем железных боевых монстров на гусеницах и загадочные телевизоры, по которым можно смотреть веселые мультики и выпуски новостей. В одном из подобных фантастических романов мое внимание привлекла игра, которой в свободное от просмотра мультиков время с упоением предавались главные герои, советские пионеры Жора и Вася. Игра называлась «настольный хоккей». Благодаря подробному описанию я смог смастерить у себя в башне нечто подобное и выучить правила. Когда игра была полностью готова я позвал Рогнеду к себе в гости, пообещав ее хорошо развлечь.

– Петр, я не верю своим глазам, с каких это пор ты увлекся магией вуду? – удивленно спросила Рогнеда, когда увидела хоккейную коробку со множеством маленьких ярких человечков, которая возвышалась на каменном постаменте посреди моей комнаты.

– Я нашел эту игру в одной из фантастических книг из того списка, которые ты мне рекомендовала прочитать. Она называется «настольный хоккей». По-моему, очень весело, смотри – сказал я, и начал быстро вращать выдвижные ручки, заставляя человечков передавать друг другу плоский черный камешек. Сделав очередной пас, я отправил камешек мимо неподвижного вратаря в сетку ворот.

– Не понимаю, что тут интересного, и зачем такие сложности, если все можно сделать гораздо проще, – демонстративно зевая, сказала Рогнеда.

Затем она взглядом вытащила камешек из сетки ворот и по воздуху попыталась забросить его в противоположные ворота. Но мой вратарь вовремя оказался на месте.

Рогнеда разочарована прикусила губу.

– Вот видишь, не так-то все и просто. Кроме того, здесь запрещается применять боевую магию и разрешается действовать только руками.

– Ладно, убедил. Попробую не заснуть. Объясняй правила.

– Все очень просто, – с готовностью начал объяснять я. – задача игроков с помощью железных человечков забросить камень в ворота соперника. Это называется «забить гол». Камешек называется «шайбой». Тот кто пропустит шайбу, обязан выполнить любое желание соперника, либо получить щелбан по лбу.

– Вот как? – недоверчиво спросила Рогнеда. – Смотри, Петр, ты сильно рискуешь. Я заставлю тебя прочитать всю мою библиотеку.

– Сначала забей мне хоть один гол, прежде чем угрожать мне этой бесчеловечной пыткой, – сказал я и приступил к сбрасыванию.

Закипела жаркая схватка. Рогнеда училась прямо на ходу, и скоро мой вратарь едва успевал отбивать ее ловкие броски. И все же она пропустила первой.

– Гол!!! – радостно заорал я как, вытирая пот со лба.

– Хм, тебе просто дико повезло, – с досадой сказала моя соперница. – И что я должна теперь делать?

– Ты должна меня поцеловать, или, если откажешься, я ставлю тебе щелбан.

– Целовать? Вот еще! Мой поцелуй нужно сперва заслужить. Я выбираю щелбан, – сказала она, совершенно не подумав о последствиях.

– Ну, тогда держись, – сказал я и сложил пальцы для щелбана.

Рогнеда подставила лоб и я ничтоже сумняшеся специально отвесил ей щелбан со всей мочи, чтобы в следующий раз она сделал более правильный выбор.

– Ай! Ты чего вытворяешь, у меня же теперь шишка на лбу! – обиженно завопила девушка, потирая ушибленное место.

– Прости, честное слово, не рассчитал…

– Бог простит. Играем дальше. Сбрасываю! – яростно огрызнулась Рогнеда, и игра понеслась по новой.

На этот раз моя седонна действовала в обороне намного осторожней, но опыт был на моей стороне. Всю прошедшую ночь, я тренировал игроков отдавать друг другу быстрые и неожиданные пасы. Кроме того, у меня в запасе имелось несколько убойных комбинаций, когда игроки, получив шайбу, били в одно касание с хорошо пристреленных позиций.

– Го-о-о-ол!!! Два ноль!!! – восторженно заорал я, когда камешек во второй раз очутился в воротах моей ненаглядной.

Сложив пальцы для нового щелбана и изобразив садистскую улыбку, я направился к Рогнеде, на ходу усиленно разминая плечи и шею, чтобы у девушки отпали всякие сомнения в серьезности моих намерений.

– Стой! – закричала она. – Что угодно, только не щелбан…

– Тогда с тебя поцелуй, – сказал я, торжествуя в душе.

Привстав на цыпочки, Рогнеда слегка чмокнула меня в подставленную щеку и быстро вернулась на место. Ей не терпелось отыграться:

– Поехали заново. Я сбрасываю!

Мы закончили играть глубоко за полночь при счете 78 – 56 в мою пользу. Рогнеда на прощанье подошла ко мне и неожиданно влепила щелбан такой силы, что я едва удержался на ногах.

– Это тебе за вранье! – сказала она. – Я читала ту книгу и прекрасно помню, что не было там никаких щелбанов и загаданных желаний, а игра шла просто на счет.

Затем она обняла меня за шею и нежно поцеловала в самые губы.

– А это тебе за чудесный вечер…

– Спасибо, дорогая, – сказал я потирая, выскочившую на лбу шишку.

Одним чтением мое образование не ограничивалось. Рогнеда регулярно водила меня в театры и на выставки. Вот так совершенно неожиданно для себя я с головой погрузился в культурную жизнь столицы, где в то время кипели нешуточные страсти, отодвинувшие на задний план все военные, политические и экономические новости. Как и предсказывалось, картина «Седонна во мраке» произвела подлинную революцию в искусстве. Охочие до всего нового молодые живописцы жадно ухватились за новые идеи и успешно довели дело до полного абсурда. Дело в том, что большинство подражателей, подобно мне, не владели истинной магией, поэтому ухватились лишь за форму шедевра Мурильо, тогда как его гениальное содержание осталось для них недоступным. Выставки заполонили картины с черными квадратами, ромбами и треугольниками. Количество художников на душу населения резко возросло, а конкурс на поступление в Академию художеств, наоборот упал до исторического минимума. Наметился острый дефицит линеек и циркулей. Художники не стесняясь экспериментировали, нагромождая холсты хаотически разбросанными геометрическими фигурами. Зрителям предоставлялось самим гадать, что же хотел сказать автор. Зато названия работ несказанно радовали и будили воображение: «Ночное купание обнаженных негров с афрорусалками» (строго 18+), «Безлунная ночь на кладбище в середине августа», «Темный маг застрявший в вонючей черной дыре», «Седонна под одеялом» (18+), «Чапаев и темнота», «В гробу», «Крот в норе», «Инь без Ян», «Шахтеры встречают утренний рассвет в шахте», «Черный писец», «Темнейший мутит воду», «Дездемона ночью ищет Отелло в спальне».

Сторонники и противники нового искусства разделились на два непримиримых лагеря, «интуитивистов» и «формалистов», яростно враждующих между собой. Частные телохранители оказались как никогда востребованы и зарабатывали баснословные деньги. Официальные власти с удовольствием поддержали всеобщий ажиотаж, поскольку он отвлекал население от тяжелых социальных и экономических проблем. Всеобщее брожение умов спровоцировало расцвет философской и критической мысли. «Была бы форма, а содержание найдется» – провозглашали формалисты. «Искусство без истинной магии мертво» – с пеной у рта доказывали интуитивисты, но их мало кто слушал, поскольку они толком так и не смогли объяснить простым обывателям, что же такое есть истинная магия и с чем ее едят. Неистовый Аполлон Григ, конечно же, не мог остаться в стороне и своими язвительными экспромтами громил формалистов направо и налево:

В картинах смысл ищу напрасно,

Зато с художником все ясно…

По выставке гуляю я чин чином

И чувствую, как становлюсь кретином.

Повсюду точки, линии, фигуры -

Рехнуться можно от такой фактуры.

Везде художник дерзко дал понять,

Что задницей он мастер рисовать.

И в чем же тут искусство? Нет, робяты,

Любуйтесь сами на свои квадраты.

Пускай в своих парижах он – кумир,

Я б не повесил это и в сортир.

Да нет, он гений. Это я болван,

Что заплатил за этот балаган.

Мальчонки крик встревожил галерею:

"Ой, пап, смотри, и я ведь так умею!"

Ответь, презренный раб карандаша,

Где тут любовь, гармония, душа?

Все эти дни я пребывал на верху блаженства. Наш роман с Рогнедой стремительно развивался. Никогда в жизни мне еще не было так хорошо. Разумеется, для окружающих я оставался простым слугой, безродным рабом, чья участь беспрекословно подчиняться своим господам. Среди магов бытовало устойчивое убеждение, что такие как я, находятся на низшей стадии духовного развития и поэтому никакие дружеские отношения магов и простолюдинов невозможны. Что уж там говорить о любви. Полагаю, Рогнеда была единственным магом во всей столичной Нур-Бухре, кто видел во мне равного и при этом еще и любил. Конечно же, свои чувства ко мне она тщательно скрывала. Выведай Сичебор, что его родная дочь полюбила презренного раба, он бы, ни секунды не задумываясь, проклял ее навеки и тотчас же выгнал из дому. Меня, разумеется, ждала бы куда более печальная участь.

Время стремительно шло. Сичебор, наконец, подготовил свою войско; поход на Шемаху был назначен на ближайшие дни. Пора было действовать. За пару дней до выступления поздно вечером Рогнеда появилась в моей башне.

– Петр, я пришла с тобой попрощаться, – печально сказала девушка.

– Ты собираешься бежать прямо сейчас?

– Да, я усыпила стражу и уничтожила почти все запасы витамина Ю. Утром отец обязательно узнает, кто это сделал. К сожалению, руны ему никогда не лгут…

– Ты говоришь, что уничтожила не все? – удивился я.

– Конечно! Я забрала часть с собой, сколько смогла. Будем бить магов их же оружием! Вот возьми, тебе пригодится, – сказала Рогнеда и вручила мне узелок с витамином Ю.

– Спасибо, думаю, это меня сильно выручит, – сказал я, принимая подарок.

– Не знаю, о чем с тобой говорил Лучано, но уверена, ты позаботишься о том, чтобы мой отец не мог больше спиливать рога единорогов…

Я промолчал. Лично я не видел смысла скрывать от любимой девушки разговор с Лучано, но Рогнеде видней. Если она не хочет знать лишнего, значит у нее есть на то веские причины.